Глава 22. Никто здесь даже не знал, кто она

Шайен

Никто здесь даже не знал, кто она. Интересно, знала ли я на самом деле? Знала ли тетя Лили? Знала ли мама сама себя?

Знаю ли я, кто я сама?

Единственные люди, которые могут делать вид, что знали маму, — я, тетя Лили, мой дядя и двоюродный брат. Все остальные — друзья моих тети и дяди. Их немного, потому что большинство не потрудились прийти, а те, кто здесь, возможно, пришли из уважения к Лили.

Но Грегори здесь. Его семья. Конечно, лучшие друзья Лили и Марка будут здесь. Они стоят по другую сторону черного гроба. Я даже не понимаю его наличия, поскольку от мамы остались только кости, но знаю, что Лили хочет для нее лучшего. Она всегда хотела большего для мамы, чем та хотела для себя.

Рядом со мной Кольт в милых черных слаксах и застегнутой на все пуговицы черной рубашке с длинным рукавом. Интересно, он специально купил одежду или она у него уже была? Не то что бы это имело значение, но я знаю его, и это не то, в чем ему удобно ходить, поэтому я благодарна ему за то, что он делает для меня. И я также благодарна ему за то, что он не стал укладывать волосы. Они по-прежнему, как и всегда, торчат в разные стороны.

Его рука, держащая мою, сжимается, но я не отвечаю ему тем же. Я рада, что он здесь. Неприятно в этом признаваться, но он нужен мне здесь. Мое тело просто слишком оцепенело, чтобы что—то с этим сделать.

Остатки костей моей матери в ящике, таком же темном, как и ночи, которые она провела в лесу. Сколько вообще от нее осталось?

Пастор говорит и говорит. Но я не слушаю его, лишь сосредоточена на ощущении грубой ладони Кольта, держащей мою. Этот грубый мальчик, который ненавидит весь мир, ругается как матрос, но настолько нежный со своей мамой, находится здесь со мной.

Я не понимаю, как мы оказались здесь или почему мы здесь, но я не уверена, что могла бы пережить этот день без него.

В этом мне тоже не нравится признаваться.

У меня снова сдавливает грудь.

Успокойся, Шай.

— Ты офигенно потрясающая, — шепчет мне на ухо Кольт, и я не могу удержаться от улыбки. Только он мог использовать слово «офигенно» на похоронах моей матери.

Служба заканчивается, и мне нужно пройти вперед, чтобы бросить внутрь розу. Кольт стоит сбоку от меня. Я чувствую на себе взгляды остальных, следящих за мной, ждущих, сломаюсь ли я. Внутри я уже сломлена. Я вся разбита на части, которые лежат повсюду, тут и там, но по какой-то причине не исчезают. Как будто им мешает какое-то препятствие, и пока я рада, мне тоже хочется быть от него свободной.

Как только розы брошены, мы разворачиваемся. Я продолжаю идти, и Кольт — тоже, поддерживая меня, когда мы направляемся к темной машине. Не могу поверить, что они арендовали машину. Маму не волновали такие вещи. Хотя ее ничто не волновало, кроме вечеринок и парней.

Кольт прислоняется к машине и притягивает меня к себе. Мои руки обвиваются вокруг его шеи, а его — вокруг моей талии. Мое лицо утыкается в его шею, и я думаю, что если расплачусь, то это будет идеальным местом, но слезы все равно не приходят.

— Ты чертовски сильная. — Он сжимает мою талию, как делает всегда. — Я просто... я понимаю.

Именно тогда меня потрясает вся чудовищность того, что я сделала. Я попросила его прийти на похороны своей матери в то время, когда его умирает. Он смотрит на ящик и видит Бев, но он здесь и держит меня, этот парень, с которым я только сплю.

— Мне жаль.

— Нет причин. — Кольт пожимает плечами. Но они есть.

К машине подходят тетя с дядей. Они восприняли Кольта лучше, чем я думала. Дело не в том, что они добры, чтобы злиться, просто я никогда не упоминала о нем. Даже не говорила, что он придет со мной. От этого мне плохо. Они бы любили меня, если бы я позволила им.

Лили забирает меня у Кольта и обнимает. Она так много плачет, что у меня намокает платье, но я все равно не могу их оттолкнуть.

Мой дядя что-то бормочет Кольту, а тот отвечает.

Теперь все идут по своим машинам, и мне просто хочется уехать. Хочется минутку для себя, которой у меня даже не может быть, потому что я еду в машине вместе с тетей и дядей.

Мы с Кольтом забираемся на заднее сиденье, они — на переднее. Они пытаются вести светскую беседу: расспрашивают о колледже, как мы познакомились, как долго мы встречаемся, и благодарят его за то, что он пришел. Он говорит как можно меньше. Он не из тех парней, которые хорошо ладят с чьими—то родителями или, как в моем случае, с тетей и дядей.

***

По некоторым причинам казалось, что в доме гораздо больше людей, чем было на панихиде. Забавно, как такое происходит. Люди, которые не могут заставить себя прийти на грустную часть, хотят прийти, когда вино предлагается в неограниченных количествах, и все больше походит на вечеринку.

— Покажи мне свою комнату, — из-за моей спины доносится хриплый дерзкий голос, который, как я узнаю, принадлежит Кольту.

Слава Богу.

Люди разговаривают и ходят, не обращая никакого внимания на единственную дочь умершей женщины. Может, потому что она умерла десять лет назад, и все остальные предвидели этот приезд, хотя я — нет.

Когда мы поднимаемся по лестнице, я держу его за палец и веду в свою комнату.

— Блин! Да тут... счастье! — Я слышу в его голосе смех.

— Что плохого в том, чтобы хотеть счастья? — спрашиваю я, оглядывая комнату. Наверху на стенах нарисованы цветы. Каждая из четырех стен разного цвета. Повсюду мои танцевальные награды и фотографии моей танцевальной команды. Она идеальна, как я всегда и хотела.

Кольт смотрит на кровать.

— Белая. — Он улыбается.

— Полагаю, это означает, что у тебя хороший вкус.

Он ходит от одной стены к другой, разглядывая... анализируя. Я не могу удержаться от того, чтобы не думать, как она выглядит в его глазах. Комната отражает меня или он думает, что все это ложь?

— Должно быть, ты хороша, а? — Он трогает одну из наград.

— Конечно.

Он качает головой.

— Конечно.

А потом он подходит ко мне. Его губы находят мои. Поцелуй нежный, медленный и спокойный, когда его язык проскальзывает между моих губ. Я позволяю ему вести, а самой следовать, потому что в данный момент это проще, чем думать о чем-то.

Кольт не перестает меня целовать. Наши языки борются и уступают, но он не заходит дальше. Когда он отстраняется, я часто дышу. Мое сердце бешено колотится. Каждый раз, когда он дотрагивается до меня, я хочу его сильнее.

— Ты не плачешь, Маленькая Танцовщица. — Его подбородок покоится на моей макушке, когда мы обнимаем друг друга.

— Нет, если я могу их удержать.

— Все в порядке, ты же знаешь.

— Ух ты. Крутой парень собирается подбодрить меня? — В ту же секунду, когда слова слетают с моих губ, я чувствую себя стервой, хотя он и не подталкивал меня к этому.

— Я не уверен, что слово «подбодрить» правильное. — Потом он наклоняется ближе. — Просто знай, что ты можешь. Я никому не скажу. Может, я и не могу многого сделать для тебя, но я сохраню все твои секреты.

У меня перехватывает дыхание. Это самая удивительная вещь, которую он мне говорил. Возможно, даже кто-либо мне говорил. И все равно это имеет большее значение именно в его устах.

— Я...

— Шай? — Открывается дверь, и там стоит Грегори.

Кольт напрягается рядом со мной.

— Есть какая—то причина, чтобы ты зашел ко мне в комнату? — спрашиваю я Грегори.

Однако он не смотрит на меня. Его глаза прикованы к Кольту.

— Это панихида ее мамы, если ты не заметил. Ты мог бы и подождать чуть-чуть, чтобы воспользоваться ею, ты так не считаешь?

Клянусь, я ощущаю, как тело Кольта накаляется.

— Ревнуешь, что я могу позаботиться о ней лучше тебя? Все в порядке, красавчик, я уже не раз надрал тебе задницу, так что вполне естественно, что я также украл и твою девчонку.

Слова Кольта оказываются для меня словно пощечина по лицу. Я знаю, что они сказаны лишь для того, чтобы разозлить Грегори, но задевают все струны внутри меня, которых мне не хочется касаться.

— Да пошел ты. — Грегори входит в комнату, и Кольт движется ему навстречу.

— Позволь-ка! Ты ни у кого меня не крал.

Теперь я дрожу. Кольт не оборачивается, чтобы взглянуть на меня. Грегори тоже делает вид, что меня здесь нет.

— Почему бы тебе не убраться отсюда, чтобы мы могли продолжить то, на чем остановились? — говорит Кольт. — Я не в настроении сегодня собачиться с тобой.

Мое горло все сильнее и сильнее сжимает ладонь. Я не знаю, почему бешусь, но ненавижу то, что говорит Кольт, ненавижу, что Грегори здесь, а потом гроб — этот большой черный ящик, в котором, возможно, затерялись ее кости, — проносится у меня в голове.

Я задыхаюсь. Голоса Кольта и Грегори приглушенно звучат на заднем фоне. Я отворачиваюсь от них, не желая потерять контроль над собой. Почему это происходит? Все перед глазами расплывается. Я не могу перевести дыхание. Кости. Гроб.

Мои ноги заплетаются, потом появляются руки. Хлопает дверь, и я лежу на полу у кого-то на коленях.

— Ш-ш-ш. Все хорошо. Расслабься. Ты в порядке. Мы в порядке.

Мои волосы гладит ладонь. Губы прижимаются ко лбу.

— Ты молодец. А я все испортил. Мне не нужно было этого делать сегодня. Дыши глубоко.

Я борюсь с паникой, следуя за голосом Кольта.

Я нахожу его голубые глаза. Печальные губы. Грегори.

Я пытаюсь вырваться из рук Кольта.

— Он ушел. Я запер дверь. Все хорошо.

Теперь я возвращаюсь к себе, и заклинание разрушено. Я поднимаюсь с его колен и встаю на ноги. Я уже открываю рот, чтобы сказать ему не обращаться со мной как с перетягиванием каната, но он останавливает меня.

— Я не очень силен в таких вещах. Я такого и не делаю. Я среагировал, и вот, что вышло. Это было неправильно.

Я ничего не могу сказать на его извинение, потому что знаю, что он на это не подписывался, но при этом он здесь, утешает меня, да и я сама неидеальна.

— Дело даже не в нем, а в том, что ты сказал. Не делай так больше. — Я расправляю свою одежду и приглаживаю пальцами волосы. — Нам лучше спуститься вниз.

Кольт останавливает меня прежде, чем я уйду.

— Ты что-нибудь принимаешь? От панических атак?

Я качаю головой. Больше нет.

— Мне не нужны лекарства. Я уже несколько лет обхожусь без них. Со мной все будет в порядке, если все меня просто оставят в покое, черт возьми.

Но со мной не все в порядке. И с ним — тоже.

Так мы переживаем оставшуюся часть дня. Кольт все время со мной рядом, но мы не касаемся друг друга. Все уже не так, как было до срыва.

Когда я подъезжаю к его дому, то просто сижу, не зная, что делать.

— Давай зайдем, — говорит он. Кольт не спрашивает, и я благодарна ему за это.

Я глушу мотор и захожу внутрь. Мы направляемся прямо в комнату Кольта.

— Ненавижу это платье, — говорю я, когда мы входим. Он выдвигает ящик и бросает мне футболку. Я настолько потрясена, что чуть ее не пропускаю.

Кольт первым начинает раздеваться. Он кладет свои брюки на стул, а потом рубашку. Я понимаю, что мне нужно сделать то же самое, поэтому снимаю платье, колготы, а потом натягиваю его футболку.

Что мы делаем? Обычно он раздевает меня и не дает одежду, чтобы я ее надела.

— Выключишь свет, ладно? — говорит он прежде, чем залезть в постель в камуфляжных трусах.

— Ты в камуфляже. Как я тебя найду? — поддразниваю я, и он выдавливает из себя улыбку.

— Не думаю, что ты сможешь меня пропустить.

Я выключаю свет и в трусах и футболке Кольта забираюсь в постель. Я жду, что он поцелует меня. Или лизнет мою шею, или укусит. Ему нравится использовать язык и зубы.

Вместо этого он притягивает меня к себе, прижимаюсь грудью к моей спине. Его рука обвивает меня за талию и отлично там устраивается.

— Я налажал, — снова говорит он. — Этого не должно было случиться.

Его слова неожиданны, но почему-то они — именно то, что мне нужно.

— Я знаю. Все хорошо. — Замолкаю, а потом продолжаю: — Не могу поверить, что она умерла.

Кольт сжимает меня крепче. Целует мои волосы.

— Легче прятаться в темноте... но при этом легче и отпустить.

И я знаю, что он прячется. Не хочет, чтобы я видела его, когда он произносит такие слова. Не может находиться так близко. А что я? Я отпускаю. Наконец, из моего глаза скатывается слеза. Я смахиваю ее и засыпаю.

Дата добавления: 2015-07-11