Основные положения диссертации, выносимые на защиту.

1. Специфичность и историческая инвариантность интенции и смысла философского познания – как радикального и критического (в сущностном «формате» и по силовым линиям конституируемого им мыслительного пространства «должного», «дальнего» вместе с собственной, самостоятельной предметностью) прояснения предельных условий (оснований) всех форм человеческого опыта – определяют и самостоятельную («в чистоте сущности») строгость философского знания, специфицирующего его в качестве такового;
2. В «дескриптивных» исследовательских программах современной философии, объявивших об отказе от «критики» опыта и идеи «истинного мира» предшествующей философии, de facto сохраняется зазор между фактическим и «должным»; тем самым воспроизводится и предпосылочная структура «дальнего» («сущностного») с ее философскими функциями условия и фона критического, удостоверяющего понимания фактических форм человеческого опыта;
3. Именно в своем «формате» строгого (сущностного, предельного) познания философская рефлексия имеет возможность самоидентификации и самоопределения, доказательства своей не заместимости и эвристичности в современных познавательных контекстах – эвристичности, связанной с ее способностью строить универсальные (объединяющие) интерпретационные поля, в которых самые разные дискурсы могут, узнавая и преобразовывая себя «под знаком» строгости, ответственности и самосознательности, приходить к взаимопониманию, конструктивному диалогу и сотрудничеству;
4. Характер предпосылочных структур и близость эпистемологического режима повседневной рефлексии структурам повседневного опыта задают и определяют статус ее интерпретационной работы как наивной (некритической), «идеологической» инстанции легитимации человеческого опыта в его фактических (стихийных) формах;
5. Априорное (сущностное, трансфактуальное) знание философов, получая в пецептивном поле нефилософского сознания статус афактуального (часто контрфактуального), с неизбежностью приобретает характеристику странного и чуждого, и это есть его феноменальная характеристика; в качестве таковой, она есть устойчивое свидетельство и неизбежное, закономерное проявление специфицирующей его строгости; основания этой феноменальности были заложены в философии с момента ее возникновения и воспроизводятся поныне;
6. Перцептивное поле, в котором происходит встреча повседневной и философской рефлексии, есть поле конфликта их интерпретаций: в силу того, что это перцептивное поле изначально уже структурировано «идеологическими» продуктами интерпретационной работы повседневной рефлексии, эти последние вступают в конфликт с радикализмом философских идей. «Идеологичность» повседневной рефлексии и радикализм философской определяют, таким образом, статус афактуальности (часто контрфактуальности) философского знания и феноменальность его характеристики как странного и чуждого в перцептивном поле повседневного опыта;
7. Эпистемологический режим гуманитарных наук, позволяя выявлять присутствие в нашем опыте «выполнено не нами» и анализировать механизмы воздействия его объективных структур на нас, эвристичен в исследованиях человеческого опыта в его размерностях «несвободного»; в то же время он абстрагируется от факта онтологической конструктивности и неустранимости нашего присутствия в собственном опыте, и его методологию можно считать редукционистской в отношении свободы как «собственно человеческого»;
8. Феноменология перцепции философского знания позволяет квалифицировать факт пересечения и наслоения «языковых полей» трех указанных типов рефлексии (философской, повседневной рефлексии и рефлексии гуманитарных наук) как фактор, провоцирующий возникновение ситуаций псевдопонятности речи философа. Наслоение и конфликт «языков полей» философской и повседневной рефлексии в перцептивном поле вызваны тем, что, говоря о фактическом, философская рефлексия говорит о нем на уровне его не поддающегося предметно-объективирующему рассмотрению «значения» («основания»), и это отличает ее функции, предметность, режим работы и знание от функций, режима работы и знания повседневной и научной рефлексии и указывает на необходимость строгих дистинкций языков разных типов рефлексии.
9. Феномен странности и чуждости речи философа, связывающий собой одновременно глубинные специфические черты предпосылок, языка, типов достоверностей и эпистемологических режимов философской, повседневной рефлексии и гуманитарных наук и допускающий, в силу этого, свою расшифровку и прочтение в качестве «значащего» (неслучайного), может быть полноценным отправным пунктом в анализе специфической строгости философского знания: его когнитивный статус определяется характером современных проблематизаций повседневного сознания в его онтологической первичности, самостоятельности и конструктивности, что позволяет ввести указанный феномен в корпус разработок специфики философской рефлексии с исследовательской маркировкой «конфликт интерпретаций»;
10. Метафизика и онтология «присутствия» человека в его опыте могут выступать в роли общего (объединяющего) пространства интеллигибельности человеческого опыта, в котором можно соотнести эвристические возможности разных типов рефлексии (философской, повседневной и гуманитарных наук) и, соответственно, разных методологий (редукционистских, объективирующих, аналитических и детерминистских, с одной стороны, и трансценденталистских, с другой), определить их статус и в которм все они могут быть проинтерпретированы в качестве незаместимых и взаимодополнительных (косвенных и прямых) способов расширения самосознательности человеческого опыта;
11. В работе «сокращения непосредственного», которую совместно выполняют рефлексии всех видов, философская рефлексия эйдетического типа предстает как самый критический способ этой работы, что позволяет а)признать за философской рефлексией с ее предельным типом достоверностей и ее типом рациональности приоритетную роль в усилиях восстановления нашего «присутствия» в собственном опыте и его сознательного преобразования; б) связать «изначальный жизненный смысл» философии, ее формообразующие и «охранительные» функции в культуре с радикальным и строгим характером метафизического способа самосознания нашего опыта;
12. Не заместимость и эвристичность метафизики в исследованиях экзистенциального опыта (и свободы в ее онтологической конститутивности, нередуцируемости и не дедуцируемости из наличного, из структур и тотальностей социокультурного пространства), а также экзистенциальных оснований ситуации, социума, истории и культуры определяются тем, что она разрабатывает – в качестве исходного – нередукционистский образ человека (как онтологической единицы понимания, интерпретации и действия), а свою интерпретацию отношений фактического, должного и возможного для человека основывает на изначальном введении в картину мира деятельностного присутствия, свободы и ответственности человека.

Дата добавления: 2015-10-16