Глава 22. Таможня не дает добро

И вот долгая погоня закончена. Компания стоит, прижавшись носами к стеклянной стене аэропорта, и безнадежно-печально наблюдает, как Спец удобно устраивается в кресле, ставит возле ноги свой небольшой чемоданчик и разворачивает газету, приготовившись спокойно и с удовольствием дождаться приглашения на регистрацию. Мурка закрыла мобильник и отрицательно покачала головой. Майора Владимирова по-прежнему не было, прекрасная погода и мечтающая об обильном урожае на даче жена отвлекли его от нелегкого дела поимки особо опасных преступников.

— У нас в руках все улики, — горько вздохнул Вадька, — а он сейчас смоется в свою Англию, и привет!

— Он сперва в Вену, — педантично поправила Кисонька.

— Может, к пограничникам обратимся? Скажем, что он шеф бандитской шайки, и они его задержат? — предложила Мурка.

— Прямо так ты сказала, а они задержали! — Вадька был полон скепсиса. — Они сперва выяснят кто мы, потом позвонят в милицию и расскажут нашу историю. А в милиции сейчас кто дежурит? Правильно, лейтенант Пилипенко. Они с ним побеседуют, затем возьмут нас под локотки и выведут из помещения, Спец еще и посмеется нам вслед. Вот если бы он вез что-то нелегальное!

— Такое? — спросил Сева, вытаскивая из кармана куртки чуть оплавленный пакет с белым порошком.

— Это что?

— Ну откуда же я знаю, — пожал плечами Сева. — Кокаин, а может, героин. Я в камине на даче взял, подумал, пригодится, да и интересно, настоящие наркотики, прямо как в кино.

— И как нам этот пакетик поможет? — На сей раз сомнения переполняли Мурку. — Нам же надо его Спецу подсунуть! Что, набежим, отберем чемодан, вскроем, затолкаем туда наркотики и вернем? И он так обалдеет от нашей наглости, что попрется с ним на таможню?

Рыжая была абсолютно права. Спец придерживал свой чемоданчик ногой, и незаметно утащить его не представлялось возможным. Народ пригорюнился.

— Слушайте, а правда, что Ленчик и его компания на вокзале чемоданы тырят? — задумчиво поинтересовался Сева.

— Предлагаешь смотаться за ним на вокзал? Регистрация через пятнадцать минут, Спец сто раз улетит, пока ты будешь ездить!

— Зачем на вокзал мотаться, вон он сидит. И Сашка с ним, — Сева ткнул пальцем в стекло.

Действительно, на банкетке под здоровенным разлапистым фикусом восседали Ленчик и его верный адъютант. В аэропорт они явились по чрезвычайно важному делу: разнюхать, какие тут порядки. Вокзал становился все менее и менее выгодной сферой деятельности. Пассажир нынче пошел (а вернее, поехал) сильно ушлый, наученный горьким опытом. На вокзале бдительности не теряет, настороженно зыркает по сторонам и, даже слезно прощаясь с любимыми родственниками, продолжает держать багаж мертвой хваткой. Надо срочно менять поле деятельности. В аэропорту Ленчику в целом понравилось. Тихо, чистенько, пахнет приятно. Сами граждане отлетающие еще не пуганные, беспечные, расслабленные в предвкушении радостей заграничного вояжа. И в карманах у них совсем не малые денежки. Настораживало отсутствие толпы и обилие дядек в форме: пограничников, таможенников, ментов.

На сегодня разведчики свою работу закончили, теперь предстояло вернуться домой и все обдумать. Они уже собирались уходить, когда послышались стремительные шаги и рядом с ними остановился Севка Торгаш. Шустрого пацана Ленчик уважал и недолюбливал. Уважал за оборотистость и умение заколачивать деньгу, не влезая в криминал. За это же и недолюбливал.

— Как хорошо, что я вас засек, парни! — воскликнул Торгаш, слегка задыхаясь от быстрого бега. — Заработать хотите?

Ленчик медленно повел шеей, что успешно заменило ему долгую речь о неправильных людях, которые задают идиотские вопросы, вместо того, чтобы сразу перейти к сути дела. Севка понял Ленчика правильно и продолжил:

— У меня тут клиент, куча вещей, я сам не справляюсь, а он торопится. Я уж и не знал, как быть, гляжу, вы сидите… Пошли скорее, покажу, что делать.

Севка помчался к выходу, Ленчик с Сашкой переглянулись и потопали за ним. Севка проскочил раздвижные стеклянные двери, на рысях миновал автостоянку и нырнул в придорожные кусты. Не совсем понимая, что может делать в кустах солидный клиент, парни все же полезли следом. И тут их крепко взяли сзади за локти. Сашка взвизгнул, Ленчик рванулся, чужая хватка на локтях стала болезненной. Вывернув голову, Ленчик поглядел на нападающих. За спиной обнаружились рыжие двойняшки, уже вторую неделю портившие ему дело по укрощению строптивого гения Тихонова. Вот и сам гений, стоит перед ним, ухмыляется, знает, что при парочке каратисток Ленчик его тронуть не сможет. Рано радуешься, Ленчик тебе все припомнит. И Торгаша не забудет.

Тем временем охамевший Тихонов, не вдаваясь в долгие предисловия, заявил:

— Видели в зале ожидания худого мужика с пластырем на носу? Он еще газету читал? Надо у него чемодан стянуть, а потом обратно вернуть, но так, чтобы он ничего не просек.

Ленчик загоготал:

— Ну ты даешь, Тихонов! Ну ты меня задрал! С какой радости я на тебя ишачить буду, перед местными ментами светиться?

— Парни, вы не сечете, дело честное-благородное, — терпеливо пояснил Сева. — Мужик — особо опасный преступник, главарь шайки, на них несколько грабежей, если его не удастся сейчас задержать, он за бугор свалит и пиши пропало.

— Мне-то что?! — с ленцой вопросил Ленчик. — Хоть он полгорода перережь, меня не колышет. Вам надо, вы чемодан и тырьте, — закончил он и вдруг вскрикнул от резкой боли. Казалось, его рука попала в капкан с острыми-преострыми зубьями. Его круто развернули, и Ленчик встретился взглядом с пылающей яростью Кисонькой.

— Ты, прыщ на теле человечества, слушай меня внимательно, — Кисонька была обманчиво спокойна. — Я запланировала чудесное воскресенье: собиралась пройтись по магазинам, купить себе новую блузочку, потом хотела с ребятами поесть мороженого, а вечером сходить в гости к девчонкам из класса. Вместо этого меня похитили, натянули на голову пыльный мешок, сложили вдвое и запихали в багажник. Меня везли куда-то по жаре… Затем мне угрожали и меня пугали, мне пришлось устроить вульгарную драку и гонять по городу на чужой машине, ежеминутно рискуя попасться гаишникам и нажить крупные неприятности. Мне испортили прическу, безнадежно изгадили любимые брючки, и я потеряла сумочку! И вот теперь, когда мы настигли человека, виновного в сегодняшнем безобразии, из-за твоей фанаберии он может уйти безнаказанным? Не выйдет! Делай, что тебе говорят мальчики, а не то… Я еще не знаю, что я с тобой сделаю, но клянусь, это будет нечто жуткое!

Ленчик испуганно поглядел в мерцающие бешенством зеленые глаза и растерянно спросил:

— Это ты нас тогда побила?

— Побила? — Голосок Кисоньки приобрел зловещую мягкость. — Если только побила, значит, моя сестра. Я бы — убила!

Ленчик еще раз всмотрелся Кисоньке в лицо и понял — убила бы! И не исключено, что еще убьет. Ну ее к черту, лучше согласиться.

— Ладно, ладно, — примирительно буркнул он, — если для хорошего дела… Мы же не отказываемся, чего сразу руки-то крутить.

Их отпустили. Парни огляделись и под изумленными взглядами публики начали стягивать с себя футболки. Снятую одежду они принялись старательно возить по земле.

— Между прочим, за реквизит придется заплатить, — пропыхтел Сашка, не бросая работы, — каждая футболочка десять баксов.

— Не больше пяти за обе, — твердо сказал Сева, — и то много.

— Жмот ты, Севка, — прокомментировал Сашка, натягивая грязную майку и начиная пачкать пылью свои и Ленчиковы джинсы. Под конец оба провели грязными ладонями по физиономиям, придирчиво оглядели друг друга и направились обратно к аэропорту.

— Ждать будете вон за тем углом, — скомандовал Ленчик, показывая сквозь стекло стены нужное место. — Чемодан заброшу на полминуты, успеете или нет, ваше дело, все равно заберу сразу.

Между тем мягкий вибрирующий женский голос объявил регистрацию для господ пассажиров, вылетающих в Вену. Спец не спеша поднялся, сложил газету, небрежным жестом бросил ее на сиденье, оправил свой безукоризненный костюм, подхватил чемодан и неторопливо зашагал навстречу светлому будущему. Напоследок он одаривал презрительным взглядом приметы остающегося за спиной темного прошлого: поджидающих клиентов кряжистых таксистов, бабку уборщицу в синем халате, возящую мокрой тряпкой по полу, парочку грязных нищих мальчишек, робко пробирающихся вдоль стен. Сознание того, что все это он видит в последний раз, наполняло его почти детской радостью. Но отвратительная реальность не собиралась выпускать его из своих цепких когтей. Завидев Спеца, мальчишки круто свернули и бросились ему наперерез. Визгливые просящие голоса ударили в уши:

— Дяденька, будьте такой добренький, подайте на хлебушек, у нас мамка больная, братики голодные… — тянули они пронзительным речитативом и совали Спецу в лицо сложенные ковшиком грязные ладошки.

Брезгливо кривясь, Спец остановился и огляделся, надеясь на помощь. Но никто не спешил выручить его из неприятной ситуации. Что за страна, где никто не может, да и не хочет защитить приличного человека от наглости попрошаек! Впрочем, будем терпеливы, ему осталось быть здесь всего несколько мгновений, один шаг за пограничный барьер, и для него начнется совсем иная жизнь. Успокоенный этой мыслью, Спец решился поискать по карманам мелочь для назойливых детишек, как тут один из наглых грязнуль, видимо, теряя надежду выпросить что-нибудь у «добренького дяденьки», схватил его за отутюженный рукав светло-серого немецкого костюма. Под мальчишеской ручонкой немедленно расплылось огромное, омерзительно пахнущее пятно. Нечленораздельно взревев, Спец отшвырнул цепкие конечности приставалы, с размаху бросил на пол чемоданчик и, выхватив из кармана платок, принялся лихорадочно оттирать еще недавно безукоризненный рукав. Измазавшая его пакость оказалась на редкость въедливой и ни в какую не поддавалась. Сдавленно ругаясь и не слушая жалобных извинений противного мальчишки, Спец отчищался.

Одним толчком ноги Ленчик отправил оставшийся без присмотра чемодан за угол и, кивком поручив Сашке придерживать лоха, нырнул следом. Вадька, уже державший наготове отмычку, всадил ее в замочек, пошуровал, замок крякнул, щелкнул, и чемодан распахнулся.

— А еще не хотел с нами ларек брать, — полувосхищенно-полуосуждающе пробурчал Ленчик.

— С вашим талантом, Леонид, следует не ларьки и чемоданы потрошить, а учиться актерскому ремеслу, — получившая желаемое Кисонька снова обрела светские манеры. — Лет через пять-шесть вы бы стали звездой.

Ленчик только успел польщенно улыбнуться, поскольку Вадька уже совал ему запертый чемодан. Черный кожаный чемоданчик вновь скользнул по гладкому плиточному полу, остановившись у ног владельца. Подскочивший следом Ленчик вместе с Сашкой начал ныть, выпрашивая прощение у дяденьки. Дежурный милиционер лениво отвалился от стойки регистратора, намереваясь прекратить шум и вытурить попрошаек из здания. Завидев приближающегося представителя власти, мальчишки мгновенно смолкли и, проскочив стеклянные двери, скрылись из виду. Совершенно взбешенный, так и не сумевший отчистить пиджак Спец не глядя подхватил свой чемодан и быстрым шагом направился на регистрацию.

Облегченно вздыхая, ребята вылезли из своего укрытия.

— Дамы и господа, предлагаю досмотреть спектакль с удобствами, — Вадька сделал приглашающий жест в сторону банкетки под фикусом, откуда открывался прекрасный вид как на пограничный, так и на таможенный контроль. Компания солидно уселась и стала ждать событий.

Вот Спец подошел к пограничному пункту и протянул свой паспорт сидящему там молодому парню. Пролистав документ, пограничник шлепнул штамп и вернул паспорт владельцу. Заведующий этнографическим отделом исторического музея Виноградов Игорь Степанович, отправляющийся в Вену на научную конференцию, не вызвал у него ни малейших подозрений. Небрежно помахивая заполненной декларацией, Спец подошел к таможне, подал бумаги приветливой девушке, быстро проглядевшей их и любезно пригласившей элегантного господина поставить багаж на ленту транспортера. Чемодан Спеца втянулся в аппарат просветки. И тут же все таможенники насторожились, подобрались, мгновенно став похожими на почуявшую дичь свору гончих. Вокруг Спеца образовалась легкая суета, аэропортовские милиционеры подтянулись ближе. Видно было, как девушка-таможенница что-то требовала, Спец резко возражал, наконец, пожав плечами, согласился. Расстегнув замок, он откинул крышку, глянул внутрь и… замер. Вокруг Спеца сомкнулись люди в форме.

— Жалко, не слышно ничего, — подосадовала Катька.

— Чего ж ты громкость не покрутила? — хмыкнула Мурка, но тут, словно исполняя Катькино желание, плотная группа таможенников и милиционеров провела мимо них пойманного наркоконтрабандиста. Двое таможенников крепко держали Спеца под локти. Главарь банды как-то сразу утратил свою элегантность. Обычно тщательно выглаженный костюм сейчас казался измятым, брюки пузырями обвисли на коленях, всегда причесанные волосы встрепаны. Голова безвольно болталась, Спец шарил вокруг потерянным взглядом и монотонно бормотал: «Я ее выбросил, выбросил, выбросил…»

— Что он выбросил? — недоуменно спросила Катька.

Вадька загадочно улыбнулся, поднялся, потянулся.

— Ну-ка колись, ты что ему в чемодан кроме наркотиков сунул? — поинтересовалась Мурка.

— Ничего особенного, — невинно заявил Вадька, но увидев грозно сдвинутые Муркины брови, поспешил объяснить: — Всего лишь его собственную записную книжку. Почерк его, найдена в его чемодане, теперь-то ему точно не отвертеться.

Ребята встали и побрели к выходу. Потрясающее приключение окончилось. Неожиданно навалилась усталость. Компания подошла к своему транспорту. Кисонька ласково погладила верно послужившую им «Ауди» по капоту, Вадька подумал, что единственным для милиции темным пятном в деле Спеца станет его машина, найденная у аэропорта, хотя точно известно, что шеф мебельных бандитов приехал туда на такси. Отчаянно зевающие Мурка и Сева покатили мотороллеры на стоянку. Мурке еще предстояло объяснить родителям, каким образом две машины их фирмы оказались на аэропортовской стоянке. Впрочем, Вадька был уверен, что с этим делом девчонки справятся.

Потом вся компания законопослушно набилась в автобус, который, скрипя и трясясь, покатил к городу. Вадька печально смотрел в окно на мелькание придорожных деревьев. Впереди него обнявшись спали сестры, во сне все различия между ними стерлись, и они были удивительно похожи друг на друга. Сидевший через проход Севка сперва что-то подсчитывал на калькуляторе, видимо, возвращаясь к привычным делам, но потом дрема сморила и его. Катька уже давно сопела, крепко прижав к себе Евлампия Харлампиевича и уткнувшись носом Вадьке в плечо. Бодрствовал только сам Вадька. Перед ним нескончаемой чередой проносились лица Грезы Павловны, бедной Луши, Кислого, Спеца, он снова переживал перипетии отчаянного преследования. Ему было жутко тоскливо, ведь самое интересное в его жизни подошло к концу. Ему уже никогда не придется вместе с Муркой и Севой вести головоломное расследование, вместе с Кисонькой удирать от погони. Конечно, они и дальше будут дружить, встречаться, но это уже не то, совсем не то. Да и Катька из верного товарища снова превратится в противную младшую сестру.

Дело уже шло к вечеру, когда автобус въехал в город. Легкое майское предсумеречье трепетало над улицами. Автобус выпустил пассажиров на центральной площади, ребята вылезли и остановились, разминая затекшие ноги и робко поглядывая друг на друга.

— Давайте пойдем к нам чай пить, — предложил Вадька. — Мама обещала пирог спечь.

Видно, расставаться никому не хотелось, потому что его предложение приняли моментально.

Мама была дома, но в квартире пахло не только пирогом, но и грозой. Надежда Петровна стояла на пороге Вадькиной комнаты, и выражение ее лица не предвещало ничего хорошего для блудных детей.

— Как прикажете вас понимать? — неприятным голосом поинтересовалась она.

— Что случилось, мамочка? — Вадька был сама невинность.

— Вы хоть знаете, который час? Я пришла домой в семь утра, вас уже не было. Вы не завтракали, не обедали и являетесь к ужину. Могу я поинтересоваться, где вы провели день?

— Извините нас, пожалуйста, Надежда Петровна, — тон у Кисоньки был самый подкупающий. — Это мы виноваты, мы пригласили Вадика и Катю на дачу.

— Я звонила вашим родителями, — не прекращая сверлить своих детей взглядом, ответила Надежда Петровна. — Они сказали, что вы пошли погулять. Получается, мои бездельники ездили на вашу дачу, а вы, хозяйки, остались в городе?

— Мы не к нам на дачу ездили, — тут же нашлась Кисонька. — Нас пригласил один хороший знакомый.

Вадька подумал, что по большому счету она говорит чистую правду, за последнее время они и впрямь хорошо познакомились со Спецом.

— Даже если так, записку можно было оставить? — Мамины губы неожиданно задрожали, она всхлипнула. — Конечно, моих детей не волнует, что я тут с ума схожу, что я уже все больницы обзвонила, — из ее глаз покатились крупные слезы, она повернулась и ушла на кухню. Вадька с сестрой бросились за ней.

— Мам, ну мамочка, не плачь, ну пожалуйста, — в два голоса бормотали они. — Прости, пожалуйста, мы не подумали, — они действительно чувствовали стыд, словно и впрямь могли при похищении выкроить минутку, чтобы черкнуть записку.

— Вы пользуетесь тем, что у меня много работы, что я редко бываю дома, и ведете себя безобразно, — продолжала свой обличительный монолог мама. — Учителя жалуются! К Вадькиным прогулам все уже привыкли, они ему хоть учиться не мешают, но теперь и Катя за то же принялась! Пропускаешь занятия, на уроках мечтаешь неизвестно о чем, домашнее задание не сделано! Мне учителя звонят!

Вадька кинул на сестру уничтожающий взгляд. Прячась от обличающих глаз брата, Катька повисла у мамы на шее, тычась носом в плечо словно щенок. Вадька поглядел на нее с завистью. Ему тоже ужасно хотелось прижаться к маме, но мешали торчащие в коридоре зрители, при которых надо сохранять мужское достоинство. Только сейчас, глядя на плачущую маму, он ясно понял, что мог бы больше никогда ее не увидеть. Не выдержав, Вадька все-таки потерся щекой о мамину ладонь. Наконец мама успокоилась настолько, что обратила внимание на переминающихся у входа смущенных гостей.

— Хотела вас отругать как следует, ради ребят прощаю, не слушать же им наши ссоры, — вздохнула она, вытирая слезы. — Приглашайте друзей в комнату, я сейчас пирог нарежу.

Вадька облегченно перевел дух. Стоило выдержать любой скандал, лишь бы мама не узнала, что ее дети побывали в лапах преступников. Всей гурьбой сыщики ввалились в Вадькину комнату. Вадька с радостным чувством узнавания глядел на свои вещи, ему казалось, что он не был здесь целый год. Он ласково погладил оставленный ноутбук, и пока гости усаживались, а Катька ходила за чашками, включил компьютер и принялся изучать поступившую почту. Вдруг он издал приглушенный, но такой выразительный стон, что все немедленно сорвались с мест и столпились у Вадьки за спиной, слушая, как Кисонька читает через его плечо потрясающий текст. В компьютере болтались три сообщения от Большого Босса. Вадька открыл первое, отправленное еще вчера вечером. В нем говорилось:

«Дорогие друзья, мои источники сообщили, что завтра на аукционе „Сотбис“ будет выставлена большая коллекция деревянной мебели. Среди заявленных к продаже предметов есть несколько, чье описание полностью совпадает с украденными у старой леди, которую вы опекаете. Если вы сумеете отправить мне по факсу фотографии исчезнувших предметов и копии полицейских протоколов о похищении, я смогу остановить аукцион. Потом можно будет ходатайствовать через посольство о возвращении имущества владельцу. С нетерпением жду вашей информации, и помните, что продажа с аукциона обратной силы не имеет».

— Что значит «обратной силы не имеет»? — спросила вернувшаяся Катька.

— Значит, если продадут, то все, с концами, покупатель уже Грезе ничего не отдаст, — пояснил Сева.

Вадька между тем открывал второе сообщение, датированное сегодняшним утром:

«Друзья, я не имею от вас никаких известий. Неужели вы потеряли интерес к расследованию? На случай, если вы не получили мое первое письмо, повторю: сегодня на аукционе продадут мебель, украденную у вашей старухи. Я могу помешать продаже, если у меня будут документы из полиции о похищении и фотографии предметов коллекции. Торопитесь, время дорого!»

Дрожащей рукой Вадька щелкнул мышью на третьем сообщении, пришедшем всего десять минут назад. Там была лишь одна фраза:

«Где вас черти носят, аукцион начнется через двадцать минут!»

Ребята испуганно переглянулись: неужели все их усилия окажутся напрасными? Путаясь в английских словах и временах глаголов, Вадька лихорадочно отстучал:

«Были похищены, не могли связаться. С нашей стороны преступники задержаны. Сейчас они в милиции. Мы готовы на все ради возвращения антикварной мебели. Что нужно делать?»

Нажатием мыши Вадька отправил сообщение, и ребята замерли, ожидая результата. Ответ пришел незамедлительно, видимо, Большой Босс все это время не отрывался от компьютера:

«Вас похитили? Потрясающе! Потом расскажете подробности. Аукцион сейчас начнется, и задержать его уже нет возможности. Однако я нахожусь на связи с их компьютером, и если, пока длятся торги, вы все-таки успеете отправить мне цветные фото предметов из пропавшей коллекции и бумаги из полиции, я постараюсь что-нибудь придумать».

— У Грезы есть фотографии, все настоящие коллекционеры снимают свои сокровища! Я знаю, альбом лежит в книжном шкафу! — торжествующе воскликнула Кисонька, но ее тут же заглушил громкий восторженный Муркин вопль.

Размахивая мобильником, Мурка кричала:

— Я дозвонилась и узнала! Майор Владимиров вернулся, его с дачи ради Спеца вызвали!

Вадька понял, что дело надо брать в свои руки:

— Кисонька, быстро на квартиру Грезы Павловны, хватаешь альбом, едешь в офис к отцу, добираешься до факса и пересылаешь все Большому Боссу. Я, Мурка и Сева мчимся к майору, он человек понимающий, поможет.

— А мы? — жалобно спросила Катька, обнимая гуся. Вадька хотел по всегдашнему обыкновению рявкнуть: «Мала еще!», но потом замялся, на мгновение задумался и тяжко вздохнул:

— Ладно, поедешь с Кисонькой, вдруг ей что понадобится. Встречаемся в офисе вашего папаши.

Они ринулись к двери, лишь Вадька задержался на мгновения, чтобы напечатать и отправить всего одно слово: «Жди!»

— Вот и пирог! — радостно объявила Надежда Петровна и замерла в немом изумлении. Комната была пуста, только слабо гудел оставшийся включенным компьютер и поскрипывала распахнутая входная дверь.

Глава 23. Детективное агентство «Белый гусь»

Занятия в школе закончились неделю назад, и впереди были долгие счастливые каникулы. Компания разъезжалась на лето. Вадьку и Катерину мама отсылала к бабушке в деревню, Севка устроил себе месячный отпуск и вместе с отцом и братьями отправлялся в байдарочный поход, а Мурку и Кисоньку родители везли в круиз по Средиземному морю. Но перед расставанием им предстояло еще одно весьма торжественное событие: обед у Грезы Павловны. Еще три дня назад каждый получил изящно написанное приглашение, в котором указывались точный день и час. Севу и Вадьку изрядно смутила фраза «форма одежды парадная». Девчонки объяснили, что можно надеть темные брюки и белую рубашку, но при этом совершенно обязателен галстук. Парни совершили набег на гардероб Севиного отца и выгребли все имевшиеся у него галстуки. В наличии оказалось только три штуки: вполне обыкновенный широкий синий галстук в темно-зеленую полоску, изящный черный галстук бабочкой, в котором много лет назад Севин папа женился на Севиной маме, и наконец некое чудо ядовито-розового цвета, украшенное оранжевой обезьяной. Сева на правах хозяина захапал единственный приличный галстук, оставив Вадьке выбирать между бабочкой и розовым кошмариком. Подавив нестерпимое желание напялить на себя галстук с обезьяной и как следует напугать Грезу Павловну, Вадька остановился на бабочке.

Теперь, свежеподстриженный и облаченный в хрустящую от крахмала белую рубашку, чей воротничок немилосердно тер шею, он восседал за новеньким обеденным столом в шестиугольной комнате старушки и сам себе напоминал солиста, сбежавшего из хора мальчиков. Рядом, чинно сложив ручки, устроилась наряженная в красивое голубое платье Катька. Со времени их побега из бандитского логова сестра пребывала в непроходящем восторге перед Кисонькой, и Вадька с каждым днем замечал в ней все больше черт рыжей фифы. Его это и радовало и приводило в ужас. С одной стороны, Катька стала лучше себя вести, прекратила огорошивать гостей неожиданными заявлениями и научилась говорить «спасибо», вставая из-за стола. С другой, в ней обнаружилась неуемная страсть к новым тряпкам, которая грозила подкосить семейный бюджет. В своем страхе перед новыми манерами сестры Вадька встретил неожиданного союзника в лице Евлампия Харлампиевича (если, конечно, у гуся может быть лицо). Белый гусь был категорически против появившейся у Катерины привычки цеплять ему на шею разноцветные банты. Впрочем, сегодня, видимо, ощущая торжественность момента, он не стал протестовать и сейчас с любопытством выглядывал из плетеной корзины, красуясь алой лентой.

Раздался звонок в дверь, и на пороге появился Сева. Вручив хозяйке дома букет роз, он подсел к Вадьке, пока умиленно воркующая Греза Павловна ставила букет в банку с водой (увы, ни одной вазы у нее не осталось). Девчонки запаздывали. К счастью, развлекать старушку разговорами не было нужды, бегая из комнаты в кухню, она успевала трещать за четверых. Обеденный стол сверкал новехонькой посудой, с кухни неслись упоительные запахи. И только когда у ребят уже подвело желудки, а ожидание стало невыносимым, вновь прозвенел звонок, и Вадька помчался открывать, намереваясь высказать сестрам все, что он о них в данную минуту думает. Пылая праведным гневом, он распахнул дверь и… замер, не в силах пошевелиться.

— Может, ты дашь нам войти? — поинтересовалась одна из девчонок. Вадька посторонился, пропуская их, и снова застыл, не способный произнести ни слова. Напуганные воцарившейся мертвой тишиной, в коридор высыпали остальные и тоже молча вытаращились на невиданное явление. Рыжие волосы обеих сестер были завиты в крупные локоны и подколоты на одну сторону заколками с красивыми зелеными камнями. Два коротеньких платьица — розовое и желтое, обтягивали их фигурки, оставляя открытыми загорелые руки. На шеях, запястьях и в ушах поблескивали украшения, изящные сумочки болтались у одной на правой, у другой — на левой руке. Никаких кроссовок — обе были облачены в открытые босоножки. Чуть подкрашенные зеленые глаза лучились необыкновенным светом.

— Какая ты красивая! — выдохнул Вадька, пристально глядя на Мурку.

Та смущенно пробормотала:

— Настоящий боец обязан уметь пользоваться всеми своими преимуществами.

Тактичная Кисонька вдруг засуетилась, загоняя всех в комнату. Катька попыталась задержаться на пороге, но мелькнула Кисонькина рука, и любопытное дитя втащили внутрь. Вадька и Мурка остались одни в полутемном коридоре.

— Как ты узнал, которая из двоих я? — застенчиво спросила Мурка.

— Я тебя всегда узнаю! — выпалил Вадька, косясь на Муркины босоножки на платформе (в отличие от сестры, она даже принаряженная не в состоянии была носить каблуки). Вадька не вкладывал в свой ответ никакого потаенного смысла, поэтому он очень удивился, увидев, как Мурка буквально залилась краской, так что покраснело не только лицо, но и шея и плечи, а уши так просто пылали. Еще больше он изумился, когда почувствовал, что в ответ краснеет сам. Ему было ужасно неловко, но почему-то и очень хорошо, хотелось стоять так долго-долго. Они смотрели друг на друга и робко улыбались, и им совершенно не хотелось ни говорить, ни присоединяться к собравшейся у стола компании.

Весь кайф поломала Греза Павловна, выскочившая из кухни с пирогом в руках.

— О, Аллочка! И Вадик тут! — пронзительно возопила она. — Какая прелестная пара!

Мысленно плюнув и даже пожелав бойкой старушке хоть ненадолго ослепнуть (а еще лучше онеметь), Вадька решительно взял Мурку за руку и повел в комнату. Греза Павловна уже суетилась возле стола, нарезая пирог. Она походя сунула Вадьке бутылку шампанского, прощебетав:

— Открывайте, юноша, это мужская работа!

Вадька с испугом поглядел на очутившегося у него в руках стеклянного монстра. Ему еще ни разу не приходилось открывать шампанское, зато он не раз слышал истории о стреляющих в потолок пробках и обливающих гостей струях вина. Мгновенно представив, что скажут ему Мурка и Кисонька, если он испортит им всю красоту, Вадька взмок. Отчаянный взгляд, брошенный им на Севу, не остался без ответа. Мужественно сдвинув брови, друг присоединился к борьбе с бутылкой. Бережно, словно готовую взорваться бомбу, бутылку водрузили на стол, ободрали серебристую фольгу, раскрутили проволоку, потом Сева намертво вцепился в холодный зеленый сосуд, а Вадька едва дыша потащил неподатливую пробку. Проникнувшись серьезностью момента, девчонки замерли. Вот уже Вадьке осталось сделать последнее усилие, он набрал полную грудь воздуха, крепко-накрепко зажмурился и… выдернул пробку из горлышка. Послышался легкий хлопок, но не было ни визга, ни возмущенных воплей. Приоткрыв один глаз, Вадька глянул на бутылку. Над горлышком вился легкий дымок. Вадька бросил настороженный взгляд на Севу и успел заметить, как тот точно так же одним глазом опасливо изучает бутылку. Судорожно выдохнув, Вадька небрежно, как ни в чем не бывало принялся разливать шампанское.

Между тем Греза Павловна, так и не заметив разыгравшейся драмы, продолжала трещать:

— Вообще-то, я против алкоголя в столь юном возрасте, но сегодня особенный день. И прежде чем мы выпьем я хочу вам кое-что сказать. — Она торжественно поднялась, водрузила на нос очки, развернула лежавшую под рукой бумагу. — Во-первых, я получила извещение из нашего посольства в Лондоне. Они сообщают, что мое дело разрешилось относительно благополучно. Правда, вернуть коллекцию не удастся, на аукционе что продано, то продано. Зато вся сумма от продажи поступает в мое распоряжение. К сожалению, на аукцион была выставлена только моя мебель, картины и фарфор исчезли, но все равно лучше, чем ничего.

Переждав радостные крики, она продолжила:

— Сейчас последует во-вторых. Начато расследование относительно фирмы, выставившей на аукцион краденые произведения искусства, вероятно, их привлекут к суду. Наша милиция отослала в Англию собранную у нас информацию, так что я думаю, не только наш местный подлец, опозоривший высокое звание ученого, отправится в тюрьму, но и его мерзейший братец не уйдет от ответственности. И в-третьих, в кабинете нашего негодяя провели обыск и обнаружили связку ключей. Один из ключей подошел к старому музейному складу, считавшемуся давным-давно заброшенным. Замок отперли, и оказалось, что склад весьма активно используется. Там нашли все ценности бедной Луши. У нее в больнице уже побывал Остапчук Олег Петрович — очень оборотистый господин, знаете ли! — с легким неодобрением заметила Греза Павловна, — и договорился о покупке всего ее хлама — кроме моего кресла, конечно же! Господин Остапчук остался весьма довольным сделкой. Впрочем, Луша тоже. На полученные деньги хочет купить домик в деревне, говорит… как это она выразилась?… — Греза Павловна пошевелила сухонькими пальчиками, — что город сильно «бьет ей по мозгам».

Вадька сдавленно хмыкнул.

— Неужели почти за три года никто-никто так и не заглянул в тот склад? — спросила Катька.

— Ах, мое нежное дитя, люди ленивы и нелюбопытны. Заперто и заперто, начальству виднее зачем. Впрочем, он принял меры предосторожности, повесил на дверь табличку «Ремонтные работы», а ведь все знают, что у нас в стране ремонт может длиться вечно.

— Вот чего я совсем не понимаю, — сказал Вадька, старательно уписывая вкуснейший пирог с яблоками, орехами и смородиной, — так это зачем ему грабить коллекционеров, да еще убивать? Ведь он почти два года вполне справлялся на одном мошенничестве: у деревенских возьмет, в музей не сдаст.

— Вы знаете, Вадим, милиционеров тоже смутил сей факт. А ведь все так просто! Самые ценные вещи находились как раз в городе! Здесь в старину жили наиболее состоятельные люди, здесь и эстетические потребности всегда были выше. То, что он разыскивал по деревням и маленьким городишкам, конечно, стоило денег, и значительных, но крупное состояние можно нажить только перейдя на более дорогостоящие антикварные предметы. Но у нас в городе довольно много коллекционеров, и самые замечательные древности уже найдены ими. Большинство, как и я, не хотели ничего продавать, да он и не собирался покупать, посчитал дешевле нанять головорезов и взять все ему нужное силой, чтобы потом сбежать к братцу и проживать свои неправедные деньги.

— Я не понимаю другого, — в свою очередь недоумевала Мурка. — Он обчистил всех коллекционеров, кроме Остапчука, а ведь именно с ним он познакомился первым. Почему же коллекция Олега Петровича уцелела?

— Ты зубки его ротвейлера видела? — в ответ поинтересовался Вадька. — И замочки у него в доме тоже не слабые. Наверняка и собственная служба безопасности имеется, которая при любом несчастном случае весь город на уши поставит, но до правды докопается. Нет, Спец жадный и подлый, но не глупый, предпочитал грабить тех, кто не мог себя защитить. Я так думаю, что ему идея всей аферы как раз и пришла в голову на оплаченной Остапчуком выставке мебели. Он миллионеру лапши на уши навешал, средства на экспедиции получил и начал на его денежки собственный бизнес крутить. Остапчук, выходит, тоже пострадал, только по-другому.

— Ничего, он на Лушиных сокровищах свое возьмет, — пробурчал Сева. — Я вот над чем который день голову ломаю! Почему они не взяли у Грезы Павловны деньги? Если для самого Спеца это копейки, то его подручным и они бы сгодились.

— О, тут надо отдать негодяю должное, в его шайке господствовала редкая дисциплина. — Греза Павловна оказалась весьма хорошо осведомленной о деталях следствия. — Было в Спеце нечто зловещее, заставлявшее подчиненных отчаянно бояться его и подчиняться беспрекословно. Он велел им брать одну старинную мебель, они так и поступили, а потратить минутку на обследование вполне современного книжного шкафа не решились.

Греза Павловна небрежным жестом прекратила всякие разговоры о Спеце как о предмете, не стоящем внимания, и велела наполнить бокалы.

— Эллочка, деточка, подай мне вон ту шкатулочку. Да, да, вон ту с краю. Спасибо, милая. Теперь, дорогие мои, должна сказать, что у меня в запасе есть еще и в-четвертых, — она лукаво улыбнулась. — Только прежде чем к нему перейти я намерена сказать речь, уж потерпите, пожалуйста. Дорогие ребята, я прекрасно сознаю, что вы считаете меня старой женщиной со странностями. Не возражайте, пожалуйста, в вашем возрасте это вполне естественно, и к тому же это, вероятно, правда. Но несмотря на все мои странности, поверьте мне, я отнюдь не глупа. Я никогда бы не продала коллекцию, ведь она — плод трудов моего мужа, и тем более не продала бы ее за границу. Но раз уж так случилось и ничего поправить нельзя, полученные деньги дадут мне возможность достойно прожить немногие оставшиеся мне годы. Вы со свойственной вам деликатностью не поинтересовались, за какую сумму пошла моя мебель, но я скажу вам сама, — она сделала эффектную паузу, а потом торжественно провозгласила: — Двести двадцать семь тысяч долларов.

Ребята дружно ахнули, Сева, не сдержавшись, восторженно присвистнул.

— Должна сказать, что я написала племяннице моего мужа, — продолжала довольная их реакцией старушка. — Она библиотекарь в крохотном городке где-то под Омском, такая же одинокая, как и я, только намного моложе, ей всего тридцать. Она приедет и будет жить со мной, теперь я имею на что содержать двух человек. Мы будем путешествовать, купим дом за городом, может, здесь она найдет себе мужа, пойдут дети, и вокруг меня будет большая любящая семья. Я мечтала об этом всю жизнь! Но повторяю, я не глупа и прекрасно сознаю, что, если бы не вы, мои дорогие, вместо радужных перспектив у меня была бы впереди только пустая квартира и беспросветная старость.

— Ну что вы, Греза Павловна, мы здесь совершенно ни при чем, — скромнейше возразила Кисонька.

— Позволь усомниться, дитя мое. Мне как-то не верится, что фотографии моей коллекции сами собой передались по (как там называется?)… да, по факсу, прямо во время торгов. И почему, собственно, на экранах всех компьютеров аукциона появилась надпись «Коллекция краденая»? И не исчезала, пока все участники и администрация не ознакомились с фотографиями и протоколом допроса главаря шайки? Мой дорогой компьютерный гений, не подскажете ли, кто мог такое проделать?

— Не я, Греза Павловна! — честно сказал Вадька, тут же начиная просчитывать, как Большому Боссу удалось провернуть подобный фокус.

— Конечно, конечно. Но… я подумала: будет несправедливо, если вся работа досталась вам, а все радости получу одна я. Кроме того, никогда не любила не круглые числа. Поэтому я велела перевести в наш банк двадцать семь тысяч и вчера сняла их со счета. Теперь они ваши, — старушка подняла крышку шкатулки, открывая взорам ребят пачки банкнот.

После минутного ошеломленного молчания вся компания дружно запротестовала. Греза Павловна терпеливо переждала шквал возражений, и когда ребята наконец выдохлись, категорически заявила:

— Ничего не желаю слушать! Молодые еще спорить со старухой! — Она почти насильно всунула шкатулку Катьке в руки. — А теперь марш все отсюда! Я вас люблю и всегда счастлива видеть, но сейчас, я так полагаю, у вас найдется, что обсудить и без меня.

Обалдевшая компания выбралась на улицу. Впереди, не глядя ни вправо ни влево, шагала Катька, судорожно прижимая к груди шкатулку. И вот ребята сидят в своей бессменной штаб-квартире — Вадькиной комнате. Лежащая на столе шкатулка как магнитом притягивает к себе все взгляды.

— Чего делать-то будем? — задал Вадька мучивший всех вопрос.

— Можно разделить поровну, а потом накупить кучу замечательных вещей, кто чего хочет, — предложила Катька.

— Какая глупость! — возмутился Сева. — Это не деньги на карманные расходы, это капитал! Его не тратят на пустяки.

— Может быть, отложить на учебу? — неуверенно спросила Кисонька.

— Да что мы, так не поступим? — Теперь уже Вадька сердился. — Думаешь, меня не возьмут на математический или Севку на экономический? Еще как возьмут! Да и вы не дуры, где захотите, там и будете учиться. Катьке пока еще рано об университетах думать, но если она в свое время не сдаст вступительные, я ее своими руками удавлю.

Не вполне понимая, сказал ли Вадька гадость или, наоборот, что-то довольно приятное, Катька на всякий случай показала брату язык.

— Я имела в виду учебу за границей, — пояснила Кисонька.

Вадька задумался, потом вздохнул.

— Нет, не получится. За границей на эти деньги может учиться только кто-то один.

— Мы с Кисонькой обойдемся, за нас папа заплатит, — предложила Мурка. — А вы будете жребий тянуть.

— Несправедливо, — покачал головой Сева. — Вы работали не меньше других, и не важно, что у вас родители богатые. Лучше всего открыть какое-нибудь прибыльное дело, а уж на доходы и замечательные вещи покупать, и учиться…

— Какое же дело мы сможем открыть?

— Не знаю, — покачал головой Сева, потом шумно вздохнул. — Эх, плохо, что мы не взрослые! Тогда бы я знал, что нам делать!

— Что?

— Да то, что мы можем делать все вместе, что у нас хорошо получается! Вести расследования! Открыли бы частное детективное агентство…

— А зачем для этого обязательно быть взрослыми? — поинтересовался Вадька.

— Ну как же! Кто детям доверит расследование?

— Найдем какого-нибудь, желательно, чтобы мышц побольше, а мозгов поменьше, зарегистрируем агентство на него, а всю связь с клиентами будем вести через Интернет или по телефону.

— Погоди, а свидетельские показания, допросы, очные ставки?

— Частные детективы не имеют права ни допрашивать, ни обыскивать, ни проводить очные ставки, — вмешалась Мурка. — Могут пользоваться только теми сведениями, которые им сообщают по доброй воле.

— Точно! — кивнул Вадька. — И что касается сбора информации, так милиция со всеми ее правами сто лет бы рыла, а Катька к бабкам на лавочке подсела, и они безобидной малолетке выдали про Спеца полную информацию. Думаешь, хоть одна из них стала бы разговаривать с ментами? Наш плюс в том, что мы еще маленькие, всюду пролезем, никто и не заподозрит, что мы можем вести расследование.

— Правильно, Вадька! — поддержала его Мурка. — И не одни бабки все знают, дети тоже многое замечают и своим расскажут больше, чем всяким взрослым. Слушайте, какая идея!.. — Тут она осеклась, расстроенно поглядела на Кисоньку и вздохнула. — Опять, небось, скажешь, что каждый должен заниматься своим делом и что все расскажешь папе.

Кисонька задумчиво окинула взглядом всю компанию:

— Не знаю, что и ответить. А вдруг расследования как раз и есть наше дело? Во всяком случае, в первый раз мы справились прекрасно.

Мурка восторженно свистнула и тут же зажала себе рот рукой, опасливо косясь на дверь.

— Значит, решено? — радостно спросил Вадька.

— Нет, не решено, — Кисонька неожиданно посуровела. — Про Большого Босса вы забыли? Между прочим, без него у нас бы ничего не вышло. И он тоже имеет право на часть денег.

— Так за чем дело стало? Давайте его спросим, — и, не теряя времени, Вадька отстучал на клавиатуре:

«Только что созданное частное детективное агентство „Белый гусь“ („Белый гусь“! — радостно ахнула Катька. „А что, стильно!“ — оценил Сева) с начальным капиталом в 27 тысяч долларов предлагает мистеру Большому Боссу занять должность зарубежного агента и технического консультанта на условии получения одной шестой от всех доходов предприятия».

Компания замерла, дожидаясь ответа. Бесконечно тянулись мгновения, но никаких сведений от Большого Босса не поступало.

— Может, он погулять пошел? — неуверенно предположил Сева.

— Судя по предыдущим сеансам связи, у него комп всегда с собой, — ответил Вадька.

— Нет, ребята, если он не согласен, тогда я тоже… — начала Кисонька, но в этот момент экран налился темной грозовой синевой, из глубины которой, кружась и танцуя, наплывали две огромные бело-алые буквы — ОК.

— О’кей! Он согласен! — восторженно завопил Вадька.

Громовое «ура!» сотрясло комнату. Частное детективное агентство «Белый гусь» начинало свою работу.

[1] Скрыня (скрип) – старое украинское название ларца, коробочки. (Примеч. ред.)

Дата добавления: 2015-10-16