Простить или проститься 1 страница

Глава 33

Простить или проститься

Ты там, где свет, а я — где боль,

Где силы нет владеть собой,

Где жизнь — струна, и ей длина —

Обрывок сна...

(Город 312)

Это было поистине мучительно.

С того дня, когда она впервые пришла к нему в комнату, прошло уже две недели, и их Гермиона провела, как на вулкане: поведение и настроение Драко невозможно было предугадать. Он исчезал и появлялся, ничего не объясняя — то избегал её, делая вид, что они не знакомы, то набрасывался с поцелуями.

Всё это совпало с началом последнего учебного семестра, и, как следствие, огромной нагрузкой по учебе, от которой Гермиона уже успела отвыкнуть за месяц, проведенный в параллельном мире. Кроме того, ночные кошмары, начавшие преследовать её в ночь перед возвращением, только усилились. Теперь часто снилась грядущая война. Её неумолимость и скорое начало чувствовались уже сейчас. По утрам стало страшно открывать утренние газеты, потому что в каждой из них было написано о новых схватках Авроров и Пожирателей; операциях и унесенных жизнях, что сильно давило на психику Гермионы, напоминая: в другом мире эти люди могли быть живы. Возможно, именно поэтому в своих снах она вынуждена была убивать, теперь уже по-настоящему, а не словами, вписанными в книгу. Каждый вечер становился пыткой, потому что ложиться спать было страшно, но усталость брала своё. Всё же заснув, Гермиона непременно погружалась в кровавый ад — каждый раз новый, но всегда пугающий и жестокий. Утром вскакивала в холодном поту и заставляла себя идти на уроки, хотя учёба теперь тоже была не в радость.

Несколько раз Гермиона думала позвать к себе Драко и попросить его остаться с ней на ночь, потому что была уверена — с ним кошмары уйдут. Но решиться на такое пока не могла, ибо вряд ли после этого они будут просто спать. Осознание того, что скоро, наверное, придется перевести их отношения на новый уровень, пугала и завораживала одновременно. Но Гермиона не хотела торопить события, так как до сих пор не разобралась, что было у Малфоя на уме.

* * *

Гермиона села на своё место в Большом зале, налила кофе и отхлебнула, найдя взглядом Драко, который сидел в другом конце и размазывал еду по тарелке. Они не разговаривали уже три дня, и она успела соскучиться. Малфой же избегал её, не желая объяснять, что случилось.

— Приятного аппетита, — пожелал Гарри, опустившись рядом.

— Спасибо. И тебе, — улыбнулась ему Гермиона, стараясь выглядеть бодро и не показывать другу, как тяжело ей приходится, потому что ему явно было не легче. В последние дни Гарри стал молчаливым и угрюмым, всё чаще проводил вечера в одиночестве. Несколько раз Гермиона пыталась поговорить и предложить свою помощь, но он отнекивался, ссылаясь на то, что не хочет беспокоить их с Роном без крайней необходимости. Она не настаивала, потому что теперь, как никто другой понимала, что есть вещи, о которых легче молчать. А лишние обсуждения того, что, вероятно, совсем скоро им придётся вступить в войну, вряд ли бы кому-то помогли.

Почтовые совы, принесшие утренние газеты, влетели в зал. Через секунду Гермиона держала в руках их посылку — новый выпуск «Ежедневного пророка". Тяжело вздохнула и принялась листать. Новостей о войне становилось всё больше. Взгляд Гермионы зацепился за фразу:

"Схватка Авроров с Пожирателями Смерти закончилась победой первых. Ещё одна база приспешников Сами-знаете-кого обезврежена, однако не обошлось без жертв. В битве погибло пятеро авроров: Эндрю Аллес, Фредерик Паркинсон…"Недочитанная газета упала на стол, испачкавшись в джеме от круассана, а перед глазами Гермионы возникло лицо девушки с длинной косой.

Не переживай хотя бы из-за меня… Если Фред там жив, то всё правильно. И мне ни капли не страшно…» — мелодичный голос зазвенел в ушах, преломляясь.

Кларисса Рейвери — та, кто пожертвовал собой ради любимого человека. Была готова умереть, чтобы он жил, но всё оказалось напрасным.

Зал наполнился какофонией голосов, а щеки Гермионы запылали. Она поняла, что не сможет находиться здесь больше ни минуты — нужно было побыть одной.

— Что с тобой? — голос Гарри, заметившего смятение Гермионы, прозвучал для той как сквозь толстый слой ваты.

— Ничего страшного, — она резко обернулась, наскоро сжала его руку и выдохнула:

— Не переживай, я скоро вернусь.

Последние моральные силы ушли на этот спокойный тон, потому что последнее, что Гермиона хотела сейчас сделать — это расстроить Гарри. Только оказавшись в коридоре, она смогла дать волю раздирающим душу чувствам. Нашла ближайшую нишу, забралась туда с ногами, обхватила колени и закрыла глаза. Захотелось стать маленькой девочкой, которая ещё не знает, что такое выбор и чувство вины.

Видимо, она задремала, потому голос Клариссы стал более отчетливым, и они с Фредом, держась за руки, вышли из серого тумана, в котором вдруг оказалась сама Гермиона. Она точно знала, что он несет с собой смерть, подобно тем струям из серебряного кубка.

— Убийца, — сказала Кларисса ледяным голосом. — Ты убила нас всех, и будешь расплачиваться за это вечность…

— Вечность… вечность… вечность… — повторило эхо, а туман окутал Гермиону, забирая силы и лишая рассудка.

Тяжело дыша, она выпрямилась, больно ударившись головой о верхнюю часть ниши, ставшей временным убежищем. Судя по всему, первый урок придётся пропустить…

* * *

Вечером она обмакнула перо в чернильницу и всё-таки решилась написать Драко.

"Привет.

Сегодня прочитала в газете, что погиб Фредерик Паркинсон. Знаешь, эта новость окончательно выбила меня из колеи.

Мне очень плохо, и я хочу поговорить. Давай увидимся?"

Ответ пришел почти сразу:

"Привет.

Я тоже читал эту новость, очень жаль Фредерика… Но прекрати винить себя! Уж тут ты точно ни при чём.

Насчет же встречи… Сейчас не самое лучшее время, извини".

Гермиона скомкала записку и разрыдалась, вдруг почувствовав себя никчемной и никому не нужной.

Не лучшее время?! Почему, когда ей так нужна поддержка, у него «не лучшее время"?..

Ночью Гермиона не спала, в очередной раз накачавшись кофе и теперь занимая себя уроками и рисованием, вот только вдохновения для творчества не было, а учеба вдруг стала искренне противна.

Гермиона боялась, что если ничего не изменится, совсем скоро она сойдет с ума.

* * *

Она повертела в руках колбу с красной жидкостью, которую несколько дней назад тайком забрала у Драко, когда тот ненадолго вышел из комнаты.

При других обстоятельствах никогда бы не стала так делать, но было необходимо выяснить правду, которую Малфой старательно скрывал.С Драко творилось что-то неладное: с каждым днем он выглядел всё хуже и постоянно пил жидкость из колб. Хотя и старался делать это тайно, Гермиона знала, что есть два вида употребляемой им гадости. Первая — красная, а вторая — похожа на чай.

Все попытки расспросить его, что это, Драко пресекал на корню, при этом они приводили его в такое бешенство, что Гермиона решила не подвергать риску свою безопасность и психическое здоровье Малфоя, изучив их самостоятельно.

Забрав по одной колбе из каждого ящика, она выбрала время и отправилась в лабораторию для самостоятельных занятий, чтобы проанализировать состав зелий. За три дня она побывала там уже четыре раза. Посещения были связаны с определенными трудностями, потому что лаборатория являлась общественной, а Гермиона занималась отнюдь не учебой. Рон очень не вовремя потерял Карту Мародеров, которая сейчас была бы весьма кстати. Именно поэтому Гермиона, используя пока ещё не утраченную Мантию Невидимку, ходила в лабораторию после отбоя.

Первое зелье оказалось сильнодействующим успокоительным, и это удалось выяснить почти сразу. Второе же стало главной головоломкой, занимающей теперь все мысли Гермионы. Состав не удалось определить полностью, но было ясно одно: зелье запрещенное, невероятно сильное и сваренное специально для Малфоя. Кроме того, в нём обнаружилось очень сильное галлюциногенное вещество, что тоже не вызывало энтузиазма. Однако, Зелье явно было не просто наркотиком, а чем-то куда более сложным. Гермиону беспокоило даже не то, чем именно, а то, зачем Драко его принимал. Однако прежде чем прийти и задать ему прямой вопрос, она решила собрать побольше фактов и тем самым лишить его возможности в очередной раз отмахнуться.

Сейчас Гермиона прошла в лабораторию, зажгла светильник, наложила заглушающее заклятие, заперла дверь, но всё же решила не снимать мантию. Конечно, все меры предосторожности окажутся малоэффективными, если кто-то решит прийти сюда осознанно, но так, по крайней мере, оставалось меньше шансов нарваться на Филча.

Вздохнув, Гермиона зажгла горелку, и капнула зелье на стекло, решив в очередной раз попытаться разделить его на компоненты и рассмотреть их под увеличительным прибором.

* * *

Драко вытащил Карту Мародеров и развернул её на столе. Всё-таки хорошо, ему хватило ума не проболтаться о ней Гермионе и не раскрыть свой план до конца, остановившись на последнем письме, не упомяная ни об Оборотном Зелье, ни о разговоре с Уизли, ни о Карте. В последнее время этот артефакт стал своеобразным развлечением, вносящим хоть немного разнообразия в грязно-серые будни.

Несколько раз он выбирался гулять по Хогсмиду, изучил все скрытые проходы и потайные места в замке. Однако больше всего ему нравилось наблюдать за Гермионой: смотреть на имя на карте и представлять, что она делает, например, сидя в своей комнате или гостиной Гриффиндора. Теперь Драко всегда знал, где Гермиона находилась и с кем общалась, и это давало приятное ощущение контроля. Она часто гуляла по вечерам в одиночестве, а Малфою нравилось заставать её врасплох, выходя из темноты и сжимая в объятиях или возникая на пути тогда, когда та меньше всего ожидала его увидеть.Первое время слежка была лишь забавным вечерним ритуалом, и Драко, с удовольствием отмечая, что Гермиона теперь практически не общается со своими друзьями, закрывал карту и ложился спать. Но потом всё изменилось, потому что последние три вечера она проводила отнюдь не в комнате.

Непонятно зачем Гермиона Грейнджер ходила в лабораторию для самостоятельных занятий. После отбоя. Сначала он думал, что она просто со свойственным для себя фанатизмом подошла к учебе, но сегодня засомневался в этом, поняв, что её дипломный проект связан с Рунами, а не с Зельями, профессор Снейп же задал на следующее занятие всего лишь эссе.

А у него пропало две колбы. Ещё неделю назад Драко пересчитывал их и решил, что успокоительного хватит до конца недели, а сегодня понял, что на воскресенье остался один флакон вместо привычных двух. Засомневавшись, проверил и Зелье Подготовки. Исходно в коробке было двадцать колб, выпил он восемь, а осталось одиннадцать.

Страшная догадка заставила Драко вздрогнуть. Сердце пропустило пару ударов, а на лбу выступил холодный пот.

Она бы не стала… Это же Грейнджер, гриффиндорка.

Хотя, теперь уже всё возможно.

В последнее время состояние Драко сильно ухудшилось, он часто срывался, пропадал, не желая показываться Гермионе в самом плачевном из своих состояний. А она задавала вопросы, пытаясь докопаться до истины. Но мысль о том, что придется раскрыть ужасную, низкую правду, приводила Малфоя в панику.

Для неё он хотел быть кем угодно: снобом, властным аристократом, эксцентричным и опасным эгоистом, но не рабом Лорда, готовым в любой момент лишиться рассудка.

Наскоро сложив карту, Драко бросил её в ящик стола и поспешно покинул комнату, молясь, чтобы его догадка оказалась ложной.

* * *

У неё почти получилось: под действием огня, специального раствора и нескольких заклинаний ещё два ингредиента злополучного зелья были определены. Состав всё больше походил на запрещенное Зелье Подчинения, сходное по действию с заклинанием Империю, но всё-таки существенно отличался.

Гермиона нахмурилась. Уйдя с головой в работу, она напрочь забыла о безопасности, но сейчас вдруг показалось, что за дверью кто-то был. Замерла одной позе, надеясь, что это была лишь игра воображения, но дверь вдруг жалобно заскрипела.

Внутренне сжавшись и боясь обернуться, Гермиона взмолилась, чтобы это оказался лишь Филч, совершающий вечерний обход, а её защитное заклятие не дало трещину.

Но это был не Филч.

— Я знаю, что ты здесь. — Голос Драко разорвал тишину и резанул по ушам Гермионы, заставив ту нервно сглотнуть. Это было началом конца. И хотя сама она всё ещё была невидима, на столе находилась зажженная горелка, а зелье, пусть и перелитое в другой флакон, стояло рядом.

Драко направлялся прямо к ней, и Гермиона поняла, что отходить бессмысленно: пусть и в балетках, она всё равно не сможет ступать бесшумно в гробовой тишине ночного замка.

В следующий момент Малфой протянул руку вперед и схватил край мантии, резко потянул на себя с такой силой, что практически разорвал ткань. Гермиона лишилась последней защиты и теперь, сощурившись, уставилась на Драко через плечо. Выпавшие из конского хвоста пряди лезли в глаза, мешая обзору, но она всё равно смогла рассмотреть его лицо, искаженное злобой. Взгляд, подобный тому, что был сейчас, видела ранее лишь однажды: осенью в кабинете Рун, в ту злополучную встречу, о которой Гермиона предпочитала не вспоминать.

Она стояла, не в силах пошевелиться, лишь только сердце стучало в висках. Малфой резким и широким движением смёл со стола всё, что на нём находилось. Послышался звук бьющегося стекла, и красная жидкость разлилась по полу. Ещё не потухшие угли из горелки, оказавшись в ней, задымились, и комната наполнилась резким сладким запахом. Гермиона заметила его давно: когда впервые испаряла зелье, и поэтому специально надевала защитную маску. Но сейчас той не было, а дыма оказалось гораздо больше, поэтому глаза заслезились.

— Что, солнце, понравилось играть в шпионку? — прошипел Драко приторным голосом, одновременно с этим резко развернув Гермиону к себе. Он схватил её плечи, с силой сжав их.

— Я хотела понять, что происходит, — произнесла она чуть охрипшим голосом, собрав остатки мужества, чтобы не отвести взгляд.

— И что, поняла?! — рявкнул он, усилив хватку. Гермиона стиснула зубы. — Я уже говорил: это не твоё дело!

— Пусти! — Гермиона начала вырываться, извиваясь всем телом, в тщетных попытках сбросить его руки. — Мне больно!

— Пустить, говоришь?! — Он оскалился. — С какой стати я должен прислушиваться к твоим просьбам, когда тебе на мои плевать?

— Я не хотела ничего плохого! — выплюнула Гермиона. — Я уже говорила: что бы там ни было, я приму это. Но я хочу знать!

Руки Драко вдруг исчезли, и кожа запылала от приливающей крови. Гермиона понадеялась, что он прислушался, когда почувствовала, как Малфой схватил её за волосы и резко потянул вверх, заставив снова посмотреть на себя.

Голова кружилась от запаха подожженного Зелья, который был настолько неприятным, что к горлу подкатила тошнота. Зрачки Малфой расширились. Несколько мгновений он молча смотрел на неё, как будто не узнавая, а потом взгляд изменился. В нём появилось что-то новое. Страх? Желание? Отвращение?

Драко поморщился, будто Гермиона вдруг стала ему противна, и резко оттолкнул её от себя. Равновесие, как душевное, так и физическое, было утеряно. В ушах зазвенело, и через мгновение она поняла, что сидит на полу у самой стены. Острая боль пронзила ногу в области голеностопа: по-видимому, Гермиона повредила ту во время падения.

Головокружение и тошнота усилились в несколько раз. Гермиона готова была расплакаться и по-прежнему не понимала: почему? Что такого она сделала, чтобы заслужить подобное обращение…

— Встань! — прорычал Малфой, грубым движением заставив Гермиону подняться на ноги и пригвоздив к стене. Нога отозвалась ужасной резью, и слезы всё-таки брызнули.

— Мы играем на разных сторонах, друг против друга! — выдохнул Драко. — Однажды не получится игнорировать это. Ты понимаешь?

Гермиона кивнула, мечтая лишь о том, чтобы он отпустил. Этот Малфой пугал её: в нём не было ничего от того Драко, к которому она привязалась. И если раньше он иногда срывался и кричал, то сейчас осознанно причинял физическую боль. И чутьё подсказывало, что это ещё не конец.

— Тогда пусти меня! — потребовала она с надрывом. — Я больше не стану вмешиваться в твою жизнь. Обещаю!

— Так легко уйти не получится, — Малфой зло усмехнулся. — Ты и так сделала всё, что могла, — отрезал Драко. — И теперь я даже не знаю, что хочу больше, убить тебя или… — глаза сверкнули желанием, и он не договорил, накрыв её губы болезненным и агрессивным поцелуем. Гермиона почувствовала солоноватый вкус крови и поняла, что он прокусил ей губу. А ещё ей стало нечем дышать. Грудь сдавило, а перед глазами всё пошло разноцветными пятнами, искрящимися и рассыпающимися.

Малфой не заботился о том, чтобы ей было приятно, но, кажется, наоборот, стремился сделать как можно больнее. Наконец Драко прервал поцелуй, уткнулся ей в шею и разорвал блузку. Спину царапнул холодный камень, по телу волной прошла дрожь. Гермиона жадно втянула воздух, отравленный парами Зелья и оттого обжигающий горло, закашлялась и застонала.

Слезы текли по щекам, и она дернулась, в очередной раз попытавшись освободиться, но окончательно поняла, что это бессмысленно.

Вдруг стало по-настоящему страшно, и Гермиона молилась о том, чтобы произошло чудо, и он остановился. Но часы показывали час ночи, а на помещение было наложено заглушающее заклятие, поэтому вряд ли кто-нибудь решил бы заглянуть сюда.

"Только не так…» — пульсировала в голове отчаянная мысль. Гермиона не хотела, чтобы это произошло в таких условиях: с обезумевшим Малфоем, у грязной стены в лаборатории.

Лишь бы только он отпустил…

Но это было не единственным желанием. Какая-то извращенная, испорченная часть её сознания не хотела, чтобы он останавливался, что пугало Гермиону ещё сильнее; как и то, что тело реагировало на прикосновения, даже столь грубые и болезненные.

— Хватит! Прекрати! — закричала Гермиона, сотрясаясь от бьющей её дрожи, но Малфой в который раз проигнорировал это.

Её палочка валялась на столе буквально в нескольких метрах и могла бы помочь, если бы Гермиона не вынула ту из кармана полчаса назад.

Драко на мгновение отстранился и прикоснулся к ремню своих брюк. Гермиону накрыла паника. Во многом, именно она дала необходимые силы, активировав разум и толкнув на следующий поступок: нагнуться и схватить волшебную палочку Драко, находящуюся во внутреннем кармане валявшегося под ногами пиджака. Он явно не ожидал такого, поэтому даже не успел опомниться прежде чем Гермиона произнесла «Impedimenta". Его отбросило на несколько шагов назад, но Малфой удержался на ногах, потому как врезался в стол и схватился за него. С силой тряхнул головой, закашлялся и поморщился, как будто от яркого солнца, а потом его лицо просветлело. Драко посмотрел на разлитое на полу зелье, осколки от колб, уже потухшую горелку и упавший стул. Перевел взгляд на Гермиону, увидев, что по её подбородку стекала капля крови, на шее красные следы, а блузка разорвана.

— Прости… — одними губами произнес Малфой, явно растерявшись, но Гермионе было всё равно. По-прежнему держа его на прицеле, она подошла к кафедре, схватила свою палочку, нагнулась, нащупала на полу мантию-невидимку и полубоком, не сводя глаз с Драко, направилась к двери.

— Подожди! — попросил Малфой надломленным голосом.

— Не подходи ко мне! — осадила его Гермиона. — У тебя серьезные психологические проблемы, Малфой! — выплюнула она. — Но больше не смей отыгрываться за мой счёт!

Сказав это, швырнула его волшебную палочку в угол лаборатории. Так, чтобы у Драко не было времени достать её, пока сама Гермиона ещё здесь. Резко встряхнув головой, выбежала из лаборатории, на ходу размазывая по щекам обжигающие слезы; надела мантию-невидимку, и содрогаясь от холода и пережитого стресса, побежала в свою комнату.

* * *

— Послушай, я был не в себе! И не хотел сделать тебе больно!

Малфой опять появился из ниоткуда. Гермиона прижала к себе книги, подсознательно пытаясь поставить между собой и Драко хоть какой-то барьер.

— Ты слишком часто не в себе, — отрезала она. Он уже третий раз пытался начать этот разговор, но у Гермионы не было моральных сил вести его. За эту неделю она проспала в общей сложности чуть больше суток. Кошмары снова изменились: теперь в них чаще всего был Драко. Воображение порождало многочисленные варианты того, что могло бы быть, не останови она его заклятием в тот злополучный вечер. Гермиона просыпалась в ужасе, но с осознанием того, как сильно ей его не хватает. Однако решила покончить с этим. Её разум всегда был сильнее сердца, а это значит, что можно будет перечеркнуть всё, что было, и вернуться к нормальной жизни. Нужно лишь немного времени. Силы воли. Самовнушения…

— У меня есть на то причины. Я могу попробовать объяснить, — не отступал Драко.— Твои внутренние демоны меня больше не интересуют, — холодно бросила Гермиона.

— Пожалуйста, выслушай меня. Это не займет много времени. Всего лишь пять минут. — В голосе Малфоя слышалась столь несвойственные для него просящие нотки. Гермиона пожала плечами, а затем кивнула:

— Хорошо, я слушаю.

Поняла, что легче согласиться, чтобы покончить с этим раз и навсегда.

Малфой растерялся под её пристальным взглядом. Наверное, впервые в жизни он вынужден был мучительно подбирать слова.

— Понимаешь… У меня были проблемы с отцом. Помнишь ведь, что у нас сейчас не самые тёплые отношения. И это зелье… — Он опустил глаза, так и не договорив.

— Это зелье что?.. — Гермиона нахмурилась.

— Я… Оно… — Малфой действительно был в смятении. На лице отразилась паника. Гермиона чётко поняла: он не расскажет.

— Понятно, — произнесла она. — На самом деле, не так уж и важно. Просто ты не тот, кто мне нужен. Я хочу надёжности, а не сумасшествия. И проблема не только в том, что случилось в лаборатории: ты такой всегда. — Но всё ведь не может оборваться вот так… — Рука Драко вдруг опустилась к ней на плечо, и по телу прошел электрический разряд. — После того, что было… — выдохнул Малфой. Гермиона забыла, как дышать, всего лишь поймав его взгляд, однако через мгновение собралась с силами:

— А что было? — с горечью начала она. — Иногда думаю, не приснился ли мне тот мир, где ты был совсем другим. Те дни стерлись из нашей жизни, сменившись этими. Ты знаешь, что четыре дня назад было двадцать третье января? В этот день в том мире ты выбросил в окно кольцо, подаренное Роном. И в него же чуть не покалечил меня из-за какого-то зелья. Я до сих пор с трудом наступаю на больную ногу. Та реальность — иллюзия. Её не было, вот и всё… — Гермиона сглотнула. В тоне слышались нотки истерики, и каждое слово давалось с трудом, но ей нужно было договорить. — А здесь ты всё тот же сумасшедший, что угрожал мне в кабинете Рун. Не думай, что я забыла… — слезы всё-таки подступили слишком близко, отчего щеки покраснели, стало нестерпимо жарко, а голос, перестав подчиняться, зазвенел.

— То есть это конец? — зло спросил Драко.

"Нет!» — кричал внутренний голос, но Гермиона знала, что должна сказать другое. Так будет лучше… Проще. Жизнь и без того слишком сложна, чтобы превращать её в минное поле. А с Драко Малфоем только так: никогда не знаешь, чего ожидать в следующий момент.

И порванная связка при неудачном падении — это самое легкое, чем можно было отделаться при общении с ним.

Но заставить себя сказать «да» Гермиона так и не смогла, лишь с усилием кивнула, избегая смотреть на Драко. Медленно обошла его и направилась прочь.

— Ну и иди к чёрту! — заорал Малфой ей вслед. В надломленном голосе было столько отчаяния, что сердце Гермионы сжалось, но она не обернулась. Он не смог даже достойно принять её решение: этот человек точно не тот, кто ей нужен.

Вот только по щекам текли слёзы.

* * *

Перед тем, как войти в камин, Луна Лавгуд крепко обняла отца и выдавила улыбку. Это были худшие каникулы в её жизни, но ему лучше было об этом не знать.

Она уехала домой на следующее утро после бала, наскоро собрав вещи и надеясь не встретить никого из тех, кто стал свидетелем её морального падения. Почему-то теперь попытка влиться в школьную элиту воспринималась Луной именно так.

Это была непростительная слабость. Пойдя на поводу у бесплотных мечтаний, она сделала то, за что теперь себя презирала.

Но самый сильный удар, конечно же, нанёс Блейз Забини. Луне до сих пор хотелось рыдать каждый раз, когда она вспоминала о том, как он целовал ту девушку в откровенном платье.

Не желая обжигаться больше, Луна приняла решение отныне действовать только так, как подсказывает интуиция и никому не позволять нарушать зону её личного комфорта.

Однако в теории всё оказалось проще, чем на практике. Все каникулы Луна провела дома, имитируя беззаботность и веселье, потому что не желала расстраивать отца.

Теперь же она возвращалась в школу. После добровольного заточения, внешний мир снова стал казаться враждебным.

Идя по коридору, Луна ловила себя на мысли, что чувствует себя очень неуютно под чужими взглядами. Но она сама выбрала образ, способный перечеркнуть предрождественский кошмар. Теперь Луна Лавгуд, как и раньше, стала «девочкой со странностями", которой не было дела до чужого мнения.

* * *

Блейз чувствовал себя уставшим, хотя учёба ещё только началась. Все каникулы он провел в школе, слоняясь без дела и наблюдая за тем, чтобы Драко Малфой ненароком не покончил жизнь самоубийством в очередном порыве.

Догадаться, что происходило с его лучшим другом, было несложно, но Малфою нравилось думать, что это тайна, поэтому Блейз не спешил его разубеждать. Но Драко был не основной заботой Забини: чаще всего его мысли занимала Амелия.

Болезнь прогрессировала, и было ясно, что совсем скоро сдерживать её станет невозможно.

Блейз скучал по сестре и очень хотел вернуться домой, но мать настояла на том, чтобы он провёл каникулы в школе, потому что так ей удастся избавиться от переживаний хотя бы о его благополучии. Очевидно, она боялась, что Блейза может постичь участь Драко, а отказывать Тёмному Лорду не решался пока никто.

Когда начался семестр, и ученики снова вернулись в школу, наполнив её привычной суетой, стало чуть легче справляться с навалившимися проблемами, ведь появилась возможность развлечь себя хоть чем-то, но привычный флирт и девушки на одну ночь не приносили удовлетворения.

Иногда он вспоминал о Луне, но старался отогнать чувство вины, которое возникало при воспоминании о случае в Рождество.

Блейз забыл бы о нём довольно быстро, если бы не одно «но". Луна Лавгуд изменилась, вернувшись к привычному имиджу. В ней не осталось ничего от красавицы в серебряном платье, с которой Блейз танцевал балу, но появилось что-то другое: непосредственность, сочетающаяся с внутренней силой и неугасающим светом в глазах.

Луна Лавгуд напомнила Блейзу Амелию. Наверное, у них всегда было что-то общее, но раньше он не обращал на это внимания, попросту не замечая странную девочку с Рейвенкло.

Окончательное осознание того, почему Луна никак не желала покидать его воспоминания, пришло неожиданно. Блейз гулял по территории школы и дошёл практически до Запретного леса, когда увидел её.

Луна сидела на снегу, скрестив ноги, и кормила мясом фестралов. Блейз не был точно уверен, потому что не мог их видеть, но догадывался.

Самым удивительным было то, что она разговаривала с этими существами, как будто они могли её понять.

Несколько минут он стоял в отдалении, наблюдая за этой картиной. Видел, как менялось лицо Луны, становясь то серьёзным, то весёлым. А потом она вскочила на одного из них и взлетела. Со стороны это было странное зрелище: хрупкая фигурка держалась в воздухе сама по себе.

Наверное, ещё год назад, он бы посмеялся над подобной картиной и не преминул сказать что-нибудь неприятное, но сейчас вдруг вспомнил, как несколько месяцев назад Амелия, сжав своей маленькой ладошкой его руку, повела в конюшню, чтобы познакомить со своим любимым жеребцом. Как Блейз узнал позже, тот прискакал к воротам поместья сам, по-видимому сбежав от предыдущих хозяев. Сестра увидела его случайно и впустила. Несмотря на юный возраст, она была прекрасной наездницей. У неё вообще была особая, странная даже для волшебницы, связь с животными. До того, как обнаружилась болезнь, Амелия очень много времени проводила на природе, периодически принося домой раненых птиц или котят, и, что удивляло больше всего, разговаривала с ними, как с живыми людьми и искренне любила. Однажды Блейз не выдержал и наложил на поместье защитное заклятие, чтобы никакая живность не могла попасть туда и навредить сестре.

После случая с жеребцом он очень сильно поругался с матерью, упрекая её в том, как можно было позволить больной дочери скакать галопом на непроверенном коне. Кроме того, ранее тот наверняка принадлежал кому-то другому, и, вполне вероятно, разыскивался предыдущим хозяином. Но Амелия утверждала, что жеребец стал её спасением от одиночества и любимым другом, поэтому Блейзу пришлось смириться.Смотря на Луну Лавгуд, летающую на фестрале, наплевав на все школьные правила и явно чувствующую себя в своей стихии, Блейз вдруг на мгновение почувствовал себя так, будто попал домой, и Амелия снова рядом.

Вдруг страшно захотелось поговорить с Луной, как он обычно говорил с сестрой, но Блейз понимал, что после случившегося на балу она не захочет его видеть.

Дата добавления: 2015-11-14