Родственные души. 2 страница

Сзади раздался рык. Другой. Более грубый и злобный что ли. Темка, вздрогнув, обернулся...

"Потом останется лишь страж,

Избегнуть постарайся встречи"

Осевидно он. Пасть еще шире, чем у червей. Зубы, торчащие из нее, вызывали невольное уважение к чудовищу. Оно было выше мальчика и похоже на страшную копию Лаймы - облезлой станционной собаки. Только злее и уж точно стремящейся не облизать его и почесать шкуру...

Недолго думая, Темка побежал. С рычанием тварь тоже стремительно сорвалась с места. Гонка по ночному Питеру продолжилась. Хотя результат этой гонки был и так всем ясен. И Темке, и уж тем более стражу, который нагонял жертву так же быстро, как кот нагоняет гусеницу...

Мальчик обо что-то споткнулся и плашмя повалился в снег. Без сил, он кое-как приподнялся на не слушающихся руках и развернулся к адскому псу, который почему-то еще не разорвал его на мелкие кусочки, хотя давно должен был. Чудовище стояло в каком-то метре от лежащего в снегу мальчика и громко выдыхало воздух. Потом распахнул пасть с множеством острых зубов и громко рыкнул на Артема. Тот зажмурился, в ожидании смерти, но в этот миг случилось совсем не это.

- Боярд! А ну прекрати! - Раздался рядом тонкий детский голосок. - Ты страж или кто? Зачем пугать маленьких мальчиков? Тем более, когда им холодно.

Темка широко раскрыл глаза, не в силах поверить своим ушам. Огромная патлатая псина смотрела влево, наклонив вниз голову и тихо при этом поскуливая. Алиса же, аккуратно ставя ноги в снег, приближалась к Артему, сердито грозя пальчиком псу.

- Забыл свои обязанности?

- Нет, юная леди, - на удивление тонюсеньким голоском промямлила псина, виновато поглядывая из-под спутанных лохматых бровей на девочку. - Я всего лишь хотел поиграть.

У Темки даже рот раскрылся от удивления и немого возражения. Мол, фига-се поиграть. Да так и помереть недолго от таких то игр!

- Иди, Боярд, - снисходительно махнула рукой девочка. - Как сменишься, обещаю. Поиграем.

- Хорошо, госпожа, - пес слегка поклонился и, развернувшись, ускакал в обратном направлении. А Темка не в силах поверить в говорящую собаку все смотрел в след, пока в себя его не привел голос девочки.

- Все страннее и страннее! Я его тут спасаю, а он в снегу сидит! - Она уперла руки в бока, а косички сердито запрыгали вокруг головы. - Ты вставать собираешься?

- Ленка! - Крикнул Темка, как будто только что увидел девочку. Потом потупился и поправился. - Вернее Алиса! Я нашел тебя.

- Что ж, сэр Артур. Ты действительно нашел меня.

- Ты зачем сбежала? - сказал мальчик, поднимаясь и отряхивая с одежды снег.

- Извини, я не сбегала. - Произнесла печально девочка. - Я... Я... Я просто умерла... - И она подняла серьезные, полные печали глаза на мальчика.

Темка опешил.

- Как это? Но... Там... Мамка...

- Это правда, - девочка вздохнула. - Да ты не расстраивайся.

- Но... - Попытался запротестовать мальчик, когда Алиса взяла его под руку и потянула вперед. Туда, где расступались дома и распускающийся рассвет выхватывал из темноты дивный пейзаж. Совершенно не заснеженные сочные деревья. Огромные, пестрящие красками цветы, и живность, порхающую тут и там, и совсем не опасную.

- Ты нашел меня, Артур. Как и страну чудес. Мы ведь родственные души, понимаешь? А родственные души, Артур, находят друг друга всегда и везде. Даже после смерти. Да. И не надо на меня так смотреть! Ты тоже умер, друг мой. Тоже. Зато теперь мы вместе...

***

- Это я во всем виноват! - Виктор, отец Темки, запустил руки в темные спутанные волосы и закрыл глаза.

- Не беспокойся, Виктор. - Начальник станции сидел напротив и нервно теребил край какой-то тетради. - Его уже ищут. И я уверен найдут. За пределы станции он выйти точно не мог. Где-нибудь здесь прячется. Не иначе.

- Мне бы вашу уверенность... - проговорил отец Темки, закрыв руками глаза. - Это я редко с ним бывал, редко разговаривал, а что ребенку нужно в таком возрасте, как не внимание близких...

В дверь постучали, потом, не дожидаясь ответа вошли. Молча. Это был не молодой уже старший группы, отправленной на поиски Артема. Он также молча прошел к столу и молча же выложил на него две вещицы. Ржавую скобу и смятый клочок бумажки.

- Мы нашли его. - Тихо сказал он. - В шахте у обвала. Врач сказал, что произошло смещение шейных позвонков вследствие удара при падении. В результате были защемлены шейные артерии, и кровь в достаточном количестве не поступала в мозг. Смерть не мучительная, но... Даже представить не могу, какие кошмары он мог видеть за то время пока был без сознания... Эти предметы нашли у него в руках.

- Спасибо, - Сказал Петр Анатольевич, отпуская старшего группы. - Это не твоя вина Виктор. Надо было давно заделать ту шахту, а я все... - Начальник замолчал, наблюдая, как затряслись плечи у Тимкиного отца. Следовало помолчать. И не зная чем занять свои руки, Петр Анатольевич развернул и повертел в руках клочок бумажки, что нашли в руке Артема. Потом он протянул листок отцу мальчика, положив перед ним.

- Я думаю, Виктор, они сейчас там, где и хотели... Где и жили все это время с Леной. В их мечтах.

Звереныш.

Его все звали Звереныш. То ли за его полудикий образ жизни, то ли за то обстоятельство, как он появился на станции. Но это прозвище его совсем не обижало. Никто не смел произносить его издевательски, или презрительно. Все старались называть его ласково, либо дружелюбно. Чтобы не обидеть и не задеть чувств парня. И это прозвище стало скорее именем, так как настоящего его имени не знал никто.

Впрочем, все по-порядку.

Лет шесть или семь назад, никто не считал, да и смысла-то в этом люди не видели, в одну из спокойных ночей дежурил у северного тоннеля дед Архип со своим извечным напарником и закадычным другом Вовкой "Жгутом". Вроде разница в возрасте - лет около двадцати, но что их объединяло, было совершенно не понятно. Они всегда жили обособленно ото всех. Их палатки стояли рядом на отшибе, как раз возле северного тоннеля. Конечно, у всех возникали вопросы и домыслы, почему эти двое практически не общаются с населением, игнорируют его, но тот факт, что они исправно выполняли свои трудовые и военные обязанности, затыкал многих. Чем бы человек ни занимался, лишь бы занимался. И делал это на пользу станции.

Как рассказывает народное радио, в ту ночь все шло более, чем спокойно. Тоннель был безопасен. Дальше находилась заброшенная станция. Необитаемая и никогда особых неприятностей не приносившая. Разве что пугала иногда забредших на нее путников странными тенями и неестественными звуками. Да и то не всегда. Выходы с нее и тоннели, ведущие дальше по ветке, завалены, и ничего вроде появиться из них не должно было.

Костерок горел вяленько, словно сам готов был заснуть. Тени плясали мирно и ласково. Разговор не шел. Каждый думал о своем, да и после раздавленной бутылки местного самогона, головы под методичный треск затухающего костерка сами опускались на грудь, толкая парочку, если можно так выразиться, на преступление, так как сон на дежурстве был серьезным проступком. Несколько раз они могли спокойно вылететь со станции, но первое время им сходило это с рук, а позже они нашли какой-то выход. Какой именно, народное радио умалчивает, вот только давно их никто не заставал спящими на постах.

Они бы так честно и проспали свою дежурную ночь, незаметно и мирно, когда чей-то вой разбудил их.

Дед первым распахнул глаза, чувствуя, как покрывается кожа нездоровой испариной. Он покрепче сжал свой старенький и потрепанный АК и несколько минут пялился в темноту тоннеля, решая сложную загадку - не померещился ли ему вой. Его друг и соратник посапывал рядом, как не бывало, успев, по всей видимости, заснуть глубоко. Жгут всегда отличался неимоверно крепким сном, а уж под самогончик-то и подавно. Антип еще несколько минут пялил глаза в темноту, потом подкинул дровишек, которые уже несколько лет подряд таскали сверху, с местной мебельной фабрики, и пристроился обратно, решив было, что на его ушах сказывается старость.

Но не прошло и полминуты, как вой раздался снова. Дед опять вскочил и беспокойно посмотрел в тоннель. Вой был какой-то заунывный, жалобный и печальный одновременно, словно существо, издававшее его, готовилось отойти в мир иной. Поэтому и выло.

Он снял с предохранителя свой калаш и принял его на плечо, удерживая палец на спусковом крючке. От всего этого тянуло чем-то мистическим и очень-очень странным, что не мог объяснить его много повидавший в жизни и ничему не удивляющийся мозг. Откуда могло взяться существо, издающее вой, ведь станция дальше закрыта и все выходы с нее, кроме этого, замурованы? Что вообще происходит? Может снова глюки? Маразм старческий настигает, не спросив разрешения его? Да и Жгут вон спит, как убитый. Но ведь не возможно не услышать такой пугающий вой, как этот.

- Жгут! - Окрикнул он товарища, но видя, что тот его не слышит, подошел и пнул его по ботинку. - Жгут! Царевна ты спящая!

От пинка тот вздрогнул, слегка приоткрыл глаза, и начал было уже принимать более удобную позу для продолжения, так сказать, сновидения, как Антип пнул его еще раз, но уже в коленку.

- Эй! Ты чего? - Он потряс обижено головой и начал тереть глаза, не понимая, от чего его друг и товарищ все время пинается. - Ты че, совсем сбрендил, старый? Че пинаешься-то?

- Тише! - Прошептал Антип, вглядываясь настороженно во тьму. - У нас ЧП!

- ЧП? - Жгут для уверенности помотал головой - не мерещится ли ему этот дурак. - Какое, на хрен, ЧП?! Ты совсем, что ли, из ума выжил, дурак старый? Вот больше хер с тобой в дозор пойду! - Он обиженно полез за чайником, бормоча себе под нос: - ЧП! Нет, это ж надо! Вот ты действительно ходячее ЧП! А тут! Чего ждать с заброшенной станции? Там уже лет десять никого и ничего нет. ЧП!

- Ты что? И впрямь ничего не слышал? - Антип наблюдал, как Жгут ставит на костер чайник.

- Антип, ты дурак совсем? Что здесь можно услышать? Кроме ветра в тоннелях, да звука того же ветра, только выпускаемого тобою?

- Ну, ты и спать! Жгут, так всю жизнь проспишь и ничего не услышишь!

- А нафиг мне че-то слышать? На дворе Апокалипсис. Че еще можно услышать, кроме него? Вот и вся жизнь. Сон - тоннель, тоннель - сон, разве может быть по-другому? На поверхность нам все равно никогда не выбраться. Мне уж точно, да и тебе, мне кажется, тоже! К чему еще стремиться?

- Дурак ты, Жгут. Был дураком, дураком и помрешь. - Ответил старик, с обеспокоенностью вглядываясь во тьму. Воя пока не повторялось. Может он и в самом деле старый маразматик? Пугающийся даже собственной тени, который за последние двадцать лет никуда не вылезал дальше этого костра.

- Не, ну ты отмочил, Антип! Только подумать, - вдруг засмеялся Жгут. Чем дольше он смеялся, тем сильней и заразительней был его смех. Теперь даже старик не верил, что что-либо слышал, а начал смеяться вместе со Жгутом, до того комичной показалась ему эта ситуация теперь, когда он был не один, а со старым и добрым товарищем. Так бы они еще долго смеялись, если бы вой не раздался снова.

Теперь уже и Жгут как-то нервно вскочил. Что-то неестественное было в этом звуке, что-то таинственное. Или, по крайней мере, так казалось в гнетущей темноте тоннеля. А усиленный эхом он нарастал, как бы обволакивал их и шел дальше, теряясь в тоннеле, прямо к их станции.

- Что... Это? - Выдавил из себя Жгут. Выглядел он растерянным и много более бледным, чем до этого.

- Да вот то самое, из-за чего я тебя и разбудил. - Ответил старик, явно наслаждаясь произошедшими с другом переменами. Значит, не померещилось ему. Значит, никакой он не маразматик.

- Но что или кто это может быть? Там ведь сроду никого не было!

- Понятия не имею, но одно знаю точно, неудачное дежурство получилось.

- Да, уж! - Согласился Жгут. - Может, ничего? Повоет и перестанет?

- Может, - согласился Антип, - вот только сдается мне, что скоро наша смена придет. И, если оно не перестанет, нам придется все-таки проверять, что там такое воет.

Вой повторился, разнесшись под сводами тоннеля. Дозорные напряглись и сжали покрепче автоматы. Это уже была не шутка. Теперь им уже точно покоя не будет до самого конца смены. А это около часа, как ни как.

- А может, - предложил, вдруг, Антип, - нам подкрепление вызвать?

- Вот теперь ты точно рехнулся, старый! - Посмотрел на него искоса Жгут. - А если там что-то незначительное? Тогда нам житья потом не будет на нашей же станции. Съедят люди, итак уже давно на нас с тобой зуб точат, что общаться отказываемся, да на дежурствах спим. Спасибо начальнику охраны, что держит еще бездельников эдаких. Надо самим идти.

- Туда? - Удивленно спросил Антип.

- Туда, - утвердительно кивнул Вовчик. - Али ты боишься на старости-то лет?

- Да, нет. Но все равно, знаешь ли, боязно как-то.

- Я тебе вот что скажу. - Начал Жгут, посмотрев на старика. - Это, что там так жалостливо воет, по ходу одно. По крайней мере, судя по вою так. А нас здесь двое, да еще и с калашами. Чего боятся-то?

- Да нечего, вроде. - Согласился дед.

- Во! Пойдем. Я первый, а ты меня прикроешь.

- Ну, пойдем, - махнул рукой старик.

Они медленно обогнули костер и двинулись друг за другом в темноту, освещая фонариками окружающее пространство. Было необычно и по-своему страшно. Там, откуда никогда раньше опасность не приходила, теперь она была. И что это была за опасность, и в чем она была одета, неясно.

Они не прошли и пятидесяти метров от костра, когда пятно света уперлось во что-то небольшое и темное дальше по тоннелю. И это что-то издавало какие-то странные звуки, будто оно дышало, и дышало тяжело, с хрипом. Снова раздался вой, не вызывающий сомнений, что он исходит из этой темной кучи.

Прошло, наверное, долгих пять минут, прежде чем Жгут решился продолжить движение. Он медленно, держа нацеленным на кучу автомат, пошел дальше, а Антип, уперев свой автомат в плечо, остался ждать на месте, заметно нервничая и беспокоясь. По мере того, как Жгут подходил к источнику воя, черная куча на полу, освещенная теперь его фонариком, просматривалась все четче и четче. Жаль, что зрение уже не то. Невозможно было различить отсюда, что это такое.

Наконец, раздался возглас Вовки. Не испуганный, как ожидал старик, а удивленный.

- Антип! Давай подруливай. Тебе обязательно нужно взглянуть на это!

Антип нехотя побрел. Отсюда было видно, что Жгут держится на расстоянии от кучи. Значит, что он все же ее опасается.

Путь до них не занял и минуты, и изумленный до глубины души старик даже потер глаза, не веря в увиденное. На шпалах возле тюбинга сидел голый мальчик лет трех-четырех, во все глаза поглядывающий на двух вооруженных людей, а рядом примостилась черная собака, очень смахивающая на ньюфаундлера. Огромная и волосатая. С горящими в свете фонариков глазами. Она лежала на боку, и воздух с хрипом рвался из ее груди, а дыхание давалось тяжело.

- Она явно на нас смотрит, - заметил Жгут, когда старик рассмотрел картину.

- Ага. Мне тоже так кажется. И, по-моему, она умирает.

- Да. А мальчик?

- По-моему, он с ней.

- Это, как это? - не понял Жгут.

- Помнишь книгу про Маугли?

- Да вроде. Там мальчонка волками был воспитан.

- Ага. А этот, по-моему, собакой этой воспитан. Смотри, как недоверчиво он на нас смотрит, словно не видел людей никогда.

Собака опять взвыла, еле поднимая голову с колен мальчика в сторону людей. Потом, резко захрипев, вдруг, уронила голову вниз. Малыш заскулил не по-человечески и всем телом прижался к уже мертвому лохматому зверю.

- Слышь, Антип, я че-то не понял, это она что ж, померла что ли?

- Вроде так.

- А че она выла-то?

- Она, по-моему, - почесал голову Антип, - хотела привлечь наше внимание. Что б мы ребенку помогли. К себе взяли.

- Ага, я, что похож на идиота? - Как-то странно хихикнул Жгут. - Нафига мне все это?

- А может это и есть смысл во всей твоей дурацкой жизни? - Вдруг, выдал старик, хитро поглядев на Вовку. - Не знаешь, что делать, говоришь? Апокалипсис, говоришь? На, вот, вырасти! А вдруг он выйдет на поверхность? А, Жгут?

Долго ли они спорили или нет, об этом народное радио не сообщает, но когда пришла смена, то обнаружила двух мужиков, заботливо разглядывающих в свете костра укутанного в фуфайку грязного мальчонку. На вопрос Ефим Петровича (начальника местной охраны, который по стечению обстоятельств сменял их в ту ночь), откуда сие чудо взялось, Антип рассказал, как они его нашли, и проводил двух обескураженных мужиков к месту, где умерла собака. К великому его удивлению и к великому разочарованию остальных, никакой собаки, ни мертвой, ни полуживой, на том месте не оказалось...

В общем, мальчонка приютили и дали ему соответствующее имя-прозвище. Звереныш. Первое время палатки этих двоих собирали полный аншлаг. Народ приходил толпами, многими часами простаивал рядом с пологом палатки Жгута, пока Звереныш спал, а затем принимался нянчить по очереди диковинного мальчика. Так на несколько недель Звереныш сделался знаменитостью станции. Не было того человека, который его не потрогал или не пощупал, который бы ему чего-нибудь не принес. Ни Антипа, ни Жгута не устраивало такое количество внимания к их персонам, поэтому они неохотно допускали в свои палатки людей, но сделать ничего не могли. Пару раз возникала мысль скинуть Звереныша какой-нибудь женщине, у которой уже был опыт ухода за детьми, но женщины от предложения отказывались на корню. Никто не хотел брать на себя такой ответственности, да и время жестокое и голодное. Своих бы прокормить, одеть. В общем, дикого желания ни у кого не было растить чужого ребенка, особенно, если этот ребенок своим появлением на станции вызвал всеобщее недоумение.

Так Звереныш и остался среди людей. Жгут все же смирился с мыслью, что судьба у него такая, и не стал перекладывать тяготы воспитания за ребенком на кого бы то ни было. Внимание к Зверенышу постепенно ослабло, да и жизнь в метро не давала людям надолго уделять внимание каждому отдельному человеку. У всех были заботы, работа, дежурства, у всех была своя жизнь, наконец. Из всех, кто еще захаживал к Жгуту, оставались только дед Антип, начальник охраны Ефим Петрович, да тетка Светлана, хозяйка и заведующая общей столовой.

Первоначальное всеобщее внимание, оказанное ребенку жителями станции, принесло все же свои плоды. Звереныш постепенно привык к людям и не рычал всякий раз, когда его кто-нибудь брал на руки или слишком приближался. А в дальнейшем, когда стал старше, вообще мог узнать любого человека с его теперь уже родной станции только по одному запаху. Всех остальных пришлых он не любил и вечно огрызался, как действительно натуральный звереныш.

Также оказалось, что малыш очень быстро учится. Первое слово он сказал чуть ли не через месяц после своего появления на станции. Тогда было решено отдать его в местный детсад, который давно организовал начальник станции Егорыч. Без проблем, конечно, не обошлось. Малыш не желал дружить с кем бы то ни было и постоянно пытался доказать свое первенство во всем. Но Елена Петровна, воспитательница садика, быстро вышла из положения, встав на четвереньки и так рыкнув на него, что Звереныш забился в самый дальний угол станции и не выходил из него несколько дней. После этого первенство воспитательницы не вызывало у него сомнений и подобных эксцессов больше не случалось.

Вскоре Звереныш догнал сверстников по общему развитию и отличался от них разве что некоторыми звериными повадками. При встрече с кем бы то ни было, он сначала обнюхивал человека, чем вызывал некоторое неудобство, потом непременно лизал узнанного в щеку, а на незнакомцев, пришедших на станцию по каким-то своим делам и каким-либо способом к нему приблизившихся, рычал, словно взбешенный зверь, от чего у тех сразу пропадало всякое желание лицезреть местную диковинку.

Время шло, Звереныш рос. Неожиданно, открылась его потрясающая способность к познанию. Он начал читать книги, и книги эти читал взахлеб, быстро и не отрываясь. Кроме этого, ему очень нравилось ходить в дозор вместе со своими приемными, так сказать, отцами. Несколько попыток заставить его сидеть дома ни к чему не привели. Он все равно упрямо появлялся у костра всякий раз.

Там было интересно, таинственно и загадочно. Даже когда отцы засыпали, он все равно сидел и пялился в тоннель без перерыва. В это время все чувства его обострялись. Нос улавливал такие запахи, которые на станции никогда не попадались, а зрение усиливалось, и он видел намного дальше, чем обычно, даже, когда костер потухал совсем. Все попытки отучить его от этого не детского занятия не увенчались успехом.

Еще он повадился забегать к дяде Ефиму и тете Свете. С первым было очень интересно, так как все истории о поверхности, о происходящем в метро, о том, какие славные битвы они выигрывали, он получал только от него. А тетя Света всегда угощала его чем-нибудь вкусненьким, даже когда меню в столовой было строго регламентированным.

Через два года он, когда его отправили в местную школу, где он показывал отличные результаты, ушел дед Антип. Просто ушел и не вернулся. Последнее время он очень сильно сдал. Не мог передвигаться без палки, часто, задыхаясь, кашлял, периодически плевался кровью. Очевидно, он почувствовал скорую кончину, поэтому и покинул станцию. Целую неделю тогда Звереныш не находил себе места. Потеря любимого человека сказалась на нем очень сильно. Он частенько подходил к его палатке, сидел возле нее по несколько часов и тихо скулил, ни на кого не обращая внимания. Тогда Жгут приходил с работы, или дежурства, укрывал его выцветшим от времени покрывалом и забирал его домой, ласково нашептывая ему что-то. Возможно, смерть той собаки, которая в первые годы его жизни заменила ему мать, очень сильно запечатлелась в его памяти, и только Жгут, единственный очень близкий теперь ему человек, мог уговорить его что-либо делать.

Сам же Жгут изменился до неузнаваемости. Ранее ленивый, флегматичный, ничего не желающий мужик средних лет, которому даже бороду лень было подравнять ножом, и которому не нравились любые общественные мероприятия и праздники, стал заботливым и любящим папашей, который, кроме обязательных, набрал себе еще и дополнительных работ. Он стал заниматься всем, чем раньше не хотел. Предлагал свои силы и умение везде, даже там, где они, собственно, были не нужны.

Каково же было удивление Ефима Петровича, когда однажды Жгут пришел к нему и попросился в группу сталкеров, которая имелась на станции. Он не смог ему отказать, и с тех пор Жгут, прошедший целый полугодовалый курс тяжелых и изнуряющих тренировок вне своих дежурств и основной работы, стал полноценным сталкером. И ни разу он не отказался ни от одной вылазки на поверхность.

Жгут приносил мальчику много интересного с поверхности, много свободного времени уделял обучению его грамоте, для чего, кроме всего прочего, таскал в больших количествах с поверхности книги. Наверное, он действительно уверился в том, что этого мальчишку послала ему судьба, чтобы исполнить некий свой замысел, дать Жгуту шанс сделать хоть что-то хорошее в этой его никчемной до этого жизни. Взгляд его теперь не был безразличным. В нем горел огонь, и светилась жизнь, сейчас которой он был доволен.

Так бы все и продолжалось, пока однажды не случилось страшное. Отряд сталкеров отправился на поверхность в составе трех человек, в их числе находился и Жгут. В этот день, вернее вечер, он зашел в палатку в хорошем настроении. Сунул в руку Зверенышу сладкую булку, которую взял в столовой у тетки Светланы, и, чмокнув мальчишку в макушку, произнес:

- Будь сегодня хорошим мальчиком, ладно?

- Хорошо, пап, - ответил тот, с тревогой взглянув на Жгута. Какое-то странное предчувствие беспокоило его весь этот день, но он боялся озвучить его, ожидая быть не понятым. - А что случилось?

- Случилось? - Удивился отец. - Да, нет. Вроде ничего не случилось. Просто идем на поверхность, и все... Хотя... Нет. Ты прав, сынок, случилось. Случилось! - Он радостно воздел руки вверх, а потом, обхватив парня своей теперь железной хваткой, довольно заговорил:

- Представляешь, сынок! Вчера пришел с поверхности Грымза. Ну, тот, вечно набыченный. Ты его знаешь. Так вот, недалеко он обнаружил склад. Представляешь? Склад с продуктами! Подземный! В подвале многоэтажки. И там, кроме всего прочего, он нашел много мешков муки. Ты представляешь?

- Но это же классно, пап!

- Да, сынок! Только вот наш начальник не верит ему. Кто это видел? Как не заметили раньше, если так близко? В общем гундел долго, пока не решил отправить нас с проверкой. Троих. Чтобы мешок муки принесли в подтверждение. Вот я и иду, сынок. Я-то знаю, что, если Грымза говорит, значит, он говорит правду. А это значит, что мы найдем в этом складе именно то, о чем он и сказал! Завтра, еще до рассвета, мы будем здесь и с мешком муки! Здорово?

- Да, пап, - почему-то в голосе Звереныша совсем не было радости.

- А еще, - проговорил он воодушевленно, смотря прямо в глаза сыну, - там он видел семена. В пакетиках. Ты представляешь? Посадим, те, что прорастут, будут залогом удачного существования нашей станции.

- Да, классно, пап, - опять не очень весело проговорил Звереныш. - Когда вы выходите?

- Что? А... Так вот же, мне уже пора. Че-то разговорился я с тобой. Опаздываю уже. Давай, будь умницей, слушайся, если что дядю Ефима и тетю Свету. Хорошо?

- Хорошо, пап. - Он печально смотрел, как отец достал из импровизированного шкафа свой постоянно собранный рюкзак, облачился в химзащиту и взял в руки противогаз с автоматом. Еще раз, посмотрев довольно на сына, он подошел к нему и сказал:

- Не прощаюсь. Скоро буду, - и вышел из палатки.

Как только полог за ним захлопнулся, Звереныш засуетился. Дело в том, что как только отец "преобразовался" в сталкера, он перестал брать его с собой на задания, да и с другими ему сидеть в тоннеле было не с руки. Звереныш много раз просил взять его с собой в вылазку, но столько же раз получал жесткий отказ. Отец теперь стал тверже, много резче, и разговаривать с ним о выходе на поверхность не было никакого смысла. Поэтому тайком от отца он стал собирать сталкерское снаряжение. Все его нутро звало его в приключения, которых он стал лишен, когда отец перешел в сталкеры.

Он много раз наблюдал, как отец в свое свободное время собирает рюкзак, чистит и складывает необходимые вещи, снаряжение. Поэтому ему не составило труда запомнить, что именно нужно для этого. И он часами сидел возле склада со снаряжением и оружием, ожидая, когда Иваныч там работающий отвлечется на столько, чтобы можно было что-нибудь стащить. И таких удачных случаев было предостаточно. Иваныч дал ему много возможности сделать это. Кроме того, объектом его промысла стали и торгаши из центра, забегавшие частенько на их станцию, чтобы поторговать. Этих он обжуливал еще быстрей. Так медленно, но уверенно у него скопилась вся амуниция, чтобы можно было смело подняться на поверхность.

Сейчас он много брать не стал. Из одного тайника, устроенного между корпусом столовой и стеной, о котором никто не знал, он достал только противогаз, ему соразмерный, да пистолет, украденный у торгаша, с тремя запасными обоймами. Затем быстро пересек засыпающую станцию. К гермоворотам, ведущим на поверхность, у которых сейчас собиралась экспедиция наверх и на которые он столько раз завистливо глазел. Странно, но не покидающее его предчувствие чего-то ужасного не оставляло его. Поэтому он торопился.

Группа уже вышла за ворота. Первый охранник ночной смены разговаривал с начальником станции и совершенно не смотрел на ворота, а второй, их закрывающий, отвлекся на какую-то минуту на запорный механизм. Этого времени было достаточно Зверенышу, чтобы проскользнуть сквозь закрывающиеся створки никем незамеченным.

И вот ворота с громким скрежетом захлопнулись. Странное чувство испытал Звереныш. Вернее новое для десяти-одиннадцати летнего пацана. Никогда он не покидал пределы своей станции раньше. Никогда он не видел, что было за пределами тоннелей, уходящих в разные стороны от нее, и за гермоворотами, куда всегда так сильно хотелось попасть. Ибо оттуда приходил его отец и приносил диковинные вещи и книги. Книги, рассказывающие о чем-то сказочном и неестественном, о чем, возможно, люди только мечтали. Он, вдруг, понял, что не знает этого другого мира, и, оказавшись за воротами, он, неожиданно, ощутил себя одиноким и всеми покинутым. Хотя это была его вина, что он ушел без разрешения со станции, но чувство такое возникло. Это был чужой для него мир, полный неизведанного, а значит опасного. Все его чувства активизировались до не возможности. Зрение, слух и обоняние. Хотя обоняние и не могло теперь помочь ему, так как он был в противогазе, оно усилилось тоже. Адреналин бил в его теле через край, заставляя дрожать и напрягаться все его мышцы с удвоенной силой. Надо ли говорить, что он был много сильней и много ловчей любого из своих сверстников. Порой даже юноши уступали ему место, если дело доходило до конфликта.

Впереди шли короткие металлические ступеньки, далее вестибюль станции метро, заполненный неярким светом, так как крыша кое-где изрядно обвалилась. И три темные фигуры медленно двигались к выходу.

Не обращая внимания на новую обстановку вокруг, только лишь слегка замявшись, он бросился следом. В теплой одежде на несколько размеров больше было трудно бежать. Тяжелые не на его ногу армейские башмаки так и норовили зацепиться за каждую металлическую ступеньку. А сил на вдох и выдох из-за противогаза уходило намного больше, да и воздух, реферированный фильтрами, не был полноценным.

Дата добавления: 2015-11-14