Империи Ислама 6 страница

«Феодалы стали стремиться к тому, чтобы превратить свои условные владения в безусловные. Эти процессы разлагали изнутри военно-ленную систему. От завоевательных походов, предпринятых в первой половине XVI века, больше других выиграли крупные феодалы – светские и духовные Они приобрели крупные владения на завоеванных землях, многие из них стали обладателями огромных богатств. Наиболее существенным в эволюции турецкого феодализма в первой половине XVI века было юридическое закрепощение крестьян. Оно явилось одновременно и результатом и показателем резкого ухудшения их положения. Юридически закрепощение крестьян нашло свое выражение в предоставлении кодексом Сулеймана феодалам права силой возвращать беглых крестьян в свои владения» (А.Новичев).

Эти процессы очень точно соответствуют модели существования двух противостоящих классов в четвертой фазе. При том, что мир и согласие царят меж ними, пропасть растет, ведущий класс получает освобождение (превращение условных владений в безусловные), ведомый класс освобождения не получает. Тут наиболее точная аналогия с временами Екатерины II (третья Россия), когда дворяне получили освобождение, а крестьяне нет. Одним из результатов освобождения дворян от военной службы стало их возвращение на землю и расцвет провинциальной жизни. Аналогично и в Турции «...в начале XVI века стало ясно, что тимариоты всех рангов начали проявлять себя прежде всего в качестве провинциальной администрации и стали защищать скорее местные интересы, чем интересы султана и центральной власти» (Р.Градева).

Все это в рамках имперского цикла приводило к расцвету, но уже несло зерно будущих провалов и поражений, неизбежных за гранью четвертой фазы. Но в том-то и состоит блаженство этой фазы, что она не чувствует своего конца, без всякой экономии распыляет накопленные богатства, ведь этих богатств безгранично много. Это действительно так, если говорить о богатствах материальных, однако главное богатство – имперская энергия – исчезнет, как только часы пробьют 1557 год (доспехи превратятся в лохмотья, а навеки сохранится лишь пара хрустальных безделушек).

Ну а пока все прекрасно, государство темных и невежественных простолюдинов превращается в страну прекрасной поэзии и сказочной архитектуры. «Османское национальное чувство победоносно торжествовало всюду. Вероятно, поэтому те люди, более талантливых, чем турки, национальностей, которые в другое время писали бы на своих родных языках, почувствовали охоту и удобство писать на языке османском. Прибавим к этому, что счастливые войны дали богатство и султанскому двору, и знатному обществу, султаны, везиры и вельможи-сановники имели средства практиковать меценатство, а это обстоятельство в те времена, когда свободного литературного заработка еще не существовало и когда писателю трудно было обходиться без денежной поддержки мецената-покровителя, являлось немаловажным для успехов литературного развития. Таким образом, XVI век оказался золотой порой османской письменности, особенно поэзии» (А.Крымский).

«Наибольший подъем турецкой литературы наблюдается в XVI веке, когда мощь Османской империи достигла своего высшего уровня. В эту эпоху появился ряд имен, составивших славу турецкой литературы эпохи феодализма. По содержанию начало преобладать анакреотическое направление – воспевание радостей жизни. Выдающимся представителем этого жанра был Ильяс Ревани, воспевающий в своих стихах любовь, легкий образ жизни, вино и т. п. Его стихи стали песнями, которые пели во всех кофейнях и кабачках Стамбула» (А.Новичев).

Можно привести длинный список замечательных турецких поэтов, возглавляемый любимцем Сулеймана I Махмудом Баки (1526–1600). Однако нам все эти имена мало что скажут, имперская культура османов не покинула культурного пространства Востока. «Э. Гибб предостерегает тех, кто желал бы в силу внешнего хронологического совпадения искать внутренней связи между европейским Возрождением и успехами литературы у османов: ничего общего между идеями европейского Возрождения и идеями расцвета и, потом, золотого века турецкой литературы нет. Турецкая литература XV–XVI веков есть не более как средневековое персидское суфийство, чувственно-любовное по выражению, набожно-мистическое по толкованию. Если иные поэты и не были на деле мистиками, а были ярыми гедониками, то писали они все равно таким образом, что читатели могли их понимать не прямо, а в духовном смысле» (А.Крымский).

Более очевидно всемирное значение архитектурных достижений четвертой имперской фазы, которые историки пытаются объяснить через все то же материальное благополучие правящего класса. «Сосредоточив в своих руках значительные богатства, получив их в качестве военной добычи, а также за счет эксплуатации зависимого крестьянства, османские феодалы располагали большими возможностями для широкого строительства, для покупки предметов роскоши, оплаты труда ремесленников, строительных рабочих, художников и т. д.» (М. Мейер).

Архитектурные достижения четвертой фазы столь впечатляющи, что неизбежно заставляют вспоминать о других правителях четвертых фаз. А. Крымский приводит слова Хаммера: «Подобное описание всех зданий, сооруженных этим султаном, могло бы доставить материал для сочинения такого же обширного, как у Прокопия Византийского, который описал в 6 главах памятники, воздвигнутые императором Юстинианом».

Особое положение принадлежит выдающемуся турецкому архитектору Синану (1489–1588). Он построил свыше 360 различных архитектурных сооружений мечетей, медресе, дворцов, караван-сараев, библиотек, фонтанов, бань, мостов. Вершиной его творчества, шедевром мирового зодчества является мечеть Сулемание (1550–1557) в Стамбуле.

Таким образом, весь строй четвертой фазы получается очень монументальным, торжественным, пафосным, патетическим. Недаром при Сулеймане была учреждена должность «шах-немеджи», который «должен был писать похвальные оды в честь побед или других славных происшествий, а также воспевать славное османское прошлое» (А. Крымский). В этом плане особенно велико сходство с екатерининскими временами, четвертой фазой Третьей России.

Подводя итог, можно сказать, что при достаточно скромном вкладе в мировую литературу и практически нулевом вкладе в мировую науку османы создали очень интересную архитектуру (мирового уровня). И все же главными их достижениями были сильная политика и потрясающая военная мощь. Недаром небезызвестный нам Карл Маркс считал Османскую империю «единственной военной державой средневековья». При всем своем покровительстве искусствам Сулейман оставался по духу военным, как и все предыдущие султаны. Он даже ездил в янычарские казармы получать жалованье как янычар-ветеран, тут же, правда, раздавая полученное жалованье караульным, добавляя еще из своих. В одной из комнат янычарских казарм был даже трон для падишаха.

Разумеется, что и оценивать Османский цикл и его четвертую фазу следует, конечно же, по военным успехам. После Буды и Родоса были еще победы в Молдове, Трансильвании, снова Венгрии. Особенно в четвертой фазе впечатляют морские победы. «Турецкий флот стал быстро расти с конца XV века, когда султанское правительство развернуло интенсивное строительство морских судов в портовых городах империи. В первой половине XVI века одержан ряд побед, после которых Османский флот стал контролировать большую часть Средиземного моря» (М.Мейер). В 1538 году соединенный флот Карла V, римского папы и Венеции потерпел от Сулеймана I жестокое поражение. 25 октября 1541 года у берегов Алжира армада из 516 испанских кораблей с 12 тысячами экипажа и 24 тысячами десанта была уничтожена внезапной бурей (историческая тренировка гибели Непобедимой Армады у берегов Англии в 1588 году). Треть кораблей была выброшена на берег или разбилась о скалы. На берегу арабы добивали обессилевших матросов.

Значительные успехи достигнуты в борьбе с Ираном. В 1533 году был взят Тебриз, в декабре 1534 года Багдад. «Население Месопотамии с радостью встречало Сулеймана Великолепного. Никто, кроме кызылбашей, не оказывал сопротивления в Багдаде. Суннитское духовенство возглавило восстание горожан. В течение 4 месяцев Сулейман Великолепный находился в Ираке, занимаясь организацией управления «на самых справедливых основах». Следует подчеркнуть, что реставрация суннизма при османах не сопровождалась религиозными гонениями. Турки оказывали внимание и покровительство местным шиитам, не говоря уже о евреях и христианах» (Н.Иванов).

Заканчивая разговор об эпохе Сулеймана I, необходимо напомнить, что четвертая фаза – это время, в котором главное достоинство правителя в том, чтобы окружать себя талантами. По сути, именно окружение, а не сам правитель творит чудеса четвертой фазы. В первую очередь речь идет о великих везирах. «При Сулеймане Кануни на посту великих везиров находились выдающиеся государственные деятели: Лютфи-паша, Ибрахим-паша, Соколлу Мехмед-паша; были и другие крупные деятели, как, например, шейх уль-ислам Абусууд и пр.» (А.Новичев). Именно по смене великих везиров можно было бы изучить смену настроений внутри «золотого» 36-летия, от высокообразованного блестящего сына гречанки Ибрахим-паши, через мужественного пирата Хайретдина Барбаром-му к Рустему-паше, «человеку мрачному, суровому и пронырливому, врагу наук и поэзии» (А.Чемерзин).

Постепенно османские победы тускнеют, цели мельчают, удача поворачивается к ним боком. Начинаются неудачи в Йемене, Индии. В 1555–1557 гг. был завоеван Судан. На этом имперское время кончилось, кредит безоговорочных побед закрылся. Из непобедимой Империи Османское государство превратилось в большую и неуклюжую страну.

Постимперское развитие (Османы)

Для поисков Империи момент прекращения имперского ритма необыкновенно важен, тут теория требует многих символических, а также реальных неприятностей. Разумеется, неприятностью номер один должно было стать то, что немыслимо в имперском ритме,– крупное военное поражение. Структурный гороскоп тут не одинок, все, кто занимался периодизацией турецкой истории, заметили перелом в 60-е годы XVI века. В частности, М.Мейер датой «начала перемен» считает 1571 год (14-й год после Империи, 6-й год Востока), год поражения в морской битве при Лепанто.

В 1570-м Селим II, унаследовавший в 1566 году османский трон, затеял воевать с венецианцами. Европа уже научилась объединяться, по инициативе папы была собрана «Священная лига» для войны с османами (Венеция, Испания, Мальта, Генуя, Савойя и ряд других государств). «В грандиозном по тем временам морском сражении соединенный флот католических государств Европы разгромил османский флот, потопив или захватив 224 из 277 кораблей противника и потеряв при этом всего 15 галер» (М. Мейер). Знаменитый писатель Сервантес, бывший участником этого сражения, писал, что в тот день «рассеялось заблуждение, в коем пребывал весь мир и все народы, полагавшие, что турки на море непобедимы». Нам же остается добавить, что никакого заблуждения не было, имперский османский флот так и остался непобедим, проиграл сражение флот восточного постимперского государства.

Разумеется, не все так просто. Через год флот был восстановлен, через два года турки получают Кипр, через три изгоняют испанцев из Туниса. «Тем не менее поражение при Лепанто определенно свидетельствовало, что период военного превосходства Османской державы уже прошел. В конце XVI и XVII веке османские войска еще не раз одерживали победы, но ряд крупных поражений показал, что их былая непобедимость окончательно осталась в прошлом» (М. Мейер).

Причины столь резкого спада историки, переоценивающие влияние личности на ход истории, находили в вырождении султанов, не понимая, что этому тоже должна быть причина. «Припомнив блеск и могущество царствования первых девяти султанов и особенно эпохи Мехмеда II и Сулеймана I, кажется на первый взгляд непонятным, каким образом уже с половины XVI века в Турции обозначились достаточно резко те общественные недуги, которые, начиная со смерти Сулеймана, повели это скороспелое военное государство к прогрессивному разложению. Военная сила взмахнула Османов быстро на высоту их военного господства, а причины этой быстроты заключались в несомненной даровитости большей части ее султанов до Сулеймана включительно. Но как только началась серия тупоумных или развратных турецких властителей, так непосредственно началось и постепенное территориальное распадение, и признаки государственного разложения начали обозначаться яснее» (А. Чемерзин).

Другие историки видят причины упадка в чрезмерном вмешательстве в политику женщин.

Здесь мы наблюдаем параллель с вечным историческим двойником исламских империй с Византией. Когда в ее истории началась деградация государства после второго волевого рывка, то многие историки обвинили в этом тех женщин, что встали у руля власти.

Самые солидные историки смотрят, конечно же, глубже: «Основной причиной ослабления Османской империи было разложение военно-феодальной структуры государства, в первую очередь сипахийской системы землевладения. С течением времени потребности османских феодалов в деньгах резко возросли, изменился и сам образ их жизни. На смену военному аскетизму пришла страсть к роскоши, дорогим одеждам, пышным дворцам» (М. Мейер).

Солидной кажется точка зрения тех, кто винит в ослаблении государства непосредственно османский народ. «Отличавшиеся прежде воинственностью, силой, терпеливостью, скромностью, воздержанностью и бережливостью, ныне (XVII век.– Авт.) сипахи стали вялы, трусливы, сладострастны... и за деньги выставляют вместо себя наемников, чему в достаточной степени способствуют корыстолюбие пашей и продажность чиновников» (С. Градич). Что ж, и в этом есть правда. Империя забирает у народа все силы, ничего не оставляя ему со своим уходом. Самое же главное, что с уходом имперского ритма уходит кураж, лихость, широта натуры, бесшабашность. Так было в Англии после 1617 года, когда вдруг, неожиданно нация потеряла свой лихой пиратский инстинкт. Также и в Турции «в конце XVI века прошла пора веселой жизни, не стало потребности и в разгульных песнопениях, служивших отголоском праздного наслаждения такой жизнью» (А. Крымский).

Что же приходит на смену имперской духовной вольности? Разумеется, более ортодоксальная вера, то, что сейчас назвали бы исламский фундаментализм. «Османская династия, первоначально довольно равнодушная к религии и подчинявшаяся влиянию дервишского вольнодумства, силою обстоятельств была вынуждена возобновить традиции воинствующего ислама, в 1593 году во время одной из европейских войн впервые было вынесено в бой «зеленое знамя пророка», будто бы найденное в Дамаске» (В. Бартольд).

Внутри имперского цикла крестьянские восстания обычно обозначали даты смены одной фазы на другую. После имперского цикла восстания идут сплошной чередой. Тишина, установившаяся в государстве после восстания Календера (1527), прервалась в 70–80 годах мощным гулом беспрерывных бунтов. «Социальное равновесие в османском обществе достигалось за счет отказа от индивидуальных стремлений человека, его подчинения теократической идее всеобщего счастья. На рубеже XVI–XVII веков рухнул миф о крестьянской идиллии под харизматической властью дома Османов. Восстания, охватившие империю на рубеже XVI–XVII веков, ознаменовали собой конец героической эпохи великих завоеваний, не оставив от нее ничего, кроме смутных легенд и суровой реальности бесконечной османской теократии» (Н. Иванов).

Кажется, что рухнул не просто имперский ритм, а рухнула сама система бытия. В упадок пришло сельское хозяйство, уже в 1564–1565 годах был голод, в некоторых районах большинство населения питалось травой. И это практически сразу за «золотой» четвертой фазой. В том же 1564 г. впервые был зафиксирован дефицит поступлений в казну. Янычары, оплот имперской государственности, деградируют на глазах. «Янычары XVII века уже обращаются к побочным заработкам – ремеслу и торговле, но не уступают своих привилегий. В 1617–1623 гг. в результате янычарских бунтов сменилось четыре султана. Подобные события дали современникам повод писать о янычарах, что «они так же опасны в мирное время, как слабы во время войны»... Пример Роксоланы, любимой жены Сулеймана, оказался заразительным, править начинают женщины султанши-матери. В народной памяти первая половина XVII века осталась как «эпоха правления женщин» (М.Мейер).

Ну и, наконец, еще одна характернейшая деталь, сопровождающая смену одного ритма другим. «С начала XVII века был изменен порядок наследования. С этого времени престол стал переходить не от отца к сыну, как раньше, а к старшему по возрасту члену династии» (А.Новичев). Впрочем, это уже не так важно, народ отворачивается от пьяниц-султанов и властолюбивых султанш, высшая власть, высший авторитет постепенно переходит к духовенству.

В дальнейшем были и территориальные приобретения (например, за счет венецианцев или Малороссии), были и грандиозные планы (каналы: Суэцкий и Волго-Дон), впрочем, нереализованные, были попытки реформировать развалившуюся империю. Однако удерживать страну в прежних границах становилось все труднее. Первый постимперский цикл (1565–1709) Турция еще кое-как держалась, но уже с XVIII века «посыпалась». Австро-Венгрия, Россия, Иран забирали кто сколько хочет, если Турция и смогла что-то сохранить, то не благодаря своей силе, а благодаря невозможности договориться между собой других стран. До сих пор нет покоя во многих территориях, входивших в Османскую империю. Тут и Закавказье, и Ближний Восток, и Балканы. Видно, срок давности не истек...

Великие Моголы (1521–1665)

Длительность имперского периода у Иудеи, Англии и России примерно одинакова (1068, 1080, 1116). Если считать имперские циклы ислама едиными, то имперский период ислама длился значительно дольше (более 1400 лет). Это не единственное принципиальное отличие: разрыв между первым и вторым циклами (Халифат и Османы) без малого 700 лет, второй же и третий существуют во времени почти одновременно, что для единой империи было бы невозможно – эдакий сдвоенный османо-могольский центр.

Такое парадоксальное расположение второго и третьего циклов указывает нам на чрезвычайное расхождение исламского мира. Если Османы вели политическую линию имперской истории и в этом смысле более напоминали российские имперские циклы, то Моголы куда больше интересовались экономической мощью, чем напоминают английские имперские циклы.

«Еще в начале VIII века арабы вторглись в Индию с севера, завоевали территорию Синда (ныне юг Пакистана.– Авт.) и утвердили там свою власть. Синд обособился, но это не повлияло на историю остальной Индии. Однако с начала XI века Индия стала ареной разорительных набегов тюркских завоевателей-мусульман, совершавших походы под флагом священной войны с «неверными». Враждовавшим между собой индийским княжествам было трудно противостоять этим нашествиям, и постепенно на севере Индии утвердилось крупное государство во главе с мусульманскими завоевателями, получившее в истории название Делийского султаната. Это государство впоследствии распространило свои завоевания на юг, оказало значительное влияние на всю историю Индии. Индия была втянута в сферу т.н. мусульманского мира» (К.Антонова).

«Завоевание Южной Индии было блестящим подвигом, но в конце концов оно оказалось ошибкой, которая дорого обошлась государству. Империя не составляла единого целого, она оставалась конгломератом княжеств во главе с мусульманскими наместниками или индусскими вассалами; только силой оружия центральное правительство могло заставить их подчиняться, в противном случае оно могло лишь осуществлять незначительный контроль» (Н.Синха, А.Бенерджи).

Как видим, сценарий зарождения на индийской земле исламского государства во многом похож на сценарий рождения Османской империи. Там был создан плацдарм государством Сельджуков, тут плацдарм для Империи создал Делийский султанат. Сходство настолько очевидное, что для описания сути этих государств используются одни и те же понятия, одни и те же слова. Главное же в том, что ни то ни другое государство так и не создало основы для централизации власти. Даже причина распада этих государств оказалась одной и той же: «Последнее десятилетие XIV века ознаменовалось анархией и затем распадом Делийского султаната, не вынесшего сокрушительного удара Тимура (1398). XV – середина XVI века были временем политической раздробленности Северной Индии, жестоких феодальных войн» (К.Ашрафян).

Сейчас, когда существуют современные Индия, Пакистан, Бангладеш, перешедшие на ритм Запада, нам трудно представить, что всего этого не было бы, не пройди Индия двух имперских циклов (Великие Моголы и четвертая Англия), прививших индийскому народу государственные навыки. Своих собственных стимулов к единению у индусов не было. «Индуистская религия, которую исповедовало три четверти населения Индии, разъединяла ее народы. Эта религиозная система предоставляла каждой области, каждой общине, каждой касте чтить своих богов и следовать своим традиционным культам. Характерно, что индуизм не создал да и никогда не пытался создать какого-либо подобия централизованной жреческой организации, имеющей единого главу и основанной на иерархическом подчинении священнослужителей различных рангов и ступеней друг другу» (И. Рейснер).

С другой стороны, пришедший в Индию ислам Делийского султаната еще не был имперским, а потому лишенный имперского интернационализма. «Ничего не было сделано для того, чтобы примирить индусов со своей властью и привлечь к участию в делах управления, больше того, их притеснили, лишая собственности и заставляя отрекаться от своей веры. Правители продолжали жить в военных лагерях, во враждебном окружении, хотя время и развитие нормальных соседских отношений должны были до некоторой степени смягчить горечь эпохи завоеваний» (Н.Синха, А.Бенерджи).

Почему Османский имперский цикл начался сразу после нашествия Тимура, а Могольский много лет спустя, при внешней идентичности ситуаций? На этот вопрос нам еще предстоит ответить, однако хотелось бы напомнить, что именно даты начала имперских циклов – это единственные исторические числа, не поддающиеся предварительному вычислению.

Первая фаза (1521–1557, Великие Моголы)

Вторая фаза (1557–1593, Великие Моголы)

Третья фаза (1593–1629, Великие Моголы)

Четвертая фаза (1629–1665, Великие Моголы)

Первая фаза (1521–1557, Великие Моголы)

«Государственный строй Делийского султаната почти никогда не был централизованным. Наместники областей, называемые мукта, пользовались полной автономией во всех внутренних делах своей области. Ниже их по иерархической лестнице стояли крупные иктадары, державшие от них земли и тоже самостоятельно управлявшие подвластными территориями. Эта относительно слабая зависимость вассалов от своих сюзеренов облегчала крупным феодалам отделение от центральной власти и способствовала феодальным усобицам» (К.Антонова). Твердых норм налога не было, феодалы брали с крестьян все, что могли, в ответ бесконечные восстания. Справляться с такими восстаниями было обязанностью каждого мукта и иктадара в отдельности, это считалось их внутренним делом. К помощи государства в таких случаях не прибегали, тем более что у центрального правительства не было отдельной армии, а лишь личные отряды правителя, такие же, как у любого крупного феадала, его вассала. Постепенно экономические связи между отдельными частями государства распадаются.

«Некоторые из мятежных наместников решили прибегнуть в своей борьбе против центральной власти к чужеземной помощи и призвали в Индию Бабура, правителя Кабула, который и без того давно зарился на богатые индийские земли» (К.Антонова).

Именно Бабур – самая невероятная фигура имперского цикла, ибо каждая следующая фигура была ответом на предыдущую, и лишь Бабур в Имперском цикле Великих Моголов человек ниоткуда, одновременно носитель высочайшей культуры, человек, не имеющий корней, не имеющий родины. Именно Бабур внес в этот цикл мечту о создании сказочного государства, мечту, которую воплотят его внук Акбар, правнук Джахангир и праправнук Шах-Джахан. Впрочем, сверхъестественность Бабура вполне в рамках представлений о первой имперской фазе. В определенном смысле Бабур идеальное воплощение первой имперской фазы.

«Он был не самым великим, но гораздо более человечным, чем все другие восточные завоеватели... и что бы ни думали о нем в других отношениях люди, мы не можем думать о нем иначе, как только относясь с глубокой симпатией к этому великодушному и общительному гиганту...» (В. Морленд.)

«Бабур был обаятельной личностью, типичным государем эпохи Возрождения, смелым, предприимчивым человеком, он любил искусство, литературу, любил наслаждаться жизнью...» (Дж. Неру.)

«Бабур был яркой и разносторонней личностью. Он был смелым полководцем, оценившим значение артиллерии, когда она была еще очень несовершенной; писателем, оставившим мемуары, написанные простым, четким литературным слогом в тот век, когда на Ближнем Востоке господствовал вычурный персидский стиль; поэтом, слагавшим блестящие стихи на таджикском и джагатай-ском языках» (К. Антонова).

Был Бабур джагатайским тюрком. Родился в феврале 1483 года в Фергане, Ферганой и владел. В 14 лет (год Змеи) завоевал Самарканд. Однако со Средней Азией у Бабура не сложилось. Судьба сделала его властителем-странником, как он сам пишет в автобиографии, «передвигающимся с одного квадрата на другой, подобно шахматному королю». Так он и двигался от Ферганы к Самарканду, потом к Кабулу и Кандагару, пока не дошел до Индии, богатейшей и плодороднейшей земли. «Бабур, выросший в плодородных, хорошо обработанных долинах Средней Азии, понял, что лишь овладение Индией даст ему возможность стать правителем мощного и богатого государства. Поэтому в отличие от своих афганских военачальников Бабур решил не довольствоваться в Индии военной добычей, а сделать эту страну базой своего государства» (К. Антонова).

Таким образом, с самого начального момента политические и идеологические цели отступают перед корыстными, экономическими интересами, что в определенном смысле прямо противоположно целям османов, боровшихся, пусть только на словах, с богатеями и аристократами. Внешних обоснований для захвата Индии Бабуру не требовалось: «Ведя свою родословную непосредственно от Тимура, а по материнской линии от Чингисхана, Бабур объединил в своем лице две главные династии правителей Средней Азии. Его предки покорили весь мир и правили им. Любую страну Азии, которой он мог овладеть, Бабур рассматривал как свою собственность, доставшуюся ему по наследству» (К. Паниккар).

Что касается искомой даты начала имперского цикла, то довольно точную аналогию можно провести с началом первого российского имперского цикла, когда искомая дата 909 года пребывала между двух походов на Царьград в 907 и 911 годах. Также и теперь искомая дата 1521 года затерялась между походами Бабура на Индию в 1519 и 1524 годах. Видимо, именно под впечатлением первого похода

Бабур решает стать правителем Индии. Интересно, что как раз на первые годы имперского цикла приходится пробел в мемуарах Бабура. Формально же начало империи Моголов положила битва при Панипате в 1526 году, когда Бабур разбил афганского правителя Ибрахима Лоди. Справедливости ради необходимо сказать, что имперский ритм повлиял и на Ибрахима, пытавшегося возвеличить власть султана, обуздать феодалов и ослабить родоплемен-ные связи. Однако для первой имперской фазы Ибрахим был слишком деспотичен, фаза выбрала Бабура.

Через год после победы над Ибрахимом Бабур одерживает победу над индусами-раджпутами Раны Санги. Эти две победы закрепили господство Бабура в Северной Индии. Сам Бабур очень нажимал на мистический смысл собственной победы, не слишком высоко оценивая свои заслуги, все успехи объясняя лишь «милостью и благоволением божиим».

После решающих побед часть афганских отрядов вернулась домой. Оставшимся воинам Бабур раздал земли в служебное пожалование, получившие позднее название «джагир». Впрочем, хозяйственными делами новых владельцев ведали управляющие – большей частью индусы, знавшие обычаи страны и размер податей, которые могли уплатить крестьяне.

Умирая в самом конце 1530 года, Бабур оставил огромную державу, простиравшуюся от Амударьи до Бихара. Перед смертью Бабур разделил свои владения между сыновьями, оставив основную территорию в Индии Хумаюну и приказав остальным, получившим Пенджаб, Кабул и Кандагар, ему подчиняться.

Несмотря на свое краткое участие в имперском цикле, Бабур оставил мощнейший след именно масштабом своей личности, своим грандиозным провидением будущего. По мнению английского историка Лен-Пула, Бабур был «промежуточным звеном между Средней Азией и Индией, между дикими ордами и имперской организацией управления, между Тамерланом и Акбаром». По мнению Джавахарлала Неру, «...после прихода Бабура в Индию произошли сдвиги и новые стимулы вдохнули свежесть в жизнь, в искусство, архитектуру...»

Хумаюн родился в 1508 году и вступил на престол в 22-летнем возрасте. Главным его достижением стоит признать достаточно ветвистый утопизм, без которого первая фаза не была бы первой фазой. Однако именно оторванность от реальности и прожектерство обычно ставят ему в вину, в частности то, что он «пытался ввести некую систему в управлении империей, однако принципы этой организации были надуманными, далекими от реальной жизни. Он разделил придворных на три группы: государственных деятелей, духовных феодалов и людей искусства – поэтов, танцоров и т.д., а также установил четыре государственных ведомства: ведомство огня, куда были переданы военные дела, ведомство воды, следившее за орошением и дворцовыми винными запасами, ведомство земли, ведавшее налогами, управлением земель халиса и строительством, и ведомство воздуха, которое занималось вопросами, связанными с деятельностью духовенства, поэтов, историографов, а также оплатой их труда. Такое административное деление, где смешивается главное и второстепенное, не могло быть стабильным...» (К.Антонова.)

Дата добавления: 2015-07-12