Бесформенность

небытие

бесконечное и безграничное

Где я?

Бобби Роу

Кейн?

Пустота

Дыра

Вакуум

Бобби Роу

Где ты? Откуда раздавался его голос?

Мои руки… я не чувствую рук

Растворение

Испарение

Невесомость

завывание, крики ветра. Бури. Шторма.

Бобби Роу

Кейн, Кейн, я падаю. Я не могу остановиться.

Разрушение… гниение… яма…

дым… оболочка

Бобби Роу

пустота безысходность печать боль мука горе страдание мучение

Свет

Окно

Я это вижу… я это вижу

Бобби Роу

Глава 25

Правда

Вытянув вперед руки, Бобби провалилась через отражение и приземлилась в центре затоптанного ковра. Перекатившись на спину, она хватала ртом воздух, словно тонула в темноте. Казалось, пустота заполнила ее легкие. Осмотрев себя внимательно, Бобби убедилась, что все ее части снова собраны воедино. Две руки, две ноги … она была в порядке. Что это было за место? Оно ощущалось, словно… словно забвение. Она чувствовала себя так… так потерянно и одиноко. В той пустыне у нее не было ни формы, ни физических ощущений – только слабое сознание, сотрясаемое бушующими волнами.

– Кейн? – прохрипела она. – Кейн? – Ответа не последовало. Но она слышала его голос. Его голос направлял ее к зеркалу, тогда где же он сам? Пребывал ли он по-прежнему в том… кошмаре?

Бобби заставила себя дышать равномерно и посмотрела вокруг. Она находилась в тусклой, заполненной дымом комнате. Рядом стоял низкий журнальный столик, вокруг него были расставлены четыре пухлых старомодных кресла – темно-зеленая кожа и металлические заклепки, крепившие материал вокруг каркаса. В центре стола стояла переполненная окурками пепельница.

Под темным окном, над столом, заваленным тетрадями для проверки, светила одинокая зеленая лампа. Чувствуя себя сильнее, Бобби поднялась с ковра, ноги не слушались (но, по крайней мере, она могла их чувствовать). Подождите секунду … она знала эту комнату. Это был кабинет доктора Прайс. Зеркало, через которое она ввалилась, было тем огромным позолоченным зеркалом. Мощного рабочего стола доктора Прайс не было, но безвкусное позолоченное зеркало висело там же, где и всегда.

Бобби посмотрела на себя и увидела, что она опять одета в колючую винтажную версию формы Пайпер. Она снова была Мэри.

Дверь открылась, и Бобби вздрогнула позади одного из кресел, наполовину ожидая, что Мэри ворвется внутрь. Но вместо этого, дверной проем заполнила знакомая мужская фигура. Кентон Миллар. Он заметил ее, и его рот раскрылся от ужаса.

– Мэри, ради бога, что ты делаешь в учительской? – Так значит в пятьдесят четвертом кабинет директора был учительской. – О чем ты думала? Мы должны были встретиться на кладбище в одиннадцать, как и всегда.

– Я прошу прощения, – проговорила Бобби не в состоянии сдержать слова. Мэри управляла ею. Слова не были ее собственными, даже если голос и был. Сейчас Мэри была сильной. Она манипулировала ею подобно невидимому кукловоду – Бобби встала на ноги. Это не был сон – она проживала воспоминание Мэри и была не в силах остановить его течение.

Учитель улыбнулся и кинул взгляд через плечо, проверяя, чист ли горизонт.

– Не волнуйся. Сейчас ты здесь, да и для кладбища становится немного морозно, так ведь? В любом случае, не думаю, что поблизости есть кто-то, кто может нас услышать. – Он притянул ее в объятия и страстно поцеловал в губы. У него был привкус сигарет и крепкого кофе. Лишенный мечтательного блеска, он был отвратительным. Она отстранилась. – Что не так, мой цветочек?

Бобби почувствовала, как по щеке скатилась крупная слеза. Не ее слезы, слезы Мэри. Еще до того, как Мэри зашевелила губами и озвучила его, Бобби уже знала следующее предложение.

– Сэр, мне кажется, что я могу быть беременна.

Он вздрогнул как от удара.

– Что? – Он сделал долгий и медленный выдох. – Тебе кажется?

– Я… да, сэр. Похоже на то. Пожалуйста, не сердитесь на меня. – Бобби не могла остановить слова. История проигрывалась через ее тело, и сейчас ее рука лежала на животе.

Кентон Миллар вцепился в спинку ближайшего кресла, угрожая опрокинуть его.

– Это какая-то шутка?

– Нет… нет, сэр.

Он повернулся к ней, его глаза были холодными и жестокими.

– И… и откуда мне знать, что этот ребенок – мой?

Потекло больше слез. Голова Бобби была полна замешательством Мэри. Почему он такой?

– Вы… вы единственный мужчина, с которым я когда-либо…

Он презрительно усмехнулся.

– Что я должен думать? Я слышал все истории… все эти парни из Рэдли. Я имею в виду, ты, казалось, определенно знала, что делала.

Бобби остро ощутила недоумение Мэри, ее неверие. Этот нежный, ласковый мужчина: было похоже на то, как собака оборачивается против своего хозяина – быстро, злобно и жестоко.

– Клянусь, что больше никого нет. Этот ребенок действительно ваш. – Она едва могла дышать из-за слез. Она протянула ему раскрытые руки. – Пожалуйста, обнимите меня. Я так боялась сказать вам.

Кентон Миллар шагнул к окну, приглаживая руками сальные волосы. Он повернулся и нехотя прижал ее к своей груди, равнодушно поглаживая ее волосы.

– Ну-ну. Это не конец света, все нормально. Ты правильно сделала, что пришла ко мне. Все будет хорошо. У меня много денег и я… Я заплачу, чтобы его убрали.

Бобби зарыдала, чувствуя каждую каплю печали Мэри. Если он меня любит, почему же говорит эти ужасные вещи? Она отстранилась, глядя с ужасом на него.

– Но… но это даже противозаконно!

– Ради бога, девочка, прекрати выть! – заорал он, явно забыв, что мог разбудить всю школу. – Неужели ты не понимаешь? У меня скоро уже будет ребенок!

– Что?

– Мэри, ты была в курсе ситуации. – Было загадкой, как это ускользало от ее внимания до сих пор, но на его безымянном пальце было простое золотое кольцо. Может быть, она просто не хотела замечать.

– Послушай. У меня есть реальный шанс стать здесь новым заместителем директора, и я вряд ли позволю какой-то нелепой ошибке помешать всему этому, как ты считаешь?

– Пожалуйста! – умоляла Бобби. – Вы говорили, что любите меня!

– Ох, Мэри. Однажды ты поймешь, что это было. Так, развлечение. Это нормально – немного поразвлечься, все так делают, но на большее рассчитывать нелепо, – пробормотал он, пытаясь ее успокоить. – Ты получила удовольствие, верно? Ты понимаешь?

– Нет! Нет, не понимаю! Это наш ребенок. – Бобби почувствовала прилив любви – чистой, всепобеждающей любви Мэри к ее будущему ребенку.

Его глаза снова потемнели.

– О, это был твой план? Забеременеть, чтобы я оставил свою жену? Что ж, не сработает, Мэри, слышишь? Что? Неужели ты думала, что мы могли бы сыграть в счастливую семью? Что мы бы сбежали куда-нибудь? Это просто невозможно, Мэри. Ты моя ученица – просто девушка.

Бобби вытерла щеку тыльной стороной рукава. Он ее предал. Единственное хорошее в ее жизни теперь для нее было мертво. Нет причин продолжать, нет причин стараться. Вся любовь внутри ее сердца превратилось в черноту, в яд в ее венах. Она собиралась причинить ему боль.

– Вы не можете так поступить со мной! Я… я расскажу людям, что вы сделали.

Он чуть не рассмеялся ей в лицо.

– Ты ничего такого не сделаешь.

– Сделаю!

– О, ну и кто поверит такой шлюхе, как ты? Цыганке. Какова мать, такова и дочь. – Он подошел ближе, и она почувствовала его горячее дыхание на своем лице.

Бобби не отступала – ей хотелось ранить его так же сильно, как он ранил ее.

– Сделаю. Я рожу этого ребенка и расскажу всем, кто захочет услышать. Я скажу, что вы обманули и воспользовались мной!

Когда она достигла двери, он схватил ее за руку и потащил назад.

– Послушай меня, сука. – Бобби боролась с ним, извиваясь и стараясь высвободиться из его хватки. Она побежала к двери, но он схватил ее за волосы и потащил обратно. Бобби взвыла от боли.

– У тебя в любом случае не будет этого… этого ублюдка, ты слышишь меня? Мне плевать, даже если для этого я буду вынужден взяться за спицу сам.

Бобби закричала так громко, как только могла, крик сотряс стены. Миллар попытался зажать ей рот рукой, но она увернулась.

– Заткнись!

– Помогите! – закричала она. В ее теле пульсировал адреналин, она сделала последнюю мощную попытку вырваться, но Миллар дернул ее за руку, вертя ею, словно олимпийский метатель молота. В два раза большее нее, он выкрутил ее и швырнул в другую сторону комнаты. Не в силах остановиться, не успев даже прикрыть лицо, Бобби врезалась в позолоченное зеркало. Когда ее нос соприкоснулся со стеклом, она почувствовала и услышала болезненный треск. Она не была уверена, что сломалось первое – кости или зеркало.

Ошеломленная, ощущая головокружение, Бобби рухнула на пол, пытаясь использовать гигантскую раму, чтобы удержаться в вертикальном положении. Ее голова закружилась, в затуманенном зрении танцевали черные звезды. Раздался громкий треск – будто звонко лопнула струна скрипки. Казалось, что пол наклонился под ней.

– Мэри! – закричал Кентон Миллар.

Но это не пол наклонился вверх, а стена упала на нее. Нет, не стена, зеркало. Оно полностью отвалилось со стены. Больше ничего нельзя было сделать.

Зеркало рухнуло на нее сверху, и последнее, что увидела Бобби, было окровавленное обезображенное лицо Мэри Уортингтон.

Глава 26

Эллен Прайс

Бобби падала. Защищая лицо руками, она свалилась на рабочий стол доктора Прайс, от чего ручки, документы и пустые кружки кофе разлетелись в разные стороны. Она больно ударилась бедрами, локтями и коленями, край стола попал ей прямо по животу, полностью выбив из нее воздух. Бобби сползла на пол, глаза постепенно привыкали к мраку пустого кабинета.

Небо за окном было черным, как смоль – как долго она пробыла в царстве Мэри? Казалось, прошло несколько минут, но темнота на небе утверждала другое.

Раздающееся эхом капанье было громче, чем когда-либо. Отодвигая рабочее кресло Прайс в сторону, Бобби вскарабкалась на ноги – после падения все болело.

– Ох, – простонала она, отряхивая свою мятую пижаму. Значит, вот что произошло с Мэри Уортингтон. Последний кусочек головоломки встал на свое место. Она умерла на этом самом месте шестьдесят лет назад. Несчастный случай, но несчастный случай, виновником которого был Кентон Миллар.

В боковом зрении что-то промелькнуло, и Бобби точно знала, что это было. Так сглупить, словно какой-то новичок…

Она стояла спиной к зеркалу. Ничего еще не закончилось.

Ох–как–медленно, Бобби обернулась. Никаких… резких… движений. Она была там, в отражении, медленно продвигаясь через комнату в сторону зеркального образа Бобби. Наконец-то Бобби разглядела Мэри как следует. Джуди была права, в какой-то степени Мэри была красива – четко очерченные полные губы, высокие скулы и ледяные голубые глаза. Выразительный римский нос делал ее не просто симпатичной, а почти привлекательной.

Однако, чтобы прийти к такому выводу, Бобби пришлось разглядеть все это за кровью. Упавшее зеркало и разбитое стекло оставили десятки порезов по всему лицу и телу Мэри, и, в отличие от призрачных порезов Бобби, порезы Мэри кровоточили. Яркая алая кровь стекала по ее лицу густыми змееобразными струйками, одежда была пропитана ею, а длинные черные волосы спутались на голове.

Глаза Мэри, горящие сквозь кровь, неотрывно смотрели на нее. С каждым шагом она все ближе подходила к Бобби, руки тянулись к девушке. Бобби знала, что ее время пришло. Действуя инстинктивно, Бобби сделала единственное, что пришло ей в голову. Схватив небольшой стул, стоявший возле рабочего стола, Бобби замахнулось им по стеклу в ту самую секунду, когда красные пальцы Мэри протянулись через поверхность зеркала.

Пронзительно закричав, Бобби ударила по зеркалу. Последовал оглушительный грохот, и Бобби почувствовала напряжение в руках, когда стул отскочил назад. Но этого было достаточно. Зазубренные треугольники посыпались на пол из витиеватой рамы, со звоном разбиваясь вдребезги. Не оставляя ничего на волю случая, Бобби размахнулась еще раз, добивая то, что осталось по краям. Вскоре стекло лежало грудой у ее ног, и она сделала осторожный шаг назад.

– Желаю тебе удачно пробраться через это.

Трясущиеся руки выронили стул на пол. Если бы только комната прекратила вращаться, она, возможно, сообразила бы, что делать дальше. Бобби вцепилась в стол для поддержки. Все, что она чувствовала – это печаль и отчаяние, кружившие вокруг нее, но она не могла позволить им взять верх, когда ей все еще нужно было во всем разобраться. Кейн и Ная. Она потеряла их. Она их подвела. Та пустота, которую она ощутила в темноте за зеркалом, – это и есть смерть? Просто небытие? Вечное небытие, но такое небытие было слишком ужасно, чтобы постичь. Мысль о Нае и Кейне, бесконечно падающих сквозь этот вакуум…

Чувствуют ли они это? Бодрствуют ли? Ради их же блага, она надеялась, что нет; она предпочитала думать, что они спали, видя сны о чем-нибудь приятном.

Позади нее раздался пронзительный скрип, и она обернулась, наполовину ожидая, что Мэри вот-вот выскочит из зеркала в дальней стороне комнаты. Бобби схватилась за грудь. Но это была всего лишь дверца шкафа, покачивающаяся на петле, давно не видавшей смазки. На одно ужасное мгновение, Бобби подумала, а нет ли на внутренней стороне двери зеркала, как в спальнях, но вспомнила, что его там не было, когда она помогла доктору Прайс собрать бумаги.

Секунду. Бобби больше не верила в совпадения.

– Снова тот же шкафчик, – сказала она сама себе, включив настольную лампу для лучшего обзора. Прежде чем выйти из-за стола, Бобби еще раз внимательно осмотрела груду разбитого стекла. Она вспомнила, как Мэри задержалась у того шкафчика в последний раз, когда она была здесь, и что он в тот же момент распахнулся. Сейчас она задумалась над этим – в самый первый раз, когда Бобби последовала за Мэри (когда та взяла ее очки), ее привели в эту комнату. По причине, известной лишь ей, Мэри хотела, чтобы Бобби заглянула внутрь.

Бобби решила, что даже если она каким-то образом и переживет следующие несколько часов, то ее все равно исключат из школы, следовательно, небольшое вторжение в шкафчик уже не может навредить. Убрав волосы за уши, она принялась за работу. В шкафу хранилось множество файлов, в названиях большинства из которых было слово «политика» – Политика питания, Религиозная политика, Нормативная политика. На двух верхних полках хранились данные учеников – самая верхняя полка содержала файлы, называемые «Бывшие ученики». Бобби точно знала, что искать: 1954. Примерно для каждых пяти лет была своя папка (Бобби подсчитала как раз то время, когда девушка училась в школе). Не заботясь о создаваемом беспорядке, она швыряла ненужные документы на пол, в поисках требуемого. Вскоре она стояла посреди белого моря разбросанных бумаг.

Не вышло – все они были слишком недавними и начинались только с 1990–х. В школе, на последнем этаже, был архив, где, как предполагала Бобби, хранилось большинство старых документов. Но если бы это было так, то Мэри не направила бы ее сюда.

– Где же оно? – сквозь зубы прошипела Бобби. Она остановилась и сдвинула все оставшиеся файлы на одну сторону. Позади всех файлов она разглядела простую желто-коричневую папку, стянутую кожаным ремешком.

Бобби вытащила ее. Название на обложке гласило: «Конфиденциальные записи учеников – только для директора». Какого черта – Бобби сорвала ремешок и села на пол посреди кучи файлов.

Папка была наполнена портретами девушек. На самом верху вместе с полицейскими и газетными отчетами об исчезновении, были фото Тейлор Кин и Абигайль Хансон. Там было еще много девушек – все были леди Пайпер Холла и все пропали без вести. Все имели отношение к Мэри. Теперь к страшному списку можно было добавить Сэди и Наю. Бобби интуитивно перевернула кипу вверх дном и нашла первую пропавшую девушку – саму Мэри.

Конечно же, там было все, чего она не нашла в интернете. Школьный портрет, общее фото класса (Мэри стояла немного в стороне, как будто никто не хотел стоять рядом с ней) и ее табель. А также биография; Бобби задержалась на ее регистрационных формах.

Мэри Элоиза Уортингтон, 1938 года рождения. Отец: неизвестен. Мать: Элиза Уортингтон (без определенного места жительства). Также было письмо на фирменном бланке средней школы Рэдли – школы, которая, без сомнений, в один прекрасный день станет Высшей школой Рэдли: «Мэри приложила большие усилия для того, чтобы остаться в Рэдли, но ее достижения по всем предметам настолько высоки, что мы твердо верим, что она может преуспеть в Пайпер Холле. Мы не сомневаемся, что она отлично проявит себя в подобном учреждении. Мэри – застенчивая, замкнутая молодая леди, которой пойдут на пользу более благоприятные условия воспитания, предоставляемые школой-интернатом». На этой фразе Бобби усмехнулась – самый верный способ положить конец любому воспитанию, которое могли бы получить дети, – это отправить их подальше в интернат. Бобби не испытывала ненависти к школе – здесь она ощущала себя безопасно и защищенно, ее даже поощряли, но она никогда не чувствовала никакого воспитания.

Отдельно лежала еще одна бумага – письмо, написанное от руки, на имя прежнего директора, мистера Фиска. «Дорогой мистер Фиск, – гласило оно, – я пишу вам, чтобы настаивать на том, чтобы мою дочь Филлис переселили из ее нынешней спальни общежития в Доме Бронте. С тех пор, как ее поселили в комнате с молодой женщиной по имени Мэри, ее письма домой становятся все более взволнованными. Филлис просто в ужасе от нее, и после ее перехода в вашу школу, не может даже нормально спать …» Далее все было в том же духе.

Заключительный лист – письмо от мистера Фиска к Элизе Уортингтон, отпечатанное на машинке. «В дополнение к тому, о чем мы говорили с вами ранее, позвольте выразить наши сожаления о том, что мы не смогли обеспечить безопасность вашей дочери. Все доказательства свидетельствуют о том, что вечером 17-го сентября, Мэри сбежала из Дома Бронте. Вы должны понимать, что мы заведуем школой, а не тюрьмой, и какие бы меры мы не предпринимали, если леди Пайпер Холла приняла решение покинуть здание, мы мало что можем сделать, чтобы остановить ее. Мы в должной мере сотрудничаем с полицией, и поиски продолжаются…»

Размывая даже старые чернила, на страницу брызнула слеза. Бобби вытерла щеку. Бедная Мэри. Все это имело смысл – вызывающий ужас смысл. Кентон Миллар – намеренно или нет – убил Мэри Уортингтон и ее еще не родившегося ребенка. Бог знает как, но часть ее застряла в зеркале, как в этом, так и в каждом другом.

По щеке скатилась еще одна слеза. Мэри блуждала в том ужасном мраке, ожидая, что ее позовут. Ее звали, и это было своего рода маяком, направляющим ее обратно с другой стороны океана. Так же, как Кейн вернул ее обратно каким-то образом.

Судя по всему, Миллар что-то сделал с ее телом. Бобби просмотрела оставшиеся на ее коленях бумаги, но знала, что он не будет настолько глуп, чтобы оставить улики. В документах ничего не говорилось о теле, подкрепляя уверенность Бобби в том, что ключ к преследованию призрака был в нахождении могилы Мэри. «Думай, мозг, думай!» Она попыталась поставить себя на место виновного учителя – если бы это была она, что бы она сделала с телом?

Бобби даже не заметила, как отрылась дверь.

– Вам следует дать этому действительно хорошее объяснение… – Глаза доктора Прайс подобно лазерам прорезали мрак.

Бобби в шоке выронила папку.

– И давайте начнем разговор с того, как вы выбрались из Изолятора.

Все это были такие мелочи.

– Или мы могли бы поговорить о том, как вы оставили меня там, даже когда думали, что в школе начался пожар.

– Туше. Мы знали, что это не был пожар. Мы решили сосредоточиться на поиске того, кто включил сигнализацию. Полагаю, это был твой друг из Оксли.

Уже не испытывая страха перед рыжей ведьмой, Бобби сердито посмотрела на нее.

– Сейчас, учитывая, что вся твоя дальнейшая судьба в Пайпер Холле зависит от этого, я предлагаю тебе объясниться. Понимаешь ли ты, что делаешь?

– Вы лгали. – Бобби стояла, пытаясь сохранить спокойствие. Кричащую и орущую ее не воспримут всерьез. – Вы прекрасно знали, что в Пайпер Холле пропадали девушки, и вы ничего не сделали, чтобы остановить это, и теперь Ная и Сэди исчезли, и я буду следующей.

– Ты сама не понимаешь, о чем говоришь.

– Нет, понимаю, так же, как и вы. Это из-за Мэри Уортингтон.

– Такой девушки не существовало.

– У меня есть доказательства! – Бобби повысила голос и указала на груду файлов у своих ног. – Здесь есть документы, доказывающие это – хотя вижу, что школа проделала очень хорошую работу, чтобы сохранить все в тайне.

Доктор Прайс уперлась руками в бедра и улыбнулась.

– Роберта, должна отдать тебе должное – ты не сдаешься. Креативная, предприимчивая, настойчивая. Идеальная леди Пайпер.

Бобби решительно сомкнула челюсть.

– Мэри Уортингтон умерла на том самом месте, где вы стоите.

В тусклом свете лампы взгляд доктора Прайс направился на стену ее кабинета.

– Боже мой, что ты сделала с моим зеркалом?

– Послушайте меня! – прокричала Бобби. – Кентон Миллар обрюхатил ее, а затем убил прямо здесь! Правда, – признала она, – это был несчастный случай, но произошел он по его вине.

В комнате повеяло холодом. Доктор Прайс двинулась вперед, и Бобби ничего не оставалось, как отступить в угол.

– Что ты только что сказала?

Бобби сжалась под интенсивностью ее взгляда.

– Я… я сказала, что старый директор, мистер Миллар, у него был роман с Мэри – не тогда, когда он был директором, а до этого, в 1954 году. – Она отступила к пальмам в кадках возле стены. Больше двигаться было некуда, но Прайс продолжала наступать на нее, загоняя в угол.

– Как ты смеешь? – выдохнула Прайс. – Кентон Миллар был одним из самых замечательных и великодушных директоров, когда-либо бывших в этой школе.

– Клянусь жизнью, это правда. Когда Мэри сообщила ему, что беременна, они поругались, и она умерла. Он… он, должно быть, спрятал тело.

Прайс прижала ее к стене, обеими руками схватив за плечи. Бобби испугалась, она боялась ее гораздо сильнее, чем когда-либо Мэри – в этой крепкой хватке не было ничего призрачного. Ноздри женщины раздувались.

– Думаю, я бы знала, если бы мой отец кого-нибудь убил, как ты считаешь?

Чувство «внезапного падения» в животе Бобби становилось уже нормой.

– Чт–что?

– Мое девичье имя Эллен Миллар. Ты действительно пытаешься сказать мне, что мой отец кого-то убил? Я хочу, чтобы ты очень-очень хорошо подумала, прежде чем ответить…

Губы Бобби открывались и закрывались, как у рыбы, выброшенной на берег. Прайс трясло от ярости – костяшки ее пальцев побелели, на лбу вздулись вены. Кентон Миллар убил, чтобы оставить свою тайну сокрытой, и Бобби не смогла удержаться, чтобы не подумать, на что способна его дочь, чтобы сохранить все как есть.

Глава 27

Побег Бобби

– Как? Как вы можете быть дочерью Миллара? – Бобби не могла поверить в услышанное.

Прайс нахмурилась.

– В этом нет никакого секрета. Я не афиширую этот факт, я хочу построить здесь свое собственное наследие, а не просто идти по следам своего отца. Тем не менее, он был великим человеком и превосходным учителем, и то, что ты только что сказала – клевета! – Ее губы искривились, гнев в глазах вспыхнул с новой силой.

Но Бобби сделала и увидела уже слишком много, чтобы отступить сейчас.

– Мне жаль, доктор Прайс, но это правда. Зачем мне это выдумывать? – Ее голос задрожал, но не сломался. – Вы видели, сколько исчезло девушек. Вам не кажется это странным? Это не может быть просто совпадением. Все происходит из-за того, что ваш отец сделал с Мэри. Знаю, звучит безумно, но она словно не может успокоиться, потому что ее тела так никогда и не нашли.

Взгляд доктора Прайс упал на пол, глаза подергивались, словно она пыталась решить уравнение высшей математики.

– Пожалуйста, отпустите меня, – тихо проговорила Бобби. – Вы делаете мне больно.

Прайс отпустила ее, уронив руки, словно они были сделаны из спагетти. Плечи сгорбились, она упала во вращающееся офисное кресло, в котором откатилась прочь от осколков стекла и зияющей позолоченной рамы.

– О, боже. Это то, что …? Все это время… – Казалось, она разговаривала сама с собой. Ее голова упала в ее руки.

Бобби попятилась на безопасное расстояние.

– Что?

– Я не верю.

– Доктор Прайс, пожалуйста. Она придет за мной…

Прайс сдулась, словно воздушный шарик.

– Как раз перед тем, как отец умер, он очень сильно болел. На смертном одре он нес полнейший бред, но снова и снова повторял одно и то же. – Она замолчала, покачивая головой.

– Что? – побуждала Бобби.

– Он все время просил об отпущении грехов. Продолжал спрашивать священника, говоря, что ему нужно исповедаться перед тем, как умрет. – Прайс подавила смешок. – Мы даже не были католиками! Я думала, он бредил… но… теперь…

– Мэри была беременна. Он был ответственным за ее смерть, – закончила Бобби.

Прайс посмотрела ей прямо в глаза.

– О, боже. Еще он говорил, что сожалеет. Снова и снова. Мы никогда не знали, о чем…. – Слеза упала с ее щеки и брызнула ей на юбку.

Бобби покачала головой. Вся эта ситуация была ужасной, но она не стала бы испытывать жалости к человеку, который играл с чувствами беззащитной школьницы.

– Он немного припозднился с сожалениями.

Прайс не ответила.

– Он что-нибудь говорил, что могло бы помочь найти ее тело? – спросила Бобби. – Она умерла здесь – он не стал бы… Не смог бы далеко уйти.

– Понятия не имею.

– Пожалуйста, доктор Прайс, должно быть что-то, что бы указывало… – Бобби замолчала, когда уловила равномерный капающий шум. Лампа на столе Прайс замерцала, прежде чем полностью погаснуть. – О, нет.

Прайс нахмурилась и попыталась включить лампу.

– Странно…

Позади Прайс, возле колесика ее стула, был один разбитый фрагмент стекла размером больше остальных – угрожающе выглядящий неровный треугольник, лежащий плашмя на полу и отражающий потолок.

Сквозь него вырвалась мокрая рука, а следом и верхняя часть головы. Бобби вскрикнула и, спотыкаясь, отошла от стола. Прайс соскочила со стула.

– Что? На что ты смотришь?

– Вы не видите ее?

– О чем ты вообще говоришь? Там ничего нет!

Через узкий осколок Мэри протиснула вторую руку, с влажным хрустом вывихнув плечо, чтобы пролезть в узкий зазор. Осколки зеркала зазвенели, когда Мэри втащила свое тело в комнату. Забрызгивая кровавыми пятнами весь ковер, она двигалась неестественно быстро – ее суставы и кости клацали и трещали, словно она не пользовалась ими очень долгое время. Она полностью вылезла из зеркала и выпрямилась.

Бобби попятилась, наталкиваясь на кресло.

– Она здесь! Она прямо за вами! Нам нужно убираться отсюда!

– Бобби, там ничего нет. – Голос доктора Прайс был холодным от нетерпения.

Мэри начала двигаться в их сторону, тяжелые капли крови брызгали во время ее ходьбы. Она текла из ее пальцев. Мертвая девушка двигалась медленно, на неустойчивых ногах, словно не привыкла к твердой почве под ногами. Бобби вспомнила бесконечную тьму за зеркалом и вздрогнула.

– Пожалуйста! – закричала Бобби. – Она идет за мной!

Прайс схватила ее за руку.

– Тебе нужно взять себя в руки. Мы должны поговорить о моем отце. Я не позволю тебе разгуливать, рассказывая людям, что он сделал. У тебя нет доказательств. – Учительница оттащила ее от выхода и потянула прямо на безмолвно приближающуюся Мэри.

– Нет! – крикнула Бобби. Вырвав свою руку, она сделала то, чего никогда не ожидала от себя. Она толкнула доктора Прайс прямо на мертвую девушку. Учительница ожидала этого даже еще меньше, ее рот в шоке открылся. В истинно призрачном стиле, Прайс упала сквозь Мэри, как будто та была создана из дыма, прямо в гору документов, которые Бобби разбросала по всему полу. Один шаг на рассыпанные листы и туфли-лодочки Прайс выскользнули из-под нее, с грохотом опрокинув ее в открытый шкаф. Падая с пронзительным криком, она ударилась лбом о вторую верхнюю полку, а затем о третью.

Прайс беспорядочной грудой лежала наполовину в шкафу, наполовину вывалившись из него. Она негромко застонала, паря где-то поблизости в бессознательном состоянии.

Бобби попятилась, не спуская глаз с Мэри. Была только одна проблема – теперь Мэри стояла между ней и единственным выходом.

– Мэри, остановись! – умоляла Бобби, пытаясь сохранять хладнокровие. – Куда он тебя спрятал? Ты хоть знаешь? – Бобби столкнулась задом с рабочим столом, опрокинув кофейную чашку на пол. Она наощупь прокладывала путь вокруг стола.

Бобби наступила на стекло, и ее ногу, одетую в носок, пронзила мучительная боль, прострелившая позвоночник сверху вниз, перед глазами замелькал красный цвет. Взвыв, она сделала еще шаг назад и почувствовала еще больше осколков. Боль была острой, сильной и пульсировала по всей ноге. Она прислонилась к отверстию, которое сделала в центре огромного зеркала, Мэри по-прежнему медленно приближалась к ней. Бобби подняла левую ногу и посмотрела на рану: из ступни торчал осколок размером с мизинец. Белый носок быстро превращался в красный. Стиснув зубы, она вытащила его – теперь на ковер капала ее собственная кровь.

Стена под ее плечом казалась странной на ощупь – слишком шаткой, чтобы быть стеной. Она была деревянной. Стены офиса не были сделаны из дерева. И вот тогда Бобби заметила очертания. Это была вовсе не стена, а дверь – небольшой люк, скрытый за зеркалом. Конечно! Еще один секретный проход или убежище священника – одна из легендарных «нор».

Что бы это ни было, это неважно. Со всей мочи Бобби надавила на скрытую панель, и она распахнулась вовнутрь. Пространство за дверью было темным как мгла, но Мэри была от него уже в нескольких сантиметрах. Окровавленная рука потянулась к лицу Бобби. Стараясь уклониться, она пригнулась и, набрав воздуха, протиснулась в отверстие.

Не обращая внимания на боль в ногах (которые теперь просто горели), Бобби протянула руку и захлопнула люк прямо перед лицом Мэри. Он защелкнулся, но Бобби понятия не имела, могли ли потайные двери остановить призраков. Облокотившись об нее, Бобби напрягла зрение в темноте. По краям панели просачивался слабый серый свет, и его было как раз достаточно, чтобы осознать, что она находилась на вершине лестницы, которая должна была куда-то привести. Это означало, что тайный проход был больше, чем просто убежищем, – он мог привести в любую часть школы.

В ней вспыхнула догадка. Должно быть, именно так, годы тому назад, Кентон Миллар перенес тело Мэри. Невозможно иметь потайной проход за зеркалом и не знать об этом. Она приняла решение. Ее единственным выходом было пойти вдоль прохода и молиться, чтобы он не был замурован за прошедшие десятилетия. Если она натолкнется на тупик, все будет кончено.

Бобби заковыляла вперед, каждый шаг приносил ногам жгучую боль. На своем пути она оставляла липкие, томатно-красные следы.

Лестница была крутой, скользкой и зябкой. С каждым болезненным шагом воздух становился все более затхлым, словно она спускалась в погреб. Бобби нащупывала дорогу, ведя рукой вдоль стены, в то время как тьма подбиралась все ближе. К тому времени, когда ее нога нашла ровную поверхность, она уже ничего не видела – это было почти так же, как снова находиться в ужасной бездне царства Мэри.

Раздающиеся эхом капли воды, падающие с потолка, – на сей раз настоящие – предполагали, что она была в замкнутом пространстве: туннеле или пещере – ничего похожего на функциональные проходы слуг. Огромное количество пройденных ступенек говорило о том, что она, скорее всего, находилась под школой.

Что-то проползло по ее ногам. Бобби закричала и откинула нечто, что издало злобный писк, прежде чем крошечные лапки убежали прочь. Проход кишел крысами – Бобби поёжилась и направилась в тень. Попытавшись бежать, но сумев только слабо прихрамывать, цепляясь за стены, Бобби надеялась, что в темноте не было ничего, что могло порезать ее ноги. Ох… погодите секунду…. Внезапно она расхохоталась. Было ли это на самом деле смешно или она впала в истерику? Так или иначе, злобный смех, который она испустила, был, по меньшей мере, жутким. Стоп. Ты должна сохранять хладнокровие. Продолжай идти.

Бобби замерла. Она прислонилась к стене, которая так глубоко внизу, была скользкой от сырости. Даже шум ее прерывистого тяжелого дыхания и стука зубов не помешал ей услышать нетвердые шаги, крадущиеся за ее спиной вниз по лестнице.

Это были не крысы…. На лестнице была Мэри.

Истеричный смех перешел в рыдания. Бобби оттолкнулась от стены и продолжила свой мучительный побег. По крайней мере, ледяной каменный тоннель некоторым образом вызвал онемение ее ног. Она пыталась идти на цыпочках, чтобы избежать давления на порезы ступней. Ковыляя так быстро, как только могла, Бобби даже не оглядывалась.

Мэри приближалась в темноте. Она не увидела бы ее, пока не почувствовала те пальцы.

Туннель казался бесконечным. Не было никаких поворотов, никаких углов – чернота простиралась вечность. Бобби подумала, не все ли уже кончено, и она попала в Ад – один бесконечный, черный туннель.

Пытаясь убежать, она начала хрипеть, дыхание стало частым и тяжелым. Остановившись на мгновение, она услышала шарканье ног позади себя. Слишком близко. Бобби побежала, вытянув вперед руки. Через несколько секунд ей показалось, что она увидела впереди кирпичную кладку. То, что она могла хоть что-то видеть, означало, что там был свет, попадающий в туннель. С новыми силами она ринулась вперед, но ее дух моментально поник: впереди был тупик. Нет, это был не тупик, это была стена. Стена с лестницей.

Бобби бросилась к ней и оглянулась через плечо. Если что-то и двигалось там по длинному коридору, оно было недостаточно близко, чтобы что-то разглядеть. Подняв голову вверх, она увидела, как через вентиляционное отверстие, расположенное в верхней части узкой шахты, просачивался свет. Выход. Словно в конце самой долгой ночи в ее жизни пробивался рассвет.

Лестница начиналась на уровне глаз. Она схватилась за мокрые скользкие деревянные ступеньки, казавшиеся покрытыми мхом и плесенью. Бобби боялась, что дерево сгнило, но оно оказалось достаточно крепким. Вцепившись в лестницу кончиками пальцев, она начала карабкаться наверх. Каждый раз, когда она пыталась переместить вес на ноги, тело пронзали уколы боли, так что Бобби старалась подтягивать себя вверх по лестнице, используя все силы, что были у нее в руках. Боль была адской, но ей ничего не оставалась, кроме как добраться до вентиляционного отверстия, чтобы, по меньшей мере, выбраться из туннеля и (она надеялась) на свежий воздух.

С нижней части лестницы послышались приближающиеся шаги, и в скудном свете Бобби уголком глаза увидела передвигающуюся тень. Она начала взбираться быстрее.

Ржавое вентиляционное отверстие над головой оказалось в пределах досягаемости, хотя только богу известно, что могло находиться на другой стороне. Бобби потянулась за последней ступенькой и с усилием поднялась.

Последовал противный треск, и ступенька проломилась в ее руке. Она отбросила ее, в поисках чего-нибудь, за что можно было ухватиться. На секунду перенеся вес на ноги, она взвыла от боли и непроизвольно отцепила руки.

Она упала. Упала быстро, как камень, падающий в колодец. Все, что она успела сделать – это приготовиться к приземлению. Конец был милосердно быстрым. С глухим стуком Бобби шлепнулась на пол, ее ноги (ее бедные ноги!) приняли основной удар. Сначала она была слишком потрясена, чтобы почувствовать боль. Она лежала навзничь, уставившись на шахту, моргая, как идиотка. Затем боль поразила ее по-настоящему. Если она думала, что изодранные ноги – плохо, то по сравнению с агонией, которая, словно лава, начала распространяться по лодыжкам, это был сущий пустяк.

Было так больно, что она не могла дышать. Не могла двигаться.

На щеку капнуло что-то теплое. Как слеза. А потом еще, и еще.

Кап, кап, кап.

На холодных каменных плитах Бобби могла достаточно двигаться, чтобы отклонить голову назад на дюйм.

Над ней стояла Мэри, кровь стекала с ее пальцев на лицо Бобби.

– Нет, – пробормотала Бобби. После всего, что ей удалось сделать. После такой усердной борьбы… все бесполезно.

Холодное бесстрастное лицо Мэри наклонилось к ее лицу. Бобби почувствовала поверхностное скрежещущее дыхание на своей коже, как будто легкие другой девушки были заполнены жидкостью.

– Пожалуйста… – умоляла она.

Влажная ледяная рука прикоснулась к ее щеке. Кровавая прядь волос слегка задела губы Бобби. Зловоние ее дыхания было невыносимым – будто все внутренности девушки сгнили. Бобби захныкала и попыталась вывернуться, но ее придавили; Мэри была прямо сверху нее, склоняясь к ней все ближе. Все, что Бобби могла сделать, – это закрыть глаза и ждать конца.

Глава 28

Дата добавления: 2015-11-14