ГЛАВА 22. Лечебно‑восстановительный центр «Переходный период» располагался в крупном

Лечебно‑восстановительный центр «Переходный период» располагался в крупном университетском городке на севере штата Нью‑Йорк. Оливер предложил отвезти Блисс с Шайлер, поскольку он недавно получил водительские права, а с ними – крутой новый пятисотый «мерседес». Этот приземистый, выполненный по особому заказу серебристый внедорожник был его последним предметом гордости.

Шайлер рада была возможности убраться куда‑нибудь. Она чувствовала себя виноватой за то, что произошло с Диланом, за то, как сильно они его подвели, затянув с сообщением Комитету о его состоянии. Остается надеяться, что старейшины выберут наилучший образ действий. Блисс сообщила друзьям, что отец заверил ее: Дилану не причинят там никакого вреда и обеспечат ему наилучший уход, какой только возможно. Но все‑таки она хотела увидеть все собственными глазами. Все они этого хотели.

Шайлер заметила, что сидевшая на заднем сиденье Блисс металась между унынием и несколько нездоровым весельем. Когда они только выехали, Блисс была мрачна и молчалива – вероятно, беспокоилась о Дилане и переживала, в каком состоянии они его найдут, и Шайлер обрадовалась, когда на середине пути подруга приободрилась и принялась энергично трепаться по спутниковому телефону.

– Хотите? Они с арахисом, – предложила Блисс, протянув большой вскрытый оранжевый пакет драже «M&M's».

– Нет, спасибо, – отказался Оливер, не отрывая взгляда от дороги.

– Давай, – согласилась Шайлер.

Даже забавно, насколько Комитет не в силах предсказать всего: хоть они и были вампирами, вкуса к сладостям не потеряли.

Приятно было покинуть Дачезне хотя бы на день. Вся школа (во всяком случае, вся Голубая кровь) уже знала подробности грядущего заключения уз между Мими и Джеком, и вокруг только и было разговоров, что об этом. Прочие же считали, что Форсы устраивают отпадную вечеринку, куда их опять не пригласят, и в определенном смысле их предположение было абсолютно верным. Шайлер уже тошнило от трепа про платье Мими и от сравнений этого заключения уз с другими из их общей истории. Пайпер Крэндалл то и дело напоминала всем вокруг, что она уже трижды была подружкой Мими на свадьбе.

Мысль о том, что Джек и Мими были вместе столь беспредельно долго, вгоняла в уныние. Шайлер никак в это не верилось, но думать об этом вот прямо сейчас она не желала и, чтоб отвлечься, играла с кнопками новенького сверкающего автомобильного компьютера в передней панели.

– Слушай, это похоже на самую роскошную армейскую машину в мире. Ты только глянь! Это ж как пить дать кнопка для запуска М‑пятнадцать! – пошутила Шайлер.

– Осторожно! Эта красная кнопка уничтожает мир! – откликнулся Оливер.

Следуя указаниям навигатора, он проехал через мост Джорджа Вашингтона. Транспорта на автостраде было мало.

Они впервые за весь семестр прогуляли школу. Ученикам Дачезне дозволялось несколько прогулов в год. Школа была настолько прогрессивна, что даже бунт там оказался вписан в учебный план. Некоторые ученики – та же Мими Форс – выжимали из этой стратегии все, что только можно, но большинство такой возможностью не пользовались. Школа была забита «ботаниками», готовыми торчать в классе сколько угодно, лишь бы не упустить шанс попасть в университет Лиги плюща. Каждый день был на счету.

– Вот испорчу я из‑за этого свой средний балл! – пожаловался Оливер.

Он оглянулся через плечо, перед тем как перестроиться из полосы в полосу, и обогнал «хонду», ехавшую ниже предельно допустимой минимальной скорости.

– Слушай, да расслабься ты, наконец, – не выдержала Шайлер. – Все уже унялись, после того как получили письма из вузов.

Оливер иногда бывал просто жутким занудой. Все строго по правилам. Когда дело касалось учебы, он просто‑таки циклился на этом.

– А разве ты не идешь в Гарвард, как все твои? – поинтересовалась Блисс.

– Университет – это такая странная штука, – задумчиво пробормотала Шайлер.

– Я понимаю, о чем ты. Знаешь, пока мы не узнали про Комитет, я думала, что, может, пойду в Вассар[6]. На историю искусств или что‑нибудь в этом духе, – сказала Блисс. – Мне вроде как нравилась идея изучать искусство Северного Ренессанса, а потом работать в каком‑нибудь музее или галерее.

– В каком смысле – «вроде как нравилась»? – переспросила Шайлер.

– Да, кстати, а почему ты думаешь, что теперь этого не будет? – спросил Оливер, переключая радио с одной станции на другую.

Эми Вайнхаус пела о том, как она не хочет идти в больницу. «Нет! Нет! Нет! Нет!» Шайлер встретилась взглядом с Оливером, и они улыбнулись друг другу.

– Блин, ребята, не вижу ничего смешного! Выключите это или смените волну! – потребовала Блисс. – Не знаю. Что‑то мне не кажется, что я пойду в университет. Иногда у меня такое ощущение, будто я лишена будущего, – произнесла девушка, скручивая ожерелье.

– Да брось ты! – возразила Шайлер. Она развернулась лицом к Блисс, пока Оливер искал что‑нибудь более подходящее по спутниковому радио. – Конечно, ты пойдешь в университет. Все мы туда пойдем.

– Ты вправду в это веришь? – с надеждой спросила Блисс.

– Абсолютно.

Через несколько минут разговор сошел на нет, и Блисс задремала. Шайлер на переднем сиденье принялась выбирать музыку – Оливер на этот раз уступил ей права диджея.

– Тебе нравится эта песня? – спросил он, когда девушка остановила свой выбор на станции, транслирующей Руфуса Вайнрайта.

– А тебе нет? – отозвалась Шайлер с таким ощущением, будто ее застукали на горячем.

Это была та самая песня, которую они с Джеком всегда включали на своих встречах. Шайлер думала, что сможет отключиться, слушая ее в машине. В Оливере было что‑то от эмо. Шайлер часто его дразнила, утверждая, что его музыкальные вкусы движутся в сторону музыки для отключки.

– Думаешь, она мне должна нравиться? Вовсе нет.

– А почему?

Оливер, искоса взглянув на Шайлер, пожал плечами.

– Ну... она какая‑то вязкая, что ли.

– Это в каком смысле? – удивилась Шайлер.

Юноша пожал плечами.

– Ну, не знаю. Просто у меня такое ощущение, что любовь не может быть такой... тоскливой и тревожной. Ну, раз уж она сложилась, так не должна быть такой мучительной.

Шайлер хмыкнула и подумала, не переключить ли радио на другую станцию. Ей вдруг показалось вероломством слушать здесь песню, напоминающую о другом парне.

– Экий ты неромантичный.

– Да, я такой.

– Это потому, что ты никогда не влюблялся.

– Ты же знаешь, что это неправда.

Шайлер умолкла. За прошлый месяц они дважды исполняли церемонию Оскулор. Шайлер понимала, что ей следует взять других фамильяров – вампирам полагалось чередовать своих людей, чтобы не изнурять их чрезмерно, – но оказалось, что она способна протянуть, не питаясь, дольше, чем думала. И Шайлер воздерживалась от того, чтобы взять себе еще кого‑то. Она не была уверена, одобрит ли это Оливер.

Но Шайлер не хотела думать об их отношениях – о дружбе или чем бы это ни было. После той неистовой вспышки Оливера в «Одеоне» такого больше не случалось. Девушке хотелось развеять напряженность, начавшую – она это чувствовала – сгущаться в салоне автомобиля.

– Да ты даже не сможешь назвать ни единого романтического фильма, который тебе нравится, – попыталась она поддразнить Оливера.

Прошло несколько минут, а Оливер все копался в памяти, и Шайлер исполнилась самодовольства.

– «Империя наносит ответный удар», – в конце концов, произнес Оливер и посигналил «тойоте‑приус», мечущейся по ряду.

– «Империя наносит ответный удар»? Из «Звездных войн»? Вовсе он не романтический! – хмыкнула Шайлер, вертя в руках пульт от кондиционера.

– Напротив, радость моя, он очень романтический. Вот помнишь последнюю сцену, где Хэна засовывают в ту холодильную криогенную камеру, или как там эта штука называлась?

Шайлер буркнула в ответ нечто невнятное.

– А Лея наклоняется через край и кричит: «Я люблю тебя!»

– Фигня это полная, а никакая не романтика! – заспорила Шайлер, хотя ей и самой нравился этот момент.

– Дай я объясню. Романтика там в том, что Хэн говорит в ответ. Помнишь, что он ей сказал? Ну, после этого ее «я люблю тебя»?

Шайлер ухмыльнулась. Может, Оливер в чем‑то и прав.

– Хэн говорит: «Я знаю».

– Вот именно! – Оливер легонько постучал по рулю. – Ему не надо говорить всякие банальности вроде «я люблю тебя». Потому что это и так уже ясно. В этом‑то и заключается романтика.

На этот раз Шайлер пришлось‑таки признать его правоту.

Дата добавления: 2015-10-16