Читайте также: |
|
было истинно, а другое ложно. В теории Тарского поня-
тие истины не зависит от языка и не релятивизовано по
отношению к нему. Ссылка на язык делается только в
силу существования невероятной и одновременно триви-
альной возможности, когда одни и те же звуки или сим-
волы могут встречаться в двух различных языках и,
следовательно, могут описывать два совершенно различ-
ных факта.
Однако легко может возникнуть ситуация, когда
высказывание, сформулированное на одном языке, не-
переводимо на другой язык, или, иначе говоря, факт или
положение дел, которые можно описать в одном языке,
нельзя описать в другом.
Каждый, кто владеет более чем одним языком, ко-
7 Я неоднократно излагал теорию Таракого, например в Г15,
л. 223-225].
576
нечно, знает, что совершенные переводы с одного язы-
ка на другой —· явление чрезвычайно редкое, если вооб-
ще возможное. Однако эти затруднения, хорошо извест-
ные всем переводчикам, следует четко отличать от об-
суждаемой нами ситуации — невозможности описания
на одном языке положения дел, которое вполне можно
описать на каком-либо другом языке. Обычные, хорошо
известные переводческие трудности имеют совершенно
иную природу. Ясное, простое и легко понимаемо;1 вы-
сказывание, сформулированное по-французски или по-
английски, может, к примеру, потребовать очень слож-
ного и неуклюжего перевода, скажем, на немецкий
язык, перевода, который даже труден для понимания.
Другими словами, эти известные каждому переводчику
обычные трудности заключаются в том, что может ока-
заться невозможным эстетически адекватный перевод.
Однако это не означает, что невозможен любой пере-
вод данного высказывания. (Здесь я, естественно, имею
в виду фактуальное высказывание, а не стихотворение,
афоризм или остроту. Сказанное не относится и к вы-
сказываниям, насыщенным тонкой иронией или выра^
жающим чувства говорящего.)
Тем не менее нет никаких сомнений в том, что могут
возникнуть значительно более серьезные трудности. Так,
можно построить искусственные языки, содержащие
только одноместные предикаты, в которых можно ска-
зать: «Пол — высокий» и «Питер — маленький», но не:
«Пол выше Питера».
Конечно, для нас живые языки представляют значи-
тельно больший интерес, чем искусственные. В этом от-
ношении многое можно почерпнуть из работ Уорфа (см,
[23]). Пожалуй, Уорф первым обратил внимание на
важность рассмотрения некоторых грамматических вре^
мен в языке племени хопи. С точки зрения говорящего
на языке хопи, функция этих времен состоит в описа?
нии какой-либо части положения дел, которое он пыта-
ется описать в своем высказывании. Такие грамматиче-
ские времена нельзя адекватно передать на английском
языке, и потому мы вынуждены объяснять их значение
весьма окольным путем, обращаясь к определенным
ожиданиям говорящего, а не к характеристикам объек-
тивного положения дел.
Уорф приводит следующий пример. В языке хопи
имеются две временные категории, которые можно при-
37—913 577
близительно перевести при помощи двух следующих вы-
сказываний:
«Фред начал колку дров»,
«Фред начал колоть дрова».
Говорящий на языке хопи использовал бы первое
высказывание в том случае, когда он ожидает, что Фред
собирается продолжать процесс колки в течение некото-
рого времени. Если же говорящий не ожидает, что Фред
будет продолжать колку дров, то он никогда не скажет
на хопи «Фредначал колку». Он скорее обратится к ис-
пользованию другой категории времени, передаваемой
при помощи высказывания «Фред начал колоть». Одна-
ко существеннее всего то, что говорящий на языке хопи,
используя эти временные категории, вовсе не желает
только выразить различные свои ожидания. Он скорее
стремится описать два различных состояния дел — две
различные объективные ситуации, два различных состоя-
ния объективного мира. Можно сказать, что первая вре-
менная категория описывает начало продолжающегося
состояния или повторяющегося процесса, тогда как
вторая описывает начало события, обладающего не-
большой длительностью. Таким образом, говорящий на
языке хопи, возможно, попытается перевести с хопи
фразу как «Фред начал сон» вместо того, чтобы перевести
ее как «Фред начал спать», поскольку сон больше похож
на процесс, чем на событие.
Все эти соображения значительно упрощены нами,
поскольку полное воспроизведение данного Уорфом опи-
сания столь сложной лингвистической ситуации вполне
могло бы потребовать объема целой статьи. Главное
следствие для интересующей нас проблемы, которое,
по-видимому, вытекает из положения, описанного Уор-
фом и несколько позже рассмотренного Куайном, тако-
во. Несмотря на то что не может быть никакой лингви-
стической относительности в вопросе об истинности ка-
кого-либо высказывания, все же возможна ситуация,
когда некоторое высказывание оказывается непереводи-
мым на другой язык. Дело в том, что в самую грамма-
тику двух различных языков могут быть встроены два
различных взгляда на то, из чего сделан мир, два раз-
личных понимания основных структурных характеристик
мира. Используя терминологию Куайна, это явление
можно назвать «онтологической относительностью» язы-
ка (см. [19; 20]).
578
Я считаю, что возможная непереводимость некоторых
высказываний является, наверное, наиболее радикаль-
ным следствием, которое можно извлечь из явления, наз-
ванного Куайном «онтологической относительностью».
Тем не менее фактически оказывается, что большинство
человеческих языков взаимопереводимы. Следует толь-
ко отметить, что в большинстве случаев они лишь очень
плохо взаимопереводимы, ______чаще всего именно по причи-
не онтологической относительности, хотя, конечно, мож-
но найти и другие причины этого явления. К примеру,
высказывания, апеллирующие к нашему чувству юмора,
или сравнения с хорошо известными местными или исто-
рическими событиями, которые вошли в традицию, мо-
гут быть совершенно непереводимыми.
IX
Несомненно, такое положение дел может значитель-
но затруднить рациональную дискуссию, особенно если
участники ее воспитывались в различных частях света
и говорят на разных языках. Однако я нахожу, что эти
затруднения чаще всего преодолимы. В Лондонской
школе экономики у меня были студенты из различных
частей Африки, Ближнего Востока, Индии, Юго-Восточ-
ной Азии, Китая и Японии, и я убедился, что все труд-
ности можно преодолеть при минимуме настойчивости,
проявленной обеими сторонами. Если и имелось препят-
ствие, которое не так легко было преодолеть, то оно, как
правило, было результатом насильственного навязыва-
ния западных идей. Догматическое, некритическое обу-
чение в плохих школах и университетах западного об-
разца и особенно освоение западного многословия и за-
падных идеологий были, как показывает мой опыт, зна-
чительно более серьезными препятствиями для рацио-
нальной дискуссии, чем любое расхождение между куль-
турами или языками.
Мой опыт преподавания привел меня к мысли, что
столкновение культур может утратить часть своей цен-
ности, если представители одной из сталкивающихся
культур уверены в своем общем превосходстве. Этот
эффект усиливается, когда той же точки зрения придер-
живаются представители другой культуры. При этом
теряется главная ценность столкновения культур, по-
скольку она состоит именно в способности создавать
37· 579
I
критическую позицию. В частности, если одна из сторон
убеждена в своей неполноценности, то критическое от-
ношение ее представителей к обучению у другой сторо-
ны сменяется одним из видов слепого одобрения, слепо-
го прыжка в новый магический круг или обращения в
иную веру — как любят описывать этот процесс верую-
щие и экзистенциалисты.
Я считаю, что в тех случаях, когда возможно посте-
пенное преодоление онтологической относительности,
последняя, хотя и является препятствием на пути к лег-
кому общению, может иметь ни с чем не сравнимую
Ценность прл всех наиболее значительных столкновениях
культур. Благодаря онтологической относительности
участвующие в столкновении партнеры им,еют возмож-
ность избавиться от своих предрассудков, которые они
до тех пор не сознавали. В число таких предрассудков
входит и неосознанное принятие без докательств тео-
рий, которые, к примеру, могут оказаться встроенными
в логическую структуру их языка. Вполне возможно,
что избавление от предрассудков произойдет под влия-
нием критического отношения, вызванного к жизни
столкновением культур.
Что же происходит в таких случаях? Мы сравниваем
и сопоставляем новый язык со своим собственным или
с другими хорошо известными нам языками. При срав-
нительном изучении языков собственный язык, как пра-
вило, используется в качестве метаязыка, то есть языка,
на котором обсуждаются и сравниваются другие языки.
Последние представляют собой исследуемые объекты,
причем в их число входит и наш собственный язык. Ис-
следуемые языки представляют собой объект-языки.
В ходе такого исследования нам приходится вниматель-
но приглядываться к нашему собственному языку —
скажем,, английскому — и критически оценивать его как
ряд правил и норм употребления, которые могут быть
несколько узки, поскольку они неспособны полностью
охватить или описать те виды явлений, существование
которых предполагают другие языки. Однако это опи-
сание ограниченных возможностей английского языка
как объект-языка производится на том же английском,
но уже используемом в качестве метаязыка. Таким об-
разом, само предпринимаемое нами сравнительное ис-
следование заставляет преодолеть те самые ограниче-
ния, которые мы исследуем. И что самое интересное, нам
действительно удается преодолеть эти ограничения.
Средством же преодоления ограниченности нашего языка
является критика.
Сам Уорф и некоторые из его последователей утвер-
ждали, что все мы живем в своего рода интеллектуаль-
ной тюрьме: тюрьме, стены которой возведены струк-
турными правилами нашего языка. Я готов принять эту
метафору, хотя следовало бы добавить, что'это очень
странная тюрьма, поскольку обычно мы не сознаем факт
своего заключения. Осознавать это мы начинаем только
при столкновении культур. Однако в таком случае само
это сознание позволяет при желании разорвать тюрем-
ные оковы, поскольку мы вполне можем выбраться из
заключения при помощи изучения нового языка и срав-
нения его с нашим собственным.
В результате мы оказываемся в новой тюрьме. Однако
она будет значительно больше и просторнее, и мы, как
и прежде, не будем страдать от своего заключения. Если
же оно начнет причинять нам страдания, то в наших
силах предпринять критическое исследование нашей
тюрьмы и таким образом вновь разрушить ее и создать
еще более просторную тюрьму.
Наши тюрьмы—'это наши каркасы. И все те, кому
не нравится пребывание в тюрьме, будут противостоять
мифу каркаса. Они будут приветствовать дискуссию с
партнером, который явился из другого мира и принад-
лежит к другому каркасу, поскольку такая дискуссия
предоставляет им возможность обнаружить до тех пор
незримые оковы, разбить эти оковы и тем самым выйти
за пределы самих себя. Это разрушение нашей тюрьмы,
конечно, происходит не по шаблону (ср. [10, с. 232]);
оно может быть только результатом критических уси-
лий, или, иначе говоря, творческих усилий.
X
В остальной части этой статьи я попытаюсь приме-
нить результаты предпринятого нами краткого анализа
к некоторым проблемам, принадлежащим к той обла-
сти, в которой сконцентрированы мои научные интере-
сы,— в области философии науки.
Прошло уже полвека с тех пор, как я пришел к
взгляду, сходному с рассматриваемым нами понятием
мифа каркаса, но я не только пришел к нему, а тогда
581
же и превзошел его. То было время больших и горячих
дискуссий после первой мировой войны, и я обнаружил,
как трудно иметь дело с людьми, живущими в закрытых
каркасах. Тем более важно бороться против пагубной
приверженности к какой-либо конкретной теории —
нельзя позволить заключить себя в духовную тюрьму.
В то время я не имел никакого представления о теории
столкновения культур, но я, несомненно, использовал
мои столкновения с приверженцами различных концеп-
туальных каркасов для того, чтобы выработать в сво-
ем сознании идеал освобождения из интеллектуальной
тюрьмы, создаваемой одной теорией, — тюрьмы, в ко-
торой можно пребывать, не сознавая этого, в продолже-
ние всей нашей жизни.
К сожалению, достаточно очевидно, что этот идеал
самоосвобождения и разрушения тюрьмы, в которой мы
пребываем в данный момент, в свою очередь может
стать частью концептуального каркаса или тюрьмы.
Иначе говоря, мы вообще не можем быть абсолютно
свободны. Однако мы способны постепенно расши-
рять нашу тюрьму и по крайней мере можем пре-
одолеть ограниченность того, кто держится за свои
оковы.
Таким образом, наш взгляд на мир в каждый дан-
ный момент неизбежно пропитан теорией. Однако это
не мешает нам продвигаться ко все лучшим теориям.
Как же мы это делаем? Существенным шагом в этом
направлении оказывается языковое выражение наших
убеждений. Оно объективирует наши убеждения и со-
здает возможность превращения их в объекты критики.
Тем самым наши убеждения заменяются конкурирую-
щими теориями и конкурирующими предположениями,
а критическая дискуссия по поводу таких теорий обеспе-
чивает возможность прогресса.
При этом следует потребовать, чтобы любая теория,
которой отдается предпочтение, то есть теория, которую
можно оценить как более прогрессивную по отноше-
нию к менее удовлетворительной теории, была срав-
нима со второй. Иначе говоря, эти две теории не явля-
ются «несоизмеримыми», если использовать столь
модный ныне термин, введенный в этом контексте Ку-
ном.
(Заметим, что две логически несовместимые теории
в общем случае будут «соизмеримыми». По своему
предназначению понятие несоизмеримости значительно
радикальнее понятия несовместимости: в то время как
несовместимость является логическим отношением и,
таким образом, предполагает общий логический каркас,
несоизмеримость предполагает отсутствие общего логи-
ческого каркаса.)
Так, к примеру, астрономическая теория Птолемея
вовсе не является несоизмеримой с теориями Аристарха
и Коперника. Конечно, коперниковская система позво-
ляет нам взглянуть па мир с совершенно иной точки
зрения. Не подлежит сомнению и то, что при этом в
психологическомплане происходит переключение ге-
штальта, как называет это явление Кун. Психологически
это чрезвычайно важно. Тем не менее две эти системы
можно сравнить по их логическим характеристикам.
Действительно, один из главнейших аргументов Копер-
ника заключался в том, что все астрономические наб-
людения, которые соответствуют геоцентрической систе-
ме, при помощи простой процедуры перевода можно
согласовать и с гелиоцентрической системой. Конечно,
существуют громадные различия между этими двумя
воззрениями на Вселенную, и величина пропасти, раз-
деляющей два этих взгляда, вполне может поразить
нас. Однако сравнение их не вызывает особых затрудне-
ний. Для примера можно обратиться к тем колоссаль-
ным скоростям, которые вращающаяся сфера непод-
вижных звезд должна придавать звездам, расположен-
ным вблизи от ее экватора, и сравнить их со значитель-
но меньшей скоростью вращения Земли, которое система
Коперника ставит на место вращения неподвижных
звезд. Эти соображения, подкрепленные небольшим прак-
тическим, знакомством с действием центробежных сил,
вполне могут служить прекрасной точкой сравнения для
каждого, перед кем стоит проблема выбора одной из
рассматриваемых систем.
Я утверждаю, что такого рода сравнение различных
систем всегда возможно. Я утверждаю, что теории, ко-
торые предлагают решение одних и тех же или тесно
связанных проблем, как правило, сравнимы и м.ежду их
сторонниками всегда возможны плодотворные дискус-
сии. И такие дискуссии не только возможны, но и име-
ют место в действительности.
582 583
XI
Далеко не все считают эти утверждения верными,
что приводит к возникновению воззрения на науку и ее
историю, резко отличного от развиваемого мною. Крат-
ко рассмотрим, воззрение такого типа.
Сторонники8 такого рода теории без труда смогли
обнаружить, что при нормальных условиях ученые свя-
заны между собой тесным сотрудничеством и дискуссия-
ми. Тогда они стали доказывать, что возможность тако-
го положения дел вытекает из того факта, что ученые
обычно действуют в рамках общего концептуального
каркаса, следовать которому обязался каждый из них.
(Мне представляется, что каркасы такого рода тесно
связаны с теми образованиями, которые Мангейм назы-
вал «тотальными идеологиями»9.) Периоды, во время
которых ученые соблюдают свою верность каркасу,
рассматриваются как типические. Это периоды «нор-
мальной науки». Ученые же, которые работают описан-
ным образом, признаются «нормальными учеными».
Наука, понимаемая в таком смысле, противопостав-
ляется науке в периоды кризиса или революции. Это
периоды, во время которых данный теоретический кар-
кас начинает трещать по всем швам и в конце концов
разваливается. Тогда он заменяется новым. При этом
предполагается, что сам переход от старого каркаса
к новому следует рассматривать как процесс, который
должен изучаться не с точки зрения логики (поскольку
такой переход по существу своему ни в целом, ни в ос-
новном, не является рациональным), а с точки зрения
социологии и психологии. В таком случае при переходе
к новому теоретическому каркасу наблюдается даже
нечто похожее на «прогресс». Однако этот прогресс
вовсе не состоит в приближении к истине, а сам переход
не направляется рациональной дискуссией по поводу
относительных достоинств конкурирующих теорий. Она
не может направлять этот переход, так как действитель-
8 При написании этого раздела я первоначально имел в виду Ку-
на и его книгу [8]. (См. также мою статью [18].) Однако, как отме-
чает Кун, рассматриваемая мной интерпретация основывается на
ошибочной трактовке его взглядов (см. [10 и 9]), и я с готовностью
принимаю эту поправку. Тем не менее обсуждаемая точка зрения
представляется мне весьма влиятельной.
9 По поводу критики теории Мангейма см. [16, т. 2, гл. 23, 24].
584
но рациональная дискуссия представляется невозмож-
ной вне установленного концептуального каркаса. Вне
общего каркаса нельзя даже вообразить возможность
достижения согласия по поводу точки отсчета «досто-
инств» теории. (Некоторые приверженцы рассматривае-
мой концепции даже считают, что и об истине мы можем,
говорить только относительно какого-либо каркаса.)
Таким образом, рациональная дискуссия невозможна,
если смене подлежит сам концептуальный каркас. Здесь
и кроются причины того, что два каркаса — старый и
новый —· иногда считаются несоизмеримыми.
Признание несоизмеримости каркасов может быть
подкреплено и дополнительными основаниями, напри-
мер следующего типа. Каркас может мыслиться не толь-
ко как состоящий из «господствующей теории», а и как
включающий некоторые психологические и социологи-
ческие сущности. Он состоит из господствующей теории
и того, что может быть названо способом видения ве-
щей в соответствии с господствующей теорией, который
иногда включает даже мировоззрение и образ жизни.
Соответственно такой каркас представляет собой соци-
альную связь между его приверженцами, сплачивает их,
в значительной степени подобно церкви, политическим
или художественным, убеждениям, идеологиям.
Все это дает новые объяснения предполагаемой не-
соизмеримости. Вполне понятно, что два различных об-
раза жизни и два различных способа видения мира
несоизмеримы. И все же я хотел бы подчеркнуть, что
во-первых, две теории, которые предлагают решение
для одного и того же семейства проблем, включая и
порождаемые ими (дочерние) проблем,ы, не должны
быть обязательно несоизмеримыми и, во-вторых, для
науки в противоположность религии именно теории име-
ют первостепенную важность. В мои намерения вовсе
не входит отрицать существование таких вещей, как
«научный подход» или научный «образ жизни», то есть
образ жизни людей, посвятивших себя науке. Наобо-
рот, я утверждаю, что научный образ жизни предпола-
гает пламенную заинтересованность в объективных на-
учных теориях, теориях самих по себе, и в истинности
этих теорий или по крайней мере близости их к истине.
Этот интерес представляет собой критический ин-
терес, интерес к аргументации. Именно поэтому он, в
отличие от некоторых других убеждений, не порож-
дает явлении типа описанной нами «несоизмеримости».
Мне представляется, что существует множество
контрпримеров для описанной теории развития науки.
Во-первых, имеются контрпримеры, показывающие, что
наличие «каркаса» и деятельность в его рамках не явля-
ются чертами, специфичными для науки. В число контр-
примеров такого рода входят философия в период схо-
ластики, астрология и теология. Во-вторых, имеются
контрпримеры, показывающие, что могут существовать
сразу несколько господствующих теорий, борющихся зз
первенство в данной науке, между сторонниками которых
вполне возможна плодотворная дискуссия. В качестве
главного среди категории контрпримеров для меня вы-
ступает теория строения материи, в рамках которой
атомистическая и континуалистская теории плодотвор-
но боролись, начиная с пифагорейцев и Парменида,
Демокрита и Платона и кончая Гейзенбергом и Шре-
дингером. И я не думаю, что эту борьбу можно описать
так, чтобы она попала в предысторию науки или в ис-
торию преднауки. Другим, контрпримером второго рода
является теория теплоты. Даже после работ Блэка
встречаются жидкостные теории теплоты10, борющиеся
с кинетической и феноменологической теориями, а
столкновение между Махом и Планком11 не было приз-
наком кризиса, не происходило оно и в рамках одного
концептуального каркаса, а также не может быть за-
числено в разряд донаучных. Другим примером служит
столкновение м.ежду Кантором и его критиками (осо-
бенно Кронекером), которое имело продолжение в фор-
ме обмена мнениями между Расселом и Пуанкаре, Гиль-
бертом и Брауэром. К 1925 году насчитывалось по
крайней мере три резко противостоящих друг другу
концептуальных каркаса, разделенных пропастями,
слишком широкими для наведения через них мостов,
Однако дискуссии продолжались, и постепенно их ха-
рактер изменился. Ныне имеют место не только плодо-
творные дискуссии, но и многочисленные синтезы меж-
10 По-видимому, немногие осознают, что в уравнении Е — тс1
Эйнштейн воскресил жидкостную теорию теплоты, для которой во-
прос о наличии у теплоты веса считался решающим. Согласно теории
Эйнштейна, теплота действительно имеет вес, только этот вес очень
мал.
11 Ср. дискуссию между Планком и Махом и особенно работу
Планка [12].
585
ду каркасами, так что критический пафос выступлений
прошлых времен почти забыт. В-третьих, имеются контр-
прим.еры, показывающие, что плодотворные рациональ-
ные дискуссии могут иметь место даже между привер-
женцами новорожденной господствующей теории и не
убежденными ею скептиками. Таков галилеевский «Диа-
лог о двух главных системах мира», таковы некоторые
из популярных работЭйнштейна, такова существенная
критика эйнштейновского принципа ковариантности,
выдвинутая Э. Кречманом (1917), или критика эйнштей-
новской общей теории относительности, не так давно
предпринятая Дикке, таковы и знаменитые дискуссии
Эйнштейна и Бора. Было бы неверным говорить, что
последние дискуссии были бесплодными, поскольку не
Дата добавления: 2015-11-14; просмотров: 46 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
А также гл. 8—11 и 15. 4 страница | | | А также гл. 8—11 и 15. 6 страница |