Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

2 страница

4 страница | 5 страница | 6 страница | 7 страница | 8 страница | 9 страница | 10 страница | 11 страница | 12 страница | 13 страница |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

для того, чтобы разобраться в этой реальности, угадать ее

скрытые движущие силы и перспективы ее развития".

Зрелому Гессе в высшей степени присуще чувство

ответственности перед читателем. Писатель как бы приобщает его

к своим поискам, к неразрешимым дилеммам, в путах которых он

бьется, к своим сомнениям и самоиронии. Романтические мотивы и

устремления удивительным образом сочетаются в его творчестве с

интеллектуализмом и ироничностью -- чертами, свойственными

многим крупным реалистам XX столетия.

Крайне своеобразна роль юмора у Гессе -- он сам

неоднократно говорит об этом в ряде произведений и писем.

Именно юмор должен помочь страдающему индивидуалисту -- герою

Гессе -- перебросить мост от "идеала" к ненавистной ему

бюргерской обыденности. Юмор должен удержать от отчаяния,

помочь сохранить рассудок и веру в человека. Конечно, подобное

преодоление противоречий с помощью юмора было весьма иллюзорным

даже в глазах самого писателя.

Критика неоднократно отмечала, что во многих произведениях

Гессе рядом поставлены два героя, не столько отрицающие,

сколько дополняющие друг друга. Это не только борьба разных

сторон личности, но и олицетворение двух возможных позиций по

отношению к обществу: бегство от него и деятельность внутри

него. Намеком на такую пару были уже мальчики Гибенрат и

Гейльнер в ранней повести "Под колесами"; затем -- Сиддхарта и

Говинда из повести "Сиддхарта"; писатель Гарри Галлер и его

антагонист и друг -- джазист Пабло из романа "Степной волк";

средневековый мыслитель, аскет Нарцисс, и художник Гольдмунд из

повести "Нарцисс и Гольдмунд" (1930). Гессе понимал

ограниченность обеих этих позиций. Уже в "Степной волке" он

ясно высказал мысль о необходимости для одинокого созерцателя

человека духа (а другого героя Гессе не знал) выйти из

изоляции. Но трагедий Гессе заключалась в том, что он не видел

никаких реальных возможностей для своих героев действовать в

рамках буржуазного общества, которое было для него

олицетворением Общества как такового. Отсюда метафизический,

внеисторический смысл его программных образов и концепций.

Другого общества, небуржуазного, он не представлял, сознательно

исключил его из своего поля зрения. Свое отвращение к

буржуазной политике он перенес на политику вообще и чурался

даже самого этого слова.

Томас Манн с удивительной прозорливостью уловил слабость

этого большого писателя в постоянном противопоставлении "духа"

и "политики", Т. Манна не пугали некоторые фетиши, перед

которыми останавливался автор "Игры в бисер". "Я полагаю, что

ничто живое не существует сегодня вне политики, -- писал Т.

Манн Гессе в 1945 году. -- Отказ от нее -- тоже политика,

которая тем самым играет на руку злому делу". В сущности,

утверждает Т. Манн, произведения Гессе тоже причастны политике.

Ведь если под его любимым понятием "дух" понимать силу,

стремящуюся к добру и справедливости, то оно тоже причастно к

политике, хочет того Гессе или не хочет.

Сам Гессе, прославленный и признанный, жил в Монтаньоле

все более уединенно, вне партий и литературных группировок. Об

его "отшельничестве" создавались легенды, но надо помнить, что

при всем его пресловутом "отказе от политики" общественная

позиция Гессе обычно прогрессивна, его конкретные политические

высказывания отличаются большой зрелостью.

Когда в 1931 году через Томаса Манна ему было передано

приглашение вновь стать членом Прусской академии искусств, из

которой он ранее демонстративно вышел, писатель аргументировал

свой отказ прежде всего своим глубоким недоверием к Веймарской

республике -- "этому бездушному и беспочвенному государству,

которое возникло из пустоты, из всеобщей усталости после

войны". Далее он пишет: "В 1918 году п был всеми своими

симпатиями на стороне революции, но с тех пор мои надежды на

немецкую республику, которую можно было бы принимать всерьез,

давно разрушены. Германия упустила время свершить свою

революцию и найти свою собственную политическую форму".

В годы фашизма Гессе с самого начала был убежден в

непрочности и временности победы Гитлера. При этом, несмотря на

все ужасы фашистской диктатуры, она не была для него неким

мистическим наваждением, как для многих буржуазных

интеллигентов того времени, а явилась закономерным порождением

западного общества. Естественно, что для нацистов Гессе с

самого начала был "нежелательным" писателем.

В 30-е годы Гессе напряженно работал над "Игрой в бисер".

Мы уже упоминали, что это было его итогом, его "кредо",

отповедью фашизму. Своеобразным эскизом и прологом к этому

большому произведению явилась аллегорическая повесть

"Паломничество в страну Востока" (1931), которую вместе с

"Игрой в бисер" можно считать вершиной мастерства писателя.

"Восток" в этом произведении -- не географическое понятие,

в названии есть иронический намек на распространенные в то

время описания путешествий. "Страна Востока" Гессе -- это

страна романтики, которая везде и нигде, это -- страна

духовности, красоты и добра в душе человека.

Сюжет повести фантастичен.

Удивительное паломничество ведет читателя по родным для

Гессе местам: по южной Германии, Швейцарии, северной Италии.

Знакомые пейзажи переходят в условный ландшафт, родственный,

например, описаниям немецкого романтика Эйхендорфа. Но это еще

и путешествие во времени -- мы вдруг оказываемся в

средневековье, попадаем в страну сказок или в детские и

юношеские воспоминания автора. Удивительны и сами

путешественники, пилигримы, "братья по вере и по духу", члены

удивительного Ордена и прямые предтечи касталийцев из "Игры в

бисер". Среди них Дон-Кихот, и близкие Гессе романтики Брентано

и Гофман, и герой Гофмана архивариус Линдхорст, и Генрих фон

Офтердинген из романа Новалиса, и Тристрам Шенди из романа

английского писателя Лоренса Стерна. Здесь и современник Гессе

швейцарский художник Пауль Клее, и сам рассказчик -- музыкант

Г.Г., в котором мы без труда узнаем Германа Гессе, и его

собственные литературные герои из прежних книг -- Сиддхарта,

Клингзор, Гольдмунд. Членов этого союза объединяет

человечность, естественность, любовь к людям. Им чужд

индивидуализм, разочарованность и сухой рассудок. Им

противопоказано себялюбие. Служение людям -- вот что, по мысли

писателя, должно спасти их от отчаяния. Лео -- скромный слуга,

готовый каждому помочь, оказывается в итоге Верховным Магистром

Ордена. Лео -- это второе "я" автора, его свершение.

 

x x x

 

"Игра в бисер" имеет посвящение -- "Паломникам в страну

Востока": автор как бы отсылает читателя к своему предыдущему

произведению, подчеркивает их родство.

Имя главного героя "Кнехт" означает "слуга", герои трех

вставных новелл -- жизнеописаний, якобы принадлежащих перу

самого Кнехта, -- это вариации того же образа в разные века и в

разных странах, как бы подчеркивающие его "вневременной" смысл.

Это вариации того же служения -- в "разных одеждах", с разным

финалом, Продолжая сравнение с музыкой, можно сказать, что

основной "мотив" как бы несколько раз "проигрывается" в

различных тональностях.

"Игра в бисер" требует внимательного, вдумчивого

прочтения, многое в ней зашифровано, глубоко спрятано. Писатель

обращается в своем произведении к идеям и образам разных

народов: касталийцы восприняли европейское средневековье с его

символикой, для них живы древний Китай, Индия с ее йогической

мудростью, им близки математические знаки, музыкальные

обозначения и т.д. Перебирание духовных ценностей, накопленных

человечеством, не становится, однако, для автора самоцелью, той

бессмысленной и безрезультатной, хотя и виртуозной, требующей

колоссальной подготовки и эрудиции Игрой в бисер, которой

занимаются жители его Касталии. Спокойная и внешне отстраненная

манера изложения, ироничность и любимая Гессе интонация

бесстрастного историка прикрывает блестящий критический анализ,

умение писателя различить и зафиксировать симптомы неизлечимой

болезни своей эпохи и в то же время непонимание глубинных

причин этой болезни, внутреннюю неуверенность и

противоречивость.

Роман состоит из трех, неравных по объему частей: вводного

трактата -- "популярного" очерка истории Касталии и Игры в

бисер, жизнеописания главного героя и произведений самого

Кнехта -- стихов и трех прозаических опусов, имеющих, в свою

очередь, форму жизнеописаний.

Прежде чем обратиться к истории знаменитого касталийца

Кнехта, летописец возвращается к далекому прошлому --

предыстории и истории возникновения Касталии. Якобы с позиций

далекого будущего в романе дается сокрушительная критика

общества XX века и его вырождающейся культуры, критика эпохи,

которую касталийский историк называет

"фельетонистической"{1_1_0_04} (от немецкого значения термина

"фельетон", что означает "газетная статья развлекательного

характера"). Надо сказать, что эти страницы Гессе нисколько не

утеряли своей злободневности и в наши дни, если употреблять

более современные термины, критика фельетонизма есть критика

так называемой "массовой культуры" буржуазного мира.

"Духовность" все больше и больше деградирует в

"фельетонистическую эпоху"{1_1_0_04}. На смену серьезным

занятиям науками и искусствами, самоотверженным поискам,

открытию новых законов и связей, созданию подлинных

произведений человеческого гения пришла пустопорожняя болтовня

о науке и искусстве. "Газетное чтиво" становится знамением

эпохи. Ученые и художники изменяют своему призванию, продаются,

так как их манят деньги и почести. Они более не служат своим

убеждениям, а развлекают и -- главное -- отвлекают своих

читателей. Армия интеллигенции трудится над писанием всякого

рода печатного хлама. Котируются анекдоты и мелкие происшествия

из жизни знаменитых людей или паукообразные сочинения, вроде:

"Фридрих Ницше и дамские моды в семидесятые годы девятнадцатого

столетия", "Роль комнатных собачек в жизни знаменитых

куртизанок" и т.п. Не наука, а профанация науки, проституция

духовного творчества. Слово обесценилось, наступила инфляция

слова. За ней скрывается ужасающая духовная пустота и кризис

морали, страх перед будущим, перед неизбежностью новой войны,

перед всесилием "хозяев".

В "фельетонистическую эпоху" много талантливых людей,

одаренных мыслителей. Этот век не является безыдейным, но, по

словам Гессе, он не знает, что делать со своими идеями, ибо в

глубине всего таятся страх и чувство обреченности. "Они

прилежно учились управлять автомобилем, играть в замысловатые

карточные игры и мечтательно отдавались разгадке кроссвордов,

ибо перед лицом смерти, страха, боли, голода они были почти

вовсе беспомощны... Люди, читавшие столько фельетонов,

слушавшие столько докладов, не изыскивали времени и сил для

того, чтобы преодолеть страх, побороть боязнь смерти, они жили

судорожно, они не верили в будущее". Гессе приходит к

убеждению, что подобная цивилизация исчерпала себя и стоит на

пороге крушения, и ничто не сможет ее спасти.

Эти угрожающие симптомы вызывали в "эпоху фельетонизма"

разную реакцию, рассказывает летописец Касталии в романе Гессе.

Одни все отрицали и не желали ничего видеть, другие заняли

циничную позицию -- "после нас хоть потоп", третьи впали в

глубокий пессимизм, и только одиночки стали добровольными,

верными жрецами-хранителями лучших традиций духовности.

Интеллектуальная элита выделилась впоследствии, смогла основать

"государство в государстве" -- Касталию -- и создать Игру в

бисер.

Гессе как бы спрашивает: как спасти личность и духовное

начало в период распада и крушения культуры. Может быть, одним

из путей спасения могло бы стать бегство от общества, уход

поэтов и ученых в мир "чистого искусства" и поисков "вечной

истины"? Для демонстрации и оценки этого пути Гессе создает

свою умозрительную экспериментальную Педагогическую провинцию.

Касталия Гете и Касталия Гессе -- как мало, в сущности,

между ними сходного! Две разные эпохи -- заря и закат эры

капитализма. Гете воплощает в Педагогической провинции мечты

художника, в чем-то опережающего время, -- об обществе,

преодолевшем противоречия -- будущем бесклассовом обществе.

Касталия Гессе -- иная, здесь предусматривается не

всестороннее, а только духовное развитие. Если касталийцы Гете

мечтали о переделке мира, то новые касталийцы удалились от

мира.

Как и "страна Востока", Касталия существует лишь в

воображении, хотя в ее пейзажах вновь оживает родная Гессе

южно-немецкая и швейцарская природа, Касталию часто называют

утопией, по нет в ее строе, в ее укладе, в технике ничего

утопичного, связанною для нас с обществом будущего. Наоборот,

на каждом шагу встречаются странные анахронизмы. Жизнь городков

внутри Касталии как бы застыла в своей средневековой

патриархальности, жизнь за пределами Касталии кипит ключом --

развитие промышленности, борьба партий, парламент, пресса.

Состязания по Игре в бисер передаются по радио, а ездят по

Касталии на лошадях. То же смешение старины я утонченной

современности ощутимо и в построении, и в языке "Игры в бисер".

Сам автор писал: "Имеется множество людей, для которых

Касталия реальна так же, как для меня". В другом случае он

объяснял: Касталия -- "не будущее, а вечная, платоновская, в

различных степенях уже давно открытая и увиденная на земле

идея". Неоднократные ссылки на универсальную платоновскую

академию, где занимались всеми науками своего времени, мы

встречаем и в самом тексте романа. Таким образом, Касталия для

автора -- абстракция, сложный символ, приют чистой

созерцательной духовности, в отличие от мира, пораженного

"фельетонизмом". Касталия напоминает "модель", построенную

ученым, всесторонне и критически рассмотренную "вероятность".

Все касталийцы принадлежат к Ордену служителей духа. От

полностью оторваны от жизненной практики. Здесь парит строгая

почти средневековая иерархия (двенадцать Магистров, Верховная,

Воспитательная и прочие Коллегии и т.д.), хотя места

распределяются только в зависимости от способностей. Для

пополнения своих рядов касталийцы находят и отбирают одаренных

мальчиков по всей стране, а затем обучают их в своих школах,

развивают их ум и чувство прекрасного, приобщают к математике,

музыке, философии, а главное, учат размышлять, сопоставлять,

наслаждаться "духовными играми". После окончания школ юноши

попадают в университеты, где обучение не регламентировано

жестким сроком, а затем посвящают себя занятиям науками и

искусствами, педагогической деятельности или Игре в бисер. В

Касталии нет ограничивающей специализации в формировании ученых

и служителей муз, здесь достигнут некий высший синкретизм науки

и искусства.

Как относится сам Гессе к придуманной им Касталии? На этот

вопрос трудно дать однозначный ответ. Вместе со своим героем

Кнехтом Гессе понимает, что у Касталии нет прочных корней в

реальной жизни, что, если она не переменится и не откажется от

своей замкнутости, ей грозит неминуемая гибель. Вместе с

Кнехтом Гессе любит и нежно оплакивает эту удивительную страну,

которая под его пером буквально оживает для читателя. Гессе

можно с полным правом назвать наследником и продолжателем

лучших традиций немецкой прозы ("традиционалистом", как он сам

себя с гордостью называл). При всем внешнем спокойствии

повествования стиль Гессе глубоко эмоционален.

Как реален и убедителен Эшгольц -- школьный городок, в

который мы попадаем вместе с Кнехтом; как великолепны горы, в

которых Кнехт странствует на каникулах, направляясь к Магистру

музыки; как тепло описан Вальдцель -- столица Касталии -- с его

средневековой архитектурой, бородатыми бюргерами и их веселыми

дочками, охотно позволяющими любить себя касталийским

студентам. Касталийцы живут в прекрасном окружении, Гессе

собрал вокруг них все самое ему дорогое. И в то же время они

живут вдали от реального мира с его тревогами и угрозами.

В Касталии "духовность" отделена наконец от буржуазного

"процветания" -- то, о чем всегда мечтал Гессе, но его

касталийцы принесли в связи с этим целый ряд тяжких жертв. Они

отказались не только от собственности, семьи, от счастья

индивидуального авторства (так, юношеские стихи Кнехта -- в

Касталии непростительный грех), но даже и от своеобразия

собственной личности, ибо уход от жизни, пребывание в атмосфере

чистой духовности губительно действуют на индивидуальность.

Касталийцы отказались от творчества как такового: от

новаторства, от поисков и движения, от развития, пожертвовав

ими ради гармонии, равновесия и "совершенства", Они отказались

от деятельности ради созерцания. Все их занятия бесплодны. Они

не создают нового, а лишь занимаются толкованием и

варьированием старых мотивов. Их развитие приводит к созданию

людей типа Тегуляриуса, типичных отщепенцев, гениев-одиночек,

которые в своем увлечении изощренностью и формальной

виртуозностью пренебрегают столь важной для касталийцев

"медитацией" -- созерцанием.

Медитация -- некое фантастическое занятие, подробно

описанное в романе Гессе, -- представляет собой

последовательность дыхательных упражнений и волевых приемов

сосредоточения и самопогружения, напоминающих приемы йогов. К

медитации все касталийцы обязаны прибегать периодически, а

также в моменты особого напряжения или волнений, ибо это

разрядка, гигиена умственной и психической деятельности. Но

медитация в романе, несомненно, имеет и более глубокий смысл:

она дарует не только полное отдохновение и овладение собой, но

и временное погружение в "ничто", полную отрешенность от

суетного, от "майя", что необходимо человеку для обретения

способности к духовной самодисциплине, к объективному взгляду

на вещи и к хладнокровному осмыслению своей деятельности.

Пренебрегая медитацией, касталийцы полностью утрачивают свою

способность к служению и сознание долга, они становятся

окончательно бесполезными.

Касталийцы обречены, ибо они аристократы, каста. Сословие

аристократов духа, замкнутое в себе и не служащее обществу,

неизбежно приходит к вырождению и гибели, считает писатель.

Недаром самое почитаемое занятие в Касталии, ее высшее

достижение, основа и смысл ее существования -- это таинственная

Игра в бисер, самый многозначный и сложный символ в этом

творении Гессе.

Писатель дает Игре в бисер, иначе Игре стеклянных бус (оба

перевода немецкого Clasperlenspiel, на наш взгляд, имеют право

на существование и дополняют друг друга), по видимости точное,

а в сущности ничего не определяющее определение: "Игра

стеклянных бус есть игра со всеми смыслами и ценностями нашей

культуры, мастер играет ими, как в эпоху расцвета живописи

художник играл красками своей палитры". Так же неопределенно и

загадочно стихотворение Кнехта, посвященное Игре. В основе

этого символа лежит давняя мечта философов и ученых о

всеобъемлющей системе, об универсальном языке, способном

выразить и сопоставить все открытые "смыслы", весь духовный мир

человечества. Игра -- это и религия, и философия, и искусство,

все в целом и ничто в частности. Это и символическое

обозначение утонченной духовности, прекрасной интеллектуальной

деятельности как таковой, поисков абстрактного смысла --

квинтэссенции истины. Для писателя Гессе близко также понимание

Игры как занятия литературой; во всяком случае, это касается

сугубо современных литературных форм, проникнутых

интеллектуализмом, недаром один из главных мастеров Игры носит

имя Томас фон дер Траве{2_5_06} (намек на Томаса Манна,

родившегося в Любеке на реке Траве).

Гессе с видимой достоверностью описывает происхождение

этого фантастического занятия. На заре Касталии некий Перро из

Кальва -- родного города Гессе -- использовал на семинарах по

теории музыки придуманный им прибор со стеклянными бусинами. В

дальнейшем этот прибор был усовершенствован. Скорее всего, он

похож на некую электронную машину, где бусины стали кодом,

знаками универсального языка, с помощью которого можно без

конца сопоставлять различные смыслы и категории.

Около 2200 года Магистром Игры стал мастер Игры, не

знающий равных, -- Йозеф Кнехт. Кнехт -- любимый герой Гессе --

прошел весь тот путь, который проходят касталийцы. Способного

мальчика рано отобрали в "элитарную школу". Ему повезло -- на

самой заре своего развития он встретился и сблизился с

Магистром музыки -- человеком, воплотившим в себе наиболее

привлекательные черты Касталии: равновесие, ясность,

упоительную веселость (сродни "бессмертным" из "Степного

волка"). Встреча с Магистром музыки сделала разлуку с прежней

жизнью таинством, посвящением. Только смутно, по реакции

окружающих, мальчик догадывается, что уход в Касталию, в

разреженную атмосферу чистой духовности, -- не только

возвышение, но и потеря.

Позже, от самого Магистра музыки. Кнехт узнает, что не так

уж легко досталась тому пресловутая касталийская ясность.

"Истина должна быть пережита, а не преподана", -- говорит

учитель своему любимому ученику. И далее: "Готовься к битвам,

Йозеф Кнехт..."

Путь Кнехта состоит из этапов, изображаемых Гессе как ряд

ступеней, уводящих все выше и выше. Лишь на время герой

обретает желанную гармонию, но наступает "пробуждение", и он

вновь готов рвать связи, "преступать пределы" и отправляться в

дорогу, ибо:

 

Не может кончиться работа жизни...

Так в путь -- и все отдай за обновленье!

 

(Из стихов Иозефа Кнехта)

 

Чем дальше, тем труднее дается Кнехту переход со ступени

на ступень, тем резче ощущает он скрытые диссонансы

касталийской действительности. Встреча Кнехта с "мирянином"

Плинио Дезиньори, его другом-врагом, их диспут-поединок, о

котором Кнехт, по желанию преподавателей, выступает в роли

апологета Касталии, дальнейшие соприкосновения с настоящим,

реальным миром, -- волнуют и тревожат Кнехта. Недаром звучит в

его юношеских стихах:

 

Рассудок, умная игра твоя --

Струенье невещественного света,

Легчайших эльфов пляска, -- и на это

Мы променяли тяжесть бытия.

 

Кнехт с радостью приемлет все лучшее в Касталии, он

поистине наделен даром ученичества и служения, но он интуитивно

старается избегнуть касталийской ограниченности. Все его

склонности влекут его к Игре, к тому, чтобы стать ее величайшим

адептом, но герой избирает к ней окольные, затяжные пути,

ничего не принимая как данное, желая самостоятельно и критично

пройти весь тот путь, что она прошла. Для этого ему приходится

углубиться в изучение многих сложных вопросов, и один из этапов

этого пути -- его пребывание в домике Старшего Брата, в мире

"старых китайцев". Старший Врат особенно ярко демонстрирует

Кнехту одну из сторон мировоззрения Касталии -- добровольное

самоограничение, отказ от универсальности и развития ради

ограниченного совершенства минувших времен.

Но важнейшее значение для развития Кнехта имеет его миссия

в бенеднктинской обители Мариафельс. Гессе не религиозен,

христианство, в лучшем смысле этого слова, для него категория

общечеловеческая и этическая, он воспринимает его как "историю

и совесть". Монастырь Мариафельс показан не как оплот религии,

а как одни из последних оплотов духовности в "миру", как лучшее

место для касталийца за пределами Провинции. Здесь начинается

ученичество Кнехта у историка -- отца Иакова{2_6_06}.

Прообразом этого героя послужил швейцарский историк культуры

Якоб Буркхардт{2_6_06} (1818-1898), идеи которого оказали

влияние на самого Гессе, но значение образа патера

Иакова{2_6_06} много больше, чем просто отражение факта из

биографии писателя. Под влиянием Иакова{2_6_06} Кнехт впервые

задумывается об историзме, о соотношении истории государства и

истории культуры, впервые постигает, что живая история вовсе не

подчиняется абстрактно-логическим законам разума и не

исчерпывается историей идей. "Пусть тот, кто занимается

историей, наделен самой трогательной детской верой в

систематизирующую силу нашего разума и наших методов, но,

помимо этого и вопреки этому, долг его -- уважать непостижимую

правду, реальность, неповторимость происходящего", -- учит

Йозефа отец Иаков{2_6_06}. Гессе приходит здесь к признанию

необходимости исторического взгляда на вещи, хотя и не идет

дальше этого признания.

Итак, с помощью занятий историей Кнехт увидел истинное

место Касталии, ее временность и относительность, потому что

отчуждение ее от мира -- трагическая ошибка. "Игра игр" --

всего лишь игра, имеющая в лучшем случае педагогическое

значение. Страна интеллекта -- крошечная частица вселенной,

пусть даже самая драгоценная и любимая. Касталия была создана

когда-то и должна погибнуть, поскольку она почти перестала

выполнять даже то немногое, ради чего ее создали, -- свою

педагогическую миссию. Писатель не приемлет отрыва духовной

элиты от жизни общества. Он критикует Касталию устами

"идеального касталийца", и эта критика вновь обращена к нашей

современности.

Наука и искусство хиреют и чахнут в изоляции от живой

жизни, без осмысления и смысла, какой бы утонченности и

виртуозности ни достигли их представители. Более того, самое их

существование оказывается под угрозой. Пока касталийцы

затворнически трудятся в своих библиотеках и архивах, играют в

свои великолепные игры, общество, от которого они уходят все

дальше, может счесть свою Касталию бесполезной роскошью. "Игра

в бисер" -- роман-предостережение всей западной цивилизации XX

века. Еще в юношеском стихотворении вставало перед Кнехтом

страшное видение -- последний мастер Игры:

 

Но нет их больше, нет ни тайн, ни школ,

Ни книг, былой Касталии... Старик

Покоится, прибор держа в руке,

И, как игрушка, шарики сверкают,

Что некогда вмещали столько смысла...

 

Дом уже горит, утверждает Кнехт в своем послании членам

Коллегии, и наш долг "не заниматься анализом музыки или


Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
1 страница| 3 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.065 сек.)