Голова Иоанна Крестителя. 1837-1857. 58x44. Бумага на холсте, масло. ГТГ

Голова раба в двух вариантах. 1837-1857. 51,5x70,5. Бумага на холсте, масло

В них он не только удивительный рисовальщик, удивительный знаток формы, но и глубокий психолог и даже в иных пейзажных этюдах и в набросках с нагой натуры - смелый колористический новатор, за много лет до появления импрессионистов предвещавший их завоевания. В этих этюдах Иванов прошел у живой природы такую школу, которую едва ли кто из художников проходил со времен античного искусства.

В 1845 мастерскую Иванова в Риме посетил Николай I, пожаловавший художнику 300 червонцев.

В самом конце 1840-х (1847) с Ивановым произошел переворот. Он был влюблен в молодую аристократку (графиню Марию Апраксину) и надеялся, закончив картину, жениться на ней. Однако девушка вышла замуж, а художник впал в самое мрачное душевное состояние, граничившее с психическим расстройством.

Он стал подозрителен; ему казалось, что его хотят отравить, что лакеи подкуплены, что можно питаться только хлебом и яйцами. Он перестал пускать кого бы то ни было в мастерскую, прекратил почти все знакомства, не выходил из студии. Только по понедельникам в виде отдыха он бродил по Ватикану, всматриваясь в Рафаэля, изучая портреты и бюсты античных мастеров.

«Художник должен быть совершенно свободен, никогда никому не подчинен, независимость его должна быть беспредельна. Вечно в наблюдении натуры, вечно в недрах такой умственной жизни, он должен набирать и извлекать новое из всего собранного, из всего виденного». А.Иванов, письмо отцу. 1836 год.

Время шло, а с ним менялись и взгляды самого художника. Иванова заинтересовал Штраус, выступивший как критик Евангелия, и он добился свидания с ним. Для разъяснения многих вопросов Иванов решился поехать в Лондон к Герцену, которого очень чтил и уважал. Ему он высказал все свои сомнения.

"Писать без веры религиозные картины безнравственно, - говорил Иванов, - это грешно; я не надивлюсь на французов и итальянцев: разбирая по камням католическую церковь, они наперехват пишут картины для ее стен. Этого я не могу... Мне предлагали главное заведование над живописными работами в новом Исаакиевском соборе, место, которое доставило бы славу и материальное обеспечение, я отказался: что же я буду в своих глазах, войдя без веры в храм, с сомнением в душе? Лучше остаться бедняком и не брать кисти в руки".

Через несколько лет он сказал в письме неизвестному адресату: «Мои труды: большая картина более и более понижается в глазах моих. Далеко ушли мы, живущие в 1855 году, в мышлениях наших тем, что перед последними решениями учености литературной основная мысль моей картины совсем почти теряется и, таким образом, у меня едва достает духу, чтоб более совершенствовать ее исполнение... Вы, может быть, спросите: что ж я извлек из последних положений литературной учености? Тут я едва могу назваться слабым учеником, хоть и сделал несколько проб, как ее приспособить к нашему живописному делу».

«Пробы», о которых он так скромно упоминает, — гениальные эскизы росписей для задуманного им «Храма человечества», известные под названием «библейских эскизов» (более 200 листов).

Величайшее достижение в русской религиозной живописи, до сих пор неоцененное по достоинству, — гениальные эскизы росписей Александра Иванова. Они были задуманы художником для «Храма человечества», а в истории искусства известные под названием «библейских эскизов».

Библейские эскизы (1850-е годы) - это высший этап творчества Александра Иванова. Смолоду не приобщенный к наукам, Иванов питал к «учености литературной» трогательное благоговение неофита, и, если книга отвечала его созревавшим запросам, он ей доверялся вполне. Так доверился он книге Д. Штрауса «Жизнь Иисуса». Немецкий философ Штраус, стремясь вылущить историческое ядро из евангельских рассказов, рассматривал их под углом зрения сравнительной мифологии, сопоставляя с аналогичными сюжетами в Ветхом завете, а также в других религиях, в том числе языческих. Почему эта книга, довольно сухая и педантичная, произвела впечатление на Александра Иванова?

Он отыскал в ней опору и канву для своего замысла — представить в серии картин «результат всех верований на земле», грандиозный свод религиозных сказаний. Окинуть взглядом историю человечества, уловить в ней повторяемость поисков и идеалов и достигнуть, таким образом, самопознания: вот такая задача — не меньше! — вставала, по мнению Иванова, перед современным искусством.

По замыслу, всех композиций «храма человечества» предполагалось около пятисот. Художника не останавливали соображения о краткости человеческой жизни, — он и не надеялся, что осуществит все это сам, довольствовался тем, что намечает контуры «нового пути». Он успел сделать более двухсот эскизов акварелью, мало кому их показывал и мало о них говорил – только намеками, хотя работал над ними, по-видимому, несколько лет. И потом, уже после смерти художника, эти изумительные листы долго оставались неизвестными широкому кругу зрителей, в представлении которых он был автором одной большой картины.

Самыми дорогими остаются для Иванова темы духовного просветления, сбывшейся надежды, необманутого ожидания. Для них он находит вдохновенные композиции.

Вот эскиз

Дата добавления: 2015-10-16