Читайте также: |
|
— Да. — Ионафана передернуло при мысли, что его сестра держит в доме статуи идолов.
— И тут снова приходят люди отца. Увидели, что Давида нет, и вместо него притащили к царю меня. А отец обвинил меня, что я его обманула и отпустила его врага, чтобы тот убежал. Его врага! Ох, Ионафан, я думала, он казнит меня за измену!
Ионафан с трудом сдерживал себя, чтобы говорить спокойно. — Он не стал бы убивать родную дочь, Мелхола.
Она разозлилась. — Ты не видел его лицо. Не смотрел ему в глаза. Я сказала ему, что Давид грозился меня убить, если я не помогу ему сбежать.
Ионафан отшатнулся, пристально посмотрел на нее.
— Что ты на меня так уставился?
— Что ты за жена, если возводишь такой поклеп на мужа? Давид в жизни бы и волоска на твоей голове не тронул!
— Зато отец готов был снести ее с плеч!
— Что ты говоришь! Ты здесь, Мелхола. Живая и здоровая. Не под стражей. Что бы ты там себе ни выдумала, буря, скорее всего, уже миновала.
Она вскочила с места, лицо ее скривилось от злости.
— Ошибаешься! Иногда можно подумать, что ты совсем не знаешь нашего отца. Как это ты умудряешься видеть во всех только хорошее!
— А ты зато очень быстро видишь во всех плохое.
Она напряглась.
— Может, ты и в Давиде ошибаешься. Тебе это не приходило в голову? Твой распрекрасный друг и не подумал остаться и защитить свою жену, так? Только его и видели. Нет, чтобы подождать минутку, подумать, что будет со мной?
— Ты и сама неплохо вышла из положения, верно?
— Ненавижу тебя! Почти так же сильно ненавижу, как...
Ионафан сильно встряхнул ее за плечи. — Тише!
Мелхола, плача, повисла на нем, уткнулась головой ему в грудь.
— Как же я теперь без него? Я его люблю! Я не хочу остаться вдовой.
Ионафан представил, как бежал Давид, спасаясь от смерти. — Куда он направился?
Она отпрянула. — Откуда мне знать? К своим, наверное. Не помню. В Вифлеем. — Она без сил опустилась на подушки, закрыв лицо, плечи вздрагивали от рыданий. — Ты замолвишь за меня словечко перед отцом? Прошу тебя, Ионафан. Я боюсь. Что он со мной сделает?
* * *
На следующий день царь был в хорошем настроении, и Ионафану пришло в голову: не преувеличивает ли сестра?
— Ты вчера рано ушел, сын. Нездоров был?
— Меня позвала мать. Все ли в порядке?
— Да! Конечно. Почему ты спрашиваешь?
— Вчера ночью ко мне приходила Мелхола.
Саул нахмурился. — Твоя сестра доведет до беды. Не упоминай о ней больше. — Он взмахнул рукой, будто отгоняя мысль. — А что мать? С чего это ей вздумалось оторвать тебя от праздника?
Он придвинулся поближе к отцу и шепнул, чтобы не расслышали советники: — Она считает, что мне пора жениться.
— Да? — Брови Саула поползли вверх. Какое— то время он размышлял над услышанным, а потом кивнул головой. — Неплохая идея. Надо найти тебе подходящую девицу.
Ионафан знал, что в понимании отца означает подходящая. Невеста должна укрепить политический союз.
— Надо, чтобы она была из колена Вениаминова, отец. Так велит закон.
Саул изменился в лице. — С этим пока придется подождать. — Он приобнял Ионафана за плечо. — Филистимляне разорили еще одно селение.
Они принялись разбирать донесения.
Ионафан объяснил свою стратегию.
— Разреши, я возьму с собой Давида.
Саул помрачнел, как туча. — Делиться с ним славой? — Он покачал головой. — Не в этот раз.
— Я не славы ищу, отец. Я хочу закончить, наконец, эту войну. Нельзя больше отдавать филистимлянам ни единой деревушки, ни единого поля. Надо окончательно изгнать их с нашей земли, иначе мира не будет.
— Возьми своих людей — и ступай! — Саул повернулся к нему спиной. — А насчет Давида у меня другие планы.
* * *
Прошло несколько недель. Тут и там вспыхивали мелкие стычки, но крупного филистимского отряда, о котором свидетельствовали донесения, нигде не было видно. Что-то было не так.
Он вернулся в Гиву и узнал, что отец отправился в Раму.
— Его позвал Самуил?
— Нет, господин. Царь послал людей в Наваф, в Раму, за Давидом, но его уже не было у Самуила.
Давид был у Самуила?
— Царь еще два раза посылал людей, но на них сходил Божий Дух, и они начинали пророчествовать прямо при Самуиле. И тогда царь пошел сам. И на него сошел Дух Господень, и он стал пророчествовать.
Странные события, что и говорить, но для Ионафана блеснул луч надежды. Может быть, отец раскаялся!
Пусть будет так, Господи! Пусть будет так!
* * *
Ионафан встал пораньше, читал Закон, а потом отправился в поле пострелять из лука. Давид вышел из-за скал, окликнул его. Ионафан бросился к нему навстречу.
— Что я сделал, Ионафан? В чем мое преступление?
Ионафану вспомнился ночной приход Мелхолы. Может быть, тогда он отпустил ее слишком поспешно.
— О чем ты?
— Чем согрешил я против твоего отца, что он так твердо решил убить меня?
— Неправда! — Ионафан схватил его за руку. — Ты не умрешь!
— Царь пытался пригвоздить меня к стене копьем. Если бы не Мелхола, меня бы уже не было в живых. Я спрятался в груде камней. Не придумал ничего лучше, как пойти к Самуилу и просить его о помощи. Царь три раза посылал за мной людей, а потом явился сам.
— И помирился с Самуилом. Я слышал. Все хорошо. Он пророчествовал. Он обратился к Господу! — После катастрофы в Галгале царь ни разу не виделся с Самуилом. Отца передергивало при одном упоминании имени пророка. Теперь все должно быть иначе!
Давид с мукой покачал головой.
— Я вынужден спасать свою жизнь, Ионафан. Ты — единственный, кому я могу довериться, единственная надежда для меня узнать, почему царь так серьезно вознамерился убить меня!
Ионафан ощутил, как Давид дрожит от страха и усталости. Да что все, с ума посходили?
— Успокойся. Вот, поешь. Здесь немного зерна. — Он снял с пояса мешочек. — Пей. — Протянул ему мех с водой. — Все это какое-то недоразумение.
Послушай, отец мой не делает ничего, не открыв мне: ни большого, ни малого. Я знаю: он не утаил бы от меня это дело. Этого не будет! Ты же знаешь, на него иногда находит. Пройдет. Копье, брошенное в припадке ярости, еще не означает, что царь замыслил тебя убить. Зачем ему это надо? Твои победы поднимают дух Господнего воинства. — Однако, говоря все это, он чувствовал неотвязное щемящее беспокойство. Господи, только не это. — Нет! Неправда! — Он не хотел этому верить.
— Ионафан, отцу твоему прекрасно известно, что мы друзья, и потому он говорит сам в себе: «Пусть не знает Ионафан чтобы не огорчился». Но клянусь тебе: один только шаг между мной и смертью. Клянусь Господом и твоею собственной душой!
Давид был перепуган не на шутку, — чтобы его разубедить, понадобятся веские доказательства.
— Скажи, что я могу сделать для тебя.
Давид с затравленным видом огляделся по сторонам. — Послушай, завтра праздник новомесячия. В этот день я всегда сидел с царем за столом. Отпусти меня, я скроюсь в поле до вечера третьего дня. Если отец твой спросит обо мне, скажи ему, что я выпросился у тебя сходить в свой город Вифлеем, потому что мои родные приносят там годичное жертвоприношение. Если он скажет: «Хорошо!» — ты поймешь, что все в порядке. Если же он разгневается и выйдет из себя, знай, что злое дело решено у него. — Он говорил срывающимся голосом, едва сдерживая эмоции. — Окажи мне милость свою, как верный друг — ибо ты принял меня в завет Господень с тобою — или, если есть какая вина на мне, умертви меня сам. Только не выдавай ему!
— Никогда! — воскликнул Ионафан. — Знай: если у меня появится хоть малое подозрение, что у отца моего решено убить тебя, неужели я не извещу тебя об этом? — Конечно же, Давид ошибается. Конечно, Мелхола преувеличивала. На следующее утро, когда он был у отца, тот опять казался самим собой.
Но почему тогда он отослал меня из Гивы?
И донесения оказались ложными. Потерянное время.
Или?
— Кто известит меня, если отец твой ответит тебе сурово?
— Идем, выйдем в поле.
Вместе они пошли за холмы. Туда, где проводили так много часов в играх с луком и копьем, где бегали наперегонки.
— Ты мне веришь, Ионафан?
— Я не знаю, чему верить. — Он повернулся к Давиду. — Но вот что я тебе скажу. Обещаю перед Господом Богом Израилевым, что завтра около этого времени, или послезавтра, я выспрошу у отца, как он к тебе относится, и немедленно дам тебе знать. Если он благосклонен к тебе, я тотчас же пошлю к тебе вестника. Если же отец замышляет сделать тебе зло, да поразит меня Господь, пусть даже и смертью, если я не открою этого тебе и не отпущу тебя с миром, чтобы ты был жив. — Он сжал руку Давида. — И да будет Господь с тобою, как был Он с отцом моим.
Ионафан знал, что сам Давид не претендует на царский престол, а вот насчет семейства Давида был не так уверен. Что если их амбиции по отношению к Давиду сродни тем, что когда-то питали Кис и Авенир насчет Саула? Родственники Давида — Иоав, Авесса и Асаил — известны были своей военной хитростью. И они стали бы склонять Давида последовать обычаям соседних народов.
— Но и ты, если я буду жив, окажи мне милость Господню. А если я умру, то не отними милости твоей от дома моего вовеки, даже и тогда, когда Господь истребит с лица земли всех врагов Давида.
— Никогда не нарушу я своего завета с тобой, Ионафан. Я останусь твоим другом до последнего вздоха!
— А я — твоим. — Ионафан чувствовал: сейчас происходит что-то очень важное, нечто, намного превосходящее его разумение. Но одного он держался изо всех сил. Может, его отец и страдает приступами ярости, но он не враг Давиду. Однако, возможно, у него есть враги среди царских советников. Змеи сплелись в клубок и готовы ужалить.
— Да низвергнет Господь всех врагов твоих, кто бы они ни были.
Ионафан попытался сообразить, где будет самое безопасное место для Давида, чтобы тот затаился там и дождался, пока он не успокоит его насчет намерений Саула.
— Ты говоришь, завтра новомесячие. И о тебе спросят, если твое место за столом будет незанято. — Ионафан позаботится о том, чтобы это место больше не пустовало. Давида никем не заменишь. — На третий день, к вечеру, спустись и поспеши на то место, где скрывался прежде. Сядь около тех камней. Я в ту сторону пущу три стрелы, как будто стреляя в цель. Потом пошлю отрока— оруженосца найти стрелы. Если услышишь, как я скажу отроку: "Стрелы позади тебя, возьми их», — знай тогда: все хорошо, жив Господь, ничего тебе не будет. Если же я скажу: "Иди дальше, стрелы впереди тебя», — значит, сразу уходи, ибо Господь отсылает тебя прочь.
Давид поблагодарил. Они обнялись и разошлись — каждый своей дорогой.
Ионафану вспомнились слова Мелхолы — резкие, как предостережение. Могли он ошибиться в друге? Нет. Не мог он ошибаться в Давиде. Он знал его, как самого себя. Но не забыл он и пророчества Самуила. Бог отторг царство от Саула и отдал его другому. Вскоре после этого Самуил ходил в Вифлеем. Саул посылал людей допросить его, и Самуил сказал им, что приносил жертву. Но почему там? И сейчас, когда у Давида стряслась эта беда с отцом, его друг отправился к Самуилу.
Господи, это Давид? Или царствовать после отца буду я? Если Самуил в Вифлееме помазал Давида, это вполне может объяснить ненормальное поведение отца. Но Самуил сказал, что ходил туда для жертвоприношения. Разве стал бы лгать пророк?
Возможно, колено Иуды по-прежнему жаждет венца.
Ионафан развернулся.
— Давид! — Когда друг оглянулся, Ионафан крикнул ему, — А тому, что мы говорили: ты и я, Господь свидетель: пусть Он усмотрит, чтобы мы исполнили свои обещания.
Пока они верные друзья, все будет хорошо, что бы ни случилось.
— Вовеки! — поднял руку Давид.
Ионафан улыбнулся и помахал ему. Достаточно слова Давида. Он его не нарушит.
* * *
Когда начали праздновать новомесячие, Ионафан сел на свое обычное место: напротив отца. Саул держал в руке копье. Рядом с царем сидел Авенир, несколько раз они перешептывались. Оттуда обоим было хорошо видно весь зал и вход в него, а родня занимала стратегические места, чтобы в случае опасности защитить Саула.
Царь бросил взгляд на пустое место Давида. В нем мелькнуло раздражение, но Саул ничего не сказал по поводу его отсутствия. У Ионафана отлегло от сердца, и он принялся за еду. Давид зря тревожился. Ионафану не терпелось сказать ему об этом. Однако, нужно подождать до завтра — не спросит ли царь о Давиде на второй день.
И царь спросил. — Почему сын Иессеев не пришел к обеду ни вчера, ни сегодня? — Было в лице отца что-то такое, отчего при этом вопросе по спине Ионафана заструился холодный пот.
Нет. Давид ошибается. Мелхола преувеличивала. Отец не замышляет убийство. Этого не может быть!
За столом повисло молчание. Ионафан оглядел родственников. — Давид очень просился у меня сходить в Вифлеем. — Он посмотрел отцу в глаза. Только бы это все было неправдой! — Он сказал: «Отпусти меня: у нас в городе родственное жертвоприношение. Мой брат пригласил меня; если я нашел благоволение в очах твоих, я схожу и повидаюсь со своими братьями». Поэтому он и не пришел к обеду царя.
Глаза Саула потемнели от злобы. — Ты недоумок, сын шлюхи!
Сначала Ионафан потерял дар речи. Потом кровь вскипела в жилах от негодования. Назвать шлюхой его мать?
— Думаешь, я не знаю, что ты хочешь, чтобы он стал царем вместо тебя? Что ты подружился с ним на срам себе и на срам матери своей? — Лицо Саула покрылось пятнами, он сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев, глаза метали молнии, под правым глазом билась жилка.
Значит, все это правда! Правда все, что сказал Давид! Боже, помоги нам!
— Пока жив сын Иессеев, тебе, Ионафан, не быть царем.
— Не о моем царстве ты заботишься, отец!
— Теперь же иди и приведи его ко мне, ибо он обречен на смерть!
Ионафан вскочил с места. — За что умерщвлять его? Что он сделал?
С бешеным воплем Саул изо всех сил швырнул копье в Ионафана.
Ионафан едва успел уклониться от удара, который чуть не пригвоздил его к стене. Начался переполох. Разбежались слуги. Закричали родственники. Потрясенный, негодующий, Ионафан шагнул к дверям.
— Ты воюешь не с Давидом, отец, и не со мной! А с самим Господом Богом. — Он покинул комнату, скрежеща зубами от ярости.
Ворвавшись к себе, он отослал прочь слуг, запер все двери и дал волю гневу. Схватившись за голову, он кричал от боли и сокрушения. Я что, стану таким, как отец? Господи, я не хочу быть заложником страха! Ему хотелось уйти из Гивы. Убраться как можно дальше от Саула. Как же он мог так ошибаться? Неужели можно так много времени проводить с человеком и не догадываться, что у него на уме?
Как же мне теперь поступить? Как правильно?
Он подвинулся к светильнику, вытащил из-за пазухи список Закона.
Боже, помоги мне! Что мне делать?
«Будьте святы, ибо Я свят...»
Но как, Господи? Как быть теперь со словами: «Почитай отца своего...», как почитать человека, который замышляет хладнокровное убийство, который цепляется за власть, как дитя за погремушку? Как почитать царя, которого не заботят нужды народа — только собственные похоти: жажда власти и роскошной жизни. Что случилось с отцом, которого я знал, с человеком, который не хотел быть царем?
— Покажи мне путь, Господи! Помоги мне! — Он читал, и руки его дрожали, потому что такие любимые слова теперь пронзали сердце, и оно истекало кровью.
«Почитай отца твоего...»
Встав на сторону Давида, он пойдет против отца. Встав на сторону отца, согрешит против Бога. Почтение? Или истина?
Я люблю их обоих!
Душа его терзалась жестоко.
Ты помазал моего отца царствовать над Израилем. Но если теперь ты избираешь Давида... кому из них мне служить, Господи?
СЛУЖИ МНЕ.
На пергамент капали слезы. Он осторожно вытер их — чтобы не пятнали Слово Господа. Скрутил свиток, вложил в футляр, спрятал под рубаху. Взял лук со стрелами, отворил дверь.
Там ждал Авен-Езер. — Я с тобой.
— Нет. — Ионафан шагнул за порог. Он шел по улицам Гивы, а за ним бежали мальчишки. Он выбрал одного и позвал с собой.
— А вы все идите обратно, в город. — Он взглянул на стражника на стене, над городскими воротами. Тот торжественно кивнул в ответ.
Они вышли в поле.
— Беги, ищи стрелы, которые я пускаю.
— Да, господин. — Мальчик с готовностью подпрыгнул и понесся вперед, как олень.
— Смотри, стрелы впереди тебя! — крикнул Ионафан. Услышал ли его Давид? Ионафан оглянулся. Что если отец послал за ним соглядатаев? Они могут схватить Давида, и тогда на руках отца будет невинная кровь.
— Беги, беги, не останавливайся!
Мальчик побежал еще быстрее, собрал стрелы и поспешил назад.
Чувства переполнили Ионафана, когда он увидел, как Давид чуть приподнялся из-за камней, за которыми прятался. Доверится ли ему Давид? А почему он должен доверять кому-то из дома Саулова? Ионафан сложил стрелы в колчан и отдал отроку вместе с луком. — Ступай. Отнеси это в город.
Теперь Давид видел: он безоружен. Ионафан медленно подошел к груде камней.
Давид вышел, рухнул на колени, трижды поклонился, припадая лицом к земле.
У Ионафана перехватило горло. — Встань, Давид. Я не царь. — Ионафан заключил его в объятия. Они поцеловались — как братья. Ионафан плакал. Когда они увидятся снова? Когда опять смогут усесться бок о бок и при светильнике разбирать Закон?
— Теперь я знаю правду, Давид. Да поможет Бог нам обоим. Нехорошо, что так с тобой случилось, но Господь обратит это во благо. В этом я твердо уверен.
Давид был в слезах. — Мне нельзя идти к жене. Нельзя вернуться домой — Саул тогда причислит к своим врагам всю мою родню. Нельзя пойти к Самуилу — и подвергнуть его жизнь опасности. Куда же мне деваться, Ионафан?
Слезы струились по щекам Ионафана.
— Не знаю, Давид. Знаю только: Господь не оставит тебя. Уповай на Господа!
Давид заплакал навзрыд.
Ионафан оглянулся в сторону Гивы. Времени нет. В любой момент могут нагрянуть люди отца.
Что ждет их в будущем?
Ионафан схватил Давида за руку, слегка сжал ее в своей. — Иди с миром, а в чем клялись мы оба именем Господа, то да будет вовеки. Господь да будет свидетелем между тобою и мною — и между нашими детьми.
Давид казался совершенно опустошенным. Губы его беззвучно шевелились, но он не мог вымолвить ни слова.
Ионафан боролся с нахлынувшим чувством стыда. Как мог его отец ненавидеть Давида? Как можно не видеть всего доброго, что есть в нем, его желания служить Господу с радостью и сражаться за своего царя? Любил ли кто в Израиле Господа, как Давид? Его захлестнула печаль.
— Ступай! — Он подтолкнул его. — Поспеши, мой друг, и да будет Бог с тобою!
Обливаясь слезами, Давид побежал прочь.
С комом в горле, со слезами, Ионафан поднял глаза к небу. Воздел руки. Слов не было. Он не знал, о чем молиться. Просто стоял одиноко среди полей Господних и молчаливо соглашался принять Божью волю, какой бы она ни была.
Глава пятая
Саул приказал привести Ионафана к нему. Царевич был почти уверен, что его казнят, как изменника. Не склоняя головы, он стоял в ожидании перед отцом.
Что он мог сказать? Царь не хочет слышать правды. Жизнь моя в Твоих руках, Господь. Делай со мной, что хочешь.
— Мне известно про твой завет с Давидом! Ты подстрекал его к заговору против меня!
— Все знают, что я дружил с Давидом. И знают, что он никогда не был заговорщиком, и что я не предавал тебя. Он — твой самый сильный союзник, и еще он твой сын, потому что женат на твоей дочери.
— Ты мой сын! Твой долг — верность!
— Так вот тебе моя верность! Кто из твоих придворных подхалимов будет говорить тебе правду, слушаешь ты ее или нет? — Ионафан весь дрожал от гнева.
Глаза Саула вспыхнули. Он отвернулся. Прошелся по комнате, сел.
— Я был не в себе, когда метнул копье. Ты должен точно знать, я не желал твоей смерти.
Ионафан не знал, верить ему или нет. — Мне кажется, я уже ничего не знаю.
И меньше всего — сердце родного отца.
* * *
Саул все время держал Ионафана при себе, он неотлучно находился с ним и на заседаниях совета, и когда царь вершил суд, восседая под сенью дуба. Поступили донесения: родители Давида живут теперь в Моаве под защитой тамошнего царя. А Давида видели в Гефе. При этой новости сердце Ионафана встрепенулось. Неужто Давид сумел обвести вокруг пальца царя Анхуса, и тот поверил в его измену Израилю?
— Теперь ты видишь, что Давид — предатель? Он бежал к врагам!
Авенир мрачно ухмыльнулся. — Анхус его прикончит. Голиаф был не просто филистимский единоборец, он был любимец всего Гефа.
Саул взмахнул в воздухе куском пергамента, отбросил его в сторону. — Он притворяется сумасшедшим. Они не тронут его, побоятся: вдруг в него вселился кто-нибудь из их богов.
Ионафан наклонил голову, чтобы скрыть свое волнение от отца с Авениром. Если Давид и вправду скрывается в Гефе, как утверждают доносчики, тогда он там не просто для того, чтобы переждать гнев Саула.
Он узнает секрет железного оружия!
* * *
Проходили месяцы. Все было спокойно. Ионафан служил отцу и, когда тот просил, давал ему разумные советы. Наконец Саул ослабил хватку и предоставил Ионафану больше свободы. Ионафан по-прежнему изучал Закон, а тем временем Авен-Езер, который теперь нес службу при дворе и вошел там в большое доверие, держал его в курсе последних новостей.
Однажды Авен-Езер явился к Ионафану.
— Твой отец в ярости, господин. Давида больше нет в Гефе. Человек твоего отца видел Давида у Ахимелеха, главного священника города Номвы. Царь готовится выступить туда с отрядом через час.
Ионафан знал: что бы он ни сказал, это, скорее всего, лишь подольет масла в огонь. Он бросился к Авениру. — Ты должен непременно отговорить царя от похода. Ничего доброго из этого не выйдет!
Авенир повесил на пояс меч. — Возможно, твой друг не такой верный, как тебе кажется. У каждого свои амбиции. Ты слышал о доносе Доика?
— И ты поверишь Доику? Идумеянину? Ты же знаешь, каковы они. Это негодный человек, он наговорит на всякого, только бы царь его отличил.
— Царь с этим подождет.
— Давид никогда не поднимет руку на царя!
— Почему ты так в этом уверен?
— Потому что я знаю его! И весь народ знает!
— Царь — твой отец!
— Никто не понимает этого лучше Давида, никто не воздал царю такой чести, не доказал свою верность больше, чем он. Я не пошел в долину сражаться с Голиафом. И ты не пошел. И, несмотря на это, Давид отправился в Геф. Как ты думаешь, зачем? Чтобы узнать, как делается оружие из железа!
Авенир, похоже, колебался.
— Если так, почему бы ему не явиться к Саулу?
— И не получить удар копьем, не успевши и рта раскрыть?
— Мне пора.
— Ты принесешь больше пользы царю Саулу и всему народу, если скажешь ему правду, а не будешь следовать за ним, как баран!
Авенир обернулся к нему с помертвевшим лицом.
— Пожалуй, тебе стоит поискать себе других союзников, Ионафан. Падет Саул — и ты падешь вместе с ним! Может быть, Давид и твой друг, но есть среди иудеян те, кто был бы рад увидеть тебя мертвым, если бы это помогло Давиду взойти на престол! — Он направился к выходу.
— Авенир! — Ионафан двинулся к нему. — Я знаю твою верность и твое горячее сердце. Но помни, Бог видит все, что ты делаешь. И Он будет судить твои дела. Не забывай об этом в Номве.
* * *
Всякий раз, когда в город приходил вестник, Ионафан со страхом ждал новостей. Молил Бога, чтобы Давиду удалось уйти: не хотел услышать о смерти друга. Молил Бога, чтобы отец раскаялся и вернулся из Номвы: не хотел услышать, что отец повредил Ахимелеху или какому другому из священников Номвы. Все, казалось, пребывали в напряжении, между людьми то и дело вспыхивали ссоры, и Ионафан неизменно оказывался в роли посредника.
Ионафану не хотелось делиться опасениями ни с Авен-Езером, ни с кем-нибудь из своих людей, но мать всегда готова была его выслушать.
— Ничего не поделаешь, сынок, остается только ждать. Давид один, с ним лишь несколько людей. Он быстрее отца с его отрядом. Царь его не догонит.
— Надеюсь, что так.
— Твой отец не сдастся так легко. Из-за пророчества Самуила у него есть причина страшиться и подозревать всякого, кто приобретает влияние. Давиду хватило одного-единственного камушка, чтобы вознестись на вершину, и каждая победа только добавляла ему популярности.
— Это Бог даровал ему успех, мама.
— Да — к еще большей досаде отца. Вряд ли стоит напоминать, что на карту поставлено и твое будущее, Ионафан.
— Будущее мое — в Божьих руках, мама. Только Он властен над ним.
Она изучала его лицо. — Ты должен взять бразды правления в отсутствие царя, Ионафан. Понимает это Саул или нет, он оставил нас без защиты от врага.
Никто не сознавал этого лучше Ионафана. — Гива хорошо укреплена. — И он уже разослал приказ всем сторожевым отрядам пристально следить за всеми передвижениями филистимлян.
— Ты не можешь предоставлять все царским советникам. Кто они такие? Что они из себя представляют? Ты — его старший сын. Ты в почтении у народа. Ты храбро бился в сражениях, и Бог был с тобой. Ты честен, отважен и смел.
— От такой лести я краснею.
— Это не просто гордость матери. У тебя благо родное сердце, сын мой. — Она накрыла его руку своей. — Если с отцом что-нибудь случится, ты будешь править, хочешь ты того или нет. — Глаза ее засветились. — И тогда Израиль узнает, что значит иметь воистину великого царя!
— Мама, когда-то у нас был самый великий царь на всей земле. Господь Бог Израиля был нашим царем. И Он отверг Саула. Не стоит возлагать на меня надежд, мама. Династии не будет.
Она покачала головой.
— Ионафан, Ионафан. — Глаза матери увлажнились. — Господь отверг твоего отца. Тебя — не отвергал.
* * *
Вестник был мертвенно бледен, по лицу сбегали струйки пота.
— Я пришел из Номвы. — Он дрожал. — Ахимелех мертв! Он мертв, и весь дом отца его, и все священники в Номве.
Ионафан вскочил на ноги. — Напали филистимляне?
— Нет, господин мой. Он опустил лицо к земле и не поднимал головы. — Царь приказал убить Ахимелеха и всю его родню. А потом — всех священников Господних.
— Нет! — Ионафана затрясло. — Не может быть. Нет! Саул не мог! Авенир не пошел бы на это! Никто не посмел бы так согрешить против Господа!
— Это не Авенир и не его люди, господин мой. Они отказались исполнить приказ царя, но вызвался Доик. Он убил восемьдесят пять мужей, в священнических одеждах! А потом предал мечу всю родню священников — даже женщин, отроков, детей. Даже грудных младенцев, и волов, и ослов, и овец. Все дышащее в Номве — он умертвил!
Ионафан зарыдал, разорвал одежды. Он пал на колени, бил себя по бедрам. Гнев и отчаяние переполняли его. Доик, этот негодяй, навлек позор на народ Божий! Кто кроме Идумеянина посмел бы поднять меч на священников и их семьи? Кто другой подчинился бы безумному царскому приказу и сотворил бы такое зло?
Его отец всю жизнь будет жалеть об этом. Это будет мучить его больше, чем потеря престола, потеря венца. Это будет преследовать его до последнего вздоха.
Терзаясь стыдом из-за отцовского повеления, Ионафан воздел руки к небу. — Да обратит Господь лицо свое против Доика! Да исчезнет сама память о нем с лица земли! Пусть дети его останутся сиротами, а жена вдовой! Да прервется его род, и изгладятся их имена в поколениях!
Даже когда из горла рвались проклятия, Ионафан не мог отделаться от мысли: как же любить царя, как служить царю, который повелел совершить такое злодеяние? Как я могу почитать этого человека? Я стыжусь, что кровь его течет в моих жилах!
Закон разбивал ему сердце, выжигал душу. Закон велел почитать, он не говорил, что отец должен быть достоин почтения.
— Боже!!!
Как теперь надеяться на милость? Как надеяться на прощение царю, который убивает священников? На что надеяться его народу?
* * *
Царь Саул возвратился в Гиву под покровом ночи и на следующее утро приступил к своим обычным обязанностям.
Авенир казался постаревшим на много лет. — Теперь народ боится Саула. Они боятся его больше, чем любят Давида.
— Господа надо бояться. — Ионафан отвернулся. Он не мог смотреть на отца. Пока не мог.
Он уединился. Читал Закон, и, когда уже не сумел разомкнуть глаз, заснул со свитком в руке.
Соглядатаи донесли, что Давид скрывается в огромной, хорошо защищенной пещере Одолламской. Туда пришли к нему его братья и вся отцовская родня. Присоединились и другие, слышавшие о том, что сделал Саул со священниками из Номвы и их семьями. К Давиду стекались должники, недовольные, разбойники, мародеры. Примкнуло к нему даже целое колено — колено Гадово.
Ионафан непрестанно молился, чтобы Давид устоял в вере в Бога и во всех обстоятельствах поступал правильно, что бы ни творил Саул и что бы ни советовали ему его сподвижники.
Укрепи Давида силой Твоей, Господь. Как иначе он удержит этих людей, чтобы им не сделаться хуже филистимлян? Боже, пусть это время будет для него школой веры. Дай ему мудрость и мужество выстоять! Что бы ни делал мой отец, помоги Давиду остаться верным и блюсти Твой совершенный Закон! Господь, не дай ему согрешить против Тебя!
Дата добавления: 2015-11-16; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава четвертая 1 страница | | | Глава четвертая 3 страница |