|
Читайте также: |
Ничего не закончилось.
Мария Отонаси пообещала, что я никогда больше не переключусь в это тело, – но ничего не закончилось.
Я почему-то стояла посреди школьного двора, но вокруг не было ничего, кроме тьмы. Я знаю, что школа совсем рядом, но ничего не вижу. Ничего. Ничего рядом нет.
Лишь я и Рико Асами стоим друг перед другом.
Ничего не понимаю. Что происходит? Куда делась Мария-сан?
– Давно не виделись, – раскрыла рот стоящая передо мной Рико Асами.
Я приподняла бровь. Что-то не так?
– Ху-ху, похоже, ты не узнаешь меня в таком виде. Я «О»!
– Э?
Явно другой тон голоса, чарующая улыбка, на какую я никогда не была способна. Да, правильно, этот человек – действительно «О».
– А почему ты тут в виде Рико Асами?.. И где Мария-сан?..
«О» на мой вопрос лишь улыбнулся и молча подошел ближе. От него исходила какая-то мощная аура; я инстинктивно шагнула назад.
– Кадзуки Хосино сказал, что даже в твоей повседневной жизни есть место надежде!
С этими словами он протянул ко мне руку. А затем запустил пальцы мне в рот.
– А-гг?..
– Хотя быть ее там не может.
Пальцы Рико Асами забегали у меня во рту. От моей слюны они намокли. Эта слюна на ее пальцах на вкус была, как раздавленное насекомое.
– Потому что ты так легко чувствуешь вкус самой себя, – продолжил такой похожий внешне на меня «О», – и это – вкус грязи.
…Да, это правда на вкус как грязь.
Горько, невыносимо горько – не могу больше терпеть. Хотя это вроде бы тело Кадзуки Хосино, грязь начала распространяться, медленно, словно вирус. Мое тело становится черным. Оно окрашивается в цвет греха. Грязная грязь переполняет меня, оскверняет меня.
«О» вытащил пальцы у меня изо рта. Я упала на колени. Грязь внутри меня колыхнулась.
– Твое отвращение к самой себе неизлечимо. Тебя… – и меня едва не стошнило, когда он произнес следующее слово, – …человек, которого ты ненавидишь больше всего. А значит, грязь внутри тебя так и останется навсегда.
«О» положил руку мне на плечо. Я подняла голову и увидела лицо Рико Асами, которое совершенно не хотела видеть.
– Не может быть никакой надежды, если ты даже от собственной грязи избавиться не можешь.
Это-то я знаю.
Не найти мне счастья в повседневной жизни, никак. До сих пор его не было. Так почему должно появиться сейчас, когда я запятнана преступлением?
Рико Асами больше нет.
– Неправда.
Я обернулась на донесшийся сзади голос, все еще стоя на коленях.
Там, тяжело и часто дыша, стояла Мария Отонаси. А рядом с ней – брат. Брат, для которого я больше не сестра.
– Ты управилась быстрее, чем я ожидал.
– Какого черта ты это делал с [Рико Асами], «О»! – яростно выкрикнула Мария Отонаси.
– Ху-ху… я, знаешь ли, предпочел бы, чтобы ты и Кадзуки Хосино расстались. Я всего лишь чуть подтолкнул ее, как мне удобнее. …Ну что, нашла что-нибудь, что могло бы дать ей надежду?
– Нашла, – ни секунды не колеблясь, кивнула Мария Отонаси.
Выражение лица «О», однако, осталось прежним.
– Рико.
Меня позвал брат. Ужасно странное ощущение.
Понимаю… это ведь первый раз. Брат назвал меня по имени впервые с тех пор, как я забралась в это тело.
– …Что за явление в такой поздний час? Ты ведь больше не считаешь меня своей «сестренкой», не так ли?
– Ты ведь наконец осознала себя Рико Асами, правда? Если так, то это все меняет. Я могу звать тебя «Рико Асами».
Поскольку я ничего не ответила, брат продолжил.
– Скажи, что ты сейчас собираешься делать? «Неделя в трясине» будет уничтожена. Ты снова станешь Рико Асами. Мы с тобой будем разделены. Что ты тогда будешь делать?
– Я воспользуюсь «шкатулкой» Марии-сан!
– Асами. Прости, но я беру свои слова обратно.
– Э?..
Я машинально кинула взгляд на Марию Отонаси.
– Когда я выслушала Миядзаки, я передумала. Я не позволю тебе воспользоваться этой «шкатулкой», – прямо заявила она, не выказывая ни малейших признаков стыда из-за того, что нарушила обещание.
Нет, все ведь ясно! Конечно, она осознала, какая глупость – терять память всего лишь ради меня.
– Тогда я умру!
Абсолютно естественный ответ. Конечно, это лучшее возможное решение сейчас.
Брат нахмурился и выплюнул:
– Ты думаешь, [Рико Асами] принадлежит тебе одной?
– …Э?
Я Рико Асами. Значит, я принадлежу мне. Разве не так?
– Почему ты так удивлена? Ты принадлежишь себе? Да ни фига! – заявил брат, с пораженным видом глядя на меня. – Ты принадлежишь еще и мне! И не только мне. Ты и Марии Отонаси принадлежишь, и Кадзуки Хосино. Поэтому, чтоб ты знала, – и он хмуро уставился на меня, – я не позволю тебе умереть по собственной прихоти!
Не понимаю.
Не понимаю, почему брат говорит мне все это с таким ласковым лицом.
– Тогда как же простится мой грех?.. Я даже умереть не могу?! Два человека погибли по моей вине. Я должна…
– Рико, – остановил меня брат.
– Это и есть главная причина, почему я решила не дать тебе воспользоваться моей «шкатулкой». Я все неправильно понимала. Ну, Миядзаки, наверно, сознательно об этом молчал, но я все не так понимала.
И затем Мария продолжила:
– Ведь это Рюу Миядзаки убил тех двоих, верно?
…Нет. То есть да, сделал это брат. Но я знала, что так будет, когда позвала его на помощь. Брат просто понял тогда мое желание и выполнил его.
А значит, этот грех на мне.
– Не пойми меня неправильно, Рико! Я не убил их «от твоего имени». Я ненавидел их. Я презирал их. Я просто не смог сдержать чувства.
Это ложь.
Конечно, он их ненавидел. Но одного этого недостаточно, чтобы он сделал то, что сделал. Он пересек черту, потому что хотел освободить меня. Именно я послужила спусковым крючком.
– Я подумывал сбежать вместе с тобой. Но это нереально. Мы еще несовершеннолетние, мы не сможем жить в бегах. И даже если бы смогли – вряд ли мы были бы счастливы, все время убегая.
Брат криво улыбнулся и продолжил:
– Поэтому я решил явиться с повинной. Я докажу твою невиновность. Это лучшее решение, которое я могу принять.
Брат хочет снять с моих плеч весь мой грех и забрать его с собой в тюрьму.
– …Зачем ты, ради меня, так…
– Не вынуждай меня это говорить!
Совершенно не понимаю. Почему? Мы, конечно, брат и сестра, но все же мы разные люди. Он ничего не выигрывает, делая что-то ради меня.
Брат достал из сумки какую-то вещь и протянул мне.
Я молча взяла это в руки. Смутно знакомое ощущение. Я взглянула на это «что-то», которое взяла.
– …Ах, – вырвалось у меня.
Разве он не был разодран? Разве не было уничтожено все, что мне дорого?
– Я его отмыл, заново набил ватой и зашил. Вот и все. Конечно, он не похож на нового, но он, можно сказать, починен, верно?
Плюшевый заяц.
Мягкая игрушка, которую мне подарил брат, выигравший ее в игровые автоматы.
– А, ах…
Я опустилась на колени. Изо рта моего вырвался невольный крик, из глаз полились слезы. Эти слезы вымыли из меня немножко грязи. …Не всю, конечно. От всей этой грязи я не избавлюсь никогда… но часть ее действительно вымылась из меня.
Может быть,
может быть…
– …Брат.
Может быть, мне вообще не надо было просить «шкатулку» исполнить мое желание. Может быть, я просто не замечала.
Потому что я уверена –
…мое «желание» давно уже сбылось.
– Прости меня, брат. Это все я виновата, прости меня.
Из-за того, что я этого не замечала, брату пришлось расплачиваться за меня. Если бы я ценила себя, исход был бы другим.
– Теперь моя очередь спасти тебя, брат.
Я медленно стерла слезы и встала. Брат смотрел на меня слегка удивленно.
– Я спасу тебя от страданий… Я буду ждать тебя. Я буду ждать, пока мы снова не сможем быть вместе.
Голос мой дрожал, и улыбалась я с трудом, но все же я выговорила отчетливо:
– Я буду ждать тебя как Рико Асами.
Брат на секунду застыл на месте, широко раскрыв глаза; потом его лицо медленно расслабилось.
Глаза его светились жизнью – совсем не так, как вчера.
– Знаешь? – улыбнувшись, произнес брат. – «Я не успел». Я всегда так считал. Но, может… может, я тогда успел как раз вовремя.
Нельзя сказать, что этот исход меня полностью удовлетворяет. И я, и брат – мы оба наверняка будем ненавидеть свое прошлое до самой смерти.
Однако нам удалось найти для себя цель в жизни.
Несомненно, нам это удалось.
Мария Отонаси, все это время следившая за нами молча, улыбнулась и кивнула.
– Значит, я смогу сдержать слово, которое дала Кадзуки.
Тут ее улыбка исчезла, и она хмуро уставилась на «О».
– Теперь отдавай «шкатулку»!
«О» кивнул, не переставая улыбаться.
Итак, моей «шкатулке», «Неделе в трясине», приходит конец. «О» приложил руку к своему глазу, то есть к глазу Рико Асами. Я ощутила прикосновение к моему глазному яблоку. Хотя касаются не меня, я все равно чувствую.
«О» запустил руку в глаз, словно желая вытащить его из глазницы. Не в силах терпеть адскую боль, я негромко застонала и зажмурилась. Больно! …Но хоть мне и правда больно, я думаю, это так и надо. Я чувствую, что так и надо. Поэтому я терпела боль, хотя чувство было такое, словно расплющивается мое собственное глазное яблоко.
Затем боль прекратилась. Я вновь взглянула на «О».
Он закончил. Мой глаз остался цел, а в руке у «О» лежала маленькая черная «шкатулка», похожая на пулю.
– Быть может, это и есть подтверждение слов Кадзуки Хосино, что «нет такого отчаяния, которое нельзя вылечить повседневной жизнью»?
– …Для этого случая – возможно.
– Ху-ху… понятно. У тебя нет иного выхода, кроме как говорить так. Это ведь отрицание твоего существования как «шкатулки». Кадзуки-кун иногда говорит очень жестокие слова.
Мария Отонаси кинула на «О» сердитый взгляд и резким движением выхватила «шкатулку» у него из руки.
– Теперь я смогу быть вместе с Кадзуки. Сейчас мне ничего больше не надо.
– Тебе не кажется, что ты просто тянешь с решением? Ты все еще не решила, вернуться и стать, как прежде, [Марией Отонаси] или остаться [Аей Отонаси]?
– Что за дурацкий вопрос.
Мария Отонаси неотрывно смотрела на «Неделю в трясине» у себя в руках. Она закусила губу, словно от ненависти к «шкатулке».
– Ответ давно уже известен.
– А, ну хорошо, – скучным тоном ответил «О», явно оставшийся равнодушным к этим словам.
– Я «шкатулка», – заявила она и прекратила кусать губы. – Я не могу вернуться к себе тех времен, когда я не была еще «шкатулкой».
Такой волевой взгляд.
Взгляд создания, которым я восхищалась все это время.
– Так что лучше всего сохранять себя такой, какая я сейчас. Можешь считать, что это означает «выбрала остаться [Аей Отонаси]».
– Тогда почему ты остаешься с Кадзуки Хосино?
– …
Она не отвечала.
– Это ведь для тебя довольно неудобно. Ты ведь именно из-за этого предложила Рико Асами воспользоваться твоей «шкатулкой», верно?
– …Совершенно не понимаю, о чем ты.
– Ху-ху, ты явно до сих пор в плену того мира повторов. Эта Касуми Моги – опасная соперница для тебя, ты не находишь?
– …Пфф.
Она вновь взглянула на «шкатулку» и покатала ее между ладонями.
– …Я же уже решила. Давно. И все-таки этот Кадзуки заявляет, что, мол, «я не хочу этого»!.. – еле слышно пробормотала она, и на короткое мгновение на лице ее проявилась горечь.
Но выражение это она стерла сразу же. И вновь у нее лицо совершенного создания, которое я считаю прекраснейшим.
Но я уверена, творец этого создания, когда над ним работал, прошел через боль и страдания.
Интересно, что она, уже воплотившая собственной силой воли «желание» «Недели в трясине», думала про меня и про мою «шкатулку»?
Наконец она закусила губу, взглянула на пулевидную «шкатулку» и…
…с немного печальным видом раздавила «Неделю в трясине».
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 35 | Нарушение авторских прав