Мая (вторник) 21:42

Когда я заполнил табличку, которую мне дал Миядзаки-кун 2 мая, у меня получилось вот что.

00-01	01-02	23-24	1 день
02-03	03-04	04-05	2 день
11-12	13-14	15-16	3 день
09-10	16-17	20-21	4 день
06-07	08-09	19-20	5 день
05-06	07-08	17-18	6 день
12-13	14-15	18-19	7 день	конец

Три оставшиеся ячейки – «10-11», «21-22» и «22-23» – это время, которое принадлежит [Кадзуки Хосино] сегодня. Если я сегодня не остановлю «Неделю в трясине», количество блоков [Кадзуки Хосино] сократится до нуля.

Сейчас 21:43. Иными словами, до 23:00 у [Кадзуки Хосино] остался один час и семнадцать минут.

За это время мы должны сделать все, что в наших силах.

Все приготовления завершены.

[Рико Асами] связалась с «Асами-сан». «Асами-сан» приняла наше предложение о встрече и назначила место и время.

И вот Рико Асами перед нами.

Местом, которое предложила «Асами-сан», была наша школа. Там есть, конечно, сигнализация, но она не срабатывает при перелезании через забор.

Из-за Золотой недели школа была пуста.

Лишь она стояла посреди пустынного школьного двора.

– Как вы думаете, почему я решила встретиться с вами?

Как и ожидалось, этот шепот был совершенно не похож на ее обычный стиль общения.

– Я ведь знаю цель Марии-сан. Вы пришли, чтобы не дать мне покончить с собой и украсть мою «шкатулку», да? Но, хоть это и неудобно мне, я согласилась с вами встретиться. Знаете, почему?

Асами-сан, казалось, не могла сфокусировать зрение на чем-либо.

– Я хотела еще раз увидеться с тобой, последний раз. Я хотела увидеть человека, которым восхищалась; человека, который добился того, чего не смогла добиться я: создать совершенную себя.

– Ты ошибаешься, – решительным голосом перебила ее Мария. – Ты хочешь, чтобы я остановила тебя, не дала совершить такую глупость, как отбросить собственную жизнь.

Рико Асами выслушала Марию молча.

Потом уголки ее губ чуть приподнялись.

– Боюсь, эти избитые фразы на меня не действуют. Какая жалость… Я не хотела, чтобы ты говорила такие болезненные вещи.

– Пфф, ну и зачем ты тогда с нами встретилась? Думаешь, я не вижу, что тебе страшно умирать?

– Скорее, ты моя страховка.

– …Страховка?

– Когда я заметила, что боюсь самоубийства, я подумала, что ты убьешь меня.

Рико Асами говорила совершенно безразличным тоном.

– …

Почему? Почему этот разговор – так меня бесит?

Я должен испытывать совсем другие чувства. Тревогу, страх, сочувствие – это было бы куда естественнее. А я ощущаю раздражение – почему?

Я думал и думал – и понял.

…О нет, не может…

– Асами-сан.

Я, видимо, понял это, сам того не осознавая. Что ж, ничего удивительного, что я раздосадован! Этот пустой треп абсолютно бессмыслен, не так ли?

– Ты встречалась с Миядзаки-куном во время «Недели в трясине», да?

Асами-сан медленно кивнула в ответ на мой внезапный вопрос.

– Пытаясь заставить нас поверить, что остановить «Неделю в трясине» невозможно, Миядзаки-кун солгал нам, что «владелец» мертв. Он хотел заставить меня сдаться, чтобы «Неделя в трясине» спокойно сработала до конца.

– …И?

Асами-сан пригласила меня продолжить; я кивнул.

– Наверняка Миядзаки-кун был уверен, что мы не сможем тебя найти. Но ты жива. Тогда откуда у него эта уверенность?

Асами-сан, лишь мгновение поколебавшись, ответила:

– …Потому что я пообещала ему, что спрячусь, когда встретилась с ним. Поэтому брат…

– Почему?

Я оборвал ее и спросил.

– Если ты готова покончить с собой, чтобы остановить «Неделю в трясине», – почему ты сговариваешься с Миядзаки-куном, который помогает [Рико Асами], которая желает, чтобы «шкатулка» сработала?

Она хранила молчание.

– Тебе не кажется, что тут некоторое противоречие?

– …Тебе не понять моего конфликта, Кадзуки Хосино.

Я этого больше не выдержу. Я не выдержу больше этой ненависти.

– Это отвратительно! Оставь уже этот дурацкий стиль разговора!

– …Так я говорила изначально. Ты об этом, думаю, не знаешь, но со средней школы…

– Может, прекратишь наконец клоунаду? Ты ведь все равно не хочешь прятаться, раз уж решил вновь перед нами объявиться? Поэтому

оставь этот тон, «О»!

Мария распахнула глаза и уставилась на Асами-сан – нет, на «О».

С лица Асами-сан исчезло всякое выражение. Ничего от Рико Асами не осталось в этом нечеловеческом лице.

– Ты уже 30 апреля начал это гримасничанье, верно? Твой вкус не просто плох, он ужасен! Если подумать, Асами-сан только мне тогда странной казалась. Харуаки забыл, что она странная, уже наследующий день. Это из-за того, что все, кроме «владельца», не могут тебя запомнить, правильно? Ты ведь заходил к нам в класс вовсе не потому, что там был Миядзаки-кун, верно?

Асами-сан по-прежнему слушала меня с бесстрастным лицом.

– Миядзаки-кун мог врать, что Асами-сан мертва, только потому, что знал, что в ее теле сидишь ты, «О». Когда нечеловек вроде тебя сообщил ему что-то типа «Я никогда больше не появлюсь» прямо из ее тела, он, естественно, поверил.

Лицо Асами-сан по-прежнему бесстрастно.

– Он, может, и забыл о твоем существовании, но, похоже, не забыл, что в его сестру кто-то вселился. И поэтому единственным спасением для Миядзаки-куна стало осуществить «Неделю в трясине». Вот как ты сделал его [моим] врагом. Вот как ты создал все условия, чтобы [я] и [Рико Асами] могли бороться друг с другом.

Угрюмо глядя на Асами-сан, я закончил свою речь:

– И в итоге ты от души позабавился, наблюдая за мной.

И как только я договорил –

– Ху-ху.

Пустое выражение лица испарилась, и Рико Асами исчезла окончательно.

Нет, тело осталось прежним. Но теперь уже всякому ясно. Рико Асами нет в этом лице. Ни один человек не способен на такую чудовищную улыбку.

– О, тебя действительно стоит похвалить!

«О» хлопнул в ладоши, не снимая улыбки с лица. Он может сохранять самообладание, потому что точно знает: он вне нашей досягаемости, пусть даже мы его раскрыли.

– …Тебе, похоже, весело, «О», – хмуро произнесла Мария.

– Весело? Ху-ху, ну разумеется! Этот случай стоил того, чтобы понаблюдать. Действительно, очень интересно было посмотреть, как Кадзуки Хосино реагирует, когда его тело крадут у него, как он думает, как он страдает! Я не ожидал, что ты так явно определишь [Рико Асами] как «врага» и сумеешь ранить ее. Ху-ху, этот раз был очень коротким по сравнению с предыдущим, но он был действительно шикарен.

– Психопат.

Нанесенное Марией оскорбление, однако, не стерло улыбку с лица «О».

– Ну что ж – я отдам вам эту «шкатулку».

Я не смог понять его слова сразу же.

Что он сейчас сказал? Что отдаст нам «шкатулку»? Почему? Мы ведь еще даже не начали договариваться об этом…

– …Что ты затеваешь?

Мария меня опередила.

– О? Может, мое поведение кажется тебе странным?

– Ты хочешь сказать, что твое спокойствие – просто блеф, и теперь, когда мы тебя раскрыли, ты загнан в угол?

– Твой ответ даже приблизительно не похож на правильный. Зачем вообще мне загоняться в угол? …Вот оно что, похоже, здесь у нас недоразумение. Я вовсе не стремлюсь стоять у вас на пути, я стремлюсь наблюдать за Кадзуки Хосино, понимаешь? Я смог более чем достаточно насладиться, наблюдая за ним в этой «шкатулке». Я уже достиг своей цели. Так что у меня нет причин не отдать вам эту уже ненужную мне «шкатулку».

Теперь и мне стало очевидно. Целью «О» вовсе не было завершение «Недели в трясине». Нет, если бы она отработала до конца, это, скорее…

– Ах!..

– О, похоже, ты заметил, хоть я и не говорил об этом ничего. Какая жалость.

Говоря это, «О» улыбался. Ему явно доставляет удовольствие видеть мое бледное лицо.

– Вот именно; «шкатулка», которую вы называете «Неделей в трясине», не должна была осуществиться изначально. Рико Асами – очень забавный человек, правда. Но я ни за что бы не пожертвовал своим лучшим объектом для наблюдения ради такого мелкого создания. Позволить [Рико Асами] захватить Кадзуки Хосино? Да ни в коем случае.

«О» хихикнул.

– Так что неважно, нашли вы меня или нет, все равно я отдал бы вам «шкатулку» в конце концов. В этом ничего странного нет.

Я рассматривал [Рико Асами] как врага, пытаясь вернуть самого себя.

Ради этого я причинил [Рико Асами] боль, заставил ее страдать. Я даже вовлек Миядзаки-куна. И даже предал Марию.

И все же,

несмотря на это,

– Все было зря.

В конечном итоге я всего лишь танцевал под дудку «О»?

Если так, в чем был смысл этой недели…

– Все было не зря.

При этих словах я машинально взглянул на нее.

Заявившая так Мария вызывающе ухмылялась, глядя на «О».

– Что ты имеешь в виду?

– Не можешь понять? Цель Кадзуки – сохранить свою повседневную жизнь. Вполне естественно, что он отдает всего себя, чтобы достичь этой цели. Вот почему ничего бы не изменилось. Даже если бы он догадался, что ты не собираешься доводить «Неделю в трясине» до конца, он все делал бы точно так же.

– Почему? – с любопытством спросил «О».

– Это же очевидно, – ответила Мария, словно издеваясь над «О». – Ни в коем случае нельзя полагаться на что-то столь ненадежное, как твой каприз.

Ааа, понимаю. То, что он отдает мне «шкатулку», – не более чем каприз; он просто решил, что «такая концовка будет самой занятной».

Я бы ни за что не положился на что-то подобное и не отказался от борьбы. Даже если бы все оказалось зря, я все равно изо всех сил старался бы найти выход из этой «шкатулки».

– Понятно. Но оставим в покое Кадзуки Хосино; для тебя-то это точно пустая трата времени. Ведь эту «шкатулку» нельзя будет использовать второй раз.

– Что за примитивное мышление, прямо смешно. Твое появление позволило мне сделать как минимум один шаг вперед. Потому что ты подтвердил, что я и дальше буду натыкаться на «О» или на «шкатулки», если останусь рядом с Кадзуки.

– Хм?..

«О» притворно выпучил глаза.

– Ты серьезно?

На лице Марии отразилось удивление.

– Эй, я уже прожила целую жизнь, гоняясь за «шкатулкой». Почему мои слова вызывают у тебя сомнение?

– Нет, я вовсе не об этом! На твою глупость мне наплевать. Я спрашиваю, имеет ли какое-то значение то, что ты сможешь натыкаться на меня, если будешь с Кадзуки-куном.

Мария распахнула глаза. Лицо ее медленно побледнело.

– Ты не заметила… или, скорее, просто не задумывалась? – с улыбкой произнес «О». – Это подтверждение не имеет смысла. Ты ведь все равно собираешься оставить Кадзуки-куна, ведь так?

Ч… то?..

– Н-не говори ерунды!

– Ху-ху, разве это бледное личико – не лучшее доказательство того, что я говорю правду? Знаешь, Кадзуки-кун? Она собирается позволить [Рико Асами] воспользоваться ее «шкатулкой»!

– «Ущербным блаженством»?..

Я уже дотрагивался до этой «шкатулки», и я знаю. Я видел морское дно, и я знаю.

Позволить кому-то воспользоваться этой «шкатулкой» – абсолютное табу. Даже я знаю, что пользоваться ей – чудовищная ошибка.

– Если она это сделает, то забудет о тебе. А лишившись этих воспоминаний, она, несомненно, уйдет от тебя.

– От… откуда ты знаешь!

– Потому что так всегда получается, когда кто-то пользуется ее «шкатулкой».

Я невольно взглянул на Марию. При виде того, как она кусает губы, я понял: он говорит правду.

– Почему ты хочешь воспользоваться «Ущербным блаженством»?..

– …Разве я не говорила? Я не могу смириться с неизбежным несчастьем, которое ожидает Рико Асами.

И ради этого ты согласна отбросить собственные желания?..

Ааа, понятно. Она всегда была такой. Она даже собственную жизнь может отбросить, если это понадобится, чтобы спасти другого.

– Я «шкатулка». Я не человек. Я должна существовать, чтобы спасать других. Да, и поэтому –

Мария вернула себе уверенный вид и четко произнесла:

– … я останусь Аей Отонаси.

Но где в этих словах чувства [Марии Отонаси]?

«…никогда больше не выпускай меня из виду».

Разве не это были истинные чувства Марии? Разве не это были истинные чувства девушки, которая не может больше выносить одиночество?

Это просто неправильно. Игнорировать свои собственные чувства – неправильно.

Но я не могу так вот взять и сказать ей, что это неправильно. Я ведь не знаю, откуда взялась эта ее решимость, и я не могу ей так просто возразить.

– Мария.

Я могу лишь произнести это имя, которым лишь я один могу ее звать, и противопоставить ей мои собственные чувства.

– Я не хочу этого.

Лицо Марии чуть напряглось.

– Я совершенно не хочу, чтобы ты забыла меня и исчезла!

– …Кадзуки.

– Это жестоко! Ты говорила мне, чтобы я не выпускал тебя из виду, а сама собираешься выпустить из виду меня! Это просто жестоко!

Услышав мой крик, Мария уткнулась взглядом в землю и закусила губу.

– …Но если я этого не сделаю, Асами…

Я с силой ухватил Марию за руку, заставив ее замолчать. Она уставилась на меня во все глаза.

– С Асами-сан все будет в порядке.

– …Откуда ты знаешь?

– Я верю в кое-что, во что ты, наверно, не можешь поверить и что тебя раздражает.

Я сжал руку сильнее.

– Я верю, что нет такого отчаяния, которое нельзя вылечить повседневной жизнью.

Я вдруг заметил, что ее пальцы тоньше, чем я думал. Нет, не только пальцы. Все тело Марии очень хрупкое. В отличие от ее характера.

– Поэтому с Асами-сан все будет хорошо, даже если «Неделя в трясине» будет уничтожена. Не может быть, чтобы ее ждало только отчаяние!

– …Ты хочешь, чтобы я в это поверила? – прошептала она.

Я так и думал, что она эту мысль отвергнет.

Я что хочу сказать: она ведь ищет «шкатулку». Она просто не может принять меня, верящего в повседневную жизнь, и одновременно искать «шкатулку», которая повседневную жизнь разрушает.

Но я все равно верю в повседневную жизнь.

– Ей просто надо найти на что надеяться.

– …Что?

– Я согласен, Асами-сан предстоит испытать отчаяние. Но даже в отчаянии можно найти надежду! Как минимум одну надежду я знаю.

– Какую?..

– Есть человек, для которого Асами-сан дороже всего. Разве это не может стать ее надеждой?

Я заметил, что на лице ее проступила слабая неуверенность.

– …Конечно, это сработало бы, но только если бы ничего не было. Но Асами из-за того, что случилось, отправится в тюрьму, и надолго.

– Но даже в этом случае, если эти двое объединят усилия, у них все будет хорошо. Если только они поймут, как они дороги друг для друга, у них все будет хорошо! Или ты не согласна?

– …

– Может, я только воображаю, что понимаю Асами-сан. Есть еще час, принадлежащий [Рико Асами]. Ты еще можешь убедиться в ее чувствах, прежде чем принять решение! …Нет, просто убедиться мало – пожалуйста, помоги ей найти надежду. Я уверен, надежда есть.

Я стиснул ее руку еще чуть сильнее.

– Ты правда можешь принести ей реальное счастье, не иллюзорное!

И с этими словами я разжал пальцы. Мария не отводила взгляда от своей руки.

– …Эмм, сейчас ведь Золотая неделя, да?

Услышав мои неожиданные слова, Мария подняла голову и изогнула бровь.

– Из-за этого всего нам некогда было насладиться выходными, правда? Но, это, завтра тоже выходной, так что, эмм…

Я закрыл глаза, собрал всю свою решимость и сказал:

– Так что, эмм… давай завтра сходим куда-нибудь. Эээ… точно, давай вместе поедим клубничный торт. Ты говорила, ты его любишь, верно?

Мария широко раскрыла глаза. Она по-прежнему была вся напряжена, но сейчас ее щеки чуть смягчились, как будто это напряжение было ненастоящим.

– Ха-ха… что ты сейчас сказал?

– Т-ты не хочешь?

– …Это будет означать, что ты каждый день Золотой недели проводил со мной, ты в курсе?

– Э? И что, с этим какие-то проблемы? – переспросил я, склонив голову набок. Мария почему-то неловко улыбнулась.

– Проехали.

– Мм? Ну так что, обещаешь?

Обещание.

Когда я произнес это слово, ее губы вновь выпрямились в линию.

Мария опустила голову, размышляя о смысле подобного обещания. Наконец она открыла глаза. Рот ее теперь был расслаблен; приподняв уголки губ, она произнесла волнительно, но мягко:

– Обещаю. Я обещаю тебе завтра, в котором мы сможем спокойно насладиться клубничным тортом.

Да, теперь мне не о чем больше тревожиться.

Я спокойно ждал последнего переключения.

Дата добавления: 2015-07-10