Вернусь пятницу тчк останусь три дня тчк шесть, вечера аэропорту тчк 2 страница

пробовала вам на это намекнуть.

- Я понял ваши намеки.

- Здесь все так непрочно. Будто паутина. Духовная. Театральная, если

хотите. Можно одним движением ее разрушить. - Снова взгляд. - Честно. Я

больше не притворяюсь.

- Он что, грозился все прекратить?

- А ему и грозиться не надо. Если бы не чувство, что подобный случай

выпадает только раз в жизни... Конечно, его можно счесть идиотом. Чокнутым.

Старым хрычом. Но мне думается, он разгадал некую... - Она опять не

закончила фразу.

- Тайну, которой я недостоин.

- Тайну, которую легко спугнуть, а потом вечно кусать себе локти. - И

добавила: - Я сама только-только начала понимать, что это такое. Связно

объяснить не могу, хоть и...

Молчание.

- Что ж, внушением он, очевидно, владеет мастерски. Вчера вечером роль

нимфы исполняла ваша сестра?

- Вас это смутило?

- Теперь, когда я понял, что это именно она, смущает.

- И у двойняшек бывают разные взгляды на то, что можно, а что нельзя, -

мягко сказала она. И, помедлив: - Я догадываюсь, о чем вы подумали. Но до

сих пор не было и намека на... Иначе мы бы тут не оставались. - Пауза. -

Джун всегда к таким вещам относилась без комплексов, не то что я. Раз се

даже чуть не отчие...

Прикусила язык, но было уже поздно. Сделала молитвенный жест, точно

прося о снисхождении за свою оплошность. По лицу ее разлилось такое уныние,

что я усмехнулся.

- Вы учились не в Оксфорде, потому что там я о вас не слышал. Так из-за

чего ее чуть не отчислили из... второго университета?

- Господи, ну и дура же я. - Натянуто-заискивающий взгляд. - Не

говорите ему.

- Обещаю.

- Ерунда. Позировала голышом. Смеха ради. Вышел скандал.

- На каком факультете?

Мягкая улыбка.

- Потерпите. Еще рано.

- Но в Кембридже? - Неохотно кивнула. - Блаженный Кембридж.

Мы помолчали. Потом, понизив голос, она произнесла:

- Он видит нас насквозь, Николас. Если я расскажу больше, чем вам

положено знать, он все равно пронюхает.

- Не ждет же он, что я поверю в его сказки про Лилию.

- Нет. Не ждет. Можете не притворяться, что верите.

- Неужели и это предусмотрено сценарием?

- Да. В каком-то смысле да. - Глубоко вздохнула. - Скоро ваша

доверчивость подвергнется не таким еще испытаниям.

- Скоро?

- Насколько я в нем разбираюсь, и часа не пройдет, как вы начнете

сомневаться во всем, что я вам сейчас рассказала.

- Лодку вел он?

Кивнула.

- А сейчас, наверно, наблюдает за нами. Ждет своей очереди.

Я исподлобья взглянул в сторону виллы, на лес за ее спиной; еле

удержался, чтоб не обернуться. Никого.

- Сколько у нас с вами времени?

- Достаточно. Это во многом зависит от меня. Нагнулась, сорвала веточку

с куста душицы у скамейки, понюхала. Я рассматривал лес на склоне, надеясь

заметить цветное пятно, быстрое движение. Сплошь деревья, обманные дебри.

Она ловко избегала множества вопросов, которые мне не терпелось задать; но

чем дольше я с ней общался, тем больше интуитивных, внесловесных ответов

получал; вырисовывался образ девушки хоть и симпатичной, но замкнутой;

живущей умом, а не телом, однако с мучительно дрожащей в груди пружинкой,

что ждет лишь слабого прикосновения, чтобы распрямиться; университетские

спектакли, похоже, помогали ей отводить душу. Я понимал, что и сейчас она

по-своему лицедействует, но то была скорее защитная реакция, способ скрыть

истинные чувства ко мне.

- По-моему, одна из сюжетных линий требует особой подготовки, - сказал

я. - Ее с наскоку не сыграешь.

- Какая именно?

- Наша с вами.

Разгладила юбку на согнутом колене.

- Думаете, только вы сегодня получили обухом по голове? Два часа назад

я впервые услыхала о вашей подружке из Австралии.

- Внизу я поведал вам все без утайки. Не сочиняйте лишнего.

- Извините мою навязчивость. Просто...

- Что - "просто"?

- Хотела убедиться. Что вы со мной не шутите.

- Если меня пригласят в Бурани, в Афины я ни за что не поеду. -

Промолчала. - Так и задумано?

- Кажется. - Пожала плечами. - Как Морис решит. - Заглянула мне в

глаза. - Мы и вправду только мухи в его паутине, точь-в-точь как вы. -

Улыбнулась. - Вилять не стану. Он собирался вас пригласить. Но за обедом

предупредил, что может передумать.

- Разве он не ездил в Нафплион?

- Нет. Он весь день был на острове.

Я смотрел, как она водит пальцем по веточке душицы.

- Но я не закончил. В первом действии вам явно полагалось мне

понравиться. Как бы там ни было, вы этого добились. Пусть вы муха, но не

только та, что попала в паутину - еще и та, которую насаживают на крючок.

- Не настоящая?

- На искусственную рыба подчас лучше ловится. - Опустила глаза, не

ответила. - У вас такой вид, будто эта тема вам неприятна.

- Нет, я... вы совершенно правы.

- Если вы кокетничали со мной из-под палки, скажите честно.

- Я не могу ответить ни да, ни нет. Все гораздо сложнее.

- И что теперь?

- То же, что было бы, познакомься, мы случайно. Следующий шаг.

- А именно?

Заколебалась, с чрезмерным старанием обрывая с ветки листики.

- Наверное, мне захотелось бы узнать вас поближе. Я вспомнил утреннюю

сцену на берегу, но догадался, что она имеет в виду: ее истинное "я" не

терпит спешки. И что надо внушить ей, что я это понял. Сгорбился, уперся

локтями в колени.

- Больше мне ничего и не нужно.

- Глупо скрывать, - медленно произнесла она, - что, по его расчетам, вы

должны стремиться сюда каждую субботу, чтобы встретиться со мной.

- Он не ошибся.

- Тут есть еще одна помеха. - Голос ее дрогнул. - Раз всю правду, так

уж всю.

Она умолкла, и я ляпнул наобум:

- Как зовут эту помеху?

- Да нет, я просто заявила Морису, что исполню его желание, сделаю

утром, что требуется по роли, но в рамках...

- Благопристойности.

-Да.

- Он что, предлагал вам...?

- Ни в коем случае. Он то и дело повторяет, чтоб мы делали только то,

что нам хочется.

- Так и не намекнете, чего он, собственно, добивается?

- А самим вам как кажется?

- Бог знает почему, у меня ощущение, что на мне ставят опыты, как на

кролике. Это глупо, ведь я появился тут случайно, три недели назад. Попросил

стакан воды.

- А по-моему, не случайно. То есть вы, конечно, могли и сами прийти. Но

если б не пришли, он бы это и по-другому устроил, - сказала она. - Нас он

заранее предупредил, что вы появитесь. Как только выяснилось, что предлог,

под которым нас сюда заманили, выдуман.

- Уверен, он посулил вам нечто посущественнее, чем детские розыгрыши.

- Да. - Повернулась ко мне с извиняющейся миной, вытянув руку вдоль

спинки скамьи. - Николас, я пока не могу рассказать вам больше. И, кроме

всего прочего, мне пора. Но - да, посулил. А насчет кролика... это не совсем

так. Не так мрачно. Мы и поэтому тут остались. Какие бы дикости ни

происходили. - Обернулась к морю, глядящему в наши лица. - И еще. За этот

час у меня будто камень с души свалился. Хорошо, что вы не отступились.

Может, мы принимаем Мориса не за того, кто он есть, - прошептала она. - А

тогда нам понадобится преданный рыцарь.

- Что ж, наточу копье.

Снова посмотрела с некоторым сомнением, но в конце концов слабо

улыбнулась. Встала.

- Спускаемся к скульптуре. Говорим друг другу "До свидания". Вы

возвращаетесь в дом.

Я не двинулся с места.

- Вечером увидимся?

- Он просил далеко не уходить. Я не уверена.

- Я точно бутылка содовой, куда вкачали лишнюю порцию газа. Пенюсь от

любопытства.

- Потерпите. - Жестом велела мне подняться.

Спускаясь по склону, я проговорил:

- Кстати, вы тоже не отступаетесь - твердите, что Лилия Монтгомери -

ваша мать. - Усмехнулся. - Она действительно существовала?

- Вы такой же догадливый, как и я. - Взгляд искоса. - Даже догадливей.

- Приятно слышать.

- Вы ведь понимаете, что попали в руки человека, который виртуозно

кроит реальность так и сяк.

Мы достигли статуи.

- Что должно случиться вечером? - спросил я.

- Не бойтесь. Это будет... не совсем спектакль. Или, наоборот, самая

суть спектакля. - Помолчала секунду, повернулась ко мне лицом. - Вам надо

идти.

Я взял ее руки в свои.

- Можно поцеловать вас?

Потупилась, словно опять войдя в роль Лилии.

- Лучше не стоит.

- Противно?

- За нами наблюдают.

- Я не о том спрашиваю.

Она не ответила, но и рук не отняла. Я обнял ее, прижал к себе. Через

мгновение она сдалась, подставила губы. Крепко сжатые, неподатливые; легкая

ответная дрожь - и меня оттолкнули. Происшедшее ничуть не напоминало

страстные объятия, к каким я в свои годы привык, но в глазах ее сверкнули

такие ошеломление и паника, точно для нее этот поцелуй значил в десять раз

больше, чем для меня; точно она удержалась на самом краю бездны. Я ободряюще

улыбнулся, в подобных нежностях грех невелик, успокойтесь; она уставилась на

меня, затем отвела глаза. Реакция абсурдная, неожиданно переломившая логику

событий последнего получаса. Может, снова притворяется, чтобы надуть Кончиса

или какого-то другого соглядатая? Но она опять взглянула мне в лицо, и я

понял, что никого, кроме меня, для нее сейчас не существует.

- Если вы соврали, я не вынесу.

Не дав ответить, повернулась и быстро, даже стремительно пошла прочь. Я

воззрился ей в спину, потом посмотрел через плечо на дальний склон оврага.

Догнать? Огибая стволы сосен, она спускалась к морю. Наконец я принял

решение, закурил, попрощался с царственным, но загадочным Посейдоном и

направился к дому. На краю лощины оглянулся. В зарослях мелькнуло белое

пятно, скрылось из виду. Но в одиночестве я оставался недолго. Не успел

выбраться по каменным ступенькам из оврага, как наткнулся на Кончиса.

Тот стоял ярдах в сорока, спиной ко мне, внимательно разглядывая в

бинокль какую-то птицу на верхушке дерева. При моем приближении опустил

бинокль, обернулся с такой физиономией, словно не ожидал меня тут встретить.

Не слишком убедительная импровизация; я не мог знать, что свои актерские

таланты он приберегает для сцены, которой предстояло разыграться через

несколько минут.

Бредя к нему по хвойной подстилке - одет он был строже, чем обычно в

дневное время: темно-синие брюки и водолазка, тоже синяя, но еще темнее, - я

собирался в кулак, ибо вся его многозначительная поза прямо-таки кричала об

очередном подвохе. Прима его труппы, несомненно, не кривила душой - по

крайней мере, расписывая свой восторг перед ним и уверенность в том, что он

не злодей. Но и взвесь сомнения, даже ужаса обнаружилась в ней ярче

дозволенного. Ей хотелось убедить не столько меня, сколько себя самое. И при

первом же взгляде на старика мною опять овладело недоверие.

- Здравствуйте.

- Добрый день, Николас. Простите, что отлучился. Маленький скандал на

Уолл-стрит. - Казалось, Уолл-стрит находится не просто в другом полушарии,

но на другом краю вселенной. Я принял сочувствующий вид.

- Что вы говорите!

- Два года назад я по неразумию вступил в кредитный консорциум.

Вообразите себе Версаль, в котором не один Roi Soleil {Король-солнце

(франц.).}, a целых пять.

- И кого вы снабжали кредитами?

- Кого только не снабжал, - зачастил он. - Пришлось ехать в Нафплион,

чтобы позвонить в Женеву.

- Надеюсь, вы не вылетели в трубу.

- В трубу вылетают только идиоты. Но это происходит с ними еще во чреве

матери. С Лилией болтали?

- Да.

- Хорошо.

Мы направились к дому. Смерив его взглядом, я уронил:

- Познакомился с ее сестрой.

Он дотронулся до мощного бинокля, что висел у него на шее:

- Мне послышалось пение горной славки. Сезон их перелета давно миновал.

- Не столько обструкция, сколько цирковой фокус: тема разговора бесследно

исчезает.

- Точнее, видел ее сестру.

Он сделал еще несколько шагов - похоже, лихорадочно соображая.

- У Лилии нет сестер. По крайней мере тут.

- Я только хотел сказать, что скучать мне в ваше отсутствие не давали.

Без улыбки склонил голову. Мы замолчали. Он до смешного напоминал

шахматиста, задумавшегося над очередным ходом; бешеный перебор комбинаций.

Раз он даже собрался что-то сказать, но прикусил язык.

Мы достигли гравийной площадки.

- Как вам мой Посейдон?

- Он великолепен. Я чуть было не...

Схватив меня за руку, он прервал мою фразу; опустил голову, будто не

находя нужных слов.

- Ее следует развлекать. Ей это необходимо. Но не расстраивать. Теперь

вы, конечно, поняли, почему. Простите, что мы не открыли вам всего сразу.

- Вы имеете в виду... амнезию?

Застыл у самой лестницы.

- Больше вас в ней ничего не насторожило?

- Насторожило многое.

- Болезненные проявления?

- Нет.

Вскинул брови, точно удивившись, но поднялся по ступенькам; положил

бинокль на ветхую камышовую кушетку, шагнул к столу. Прежде чем усесться, я,

в подражание ему, пытливо дернул головой.

- Навязчивая страсть к переодеванию. Ложные мотивировки. И это вас не

насторожило?

Я закусил губу, но на лице его, пока он снимал с блюд муслиновые

салфетки, не дрогнул ни один мускул.

- Я думал, как раз это от нее и требуется.

- Требуется? - Он сделал вид, что озадачен, но взгляд его сразу

прояснился. - А, вы хотите сказать, что для шизофрении подобные симптомы

типичны?

- Для шизофрении?

- Вы разве не о ней? - Пригласил меня садиться. - Извините. Вам,

наверно, незнакома психиатрическая терминология.

- Знакома. Однако...

- Раздвоение личности.

- Я знаю, что такое шизофрения. Но вы сказали, что она вам... во всем

подчиняется?

- Ну конечно. Именно так и обращаются с ребенком. Чтоб он набрался

отваги и проявил самостоятельность.

- Она же не ребенок.

- Я выражаюсь образно. Как и вчера вечером, впрочем.

- Но она весьма неглупа.

- Связь между развитым интеллектом и шизофренией общеизвестна, - сказал

он тоном профессора медицины. Дожевав сандвич, я хихикнул.

- С каждым днем, проведенным здесь, мой нос все вытягивается.

Он опешил, даже забеспокоился:

- Да я и не собирался водить вас за нос. Ничего похожего.

- А по-моему, очень похоже. Валяйте, я привык. Отодвинулся от стола,

незнакомым жестом сжал руками виски, словно уличенный в чудовищной ошибке. С

его натурой такое отчаяние не сочеталось; и я понял, что он актерствует.

- Я-то был уверен, что вы обо всем догадались.

- Ясное дело, догадался.

Пронзительный взгляд, который по всем статьям должен был убедить меня -

но не убедил.

- Ряд обстоятельств личного свойства (в них сейчас не время вдаваться),

помимо почти родительских чувств, что я к ней питаю, налагает на меня самую

серьезную ответственность за судьбу несчастного создания, с которым вы

только что расстались. - Долил кипятку в серебряный чайник. -

Во многом из-за нее, прежде всего из-за нее я удалился от глаз людских

в Бурани. Я думал, что вы это поняли.

- Еще как понял!

- Только здесь бедное дитя может погулять на воле и предаться своим

грезам.

- Вы хотите сказать, она сумасшедшая?

- Слова "сумасшедший" в медицине нет, оно ничего не значит. Она

страдает шизофренией.

- И воображает себя вашей умершей невестой?

- Эту роль навязал ей я. Осторожно внушил. Вреда тут никакого, а играет

она с наслаждением. Другие ее личины не столь безобидны.

- Личины?

- Подождите-ка. - Он сходил в комнату и быстро вернулся с книгой в

руке. - Это типовой учебник психиатрии. - Перелистал страницы. - Позвольте

прочесть вам один абзац. "Характерным признаком шизофрении является

образование маний, могущих быть правдоподобными и логичными или же

причудливыми и нелепыми". - Взглянул на меня. - Лилия относится к первой

категории. - И продолжал: - "Их, эти мании, объединяет тенденция к искажению

личности пациента; часто они включают в себя элементы общепринятых

предубеждений против некоторых форм поведения; и в целом выражаются в

повышенной самооценке или, напротив, в самоуничижении. Одна пациентка может

вообразить себя Клеопатрой и требовать от окружающих, чтобы те ей не

противоречили, а другая - что родственники сговорились ее убить, и

интерпретировать даже самые невинные и дружелюбные слова и поступки в духе

этой всепоглощающей мании". И далее: "Зачастую мания не затрагивает

некоторые обширные сферы сознания. В этих областях пациент даже наблюдателю,

знающему о его болезни, представляется безукоризненно вменяемым и

здравомыслящим".

Вынул из кармана золоченый карандаш, пометил прочитанные места и

протянул через стол раскрытую книгу. Не переставая улыбаться, я взглянул в

текст, затем - на него.

- А ее сестра?

- Еще печенье?

- Благодарю вас. - Я отложил книгу в сторону. - Г-н Кончис, а ее

сестра?

Он улыбнулся:

- Ах да, сестра.

- И...

- Конечно, конечно, и все остальные. Николас, здесь она королева. Месяц

или два мы сознательно потакаем прихотям бедняжки.

В его голосе зазвучали непривычные мягкость и заботливость - наверное,

только Лилия была способна пробудить в нем эти чувства. К собственному

удивлению, я перестал хихикать; твердая уверенность, что передо мной

разворачивается очередное действие спектакля, заколебалась. И я снова

улыбнулся.

- А я вам зачем?

- Английские дети еще играют в эти, как их... - Прикрыл рукой глаза в

поисках слова. - Cache-cache?

Я замер, живо припомнив, что тот же образ использовала в недавней

беседе и девушка; хитрая стервочка, хитрый лис, они перебрасываются мною как

мячиком. Прощальный, загадочный взгляд, просьбы не выдавать ее, десяток иных

странностей; восхищаясь ею, я одновременно чувствовал себя одураченным.

- В прятки? Играют.

- Для этой игры нужен водящий. Иначе ничего не получится.

Снисходительный. Слегка рассеянный.

- А мне казалось, все затеяно ради меня.

- Я надеялся увлечь вас, мой друг. Надеялся, что вы почерпнете для себя

что-то полезное. Предлагать вам деньги оскорбительно. Но вы не уйдете с

пустыми руками.

- Жалованье меня не интересует. А вот работодатель - весьма и весьма.

- По-моему, я говорил, что никогда не занимался врачебной практикой.

Это не совсем так, Николас. В двадцатых я посещал лекции Юнга. Не сказал бы,

что до сих пор остаюсь его последователем. Но психиатрия всегда была моей

специальностью. До войны в Париже я имел небольшую практику. В основном

случаи шизофрении. - Обхватил ладонями край стола. - Желаете убедиться? Я

покажу вам несколько своих журнальных статей.

- С удовольствием их прочитаю. Попозже.

Откинулся на стуле:

- Очень хорошо. Никогда и никому не рассказывайте о том, что сейчас

узнаете. - Внушительный взгляд. - Настоящее имя Лилии - Жюли Холмс.

Четыре-пять лет назад ее случай возбудил среди психиатров повышенный

интерес. Он был документально зафиксирован до мелочей. Уникальность состояла

не столько в заболевании самом по себе, сколько в том, что у пациента

имелась сестра-двойняшка без психических отклонений - в науке это называется

контрольным аналогом. Вопрос о причинах шизофрении долго служил поводом для

полемики между невропатологами и собственно психиатрами - вызывается ли она

физическими и наследственными или же духовными отклонениями. Существование

Жюли с сестрой явно подтверждало второе. Отсюда и ажиотаж, который возник

вокруг них.

- Можно взглянуть на эти документы?

- Как-нибудь в другой раз. Сейчас это осложнит вашу задачу. Важно

внушить ей, что вы не догадываетесь, кто она такая. А когда вы познакомитесь

с клинической картиной и анамнезом, это вам не удастся. Согласны?

- Наверно, вы правы.

- Жюли как пациентке неординарной грозила участь циркового урода,

непременного экспоната медицинских выставок. Вот от чего я хочу ее уберечь.

Мысли мои метнулись в противоположную сторону - разве она не

предупреждала, что он в очередной раз попробует сбить меня с толку? Я не мог

поверить, что девушка, с которой мы недавно распрощались, страдает тяжелым

психическим недугом. Лгунья - да; но не патентованная маньячка.

- Можно узнать, почему вы принимаете в ней такое участие?

- Причина проста и не имеет отношения к медицине. Ее родители - мои

старые друзья. Я для нее не только врач, Николас. Но и крестный отец.

- А я думал, у вас не осталось связей с Англией.

- Они живут не в Англии. В Швейцарии. Там она проводит осени, зиму и

весну. В частной клинике. К сожалению, я лишен возможности посвятить ей все

свое время.

Я физически ощущал его волевые усилия: я говорю правду, правду. Отвел

глаза, опять посмотрел на него с усмешкой.

- Хорошо, что сказали, а то я собирался поздравить вас с удачным

выбором молодой актрисы на главную роль.

Его лицо вдруг сделалось настороженным, почти свирепым.

- Наслушались ее объяснений?

- Ничего подобного.

Но он не поверил, да и не мог мне поверить. Склонил голову, затем

встал, подошел к краю колоннады, разглядывая пейзаж. И обернулся с

примирительной улыбкой.

- Похоже, события меня опередили. Она явилась вам в новой роли. Так или

нет?

- О своей болезни она, по крайней мере, не рассказывала.

Он пытливо всматривался в меня, и я малодушно отвернулся. Он сцепил

руки на груди, точно кляня себя за недальновидность. Потом приблизился, сел

за стол.

- Вы по-своему правы, Николас. Я не выбирал се на главную роль, как вы

изволили выразиться. Но она действительно талантливая актриса. Учтите,

криминалистика знает виртуозных мошенников, которые тоже страдали

шизофренией. - Навис над столом, обхватив локти ладонями. - Не загоняйте ее

в угол. Иначе она станет громоздить одну ложь на другую, пока у вас голова

не пойдет кругом. Вы человек здоровый, сдюжите. А ее болезнь может дать

рецидив. И годы лечения - насмарку.

- Что бы вам раньше меня предостеречь!

Нехотя оторвался от моего лица.

- Да. Верно. Надо было предостеречь вас. Вижу, я здорово просчитался.

- Почему?

- Излишняя искренность могла повредить нашим маленьким - но, уверяю,

весьма целебным - развлечениям.

- И, помедлив, продолжал: - Многих из нас давно смущало, что

традиционный способ лечения психических отклонений параноидальной группы, по

сути, абсурден. Пациент попадает в условия, где его непрерывно допрашивают,

надзирают за каждым его шагом и тому подобное. Конечно, мне могут возразить,

что это делается для его же блага. Но при этом подразумевается: для нашего

блага, общественного. На самом деле косная стационарная терапия зачастую

провоцирует манию преследования. Здесь я пытаюсь создать Жюли условия, в

которых она вольна действовать на свой страх и риск. Если хотите, условия, в

которых она не чувствует себя ущемленной... отданной в чужую власть. Сообща

мы внушаем ей эту иллюзию. И потом, иногда я притворяюсь, что толком не

понимаю, что происходит, и ей кажется, что меня удалось обмануть.

Он объяснял все это таким тоном, будто я сам давно должен был

сообразить, что к чему. Беседы на вилле всегда приводили меня в состояние,

когда перестаешь понимать, на что тебе, собственно, намекают; в данном

случае - на то ли, что "Лилия" и вправду шизофреничка, или на то, что ее

шизофрения носит настолько бутафорский характер, что не замечать этого

просто глупо.

- Извините. - Он снисходительно вскинул руку: не стоит извиняться. -

Так вот почему вы запрещаете ей выходить за пределы Бурани.

- Конечно.

- А под чьим-нибудь... - я взглянул на огонек своей сигареты, -

присмотром - тоже нельзя?

- Юридически она невменяема. Я несу за нее личную ответственность. За

то, что она никогда не попадет в сумасшедший дом.

- Но гулять-то вы ей разрешаете. Она может сбежать. Не колеблясь,

отрицательно вскинул голову.

- Исключено. Санитар не спускает с нее глаз.

- Санитар?

- Он очень скрытный. Его постоянное присутствие ее удручает, особенно

здесь, и он, как правило, держится в тени. Как-нибудь вы с ним

познакомитесь.

Пусть только снимет шакалью маску. Что-то не сходилось; и самое

удивительное, я был почти уверен: и Кончис это понимает. Последний раз я

играл в шахматы несколько лет назад, но помнил, что эта игра - искусство

коварных жертв. Не степень моей доверчивости испытывал Кончис, а степень

моего недоверия.

- Поэтому вы держите ее на яхте?

- На яхте?

- Я думал, она живет на яхте.

- Это ее маленькая тайна. Не будем ее нарушать.

- Вы привозите ее сюда каждое лето?

-Да.

Я удержался от замечания, что один из них врет, и скорее всего, не

девушка с настоящим именем Жюли. Улыбнулся:

- Вот чем занимались тут мои предшественники. А потом держали язык за

зубами.

- Джон "водил" превосходно. А Митфорд - из рук вон. Понимаете, Николас,

Жюли вскружила ему голову. У нее как раз обострилась мания преследования. В

такие периоды она приписывает мне, человеку, который нянчится с ней каждое

лето, враждебные намерения. И как-то ночью Митфорд весьма грубо и неуклюже

попробовал, как он выразился, "вызволить" ее. Санитару, понятно, пришлось

вмешаться. Вышла некрасивая потасовка. Жюли была потрясена до глубины души.

И если я иногда навязчив, это затем, чтобы не допустить повторения

прошлогодней сцены. - Поднял руку. - Не обижайтесь. Вы юноша умный и

порядочный; этих-то качеств Митфорду и недоставало.

Я потер переносицу. Не стоит больше досаждать ему каверзными вопросами.

Постоянные хвалы моему уму пробудили во мне заячью подозрительность. Есть

три вида умных людей: первые столь умны, что, когда их называют умными, это

выглядит справедливым и естественным; вторые достаточно умны, чтобы отличить

правду от лести; третьи скорее глупы, ибо все принимают на веру. Я знал, что

принадлежу ко вторым. Я не мог совсем не верить Кончису; его объяснения

казались довольно стройными. Очевидно, любвеобильные родственники и в наше

время берут под крылышко богатых психов, чтобы не помещать их в лечебницу;

однако Кончиса любвеобильным никак не назовешь. Не сходится, не сходится.

Некоторые ужимки Жюли, ее неадекватная реакция, слезливость вроде бы

подтверждали его правоту. Но ничего не доказывали; возможно, это очередной

выверт сценария, и Жюли не захотела открыть все карты сразу...

- Ну ладно, - сказал он. - Вы мне верите?

- Разве по мне не видно?

- Видимость обманчива.

- Зря вы предлагали мне пилюлю с ядом.

- Думаете, в этом доме вся синильная кислота заменена миндальным

сиропом?

- Я этого не говорил. Я ваш гость, г-н Кончис. И потому верю вам на

слово.

Казалось, на мгновение маски сброшены; передо мной сидел человек, не

расположенный шутить, а перед ним - человек, не расположенный поддакивать.

Война объявлена; кто кого. Мы разом улыбнулись, сознавая, что эти улыбки не

смягчают очевидного: мы не верим друг другу ни на грош.

- Напоследок хочу сказать вам две вещи, Николас. Первое. Принимаете вы

мою версию или нет, не имеет большого значения. Но запомните. Жюли сама не

отдает себе отчета, насколько она обидчива и мстительна. Она как безопасная

бритва: ее легко сломать, но ею и легко пораниться. Мы все поневоле

выучились смирять эмоции, которые она в нас вызывает. Ибо как раз на эмоциях

она при удобном случае и спекулирует.

Вперившись в бахрому скатерти, я вспоминал обволакивавший девушку ореол

скромности, невинности; с точки зрения патологии эти черты ее характера

Дата добавления: 2015-10-16