История болезни

председателя судебной коллегии Верховного Королевского земельного суда Дрездена доктора юридических наук Даниэля Пауля Шребера, проживающего в Дрездене.

Дата и место рождения: 25 июля 1842 года, Ляйпциг.

Место жительства: Дрезден.

Профессия: председатель судебной коллегии Дрездена

Женат

Вероисповедание: евангелист-лютеранец

Находится ли под опёкой из-за недееспособности: -

Форма болезни: паранойя?

Поступил 27 ноября 1907 г.

Выписан 14 апреля 1911 †

Анамнез: (на основании истории болезни, написанной в больнице Зонненштайн)

Наследственность: отец (создатель Шреберовских садов в Ляйпциге) страдал от навязчивых идей с влечением к убийству.

Мать капризная и нервная.

1 из сестёр истерична.

1 из братьев страдал параличём, умер, совершив суицид.

Кузина матери находилась в психиатрической клинике Ляйпцига (1894) из-за хронической паранойи.

Ранее у пациента были ипохондрические идеи.

С 8 декабря 1884 года по 1 июня 1885 года находился на лечении в Ляйпцигской нервной клинике из-за ипохондрии, считал, что должен вскоре умереть, воображал, что не может ходить и т. д.

Обладает превосходными способностями, постоянно учился на отлично. Его характеризуют как человека с добродушным и общительным характером. В последующей жизни Шребер проявил себя как человек наделённый большим талантом, относительно быстро сделав карьеру. Последнее чего он достиг – место председателя судебной коллегии Верховного земельного суда Дрездена. Насколько известно, образ жизни, который вёл Шребер, отличался солидностью.

Если физические болезни в детстве щадили Шребера, то зато потом, уже во времена его бракосочетания (1878) у него появились ипохондрические идеи, власть которых сказалась в более явном виде во время пребывания в Ляйпцигской клинике с 8 декабря 1884 года по 1 июня 1885 года.

21 ноября 1893 года Шребер был во второй раз принят в Ляйпцигскую клинику. В начале больной больше предъявлял ипохондрических жалоб, он страдает от «размягчения мозга и должен вскоре умереть» и т. д., хотя и тут уже начали включаться идеи преследования, он «считает себя наконец-то ставшим сумасшедшим». А ещё то и дело возникают галлюцинации, наводящие на него ужас. Правда, возникали они изредка, хотя скорее всего он вынужден был диссимулировать, малейший шум сильно возбуждал больного, а из-за своих бесконечных жалоб на шум пациент был попросту невыносим. Позднее зрительные и слуховые галлюцинации только ещё больше увеличили свою власть. Он считал себя мёртвым и сгнившим, теперь он уже не находится в «состоянии приличном для погребения», «болен чумой», вероятно из-за имеющихся у него обонятельных галлюцинаций, пенис разворочен у него «нервным зондом» и он считает себя женщиной, часто также заявляет, что ему приходится энергично бороться с «гомосексуальными приставаниями определённых лиц». Все эти вещи сильно мучили его, так что он даже желал прихода смерти. Он пытался утопиться в ванной и долгое время каждый день пытался заполучить «предназначенную для него дозу цианистого калия». Слуховые и зрительные галлюцинации часто достигали такой огромной силы, что он с мигающими глазами, недоступный никакому контакту, целые часы проводил застыв на стуле или в постели. Содержание обманов чувств по-видимому очень часто менялось, а в последнее время своего пребывание в Ляйпцигской клинике относилось прежде всего к тому, что его должны ужасно мучить, вплоть до смерти. Он всё больше уходил в мистическо-религиозную область: с ним открыто говорил Бог, свою игру затевали с ним вампиры и чёрт. Он хотел перейти под покровительство рим. кат. церкви, чтобы избежать преследования. А ещё он видел проявления чудес, слышал святую музыку и наконец поверил, что пребывает в ином мире. Во всяком случае он считал всех окружающих его за духов, а реальный мир – за иллюзорный мир. Питался он совершенно по-разному. Вначале выказывая огромную жадность, а позднее стал отказываться от пищи и его приходилось кормить насильно. Несмотря на использование огромного количества наркотиков спал он чаще всего плохо. Он кричал, и особенно по ночам. Долгое время он получал 0,3 дозировки опиума, по три раза в день. В тот период болезни проф. Флексиг считал его опасным для себя и для других.

(Сообщение профессора Флексига от 25 июня 1894 года)

Из Ляйпцигской клиники пациент сначала поступил в частную больницу доктора Пирсона в Линденхофе под Косвигом, а после 12-дневного пребывания 29 июня 1894 года направлен в больницу Зонненштайна. Тогда его физическое самочувствие (в июне 1894) было очень хорошим, цвет лица был скорее бледным. Обращали на себя внимание постоянные капли пота на его лбу, а также частые нерегулярные подёргиванья мышц лица и сильный тремор рук. Он находился в огромном психическом возбуждении, вначале совершенно недоступный контакту, мрачный и постоянно ворчащий. Любой разговор был для него неприятен. Он находился под властью галлюцинаций, поэтому почти никакого интереса к окружающим не проявлял. На долгое время он неподвижно застывал с тревожным взглядом в одной и той же позе. В саду было заметно, как он, внимательно прислушиваясь, специально приближал руки к ушным раковинам. Были у него и ипохондрические опасения. А в остальном пациент был в порядке, сам следил за собой и отличался чистоплотностью.

В июле 1894 года он попытался сбежать, сбросив пальто и быстро побежав к двери. Вялый стул, плохой аппетит, иногда очевидно находится под сильной властью голосов, хотя никогда о них не говорит. А однажды случился обморок, вероятно обусловленный тем, что больной пытался удержать сильные позывы в туалет.

Август. Выражает желание остаться в одиночестве, считает, что санитар мешает проявиться «Всемогуществу Бога». Сам же он хочет для Бога благополучия. Ничем не занимается, ничего не читает.

Ноябрь. Стал в целом несколько живее, что-то стенографически записывает и рисует на бумаге фигурки, иногда решает головоломки и т. д. К врачам относится панибратски, хотя не способен к контакту. Жалуется на то, что Флексиг ему мешает, который как считает больной сказал ему «Чёрт бы тебя побрал!» после того, как он (Шребер) позвал его.

При посещении жены та должна обязательно прочитать с ним молитву «Отче наш». После этого он заставляет её уйти, не говоря с нею больше ни слова.

Январь 1895 года. Отгорожен и недоступен контакту. Но ночам иногда используются снотворные.

Март 1895 года. Возбуждён, находится вне себя, а когда находится в одиночестве поразительно громко хохочет, по ночам беспокоен. Много занимается на присланном женой пианино, но небрежно обращается с ним, когда находится в плохом настроении и возбуждён.

Июнь 1895 года. Возбуждение становится всё больше и больше. Его громкий смех часто мешает и днём, и ночью. Почти каждый вечер назначается сульфанал, часто без существенного успеха. Полностью находится под воздействием бредовых идей. Так у него возникали идеи, что его тело полностью изменилось, что лёгкие чуть ли не полностью исчезли, что всё, что он видит вокруг себя, лишь иллюзорный мир. А подлинный мир погиб.

Он не раз кричит на врача: «Вон, вон», так как тот на заданный вопрос о том, «действительно ли он (врач) считает его за живого человека», ответил утвердительно. Шребер назвал врача «лжецом», который «после этого должен уйти прочь к своему хозяину». Но иногда Шребер находится в спокойном состоянии. Играет на пианино, причём превосходно исполняя даже трудные вещи. Пишет много писем, иногда на итальянском языке, а однажды подписывает их «Пауль Хёлленфюрст (князь тьмы)». Одно из писем он посылает «господину Ормузду в совокупности (in coelo)”.

Сентябрь 1895 года. Очень возбуждён, особенно по ночам. Часто подолгу громко и резко смеётся, громко выкрикивает слова. Иногда надолго застывает безо всяких признаков жизни на одном месте, смотрит на солнце с обращающими на себя внимание гримасами. Хотя чаще всего это мгновенно прекращается, стоит кому-либо подойти к нему и заговорить.

Декабрь 1895 года. Всё ещё продолжает быть возбуждённым. Правда, его легко втянуть в разговор на безразличные темы. Играет на пианино, в шахматы и много читает. Ничего неизвестно о содержании его бредовых идей. Часто громко, мычаще кричит по ночам, высовываясь из окна, обычно это одни и те же бранные слова или фраза «Я являюсь председателем судебной палаты Шребером».

Февраль 1896 года. Громко смеётся и мычит, барабанит по пианино.

Апрель 1896 года. При посещениях врача позволяет втянуть себя в небольшие разговоры, хотя заметно, что ему довольно трудно владеть собою.

Июнь 1896 года. Так как снотворные даже в больших дозах не помогали и пациент продолжал пребывать в большом возбуждении, то ночью его пришлось изолировать, против чего больной вначале очень сильно протестовал, хотя позднее позволил себя связать.

Июль 1896 года Припадки смеха и мычания стали реже, зато мощнее и длительнее. Больной всё больше начинает интересоваться своим окружением, по временам заговаривая то с одним, то с другим пациентом. Одевается он пока небрежно, показывает врачу свою обнажённую верхнюю часть туловища, «теперь у меня почти женская грудь». Единственное заметное изменение во внешности – большие отложения жира, так как больной сильно пополнел. По-видимому больной находится под сильным воздействием сексуальных представлений, отыскивает в иллюстрированных журналах изображения обнажённого тела, да и сам с удовольствием рисует. В письме к своей жене (на итальянском языке) он пишет, что ночи стали для него очень приятными, так как у него всегда un pou die volupte feminae. Ночами больной пока содержится в изоляции.

Сентябрь 1896 года. Больной не становится спокойнее, барабанит по пианино и всё ещё продолжает мычать, часто выкрикивая довольно неприличные слова. «Солнце является проституткой» или «милосердный Бог является проституткой». По ночам больного приходится изолировать.

Ноябрь 1896 года. Разговорчивее и доступнее, очень много читает.

Февраль 1897 года. Настроение стало веселее, хотя иногда больной с огромной яростью мычит в окно.

Июнь 1897 год. Живая переписка с женою и родственниками, письма написаны очень корректно, в них не содержится ничего патологического. По-видимому с полным пониманием пишет о своей болезни. При этом всё ещё сохраняются прежние «состояния мычания», а ещё иногда слышно, как он барабанит по пианино. В обращении с врачами любезен, корректен, правда, часто сказывается высокомерие и самоуверенность. Ночами больной всё ещё содержится в изоляции.

Январь 1898. То же самое ровное, разумное поведение, перемежающееся частыми состояниями возбуждения. По-видимому, он совершенно не понимает, сколько проблем создаёт мед. персоналу.

Март 1898. В общении любезен, хотя постоянно несколько рассеян и отгорожен, очень хорошо информирован о событиях дня, много читает и охотно говорит на юридические темы. Великолепная память, огромная переписка. И тем не менее всё ещё сохраняются странные крики, мычание и гримасничанье. Религиозные бредовые представления. Украшает себя цветными лентами, иногда немного проказничает.

Июль 1898 года. То же самое поведение. Украшенный цветными лентами, часто стоит в своей комнате обнажённым перед зеркалом, смеясь и что-то выкрикивая.

Ноябрь 1898 года. Ночами больной всё ещё содержится в изоляции. Пишет своей жене, которая много путешествовала и хочет уехать из Дрездена. Часто эти письма написаны дружелюбным, но решительным тоном. В них говорится, что он имеет право на то, чтобы она заботилась о нём, иначе он не будет в состоянии предоставлять ей возможность распоряжаться финансовыми средствами, которые собственно принадлежат ему.

Декабрь 1898 года. На повторные просьбы и заявления больного в его распоряжение опять отдана прежняя спальня. Больному более-менее удаётся справляться с собой по ночам.

22 января 1899 года. Шребер впервые пишет своей жене подробное письмо, в котором рассказывает о переживаемых им бредовых представлениях. Для этого письма характерна ясность и логическая чёткость, что вообще присуще созданной Шребером бредовой системе. Поведение больного продолжает оставаться прежним, он пишет письма к своему «руководителю отдела министерства тайному советнику Яну» и просит последнего привлечь его к экспертизе нового законодательства, как это было сделано с другими выдающимися юристами, находящимися на пенсии. «Его нервное страдание» проявляется не в расстройстве душевных функций, а в глубокой депрессии.

Апрель 1899 года. Состояние больного существенно не изменилось. Продолжается его увлечение женскими работами (наклеивание, шитьё, украшение цветными лентами). Продолжается выкрикивание, проявляющееся в виде приступов. Ночи стали проходить несколько лучше.

Октябрь 1899 года. Опять написал письмо своей жене о имеющихся у него бредовых представлениях. В письме ни разу не упоминаются ни врачи, ни какие-либо родственники. В сентябре Шребер пытается узнать, лишён ли он гражданских прав и находится ли под опекой. Поэтому он дважды пишет в Ляйпциг своему опекуну, господину председателю суда Шмиду. В письмах Шребер обращает особое внимание на то, что существование 5-летнего временного опекунства является нарушением закона. Обязанностью прокурора является или отмена временного опекунства, или подача прошения на лишение дееспособности и установление окончательного опекунства. 9 октября состоялось обсуждение состояния дел непосредственно с опекуном, причём Шребер передал бумаги, соответствующие попечительству, они подкупают своей искусной и строго логичной формой. Однако Шребер ни сколечко не пугается упомянуть о своих бредовых идеях, показывая себя здесь совершенно неразумным. Особенно поражает то, что он явно не понимает причин его изоляции, продолжавшейся годами, хотя в этот период он действительно столь сильно кричал и бушевал по ночам, что почти все больные из-за этого не могли спать. По поводу установления опеки был возбуждён процесс.

Ноябрь 1899 года. В основном занят мыслями об отмене опекунства, учреждённого над ним. Внешнее поведение мало в чём изменилось, наиболее заметно то, что Шребер стал лучше владеть собой во время бесед. Но когда он находится в одиночестве, то всё ещё проявляются припадки мычания, хохота, а иногда также слышно как он барабанит по пианино.

В период с февраля по сентябрь 1900 года Ш. пишет свои «Мемуары больного, страдающего нервной болезнью» (книга появится в издательстве Oswald Mutze в Ляйпциге в 1903 году).

Первая часть дополнений к «Мемуарам» написана в период с октября 1900 годо по июнь 1901 года, а вторая часть дополнений в конце 1902 года. Подробности читатель может прочитать там. «Мемуары больного, страдающего нервной болезнью» прилагаются к истории болезни.

13 марта 1900 года господин председатель судебной коллеги Шребер был объявлен Дрезденским судом лицом недееспособным.

А 14 июля 1902 года это решение отменено Высшим земельным судом Дрездена.

У Шребера огромное желание выйти из больницы. Каждую неделю хотя бы один раз он ездит к своей жене в Дрезден, чаще стал выходить на прогулки. Да и днём стал гораздо спокойнее, и только иногда можно услышать от него «мычание», длящееся небольшое время, и громкую игру на пианино.

10 ноября 1902 года. Возвращается в Ляйпциг удовлётворённым после нахождения в 8-дневном отпуске, принимал по ночам снотворные только два раза.

20 декабря 1902. По поданному ему прошению выписан из больницы.

Копия оригинала истории болезни, написанная в больнице Ляйпциг-Дёзен,

где Шребер находился с 27 ноября 1907 года до своей смерти, последовавшей 14 апреля 1911 года.

Доставлен в Дёзен 27 ноября 1907 года.

Информация, полученная от сестры пациента:

1902 год больной после выписки провёл у матери, где его поведение внешне казалось совершенно нормальным. Он занимался ведением домашнего хозяйства, много времени уделял прогулкам, участвовал в работе шахматного общества, хотел выполнять работы и для юридического министерства, но таковой для него там не нашлось. Хотя частно всегда оказывал какую-то юридическую помощь, причём никогда не совершал ошибок. В первый год он ещё часто кричал по ночам, а однажды, когда он путешествовал, это произошло на людях. Но постепенно крики становилось реже, лишь иногда он кричал во сне. Но и тогда обходился по ночам без снотворных. После смерти матери ему пришлось сделать много перерасчётов, связанных с разнообразными делами, он немного переутомился и несколько ночей спал плохо.

Голоса исчезли не полностью. Но он никогда не говорил о болезни. На вопросы о ней, от показывал на затылок, где слышал постоянный шорох, словно бы кто-то тянул там за нить. Голоса теперь представляли собой только непонятный шум. О своём бреде он никогда не говорил, ни разу не затрагивая эту тему в беседах со своей женой.

14 ноября заболела жена. Апоплексический удар. 4 дня она не могла говорить. Он не спал ночами, сильно переживал, чувствовал, что болезнь опять возвращается к нему, более чётко стали слышаться «шумы». Ему становилось всё хуже и хуже. При первом заболевании он тоже был очень чувствителен к шумам и депрессивным. Излечился он тогда полностью.

27 ноября 1907 года. Невозможно хорошо обследовать физическое состояние из-за полной недоступности больного, полностью отвергающего любые контакты. Бросается в глаза поразительная бледность лица, застышая мимика. Глаза держатся закрытыми, лишь изредка приоткрываются веки в ответ на расспросы. То и дело необычно подрагивают уголки рта и высоко поднятые брови. Лоб сильно сморщен.

Температура: 36, 5. Вес: 84, 5 кг.

Размеры головы: 19, 15, 12, 58

В урине не обнаруживается ни белка, ни сахара.

Психическое состояние. Поражает абсолютная недоступность. Скованность фигуры и походки, движения угловаты. По отношению к санитарам пациент ведёт себя надменно и самоуверенно. Хорошо ориентирован во времени и пространстве. О том, как он жил в последнее время, невозможно ничего узнать. Пациент лежит в постели с мрачным лицом и застывшей мимикой. На вопросы о самочувствии отвечает односложно и правильно, заметно, что он недоволен тем, что его обременяют вопросами. Кажется, что спит он хорошо. Аппетит незначительный. Да и из приносимой сестрой еды он берёт себе далеко не всё.

30 ноября 1907 года. Несколько часов пациент находится вне постели, застывает в одной и той же позе на ½-1 час, затем резко меняет позу угловатым движением и начинает ходить туда-сюда по комнате. При этом глаза у него почти полностью закрыты. Какое-то время прогуливается по саду. Пациент в принципе недоступен, замнут и безо всяких изменений. Втянуть его в разговор чаще всего не удаётся. Часто от него невозможно дождаться даже простого ответа. По-видимому у него галлюцинации и он сильно вовлечён в свои бредовые идеи.

1.12.1907. Только при чрезмерном настаивании санитаров ходит в туалет, при этом почти всегда сильно на них злится. Говорит о том, что его следует поместить в особое помещение, в камеру или специальную палату, где он никому не будет в тягость. Верит в то, что вскоре должно произойти что-то такое, что окажется для окружающих чрезвычайно ужасным. Затем бормочет что-то типа «запах трупа, тленье», из чего можно сделать вывод, что он полностью находится во власти своих бредовых идей.

5 декабря 1907 года. Совсем немного ест. Утверждает, что у него больше нет желудка, да и кишечник под воздействием чудес тоже отсутствует. Произойдёт так, что «тело начнёт истлевать», в то время как «голова будет жить». На эти темы больной говорит немногословно и уверенно. А на дальнейшие вопросы вообще не отвечает. «Об этом я не могу говорить сейчас». «Да Вы ведь не сможете этого понять».

8 декабря 1907 года. Прогуливаясь по парку больной стремится поближе подойти к пруду и только с усилием санитарам удаётся увести Ш. на другую дорожку. Вечером он спрашивает у врача, насколько глубок пруд. По разным поводам больной опять добивается для себя отдельной комнаты. Однако пациент пока не способен отвечать за то, что может произойти с ним. Сейчас пациент опять верит в «предстоящее тление».

11 декабря 1907 года. Пишет письмо господам из Верховного медицинского совета, прося их сделать «распоряжения на случай его погребения».

12 декабря 1907 года. Считает, что он находится не в Дёзене, а в «поселении членов общины монистов[2]». Много зевает, что по-видимому неизбежно для него, иногда дышит открытым ртом, чего раньше никогда не делал.

20 декабря 1907 года. Состояние вряд ли существенно изменилось. Недоступен, малообщителен. Ничего не сообщает о явно переживаемых им галлюцинациях, да и вообще часто отказывается отвечать. Иногда пытается добраться до двери, однажды даже с силой оттолкнул главного смотрителя, чтобы через дверь вырваться в сад, откуда его удалось привести только затратив физические усилия. Иногда по ночам вымазывается уриной, смазывает калом анус из-за испытываемых им неприятных ощущений. Но побудить его ежедневно мыться связано с величайшими трудностями, он при этом сильно раздражается действиями санитаров. Стул плохой, он пытается с силой его задерживать, говоря, что «этого не нужно делать». Аппетит меняется, то хороший, то плохой.

6 января 1908 года. В последнее время несколько раз вымазывался уриной. Больной не позволяет повлиять на себя, становится раздражительным и ворчливым, когда на него стараются «надавить». С огромным недовольством оправляется в ванную. Как-то он набрал урину в плевательницу другого больного, а когда ему сказали о недопустимости этого, он стал злым и раздражённым. Более-менее сносно спит. В последнее время неплохой аппетит. Плохо со стулом, похоже, что пациент его намеренно задерживает. Ночью пациент набросился на охрану и стал требовать ключ от дверей. Ничего неизвестно о содержании его галлюцинаций. Как и раньше остаётся замкнутым, совершенно недоступным для контактов. При разговоре другого пациента (Лоренца) с господином Главным медицинским советником был втянут в разговор по поводу дееспособности больных, а когда его спросили сказать своё мнение, то он выразился примерно так: «сейчас он не может сказать своё мнение по этому вопросу».

25 января 1908. Часто оказывается грязным. Несколько раз появлялось впечатление, что он намеренно вымазывает постель, возможно под влиянием галлюцинаций. – Напал на санитара, громко требуя от того отдать ключ, чтобы выйти наружу. Регулярно выходит на прогулки с 1-2 санитарами. При этом отмечается тенденция подальше удалиться от санитаров.

Февраль. Отгорожен, недоступен контакту. Произносит лишь отдельные слова. Уже в течении нескольких дней то и дело выкрикивает звуки типа «Ха-ха-ха», особенно если кто-нибудь начинает с ним беседовать. Часто застывает на одном месте, закрыв глаза. Почти ничем не занимается, хотя то и дело играет со старшим смотрителем в шахматы. Наезжает на врача на утреннем посещении: «Apage satanas”. А затем произносит непонятные, несвязанные слова на французском языке.

Март. Говорит, что он болеет из-за голосов. В последнее время из-за мешающих всем выкриков «Ха-ха» его пришлось поселить в отдельную палату 2 I. Совершенно безо всякой связи спрашивает врача: «Когда правил Густав Адольф? Не в 1611-1632 годах?» (1611 – 1632?). Пытался выпрыгнуть в окно.

Апрель. Никаких существенных изменений. Неожиданно то и дело в его комнате, особенно когда там присутствуют другие лица, раздаётся «ха-ха», иногда это делается довольно громко. Иногда выглядит тяжело больным. Плохой аппетит, утверждает, что с едой «ничего не получается». У него просто нет желудка, так что и переваривать нечего.

Май. Считает, что он вообще не спал 3 месяца, иногда становится немножко доступным для контакта, и на него даже можно повлиять. Опять стал есть лучше, то и дело застывает в саду, неожиданно ложится на газон, жилет и рубашка расстёгнуты на груди. Невозможно заставить двигаться на прогулках. Как-то утром говорит врачу, что хотел бы перейти в другое здание, в другую комнату. Тут его заставляют есть.

Июнь. Никаких изменений. Навязчивые крики и стенания, иногда это довольно сильно мешает. Плохо спит по ночам.

Июль, 22. Говорит врачу: «Почему не появляются другие черти, а только Вы один?» Ни к чему побудить пациента не удаётся, только и слышно его «ха-ха».

Выглядит очень бледным и страдающим. Самостоятельно ест совсем мало, поэтому его приходится насильно кормить, чему он иногда сильно сопротивляется.

Август. Самостоятельно почти полностью прекратил есть. Энергично отвергает все попытки его накормить. С мучениями часто выталкивает из себя «ха-ха». Из-за этого часто складывается впечатление о тяжёлой патологии. Ничем не занимается. Не играет на пианино, стоящем в его комнате. Несколько раз в день одевается и раздевается. То ложится на кровать, то опять встаёт, чтобы часами в одной рубашке неподвижно сидеть в кресле. Не обращает внимания на свою внешность, умывается только после больших уговоров, купается в ванне от силы 1 минуту. Складывается впечатление, что он чуть ли не постоянно находится под влиянием мучительных галлюцинаций. Как-то говорит врачу: «Если Вы хотите меня уничтожить, то сделайте это сейчас». Обычно почти ничего не говорит, поднимает руки, защищаясь от кого-то, выпроваживает врача криками «ха-ха». По ночам плохо спит.

Октябрь/ноябрь. Существенных изменений не наблюдается. За последнее время немного прибавил в весе. То и дело сильно мешает своим «ха-ха». Очень редко говорит с врачом, да и тогда чаще всего о том, что его мучают едой, что он попросту неспособен есть и т. д. Чуть ли не постоянно находится под воздействием своих галлюцинаций. Очень плохо спит по ночам. Тогда обычно стонет и становится на кровать, подходит к окну и застывает там в неподвижной позе с закрытыми глазами и прислушивающимся выражением лица.

20 января 1909 года. Пока проявляет полное отсутствие интереса ко всему. Беспокойные ночи. Вес тела держится примерно на том же уровне. – Из-за того, что в последние дни пациент очень много стоял в застывшей позе, у него сегодня случился приступ слабости, повторившийся в последующие дни. Создаёт большие трудности при кормлении. Из-за приступа слабости упал, несколько повредив левое колено. При исследовании был очень беспокоен. Кроме уменьшения сердечной деятельности и частого, мягкого, неравномерного пульса. ничего существенного. Дигитоксин дважды в день по 10 капель в течении 3 дней, а так как пациент этому сопротивляется, то дополнительно клизма. Пульс после этого становится медленнее, расслабленнее. Проваливаются все попытки заставить пациента есть больше.

1 февраля 1909 года. Всё ещё подолгу находится в постели. Несколько оправился от происшедшего. Иногда настаивает на проведении серьёзного исследования его тела, хотя в то же время часто сопротивляется проведению любого исследования. Иногда пишет почти неразличимые буквы, обозначающие слова «чудо» (после того, как его спросили о причине его стенаний), «гроб» или «нельзя есть».

15 февраля. Так как сила и наполнение пульса опять уменьшились, ещё раз назначается в течении трёх дней дигитоксин[3] по 10 таблеток 5 раз в день.

Дата добавления: 2015-10-16