Глава 29. Я снова веду себя, как болван, но, похоже, не могу остановиться

Кольт

Я снова веду себя, как болван, но, похоже, не могу остановиться. Она только что рассказала мне о мужчине, который лапал ее, и теперь я собираюсь раздеть ее и сделать то же самое. В такой момент я должен просто ее обнимать, но, Боже, я так хочу ее, а она — меня.

Поэтому все должно быть хорошо.

— Я никому не позволю причинить тебе боль, — говорю я ей, надеясь, что так будет лучше.

— Я знаю.

Мои руки скользят к ее талии. Я поднимаю ее футболку и снимаю через голову. Ее желтый бюстгальтер контрастирует с ее темной кожей. Это так сексуально.

Внезапно я чувствую себя ничтожеством, потому что она всю ночь проспала в этой одежде. Я должен был раздеть ее раньше. Наверно, ей было неудобно спать.

Наклонившись вперед, я дразню ее губы своим языком, чтобы она их открыла. Мне хочется ощутить ее вкус. Почувствовать ее, когда она погружается и тоже меня пробует. Меня чертовски сводит с ума то, что мы с ней здесь вместе. Мы и раньше занимались сексом, но сейчас все по-другому, эти мысли заставляют меня чувствовать себя придурком, но мне все равно.

Эта девушка — моя. У меня и раньше было много девушек, но ни одна из них не была моей. Я не хотел, чтобы они становились частью меня, удерживать их, а с ней мне лишь хочется защищать ее и все время быть рядом.

Наши губы продолжают облизывать, посасывать и дразнить друг друга в то время, как я вожусь с застежками на ее бюстгальтере. Клянусь, она буквально мурлыкает мне в губы, когда он падает на пол.

Я отстраняюсь, потому что не могу сейчас не посмотреть на нее. На ее стройное тело, темное и загорелое.

— Ты такая сексуальная.

Она ухмыляется. Теперь на мне ее руки, они стягивают с меня футболку. Я так возбужден. Я готов заняться любовью с этой девчонкой. Черт, думать о таком глупо, но это правда.

И я больше не могу ждать.

Я вожусь с ее брюками, стаскивая их. Ее трусики того же цвета, что и бюстгальтер, и мне хочется снять их с нее и бросить на пол.

Следующими идут мои. Мы оба хватаемся за них и смеемся. Смеемся, потому что настолько торопимся овладеть друг другом. Никогда такого не было — ни с ней, ни с кем-либо еще.

Из ящика я достаю презерватив. Губы Шай впиваются в мои. Мы безумно нуждаемся друг в друге и настойчивы. Я поднимаю ее, прежде чем на кровати накрыть своим телом. Я снова ее целую. Ее руки тянут меня за волосы.

— Кольт... быстрее.

Мы снова смеемся. Я никогда так не смеялся, как с ней. Несколько часов назад я был зол, только вышел из камеры и вел себя по-дурацки со своей мамой, а теперь я здесь с ней...

Счастлив.

Чертовски счастлив.

— Я хочу поиграть, — поддразниваю я. Касаюсь языком ее соска. Потом второго. Ее ноги обхватывают меня, и я прижимаюсь к ней, чувствую, не входя в нее.

Шай стонет. Выгибается мне навстречу, и я понимаю, что если не заполню ее, то сойду с ума.

Зубами я рву упаковку. Мои руки упираются в кровать, с каждой стороны от ее головы.

Ее темные глаза смотрят на меня, освещенные восходящим солнцем на улице.

Я не отрываю от нее взгляда, когда вхожу внутрь. Кому какое дело, как это звучит, потому что все это тоже ощущается по-другому. Она цепляется за мою спину, и я беру ее губы. Мы движемся вместе, и мне так хорошо, что я могу взорваться прямо сейчас.

Наши тела липкие от пота, и мне это тоже очень нравится.

Я продолжаю. Сильнее. Быстрее. Для нее. Для себя. Потому что я хочу это сохранить. Я хочу сохранить это ощущение. Ее самой. Того, как быть счастливым.

Это больше не игра, черт возьми. Никаких шарад. Не знаю, как точно это назвать, но чем бы это ни было, оно наше. И я хочу вцепиться в него. И никогда не отпускать.

***

Шай наполовину лежит на мне, моя рука — в ее волосах, ее дыхание — на моей груди. Она не спит, и хотя мы лежим так уже минут тридцать, никто из нас ничего не говорит.

Нам со стольким дерьмом нужно разобраться: моей мамой, моим предстоящим судом, ее паникой. Это все есть, но не сейчас, потому что в этой комнате никого, кроме нас, нет.

Я сажусь, не желая вылезать из кровати, но мне надо пописать, и еще нам много чего нужно сделать. Я сижу на краю кровати, мое белое одеяло обернуто вокруг нее.

— Нет, — говорит Шай, потянувшись ко мне.

— Мне нужно вставать.

— Тебе нужно остаться в постели, потому что, если ты встанешь, то и мне придется, а я очень устала. — Это безумие, но я слышу в ее голосе улыбку.

Я поворачиваюсь к ней.

— Я знаю, что вымотал тебя, но... — Мои слова прерывает игривый толчок. Смеясь, я пытаюсь выбраться из постели, но тогда она обнаженная садится рядом со мной. Одна ее рука обнимает меня за плечи, а другая проскальзывает под мою руку. Она соединяет обе руки.

— Ты никуда не пойдешь.

— Или я просто заберу тебя с собой, — ухмыляюсь я. Она смеется, и я тоже. Я гляжу в сторону, так что вижу, как она выглядывает из-за плеча.

— Я знаю, что мне трудно отказать.

Я закатываю глаза.

Слова здесь неуместны, но я все равно их произношу:

— Я хочу помириться с мамой. Сделать сегодня что-то для нее. Хочешь пойти со мной?

Еще одна улыбка. И она действует прямо на мой член, вызывая возбуждение. Шай кладет подбородок мне на плечо.

— Я бы не позволила тебе идти без меня.

— Насчет того, что ты мне рассказала...

— Я знаю. Мне нужно с этим справиться.

— Я помогу тебе. — Кто знает, получится ли у меня, но я хочу, чтобы она знала, что я буду рядом.

— Я знаю, — снова отвечает она. — А теперь пошли. Давай навестим твою маму.

***

— До сих пор не могу поверить, что тебя повязали. Это круто.

Я подмигиваю маме. Мы сидим на одеяле, за пределами жилого комплекса. Не знаю, было ли умно привести ее сюда, но ей захотелось на свежий воздух. И пусть все идет к черту, если единственное, что у тебя может быть, — это воздух.

У нас пикник, хотя ест она немного. Черт, я не знаю, ест ли она вообще хоть что-нибудь, но она улыбается и смотрит на солнце или на меня с Шай.

— Я крутой, мам. Что еще я могу сказать?

Мы с мамой и Шайен смеемся. Я смотрю на нее. Ее голубые, как у меня, глаза, но с фиолетовыми кругами вокруг них. Но ее улыбка. Она такая широкая, такая яркая, такая чертовски счастливая.

Господи, я буду скучать по ней. Она все, что у меня есть.

— Не надо, — шепчет она, будто прочитав мои мысли. Шай тянется ко мне и сжимает мою руку. Я пытаюсь улыбнуться. Не знаю, насколько настоящей выглядит улыбка, но я выдавливаю ее из себя.

Тучи начинают сгущаться, и я знаю, что у нас не так много времени. Я даже удивлен, что сегодня мы застали столько тепла и солнечного света.

— Было больно? — спрашиваю я ее.

— Да! А с твоими?

— Пф-ф. Нет.

— Но она все равно справилась потрясающе. Даже ни разу не вздрогнула, — добавляет Шайен. Я завидую, что она видела это, но в то же время рад. Рад, что если кто и должен был находиться рядом с ней, — так это моя девочка.

— Потому что это имя моего ребенка. Как я могу вздрагивать, делая самую прекрасную вещь на свете?

Ее слова бьют меня прямо в грудь. Они ударяют, как молоток, по сердцу, но все равно не разбивают его. Оно в ушибах. Очень сильных, но не разобьется из-за того, что она сделала для меня.

Я тянусь к ней и беру ее за руку. С одной стороны сидит Шай, с другой — мама. И я думаю... Я размышляю, что, возможно... Это мгновение одно из самых прекрасных для меня. Я никогда раньше по-настоящему не заботился о красоте. Если только не смотрел на девчонку, чтобы переспать с ней, да и то это был другой вид красоты. Интересно, буду ли я теперь это искать? В других местах.

— Прости. Насчет вчерашнего. — Я не планировал заводить об этом разговор, но мне кажется, что это нужно сказать. — Я вел себя как придурок, но рад, что ты это сделала. Я благодарен тебе за это.

Ее глаза наполняются слезами.

— Я знаю, малыш. Знаю. — Потом она смотрит на Шай. — Давай поговорим о тебе. Я хочу знать все о девушке, которая украла сердце Кольтона.

Когда Шай глядит на меня, я вижу, что в ее глазах тоже стоят слезы. Я киваю ей головой, и она начинает говорить. Я наблюдаю за ними и слушаю, когда Шай рассказывает маме о своих танцах. Как сильно она любит это занятие. Как они дали ей возможность на чем—то сосредоточиться, когда мама ушла. Она тоже рассказывает ей о маме. Не во всех подробностях, но о том, как все было неидеально и что она недавно узнала о ее смерти.

Они говорят о школе и том, как Шайен любит английский, но думает заняться помощью детям. Психологией или чем-то таким. Не могу поверить, что не знал этого. Что даже не потрудился спросить. Многие годы я столько всего делал неправильно и теперь, глядя на них, мою девушку и мою умирающую маму, знаю, что должен это исправить. Сделать что-то лучше.

Они заговаривают о фотографиях. На улице становится прохладнее, и я вижу, что мама дрожит.

— Почему бы нам не пойти внутрь и не посмотреть фотографии? Покажи Шай, что я всегда был таким же потрясающим, как и сейчас.

Они соглашаются, и мне приходится поднять маму, чтобы усадить ее в кресло. Сквозь ее кожу и халат, который она до сих пор носит, я чувствую проступающие кости.

И снова молоток. Еще больше ударов, бьющих точно в цель.

Целый час мы рассматриваем старые фотографии. Шайен смеется и плачет. Мама — тоже. Я практически ощущаю себя сторонним наблюдателем, но ничего. Я тоже являюсь частью всего происходящего. Она всегда так много работала. У нее не было множества друзей. Все свободное время она проводила со мной, пока я не стал ужасным сыном и не отсутствовал постоянно. Но все равно, были лишь я или работа. Единственное, о чем она заботилась.

Так забавно видеть ее с Шай. Как будто это ее подруга или дочь. Интересно, она так же это воспринимает? Я рад, что подарил ей эти мгновения.

В конце концов, мама признается, что устала. На прощание она обнимает Шай, а потом я увожу ее в комнату. Она лежит в постели, и я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в лоб, но она останавливает меня.

— Спасибо. — Ее ладонь накрывает мою щеку, а по лицу текут слезы. — Это был замечательный день, Кольтон. Как и ты, он всегда будет частью меня.

Я качаю головой. У меня болят глаза, когда я пытаюсь сдержать слезы. Я не могу этого сделать. Сейчас мы не можем этого сделать. Еще не время. Я не готов.

— У нас их будет еще много, — говорю я ей, но при этом не могу смотреть в глаза. — Обещаю.

— Я знаю. — Она прижимается к моему лбу своим, и мы так и сидим. Я закрываю глаза, потому что чертовски слаб и не могу видеть ее такой. Видеть, что она не верит мне, что у нас будет еще много таких дней, и жалеть, что не подарил их ей раньше.

Я знаю, что она еще что-то хочет сказать. Я чувствую это по тому, как ее ладонь касается моей щеки, но она не говорит. Она лишь произносит:

— А теперь иди и проведи день со своей девушкой. Она необыкновенная.

Я киваю. Еще несколько секунд задерживаюсь, а потом отстраняюсь.

— Да... она такая. Мне с ней повезло.

— Как и ей с тобой.

Я на это надеюсь. Действительно надеюсь.

Дата добавления: 2015-07-11