Смысловые аспекты вещи в современных теориях

Признавая обоснованность позиции функционалистов, особенно для современного им культурно-исторического этапа, еще раз не согласимся со сведением вещи только к совокупности формальных и функциональных характеристик. Это необходимый в ряде случаев, и все-таки узкий подход, способный схематизировать и сделать одномерным самого человека - для "функций" которого оказываются предназначены вещи: природа взаимодействия такова, что одномерность порождает одномерность. Дж. Нельсон (2) прокладывает дорогу к пониманию полисемантизма предметного мира, выделяя вещи "далекие" от человека (производственные, например), чьи собственно человеческие значение и смысл практически не важны, и вещи "близкие", которым надлежит быть соразмерными людям. Эта соразмерность может возникать на разных уровнях, поскольку человек не только пользуется вещью, но и оценивает ее. Говоря о "близких" вещах, Нельсон тем самым показывает возможность преднамеренной или непреднамеренной закладки и прочтения многих смыслов, значимостей одной формы, одной функции. Вещи оказываются способными удовлетворять не только материальные, но и духовные потребности. Только так они из явлений сугубо цивилизационных становятся культурными, а пользующиеся ими люди обретают целостность в глазах проектировщиков. Однако Дж. Нельсон не дает никаких объективных критериев для отнесения вещи к тому или иному разряду, руководствуясь скорее интуицией.
Ф. Т. Мартынов объясняет смысловую содержательность вещей в дизайне тем, что "каждая проектируемая вещь или комплекс вещей являются элементами не только определенного социального, но и духовного мира" (3). По его мнению, вещь как бы концентрирует в себе особенности традиций, образа жизни, ценностей культуры, сформировавшей дизайнера. Это помогает вещи "не быть безликой".
Участники дискуссии в журнале "Декоративное искусство" за 1985 г., пожалуй, впервые обратили внимание на возможность индивидуального восприятия любой, даже самой что ни на есть повседневной, вещи, ее лирического переживания, возможных благодаря знаковой наполненности и образной емкости. На эмоционально-смысловое восприятие вещи указали прежде всего философы, культурологи, искусствоведы, для которых функция или структура не имели самодовлеющего значения. И это понятно. Однако и дизайнер, работающий для людей, не может закрывать глаза на особенности их сосуществования с предметным миром.
Такое восприятие в истории культуры сформировалось не сразу. Г. Кнабе (4) говорит даже об объективном историческом рубеже второй трети девятнадцатого века, когда "обычность массового существования" перестала восприниматься как "сфера глухой частной повседневности". Он предлагает обратить внимание на содержательность вещи, выделяя три основных образных ее аспекта:

· социальный, связанный с выражением знакового смысла, общественного положения или идеологической ориентации владельца, как например, балахон Евгения Базарова или фрак Кирсанова. Вещь-знак способна показать место человека в социальной системе, но для этого, как правило, она должна находиться среди других вещей, в контексте, ансамбле, уточняющем ее смысл.

· духовный, связанный с индивидуализацией вещи, воспринятой ранее как символ, с признанием ее самодостаточности и духовной связи с человеком. На нем же делает акцент М. Эпштейн (5), подчеркивая: "Нет ничего сложнее, чем познавать единичные вещи". По его мнению, в патриархальной культуре такого рода познания не происходило вовсе. Передаваясь от предков к потомкам, вещь "была осмыслена изначально", вернее сказать, изначально была наполнена историей и судьбами. М. Эпштейн призывает к медитативному, лирическому знакомству с вещью, с ее духовным содержанием, говоря о возможности формирования новой отрасли знания - реалогии, науки о вещах. Представляется, что возможное "прочтение" лирических смыслов связано с художественным восприятием вещи и довольно далеко от учета ее функциональности, эргономичности и т.п.

· "социологический" аспект, то есть наличие в вещи мировоззренческих установок, идеологических и других подобных смыслов. Он ярко заметен, например, в вещах, выполненных в стиле хай-тек. Первоначально хай-тек формировался просто как особый принцип организации бытовой среды, основанный на экономичном и удобном использовании в ней элементов промышленного оборудования. Но почти сразу, с конца 1960-х годов, такие вещи приобретали те, кто стремился выразить протест против буржуазности и чрезмерности потребления.

Примечательно, что первый и третий аспекты как бы объективно присутствуют в вещи, определяются культурным контекстом, а для выделения второго требуется субъект, который переживает и наделяет вещь лирическими смыслами, то есть одно смысловое поле возникает в силу того, что вещь является продуктом культуры, а второе - того, что она сопровождает жизнь человека. Этот аспект для философии дизайна, может быть, и менее важен, поскольку предугадать досконально судьбу каждой вещи невозможно. С другой стороны, его следует учитывать при создании вещей, наиболее "близких" человеку. Сложность методологического использования положений Г. Кнабе в дизайне заключается в том, что лирически-художественный подход не связывается с удобством, функциональностью и другими потребительскими характеристиками вещи. Социальный и социологический аспекты настолько схожи, что дифференцировать их практически невозможно. Соотношение смыслов, формы и функции при таком подходе вывести чрезвычайно непросто. Можно лишь констатировать необходимость учета смыслов как с точки зрения проектировщика, так и потребителя.
И. В. Коняхина предлагает выделять четыре смысловых аспекта вещи: 1) утилитарно-функциональный, 2) эмоционально-личностный, близкий к тому, что Г.Кнабе называет "духовным", трактующий вещь как атрибут внутреннего мира, вещь-спутник и собеседник, 3) историко-культурный (вещь как представитель эпохи, культуры), 4) культурно-символический (вещь - символ, как окно, зеркало, очки, крест) (6). Она точно подмечает не только то, что вещь может быть оценена в первую очередь с точки зрения ее функционального совершенства, но что одна и та же функция может вызвать к жизни появление совершенно различных форм: циновка, табурет, кресло или диван, например, возникают из потребности сидеть. Жесткая связка функции и формы разрушается этим примером и взывает к учету культурно-исторических, этнических, мировоззренческих и других обстоятельств. С другой стороны, некоторые из выделенных аспектов требуют уточнения. Так, культурно-историческим смыслом вещи может являться не только ее способность проговорить свое время, свою эпоху. Вещь более позднего времени содержит форму, уже существовавшую когда-то, возникшую в связи с этой же функцией, своего рода исторический первообраз. Готфрид Земпер дает один из знаменитых примеров, когда прослеживает морфологические связи не только между вещами, выполняющими одинаковые функции: современный сосуд для воды, безусловно, повторяет форму сосудов первобытности или античности. Единого "прафеномена" в гетевском смысле здесь, по-видимому, не существует. Ситула египтян представляла собой каплеобразную чашу, поскольку ее функцией было зачерпывание воды из Нила. Гидрия греков была расширенной вверху и сужалась книзу, кроме того имела узкое горлышко, поскольку греки, говорит Земпер, в большинстве своем брали воду из ручьев, стекающих с гор. Ситулу носили в руке или на коромысле, гидрию ставили на плечо. Обе формы - именно в своем функционировании - препятствовали тому, чтобы вода расплескалась. "Следует добавить, что в форме сосуда для нильской воды содержатся в зачаточном виде основные черты египетской архитектуры; и в гидрии можно было бы найти объяснение формам греческого дорического ордера" (7), - отмечает теоретик, настаивая на возможности выведения всех форм данной культуры из прообраза, создаваемого "художественными ремеслами". При анализе современной вещи дойти до глубинного исторического первообраза не всегда возможно, слишком велико многообразие форм, возникших не только в каждой отдельной культуре, но и в процессе их взаимодействия. Но открыть прообраз вещи, выполнявшей в иных исторических условиях схожую функцию, и уточнить путем сравнения изменение функции и формы, а также обстоятельства этого изменения безусловно возможно и необходимо с тем, чтобы лучше понять цель и специфику изделия, его соответствие интересам потребителя. Не случайно В. Аронов предлагает различать "генотип" и "фенотип" вещи (8).

Дата добавления: 2015-07-12