Дела могильные

Бобби провела по коже, тщетно пытаясь смахнуть их. Она закрыла глаза и сосчитала до пяти, молясь, чтобы все это было только в ее голове – еще один кусочек сна – но когда она снова открыла их, болезненные алые шрамы все еще были на месте. С губ сорвалось отчаянное рыдание.

– Кейн! Кейн! – закричала она, не в силах вымолвить ничего больше.

Он ворвался в уборную, и, судя по раздувающимся ноздрям и сжатым кулакам, был готов к драке. Бобби бросилась к нему, еле сдерживая истерику в голосе.

– Смотри! Посмотри на мои руки!

Он поморщился, когда провел пальцами по ее коже.

– Что случилось?

– Ничего! Я не знаю! Они просто появились! – Это было уже слишком. Она дошла до критической точки и больше не могла держаться ни секунды. Все ее усилия оставаться позитивной и оптимистичной пропали в мгновение ока. Мэри заставила ее бояться.

– Господи! – Кейн протянул руки, и она шагнула в его объятия, широко распахнув глаза, стараюсь не моргать. Бобби боялась, что если она закроет глаза, то из них потекут слезы, а плакать она не собиралась. Его свитер пах травами – чисто и надежно – он пах домом.

Несправедливо. Она хотела помочь Мэри, по-настоящему хотела, и вот – это. Что же дальше?

– Зачем она это делает? Чего она от нас хочет?

Кейн не ответил, только крепче прижал ее к себе.

Полчаса спустя, Бобби доела Kinder Bueno и запила его лимонной фантой, пока они ждали автобус.

– Лучше? – спросил Кейн.

– Немного, – покраснела Бобби. Ужас утих, хотя порезы не исчезли. Она не могла думать ни о чем кроме них. Еще одна невероятная вещь, произошедшая за последние три дня. И она была самой плохой – пострадало ее тело. Она чувствовала себя оскверненной, уязвимой, и это делало Мэри более реальной. Она не была каким-то туманным призраком, она могла добраться до них.

Он успокаивал ее, в свою очередь, демонстрируя выдержку. Он обратил внимание на то, что хоть порезы и были настоящими, она не испытывала никакой сильной боли, и все могло было быть намного хуже. Бобби хранила свои новые страхи при себе – ни к чему слова, шрамы на ее руках говорили обо всем.

– Прости, что сорвалась. – Она попыталась пошутить, но голос ее дрогнул. – Можем мы свалить это на резкое снижение сахара в крови?

Кейн улыбнулся. Ямочки на щеках.

– Думаю, можем. Вообще-то, принимая во внимание все, что случилось, мы еще неплохо держимся.

– Точно. – Бобби сглотнула готовые прорваться слезы. «Плакать – непродуктивно», – сколько раз она говорила это Нае, когда какой-нибудь случайный парень не отвечал на ее сообщения. – Может быть, если бы у нас было две недели, у нас было бы больше времени на то, чтобы сидеть, плакаться и утешать друг друга.

– Но все же, – Кейн допил свой второй Red Bull. – Если хочешь плакать, то поплачь. Этим утром я довольно-таки сильно взбил свою подушку.

– Это эвфемизм? – вырвалось у Бобби, о чем она тут же пожалела. Боже, теперь он решит, что она «дерзкая». Нет ничего хуже, чем быть «дерзкой».

Кейн выдохнул Red Bull через нос.

– Мило. Теперь понятно, чем вы там занимаетесь.

– Прости. Мне не следовало так говорить.

– Нет, все нормально. – Кейн открыл пачку Doritos. – Давай поговорим о чем-нибудь другом. Мы никогда ни о чем больше не говорили, кроме призраков.

Эта была истинная правда. На самом деле, кроме того, что он учился в Рэдли, ездил на небольшом ВМХ байке[12] и, вроде как, встречался с Грейс, она не знала о своем напарнике ничего. Только это. Оу, и еще про бурную семейную историю.

– Ты прав. Давай, расскажи мне что-нибудь.

– Например, что?

– Например, о себе. – Может быть, если она сосредоточится на нем, то не будет думать о порезах на руках. Одна мысль о них заставляла ее кожу покрываться мурашками. Просто думай о Кейне.

Снова пошел дождь – капли барабанили по крыше автобусной остановки, которую наполовину покрывали скользкие, мокрые оранжевые листья.

– Э-э, даже не знаю, – сказал он. – Я довольно-таки обыкновенный.

– Это вряд ли.

– Ну, я увлекаюсь спортом, искусством и фотографией. Если… знаешь… если он настанет, то в следующем году я собирался в университет изучать графический дизайн.

У Бобби загорелись глаза. Она проигнорировала часть, касающуюся Мэри. Просто думай о Кейне.

– О, круто. Я не думала, что ты «творческая» личность.

– Ха! Так себя называет мой учитель-хиппи по искусству. Почему ты так не думала?

Смутившись, Бобби пожала плечами.

– Всего лишь заблуждение, полагаю. Я увидела толстовку и ВМХ и решила, что ты относишься к… Не знаю, к типу хулиганов-бунтарей, ну или типа того.

Кейн усмехнулся.

– Это потому что я смуглый? – Он подмигнул, и они оба рассмеялись. – Это же Рэдли Хай. Довольно ужасная школа – ты делаешь то, что должен, чтобы ужиться. И показываешь людям только то, что хочешь, чтобы они увидели, понимаешь? Либо так, либо тебе дадут пинка под зад. В Кройдоне было то же самое.

– Ага. Пайпер Холл – такая же ужасная. Все в своих ящичках: например, есть девушки, играющие в хоккей, девушки, поющие в хоре, симпатичные девушки; даже альтернативные девушки однотипны. Ты можешь выбрать любой ящик, какой тебе нравится, за исключением того, который покажет настоящего тебя.

Он кивнул.

– Это убивает. Усердно стараться не выглядеть так, что ты стараешься. Я пытаюсь совмещать все это. Свои рисунки, катание, увлечение стрит-артом. Смотри. – Он задрал свитер и показал серую футболку с принтом скелета препарированной лягушки. – Я сам это сделал.

– Ух ты – это на самом деле круто. – Когда он ее приподнял, Бобби мельком увидела верх его боксеров. Они были мягкими, из хлопка, и выглядывали над поясом его джинсов, резинка плотно облегала мускулистые выступы, пробегающие по его бедрам. Что-то теплое и радужное зашевелилось внутри нее. Просто думать о Кейне – действительно срабатывало. Он был как раз тем тонизирующим напитком, который ей был нужен.

– Спасибо. Я хочу сделать побольше таких – может быть, продавать их в интернете. Опять же, если только…

– Я поняла.

– А что насчет тебя? Вязание крючком и прочая дребедень?

– Ха! Не совсем! Боже, боюсь даже предположить, что ты слышал.

– Все богачки?

– Неа.

– Лесбийские оргии?

– Только по последним средам месяца, – с иронией ответила Бобби.

– Разочаровывает. Секс, наркотики и рок-н-ролл?

– Нет, нет и только девушки-готы.

– Провал. Все шикарные?

– Все относительно. У нас есть молодая королевская особа среди учениц младших классов, так по сравнению с ней я почти плебейка. Есть вступительные экзамены, так что если ты невероятно умный, то можешь получить стипендию и все такое.

– А как насчет тебя?

– Получила ли я стипендию? – Бобби потянула рукава вниз там, где они задрались – она не хотела вспоминать о призрачных ранах до тех пор, пока не смогла бы полностью раздеться и увидеть реальную картину. Порезы постоянно маячили на переднем плане ее сознания, словно в ее череп попала муха. – Нет. Хоть я и ношу очки, на самом деле я не такая уж умная. Моя мама была достаточно известной актрисой в восьмидесятых – она играла Дездемону в одном старом фильме, версии «Отелло». Мама всегда работает в разных местах, так что отправила меня в школу-интернат для «моей же собственной пользы».

– Отстой. – Кейн доел чипсы и бросил пакет в мусорную корзину. – Но ты все равно умная. То, как ты говоришь, и все такое.

– А мне бы дали пинка под зад в Рэдли?

– О, однозначно! Однозначно! – засмеялся он.

– Мне нравится сочинять, – призналась Бобби. – Не знаю, хороша ли я в этом – я едва ли пользуюсь точками – но мне бы хотелось быть писательницей. Писать книги.

Кейн ухмыльнулся.

– «Творческая» личность?

– Ага. – Бобби улыбнулась в ответ. Сквозь мрак по улице зашумел автобус, проезжая мимо нависающих деревьев, которые задевали и хлестали его. Момент был разрушен. Блин. Она не хотела, чтобы разговор с Кейном заканчивался.

Они сели в автобус, показав свои билеты, и в Бобби ударила почти осязаемая волна запаха пота. Распаренное, влажное транспортное средство было отвратительно – оно пахло будто мешок влажного компоста, оставленного на солнце.

– Чувак, здесь воняет, – пробормотал Кейн, и Бобби собиралась было ответить, когда увидела то, что остановило ее на полуслове. – Что такое? – спросил он.

– Просто не останавливайся, – ответила ему Бобби, ведя его к самым задним сиденьям. В третьем ряду сидела приходящая ученица по имени Элоди Минчин. Бог знает, почему она ехала на автобусе в школу почти в полдень, да это было и не важно. Их увидели.

Кейн видел то же, что и она.

– О, задница. Ты думаешь, она на тебя донесет?

– Опять же, я переживаю не из-за Прайс.

– Грейс?

– Грейс.

Кейн, должно быть, уловил что-то – возможно, она скорчила такое же лицо, которое делала, когда была вынуждена есть ужасные оливки или каперсы – потому что неожиданно проговорил:

– Знаешь, между мной и Грейс ничего нет.

Бобби сделала равнодушный вид, как будто это не имело для нее никакого значения, хотя в ее голове проходил парад победы. Другая часть ее мозга пыталась вытолкнуть черные облака – Мэри – на передний план, но она не обращала на это внимания. Вся суть жизни заключалась в маленьких победах. Сейчас, на заднем ряду 38 автобуса, она позволила себе упиваться радостью от осознания того, что Кейна не интересовала Грейс Бруэр-Фэй.

– О, правда? А она это знает?

– Если нет, то ей бы следовало. Я был с ней прямолинеен.

Бобби решила продолжить дальше, пытаясь говорить как можно более беззаботно.

– А почему нет? Грейс супергорячая.

– Считаешь?

– А ты – нет?

Уголки губ Кейна опустились.

– Она – командно-горячая, но не командно-веселая, ты же понимаешь, о чем я? Она могла бы как-нибудь попробовать улыбаться.

Бобби подавила смех.

– Отстой.

– Ага. Мне не следует говорить о ней плохо. Она нормальная, но… просто нет. – Когда Бобби не ответила, он продолжил: – Трудно сказать, почему нет – почему тебе нравятся одни люди, а другие нет? Просто нравятся или нет.

Бобби думала над лаконичным и остроумным ответом, но решила говорить прямо.

– Я знаю, что ты имеешь в виду. Ты не можешь заставить себя.

Кейн кивнул и протер запотевшее окно рядом с собой.

– Некоторые люди просто сияют немного ярче других, и это не имеет ничего общего с тем, как они выглядят.

Внезапно Бобби не смогла говорить из-за кома в горле.

К тому времени, когда они добрались до собора Святого Павла, дождь уменьшился до мелкой измороси. Церковное кладбище было безлюдным, только одна дама с детской коляской принесла свежие цветы на могилу и выдергивала сорняки, которые посягнули на памятник. Бобби на мгновенье задумалась, к кому она пришла – возможно, к мужу или к матери, или отцу. Как бы там ни было, молодые люди прошли мимо нее в почтительном молчании.

Они последовали по дорожке вокруг церкви к казавшимся бесконечными рядам могил, которые ожидали за задней частью.

– С чего начнем? – спросил Кейн.

– Понятия не имею. Думаю, поищем надгробие с надписью Уортингтон …

Они разделились, чтобы сэкономить время – да, это был «Фильм Ужасов 101», только с огромным количеством могил. На кладбище не было никакого очевидного порядка – даже тропинки через кладбище были петляющими и бессмысленными. Угрожающего размера дубы были рассеяны среди могил, загораживая свет. Каждые несколько сотен метров стояли скамейки – единственные предметы, по которым можно было ориентироваться.

Проходя между надгробиями, Бобби ощущала чувство покоя и умиротворения. Не было ли ужасно думать, что все люди смертны и это нормально? Ведь ощущают смерть те, кто остается. Поэтому Бобби не могла просто уйти. Кто же присмотрит за ее мамой?

Сердечные надписи на надгробиях – для нее просто имена – заставили Бобби задуматься, продолжают ли люди жить в воспоминаниях после того, как все заканчивается. У некоторых могил были свежие подношения, но многие превратились в руины, обломанные и съеденные мхом, у которых не осталось никого, кто бы мог вспомнить лица тех имен, чьи тела разлагались под землей. Бобби задалась вопросом, что это и есть столько, сколько на самом деле живут люди – до последнего человека, который тебя помнит, до последнего букета на твоей могиле.

Ангел плакал над небольшим семейным участком земли, прижимая обветшалую каменную руку к лицу. Бобби прочла имена преданных земле. Целые поколения в одной могиле. Но ни одного упоминания о Уортингтон. Это начинало напоминать поиски иголки в стоге сена.

Голова Бобби повернулась на слабый звук. Девичий смех. Он несся по ветру, но звук был очень легким и слабым, словно слышимый издалека или из прошлого. Он был настолько изысканным, настолько нежным, что Бобби сомневалась, не показалось ли ей.

Она увидела Кейна на соседней тропинке. Она встретила его на пересечении под кромкой величественных, корявых дубов.

– Ты это слышал?

– Что?

– Ничего. Ну… мне показалось, что я слышала девичий смех.

– Смех? Не очень похоже на Мэри.

Бобби кивнула.

– Я тоже так подумала.

Нахмурившись, брови Кейна сдвинулись ближе. Это было очень мило.

– Хотя все это кажется немного жутковатым.

– Что? Кладбище? Серьезно?

Он усмехнулся.

– Нет, похоже на большое дежавю.

В другое время Бобби бы закатила глаза, но сейчас она верила ему без сомнений.

– Думаешь, ты был здесь раньше?

– Я был здесь раньше – но это совсем другое. – Он пожал плечами. – Не могу объяснить.

Досадно.

– Все нормально… какие-нибудь следы Уортингтон?

– Неа.

– У меня тоже.

Небеса снова разверзлись, крупные брызги дождя быстро превратились в поток.

– Ах! Давай найдем укрытие! – Бобби держала руки над головой. Они бросились к ближайшим зарослям деревьев, покидая безопасную тропинку.

Последовала головокружительная вспышка молнии, за которой почти сразу же раздался грохот грома, прозвучавший так, словно треснуло небо. Бобби вспомнила, что если гром мгновенно следует за молнией, это значило, что недалеко был глаз бури. Они бросились дальше в лес, направляясь к более плотному укрытию. Под темнеющими осенними листьями они были защищены от грозы. Бобби оглядела место и поняла, что они не были в полном одиночестве. Они все еще были в окружении могил.

Почти полностью скрытый деревьями, заросший плющом, на некотором расстоянии от главной дорожки, расположился склеп. Вокруг приземистого каменного строения собрался мусор из порыжевших листьев. Бобби никогда не замечала его прежде, спрятанного в тени. Когда-то он был очень красивым – низкие ступени вели к колоннам, обрамляющим декорированный металлический вход с искусно вылитыми решетками, скручивающимися и завивающимися вокруг ангела-хранителя в глубокой молитве. К сожалению, ныне забытый, он был покрыт граффити – не потрясающим уличным искусством, а мерзкими кривыми «словечками» и вульгарными изображениями мужской анатомии. Бутылки из-под кока-колы и выцветшие пакеты из-под чипсов взбирались на стены вместе с листьями.

Бобби подумала, что прошло много времени с тех пор, когда кто-нибудь приносил цветы к этому памятнику. Его соседи – плоские мемориальные плиты в земле – заросли дикой травой, сорняками и еще большим количеством мусора. Весь этот угол кладбища был забыт.

– Не понятно, – проговорила Бобби раздраженно. Дождь продолжал стучать по навесу. – Почему Бриджит снится именно это место?

– А почему бы и нет? Мы все приходим сюда. Может быть, девушки и во времена Мэри тоже приходили сюда?

Бобби фыркнула.

– Это нечестно. Мы стараемся изо всех сил, мы следуем всем подсказкам, но так ни к чему и не пришли. Сегодня мы вообще не узнали ничего, что могло бы нам помочь.

– Эй. – Кейн подошел ближе и взял ее за руку. Его кожа была горячей на ощупь, она согревала ее холодные влажные пальцы. – Мы добьемся своего. Мы делаем все, что можем. Может быть…. может быть, нам нужно передохнуть.

– У нас нет времени.

– У нас все еще есть два дня. Все будет в порядке. – Он сжал ее руку, и она ему почти поверила. Сейчас их тела находились близко, слишком близко, ближе, чем могут находиться друзья. Она слегка подняла вверх голову, пока ее глаза не встретили его. На ее линзах были крапинки дождя, но она все же могла видеть, как он смотрел на нее. Он хотел поцеловать ее. Она хотела поцеловать его. Она хотела, чтобы он хотел поцеловать ее. Бобби часто размышляла о том, каким будет ее первый поцелуй, но никогда в ее мечтах она не представляла себе пропитанное дождем кладбище.

Их губы находились всего в нескольких сантиметрах друг от друга, но даже это было слишком далеко. Он наклонился, ловя момент. В ту секунду, когда его губы коснулись ее, подул внеземной благоухающий бриз, неся с собой лето. Сухой влажный июльский воздух с нотками свежескошенной травы, дикого чеснока и лаванды. И парфюм… она определенно чувствовала аромат парфюма. Оранжевые, янтарные, желтые листья закружились вокруг них в изящном вихре: вращаясь, опускаясь и ныряя, словно в ритме вальса. На сей раз странный танец сопровождался очень отчетливым кокетливым девичьим смехом.

Глава 16

Дата добавления: 2015-11-14