Это свидетельство и высказала Церковь после долгого, даже слишком долгого, затянувшегося на несколько десятилетий, молчания.

Когда в начале XX века Синод сделал аналогичное заявление о том, что Лев Толстой своими антихристианскими убеждениями поставил себя вне Церкви, графиня София Толстая ответила довольно раздраженным письмом: “Прочитала вчера в газетах жестокое распоряжение синода об отлучении от церкви мужа моего... Горестному негодованию моему не было пределов”. В ответ один православный интеллигент вполне резонно заметил: “Но позвольте, графиня: что такое случилось? Разве Вы до сего дня, до дня опубликования синодального определения, вовсе не знали, что пишет и печатает Ваш супруг? Почему же он может всячески поносить Церковь, издеваться над нею и ее святынями, кощунствовать, оскорблять совесть верующих, а Церковь не может сказать спокойно своим верным чадам: берегитесь Толстого, он сам себя отлучил от Церкви? Если это кажется для Вас неожиданным, то приходится лишь удивляться вашей недальновидности. Негодовать на то, что Церковь спокойно сделала предостережение своим чадам от заблуждений, какие распространяет ваш муж, что она открыто объявила пред целым светом, что он прервал с нею общение, что поэтому и она не считает его своим членом, что она приглашает всех верующих даже к молитве, чтобы Господь вразумил Вашего мужа — негодовать на это, простите: по меньшей мере, непонятно”.

Одно ли и то же — веровать в Бога Творца или исповедовать материализм? Все ли равно — исповедовать тайну Боговоплощения или же утверждать, что “понимать Христа Богом и молиться Ему — величайшее кощунство”? Относится ли к числу “обрядовых мелочей” различие в понимании молитвы Толстым (“молитва сеть напоминание себе о смысле жизни”) и живым, религиозным пониманием молитвы как реального обращения человеческой личности к Личности Творца?

Имел бы право Лев Николаевич возмутиться, если б узнал, что его обозвали “зеркалом русской революции”? (А, кстати, может, и в самом деле — “зеркало”? Матросы, громившие храмы и из церковных риз делавшие портянки, не глазами ли Льва Николаевича смотрели на храм?).

Вот так же и церковные люди выступают с возражениями, когда их вера, вера апостолов и Отцов Церкви, вера Евангелия и вера оптинских старцев подвергается осмеянию или ложным перетолкованиям. Церковь не наказывает отлучением от себя, как не наказывает больного врач, ставя ему диагноз. Отлучение от Церкви и есть диагноз: душа человека поражена гангреной, опухоль гордыни начала застилать глаза несчастному настолько, что он уже не видит неба, не видит ничего, кроме себя самого и своей “правоты”. Именно это — “гордыню” увидел в Толстом оптинский старец. И не эта ли страсть понуждает оккультистов называть себя самих “христами” (см. письмо Елены Рерих от 25.3.35)? Идеология, рожденная гордыней, не может соединить людей, она лишь будет все более и более их разъединять. Так Лев Толстой, призывавший всех людей к миру и пониманию, к соединению и солидарности, именно в духовной области не смог почувствовать себя единым с народом Божиим, с апостольской Церковью. Так Рерихи были готовы собирать “крупинки мудрости” в Китае и в Индии. И лишь духовной мудрости Православия не хотели они замечать. Поистине вспомнишь слова Руссо — “в наше время вместо того, чтобы любить ближнего, любят негров”. И проповедь Рерихов привела не к объединению людей, а всего лишь к появлению еще одной религиозной группы, противопоставляющей себя всем остальным и всех, кроме себя, именующей “невеждами”.

Душа даже самого одаренного человека может быть поражена духовной болезнью. В конце концов, какая разница, чья это душа: гениального писателя или портового грузчика?! Страсти всюду действуют одинаково, разве что художнику надо быть особенно настороже, ибо обостренно чуткая и впечатлительная его душа может легче души “простолюдина” поддаться на зов страсти. Да, гении тоже болеют, и душа у таких людей нуждается в той же благодатной защите, что и любой человек. Рерихи, как ранее Толстой, эту защиту отвергли. Почему же духовная болезнь в их душах должна была протекать как-то иначе, чем в душе запойного крестьянина или неискреннего монаха?

Но когда эта болезнь стала опасной для окружающих, когда он стал износить из своей души слово, отмеченное не Христовым духом, Церковь должна была предупредить всех православных о не безопасности взглядов семьи художников: любое поклонение твари вместо Творца есть отречение от Бога, а вытекающее из этого отречения заигрывание с оккультными духовными силами чревато серьезнейшими опасностями для человечества. Оккультизм уже воплощался в недавней истории Европы и в виде богоборческого большевизма, и в виде нацизма. Чтобы вновь античеловеческие, антиличностные стихии не покорили себе нашу жизнь, Церковь напоминает: “Стойте в свободе, которую даровал вам Христос!” (Гал. 5,1).

Отлучение от Церкви означает, что люди, ранее крещеные в Православной Церкви, но затем начавшие проповедовать и разделять теософские взгляды, как отлученные от Церкви не могут прибегать к спасительной благодати церковных таинств. Если они не принесут покаяния и не обратятся к искреннему исповеданию всецелого и неповрежденного Православного учения, они не допускаются к Причастию, они не могут быть восприемниками (крестными) при крещении, не могут быть поминаемы в церковных молитвах, а также лишаются церковного погребения и отпевания. Переступить порог православного храма такие люди могут, лишь, если они пришли для покаяния. Поминать имена этих людей на Литургии, как за здравие, так и за упокоение их душ невозможно.

Дата добавления: 2015-10-21