Глава 27. — Что это такое, черт возьми?

Кольт

— Что это такое, черт возьми? — Глупый вопрос, но это то, что срывается с моих губ. Очевидно, что это дурацкая татуировка, но чего я не могу понять, — так это почему она на запястье у моей мамы и почему с ней здесь Шайен.

Здесь.

С моей мамой.

Без меня.

— Кольтон! Следи за языком! — У мамы такой злой голос, которого я не слышал уже долгое время. Мне это нравится, потому что так он звучит почти нормально. Как будто с ней все в порядке, но один лишь взгляд на нее говорит мне, что это не так.

Мой взгляд снова падает на ее запястье, и я делаю несколько шагов вперед, а потом застываю. У нее на запястье — мое имя. Она поместила мое имя на свою кожу.

Потому что она умирает. Потому что она умирает и хочет забрать меня с собой. А я не сделал этого для нее. Не помог ей. Всю ночь я провел в гребаной тюрьме, пока Шайен сделала для нее то, что я не смог.

— Сюрприз! — Шай пытается выглядеть счастливой. И я завидую ей в этом. Что она может притворяться, что все хорошо в отличие от меня, который просто злится. За то, что она сделала для мамы то, что должен был я, но не сделал. А когда она этого захотела, я все равно был не в состоянии выполнить ее желание.

— Что ты здесь делаешь? — бросаю я Шайен. Она вздрагивает, и я чувствую себя чертовым придурком, но не могу забрать свои слова обратно.

— Полагаю, это очевидно, — говорит Шай. Мне кажется, что ей хочется сказать гораздо больше, но она сдерживается. Ради мамы.

— Если ты будешь так себя вести, Кольтон, то можешь убираться отсюда. Это не вина Шайен. Я захотела татуировку и позвонила ей. Откровенно говоря, это не твое собачье дело.

Мамины слова словно пощечина, потому что я хочу, чтобы Шай была моим делом, а мама всегда им была.

Я подхожу к ним, и Шай отходит от кровати. Я хватаю маму за запястье и гляжу на завитки букв.

«Кольтон».

Простая. Полностью черная и не очень большая. Она покоится на точке пульса. Господи, ей, должно быть, было больно делать там татуировку.

Но она сделала. Для меня. Она вышла на улице, где могла заболеть или что-то могло произойти.

— Мам, это было глупо. Куда ты ходила?

— Никуда, — отвечает за нее Шай. — Я бы на это не пошла. Я кое-кого привела сюда.

Я не могу заставить себя посмотреть на Шайен, которая делает меня еще большим придурком, чем я уже есть. Я в той же самой одежде, что и вчера. Отсиживался в чертовой тюрьме из—за мешочка травки, пока она заботилась о моей маме.

Я не должен из-за этого сердиться на нее.

— Ты не должна была этого делать, — говорю я маме. — Я... — не хочу, чтобы она умирала. Но почему-то это означает, что она действительно умрет.

— Мне нужно было, Кольт. Я думаю, что она красивая. Я хотела сделать ее больше, но решила, что чем проще, тем лучше.

Слыша то, что она говорит, мне хочется разрыдаться к чертям. Она никогда не зовет меня Кольтом. Никогда. Но теперь — да. И ей нужно было мое имя на коже.

— Ну, это мое имя. Оно должно смотреться круто. — Мои слова не отражают всего того, что есть на самом деле.

— Это больше похоже на правду, — говорит она. Я наклоняюсь и целую ее в лоб. Он влажный на ощупь.

— Мне уже пора. Она красивая, Бев. — Шай проходит через комнату.

Я бросаю взгляд с Шайен на маму, а потом снова на Шайен.

— Мэгги собиралась помочь мне помыться. Почему бы тебе не пойти с Шайен? — Мама врет. Но я слушаюсь. Я хватаюсь за эту ложь, потому что чувствую усталость.

— Да. Хорошо. — Я снова гляжу на татуировку. Она покраснела и раздражена, но выглядит неплохо. Мое имя. Чтобы забрать меня с собой.

Внутри меня так сильно бушуют боль и гнев, что мне кажется, будто я могу взорваться прямо здесь.

— Увидимся позже.

Я ни слова не говорю Шайен, когда мы выходим на улицу. Ее машина припаркована через две от моей. Не могу поверить, что не заметил ее.

— Кольт. Я не знала, что делать. Она позвонила, а я не могла застать тебя. Но скажу тебе сейчас, я не жалею.

Это безумие, что я горжусь тем, что она противостоит мне, когда я злюсь на нее?

— Не сейчас. Встретимся дома.

Зная ее, она не уйдет. Может, я и не хочу этого. И все же я не жду, чтобы узнать. Я сажусь в машину и уезжаю.

В ту же секунду, когда я торможу, я слышу доносящуюся где-то внутри музыку. Только этого мне не хватало сегодня.

Сзади меня останавливается Шай и хлопает дверью.

— Ты ведешь себя как идиот, Кольт. Это всего лишь татуировка. У тебя самого их миллион. Блин, она уже взрослая женщина, если ты этого не заметил.

— И она моя мать, Шай. Моя. Ты должна была сначала поговорить со мной.

— Я не могла до тебя дозвониться! — кричит она, когда мы стоим на сухой траве. — Я сотню раз тебе звонила, но ты не отвечал. Я не... Я была... Не злись на меня, когда ты сам не отвечал на свой чертов телефон! — Она взмахивает руками, будто со мной все кончено.

И я не виню ее за это.

— Но все равно, почему ты так бесишься? Потому что я подобралась слишком близко?

Боже, если подумать, то она не так близка, но от этого я бешусь еще сильнее.

— Я привел тебя познакомиться со своей матерью, Шайен. Ко мне никто еще не был так близок.

— Тогда какого черта ты устраиваешь проблему?

Внезапно я больше не могу сдерживаться. Неважно, как сильно я этого хочу. Неважно, насколько я ненавижу эти слова, чувства или делиться ими вслух.

— Устраиваю проблему? Я провел ночь в гребаной тюрьме, Шай. Моя мама попросила меня о татуировке, но я повел себя как настоящий придурок, потому что с нами и так происходит полно дерьма, чтобы еще и с этим разбираться, и я уехал. А потом...

Все мое тело напрягается, когда я вспоминаю лес. Разбитый телефон. Слезы. Когда я вообще в последний раз плакал?

И осознание того, что я хочу ее. Мне действительно важна эта девушка, а потом...

— Да. Прости, что не смог ответить на звонок. Я сидел в камере.

И эта девушка, которая значит для меня гораздо больше, чем я предполагал, была с мамой, когда я не мог быть.

Я гляжу в ее темные глаза, которые погрустнели из-за моего откровения о тюрьме. Ее пухлые губы, которые я могу видеть только из-за света на крыльце позади нас. Ее кожа цвета карамели и воспоминание о том, какая она на ощупь под моими ладонями. Под моим телом.

И то, что я решил до тех дурацких красно-синих огней в зеркале заднего вида.

Что она нужна мне.

Глядя на нее, я понимаю, что в этом кроется что-то большее. Черт, как я мог влюбиться в нее? В кого-либо?

— Я не могу. У меня... Мне надо идти.

Все то время, что я ухожу от нее, у меня в голове кричит на меня голос. Иду по сухой траве и открываю входную дверь.

В моем доме, должно быть, не меньше семидесяти пяти человек, что невероятно много, учитывая, насколько он мал. Я едва могу пробраться сквозь толпу. Музыка бьет по ушам. Люди хватают меня и пытаются заговорить, когда я протискиваюсь к коридору.

Не знаю, почему, но я вспоминаю ночь на вечеринке с Шай. Когда я обнаружил ее ссорящейся со своим бывшим, как она испугалась и спряталась за сараем.

Ее паника. Громкая музыка. Люди.

— Блин.

Я разворачиваюсь, надеясь, что она не последовала за мной внутрь. Я знаю, что она злится, и хотя мое сердце колотится в груди, и теперь я понимаю, что кроме нее мне никто не нужен, я надеюсь, что она развернулась.

Да, она часто ходит на вечеринки, но всегда паникует, когда эмоционально взволнована, а я в достаточной мере вел себя как кретин, чтобы взволновать ее эмоционально.

Я вижу, как она спотыкается, когда пытается пройти сквозь толпу. Ладони прижаты к ушам, глаза расширены.

Меня захлестывает адреналин, подливая масла в огонь, когда я отпихиваю людей с дороги, чтобы добраться до нее. Ее маленькое тело зажато между людьми. Ничто не имеет значения, кроме нее.

— Убирайтесь с дороги! — говорю я, отпихивая людей. Возможно, меня никто не слышит, но так я чувствую, что что-то предпринимаю.

Я подбегаю к ней и обхватываю руками. Должно быть, она пугается и бьет меня, но я, наверно, этого заслуживаю. Мне просто нужно держать ее и все исправить.

— Все хорошо, малышка. Прости. Прости, — говорю я ей на ухо. Ее руки обнимают меня, и я ей позволяю. Шай зарывается лицом у меня на груди, и я веду ее сквозь толпу. В моей комнате пусто, как я и предполагал. Единственное правило вечеринки. Никому не разрешается заходить в мою комнату.

Я прислоняюсь к двери, возясь с замком и в то же время обнимая ее.

— Прости. С тобой все хорошо, детка, — все, что я могу снова и снова повторять. Ничего. Слова ни черта не значат, потому что, очевидно, я плохо с ней обращаюсь.

Сквозь стены по-прежнему долбит музыка. По всему дому раздаются крики и смех неудачников. Как бы мне хотелось заткнуть их всех ради нее. Отвести, куда бы она ни захотела, чтобы вернуть ее.

— Я положу тебя, ладно? Давай ляжем.

Я знаю, что она не любит, когда с ней нянчатся и видят в таком состоянии. А я не люблю, когда она становится такой, но... Я практически ощущаю себя кем-то особенным, когда помогаю ей с этим справиться.

Одной рукой я придерживаю ее за спину. Я опускаю ее на кровать, снимаю с нее обувь, скидываю свою и сворачиваюсь рядом с ней. Не знаю, правильно ли это, но я натягиваю на головы одеяло. Пытаясь создать нам свой собственный мирок, где я не злюсь из-за глупых вещей, ей не из-за чего паниковать, а наши мамы в порядке.

Она начинает шевелиться, и меня вдруг охватывает паника, что она хочет отстраниться от меня, но она переворачивается и обхватывает меня руками. Я притягиваю ее ближе. Желая, чтобы она могла забраться внутрь меня или наоборот. Все, что угодно, чтобы сохранить ее в безопасности и быть так близко, как только возможно.

— Я здесь. Я с тобой. Просто дыши.

Я чувствую и слышу, как она делает глубокие вдохи. Ее тело больше не дрожит так сильно, но я крепче сжимаю ее, чтобы она знала, что я рядом и не отпущу ее.

— Ненавижу, — наконец, произносит она, ее голос настолько тихий, что я едва ее слышу. — Ненавижу быть слабой.

— Ты не слабая. Ты чертовски сильная, Шайен. — И не только по этому. А потому что она такая и есть. — Ты справляешься со всякой фигней лучше меня.

— У меня панические атаки. — От этих слов она еще сильнее дрожит.

Я знаю, что ей нужно пройти через это, а нам нужно поговорить, но прямо сейчас я лишь хочу, чтобы ей стало лучше. Я хочу ослабить напряжение в ее теле и заставить все это исчезнуть.

— Ш-ш-ш. Не сейчас. Поговорим об этом позже.

— Я устала... так устала. Прошлой ночью я не спала.

Меня разрывает вина. Она беспокоилась обо мне? Господи, я чувствую себя еще большим придурком. Слишком гордым, чтобы самому позвонить.

— Поспи. Я с тобой.

— Прости, — шепчет она.

— Не извиняйся. Ты не виновата. Ш-ш-ш. Поговорим позже.

Я целую ее в макушку и провожу ладонью вверх и вниз по спине.

— Я люблю тебя, — срывается с ее сонных губ. Слова сказаны так тихо, так невнятно, что я не уверен, что расслышал их правильно.

И все же слова проходят через меня. Не заставляют убежать. Даже не пугают меня. Не знаю, что, черт возьми, я такого сделал, чтобы заслужить их, а даже если и так, то не собираюсь избегать их.

— Я тоже. — Не знаю, слышит ли она меня, потому что не отвечает. Хотя я достаточно эгоистичен, чтобы их произносить. Что само по себе безумие. Я влюбился в эту девчонку, а она — в меня.

Каким-то образом одеяло и кровать срабатывают. Мы в своем собственном мире. Музыка или кто-то снаружи комнаты не имеют значения. Только мы.

Пока она спит, я обнимаю ее. Не знаю, как мы вообще дошли до такого, но почему-то эта игра становится реальнее всего остального.

И я хочу этого.

Чертовски хочу.

Дата добавления: 2015-07-11