Выступление доктора Пирретти

Когда мама Кэйт попросила ее сделать какой‑то дополнительный десерт для малышей, Кэйт обрадовалась небольшой отсрочке начала праздника. Улучив момент, она ущипнула себя. Была ли она когда‑нибудь более счастливой, чем сейчас? Ушла тревога, которая давила на нее все время с того момента, как она проснулась в зарослях чертополоха в 1763 году. Она – дома! Питер – дома! Все – дома! Она чувствовала себя легкой, как воздух, будто для нее временно был отменен закон тяготения!

Кэйт, мистер Скокк и маркиз де Монферон появились на ферме в субботнее утро. Кэйт уговорила оставить фургон, который они наняли на дороге, ей хотелось пешком дойти до дома. Она подбежала к входной двери и остановилась, не решаясь постучать. Наконец‑то она дома! Как она надеялась, что именно мама подойдет к дверям! Кэйт постучала по знакомой двери с растрескавшейся красной краской и услышала шаги, а потом звук отодвигаемой задвижки. Медленно, или, возможно, ей казалось, что медленно, дверь начала открываться. И вот перед Кэйт, жмурясь от яркого солнца, стояла мама.

Миссис Дайер отступила на шаг и прижала руки ко рту, она не могла ни шевельнуться, ни что‑нибудь произнести.

– Мам! Это я!

Мама вскрикнула и так крепко прижала к себе Кэйт, что той стало трудно дышать. Внезапно Кэйт высвободилась и посмотрела наверх.

– Что такое? – испугалась миссис Дайер, увидев осунувшееся лицо Кэйт.

– Мы не нашли Питера… Я не все там проверила – это моя вина…

Но мама лишь рассмеялась и, повернувшись, крикнула в холл:

– Питер! И все! Идите посмотрите, кто тут у нас!

Услышав свое имя, Питер высунул голову из кухни и вышел в холл к слепящему дневному свету. Кто‑то с развевающимися рыжими волосами бросился к нему, они столкнулись и оба упали на пол.

– Ты вернулся! – крикнула Кэйт. – И ты снова маленький!

– Что‑о‑о? – возмутился Питер.

– Не обращай внимания, – засмеялась Кэйт. – Потом все объясню. И смотри – здесь и твой папа!

* * *

В тот день царило такое ликование, что никто из присутствовавших никогда этого не забудет. Когда Кэйт, мистер Скокк и ошеломленный маркиз де Монферон вошли в полную людей кухню фермы, раздались крики приветствий, всяческие возгласы и вздохи; все обнимались, безостановочно говорили, выкрикивали вопросы, подбрасывали кое‑кого в воздух, приплясывали, плакали и смеялись.

К кухонному столу, чтобы его удлинить, приставили стол на козлах, за которым должны были поместиться все до одного. Этот длинный стол был уставлен едой, и вокруг, плечом к плечу, уселись все. Почти все они помогали готовить этот импровизированный ланч. Конечно, Милли до этого еще не доросла, а маркиз де Монферон и инспектор Уилер, который вместе с сержантом Чадвиком сопровождал антигравитационную машину и ее пассажиров от Хоторн‑Коттеджа, доказали свою несостоятельность на кухне. Так что полисмен и аристократ из восемнадцатого века во время всеобщей суеты уселись на лестнице, забыв, что сидят на дороге у домочадцев, и получали большое удовольствие, расспрашивая друг друга, каждый о другом времени. Сэм прилип к Кэйт. Миган, которая прибежала, как только ей позвонили, получив обратно свой драгоценный мобильник, ни на минуту не отходила от подруги.

– Знаешь, – сказал доктор Дайер на ухо Кэйт, – если можно было бы измерить температуру счастья, то термометр зашкалило бы.

Шестнадцать человек плюс один золотистый лабрадор собрались вокруг кухонного стола за праздничным ланчем: доктор Дайер, Скокки, доктор Пирретти, Миган, аристократ из восемнадцатого века и два английских полисмена. Все раскраснелись от жары, возбуждения и шампанского. Это был, как сказал Сэм, самый удивительный праздник. Это был обед века! На что его старшая сестра ответила, что, приняв во внимание присутствие маркиза де Монферона и то, откуда они прибыли, это обед веков! Было произнесено множество тостов. Питер поднял бокал за Гидеона Сеймура, который был так добр к нему, пока он жил в 1763 году, а Кэйт подняла бокал за маркиза де Монферона, который исправил антигравитационную машину. Когда встал мистер Скокк, все тоже встали.

– За Гидеона Сеймура! За маркиза де Монферона!

Монферон в благодарность поклонился. Он сидел во главе стола, с одной стороны рядом с ним была доктор Пирретти, с другой – инспектор Уилер. Маркиз все еще был в костюме восемнадцатого века, и его наряд, так же как и рост, привлекал всеобщее внимание. В середине обеда маленькая Милли оказалась под столом, где сначала обследовала пряжки элегантных, с каблуками, туфель маркиза, а потом забралась к маркизу на колени и, сидя на таком удобном месте, поглаживала золотую вышивку на его манжетах и ползала пальчиком по вышитым на жилете розам. Маркиз мало ел и, извинившись, встал из‑за стола и начал обследовать кухню… Он позволил себе только один вопрос. Когда миссис Дайер включила свет, он посмотрел на нее и спросил:

– Электричество?

Миссис Дайер кивнула, а по лицу маркиза расплылась широченная улыбка, и он предложил тост:

– За прогресс!

Питер сидел между своими родителями. Его мама опустила голову на голову сына, а папа обнял их обоих. Ошеломительное чувство утраты, которое мистер Скокк испытывал всего лишь несколько часов назад, сменилось радостью от возникшей возможности доказать сыну, какой он на самом деле отец. Сердце его было переполнено чувствами, и он едва сдерживал слезы. Когда папа смотрел ему в лицо, Питер все думал: а которое лицо тот видит? Мистер Скокк уже рассказал Питеру, как он гордится тем мужчиной, которым Питер стал (или может стать?). И, несмотря на радость и отчаянное желание узнать больше о загадочном себе в будущем, сознание Питера будоражил неприятный вопрос – вопрос о своей личности и о том, как папа мог оставить его в 1792 году, пусть и взрослого. Но во время такого праздника нельзя было об этом расспрашивать.

– Кто знает, какая жизнь тебе предначертана, – неожиданно сказал сыну мистер Скокк, – но в одном я уверен: в тебе есть то, что делает тебя лучше меня. Мне столько нужно тебе сказать… Но для этого найдется время, когда мы все успокоимся и обо всем поразмыслим. Теперь мы всегда будем вместе…

Питер внимательно посмотрел на папу – сейчас он уже не сомневался в его чувствах.

Кэйт тоже сидела между своими родителями. Она поймала взгляд Питера и стала обмахиваться салфеткой. Питер задышал как собака с высунутым языком. Оба рассмеялись. Как хорошо было снова видеть друг друга. Но то ли ему кажется, то ли Кэйт и на самом деле выглядит немного странно? Как любимая майка, много раз побывавшая в стиральной машине…

Миган смотрела на фотографии, которые Кэйт сделала ее мобильником на дуврском пакетботе. Она протянула руку мимо мистера Дайера и коснулась Кэйт, чтобы привлечь ее внимание.

– Ты говоришь, что сделала только один снимок, Кэйт!

– Мне было некогда заниматься фотографиями!

– Но здесь только большие белые паруса и море!

– Нет, – сказала Кэйт, – посмотри внимательно, там еще мужчина в костюме восемнадцатого века.

– Я никого не вижу…

– Дай‑ка мне, я тебе покажу… – сказала Кэйт.

Кэйт уставилась на крохотную картинку. На ней должен был быть взрослый Питер Скокк, смотрящий на море, – Кэйт была в этом уверена. Она приблизила мобильник к глазам и повернула его под другим углом. Все верно. Он там был! Не очень четкий, но был… Но потом Кэйт глянула еще раз – и уже не увидела его. Что, скажите на милость, происходит? Какое‑то странное чувство заставило ее быстро протянуть телефон подруге.

– Я ошиблась, – сказала она.

Миган внимательно посмотрела на Кэйт, ничего не понимая.

– Что‑то не так, инспектор? – спросил доктор Дайер.

Полисмен, откинувшись на спинку кресла, все выглядывал из двери кухни во двор. Потом встал и посмотрел на небо.

– Я все время слышу вертолет, – сказал он.

– В этом нет ничего необычного, – сказал мистер Дайер. – Они часто летают над этой долиной.

Инспектор Уилер потер свою шею с синяками.

– Пойду посмотрю, что там творится, – предложил сержант Чадвик. – После такого великолепного обеда надо подышать воздухом, – улыбнулся он, глянув на миссис Дайер.

– Всегда вам рады, сержант.

– Молли, хочешь составить мне компанию? – спросил он.

Молли подняла золотые уши и выжидающе встала.

– Как, можно, Кэйт?

– Молли никогда не откажется от прогулки.

Доктор Пирретти смотрела на Питера и улыбалась, радуясь что вопреки ожиданиям все обернулось к лучшему.

– У меня все спуталось в голове, – сказала она. – Как мы можем жить во Вселенной, где Питер повзрослел, живет и, предположительно, умрет в восемнадцатом веке, но при этом здесь, в двадцать первом веке, сидит Питер, мальчик, которому еще жить и жить! Чем больше я пытаюсь все это понять, тем меньше понимаю…

– Моя дорогая леди, – сказал Монферон со своим приятным акцентом. – Что бы ни было правдой, такова правда и есть, и наша неспособность это понять ничего не меняет.

– Я чувствую… я должна вам сказать, – продолжала доктор Пирретти, – моя интуиция подсказывает, что мы должны как можно скорее вернуть вас и Дегтярника в ваше собственное время.

– Увы, я согласен с вами, дорогая леди, но не сразу. Надеюсь, мне будет позволено ненадолго остаться…

Монферон наклонил голову набок и так обаятельно посмотрел на доктора Пирретти сверкающими карими глазами, что все за столом расхохотались. Его очарованию трудно было сопротивляться.

Внимание Кэйт привлекло поведение доктора Пирретти, и она толкнула ногой под столом ногу Питера, чтобы он тоже посмотрел на Аниту. Доктор Пирретти поднесла руку ко лбу и нахмурилась, будто пыталась на чем‑то сосредоточиться. Она то открывала, то закрывала рот, видимо, желая что‑то сказать, но почему‑то не решаясь. Переглядывание Кэйт и Питера не осталось незамеченным, и вскоре все за столом замолчали и обернулись с немым вопросом к Аните.

– В чем дело, Анита? – участливо спросила миссис Скокк.

Взгляд доктора Пирретти обежал стол, и когда ее глаза встретились с глазами доктора Дайера, она сказала:

– Простите, Эндрю… В такой прекрасный момент… я понимаю ваши сомнения… Просто я сейчас испытала такое ошеломительное ощущение… мне показалось, что я уже это проходила… прежде…

За столом стало еще тише. Монферон мигал, как сова, а инспектор откашлялся.

В конце концов доктор Дайер сказал:

– Анита, может, все‑таки поделитесь своими мыслями?

Но ко всеобщему изумлению, доктор Пирретти одновременно с ним произнесла те же слова. По спине Кэйт пробежала дрожь, и она обменялась взглядами с Питером.

– Что происходит? – в унисон спросили доктор Дайер и доктор Пирретти.

Теперь уже на всех лицах была тревога. Казалось, что доктор Пирретти – не доктор Пирретти. Как будто она разговаривала через стену с людьми, которых не видит.

Доктор Пирретти продолжала:

– И тогда вы говорите…

Она остановилась, как бы дожидаясь подсказки.

– Зачем вы это делаете? – спросили оба вместе.

– Затем, – сказала доктор Пирретти, – что мне нужно доказать вам, что я уже проживала этот момент. Вы являетесь свидетелем расщепления времени.

– Расщепления времени?

– Да. Вы не можете разрушить того, что уже осуществилось. Если вы передвигаетесь в другое время, то можете изменить ход событий – но, как следствие, Вселенная, скорее, сделает копию себя, чем допустит, что то, что уже случилось, будет уничтожено. Сейчас мы находимся во Вселенной, где слова и времена частично совпадают, дублируют сами себя…

– Я не понимаю того, что вы говорите! – воскликнул инспектор Уилер. – Вы серьезно предполагаете, что существует дубликат мира?

– Я хочу сказать, что теперь существует параллельный мир, где Питер и Кэйт нашли Молли в антигравитационной лаборатории и благополучно вернулись домой на ферму к ланчу. Но есть и этот мир, в котором Питер и Кэйт были катапультированы во времени и в котором, как следствие этого перемещения, теперь случилось многое другое.

– Но… что же будет дальше? Выходит, может создаваться бесконечное количество миров‑дубликатов…

– Совершенно точно – и это будет длиться столько, сколько люди будут продолжать путешествия сквозь время… и не только в вашем мире.

Миссис Дайер схватила руку мужа.

– Это не та Анита, которую я знаю, – прошептала она.

Питер увидел ужас на лице Кэйт и сам тоже почувствовал страх. Неужели все это еще не закончилось?

– Почему вы сказали ваш мир, а не наш мир? – спросил инспектор.

– Разве не ясно? – ответила доктор Пирретти. – Я говорю именно то, что имею в виду.

Все молча смотрели на доктора Пирретти. Она казалась спокойной, но в ней чувствовалось напряжение. Она снова заговорила, но на этот раз слова выскакивали короткими взрывами, будто она задыхалась.

– Так что если вы верите тому, что слышат ваши уши… я говорю, что параллельные миры существуют… Даже если вы скажете: не важно, что кто‑то только что прошел по моей могиле; или я знаю, что он собирается сказать, прежде чем он откроет рот; или это судьба, это было предначертано…

– Дежа‑вю, – прошептала мужу миссис Скокк. Он кивнул.

– Похоже на то, как если бы вы на некоторое время совпали с моим альтернативным существованием и вступили в мимолетное соединение… Я разделяю с вами наше прошлое, хотя будущее у нас разное…

– И что побудило вас попытаться так жестко войти с нами в контакт? – спросил доктор Дайер.

– Чтобы предупредить вас, – ответила она. – Вы можете изменить время. Я не могу…

Эти последние слова доктора Пирретти прозвучали как вздох. И тут же лицо ее изменилось. Она качнулась вперед, будто выходя из транса. Когда она выпрямилась – это была прежняя Анита.

– О господи, – сказала она, приняла бокал вина, который протянул ей Монферон, и глотнула из него. – Простите. Это мое первое публичное выступление. Не вовремя.

– Напротив, мадам, вы безупречно выбрали время, – сказал Монферон. – Полагаю, мы все призваны быть свидетелями.

– Анита, – сказала миссис Дайер, – вы в порядке?

Доктор Пирретти кивнула.

– Я почувствовала, что безотлагательно должна это сказать. Я чувствую, как она боится, что может случиться нечто ужасное. Если бы я только понимала, чего она от меня хочет, что я должна делать…

– Возможно ли, что в ваших силах сделать нечто, чего она сделать не может? – спросил Монферон.

– Но если она хочет, чтобы я сделала это нечто, то почему она не может сделать то же самое в своем мире? Она определенно знает больше, чем я… – Доктор Пирретти вздохнула, но тут же лицо ее просветлело. – Все дело в том, что она находится в мире‑дубликате, а мы – в главном мире, и, возможно, история изменяется именно у нас, а не у нее… Есть в этом смысл? Может, именно это она имела в виду?

Кэйт вздохнула и сказала:

– Разве вы не понимаете? Это же так очевидно! Она хочет, чтобы мы все привели в порядок. Она хочет вернуть нас назад во времени, к началу Рождественских каникул, чтобы мы с Питером не попали в 1763 год и в результате не произошло бы то, что произошло! Она хочет предотвратить самое первое событие!

Все стали переглядываться.

– Кэйт права, – сказал Монферон. – Вы не можете повалить дерево, обрывая с него листик за листиком. Чтобы его повалить, вы подрубаете топором ствол.

– А что случится, если мы не вернем все назад? – спросил Питер.

– Не думаю, что хотела бы об этом узнать.

Уставшая и взволнованная доктор Пирретти извинилась и скрылась в своей комнате. Праздничный обед был закончен.

– Все идет к тому, чтобы уничтожить машину, – сказал доктор Дайер.

– Я не допущу, чтобы Кэйт снова возвращалась в прошлое! – воскликнула его жена.

– И Питер! – поддержал ее мистер Скокк.

Доктор Дайер наклонился над столом и опустил голову на руки.

– Должен признаться, что по‑прежнему крайне скептически отношусь к «странным состояниям» Аниты. Зная ее, я не хочу основывать жизненно важные решения на том, что может быть бредом человека, который так долго находился под давлением тяжелых обстоятельств…

– Если мне будет позволено сказать… – вступил в разговор Монферон. – Тот, кто живет без малой толики безумия, оказывается не таким мудрым, как он думает…

– Если бы только ничего не произошло! – сердито воскликнул доктор Дайер. – Если бы только мы могли повернуть часы вспять!

Миссис Скокк обернулась к мужу и тихо, не желая, чтобы услышала вся компания, сказала:

– Когда я работаю над сценарием, я создаю основной вариант и потом каждый раз, когда делаю в нем важные изменения – кого‑то убиваю или создаю новый персонаж, – я отступаю на шаг назад. Будто делаю снимок того момента, который существовал еще до изменений.

Это озадачило мистера Скокка.

– Какая тут связь?

– Ну разве это не похоже на мир, о котором говорила Анита, возможно, на наш мир, в котором все открыто к изменениям? Пока она говорила, я просто связывала это с моим основным вариантом сценария. В главном сценарии история меняется и развивается, и вы только все приводите в порядок, чтобы там не оставалось незавершенных сюжетов… Понимаешь? Тогда как шаг назад – это снимки истории в определенной точке, так сказать, события, застывшие во времени, хотя все они потенциально содержат в себе отдельную историю – подобно параллельным мирам…

Мистер Скокк потряс головой, как вымокший пес.

– Что ж, если в этой аналогии есть хоть толика истины, я наверняка не хотел бы быть редактором вселенских сценариев.

Со двора донесся отчаянный лай.

– С Молли что‑то неладное, – сказала Кэйт и пошла к выходу. Она вбежала обратно через несколько секунд, держа Молли за ошейник. По золотистой шерсти собаки стекала кровь, хотя не было видно никаких ран. Молли дрожала, и когда сделала несколько шагов, стало понятно, что у нее повреждены задние лапы. Собака тяжело опустилась у вешалки рядом с резиновыми сапогами.

Кэйт тоже дрожала. Она не хотела, чтобы ее младшие братья и сестры услышали то, что она скажет, поэтому жестом показала родителям, чтобы они подошли поближе, и прошептала на ухо инспектору Уилеру:

– Я нашла сержанта Чадвика. Он привязан к стойке ворот у ручья, на поле фермы. Он опустил голову и… из носа у него капает кровь… думаю, он меня не слышал…

Дата добавления: 2015-11-13