Форма и формула

Я пишу эту главу в монтажной комнате, где сотрудники канала «Эй‑би‑си» работают над передачей «В концерте». Это серый электронный бункер, где посреди банок из‑под колы, пачек «Мальборо‑лайт» и под щелк‑щелк‑щелк клавиш формируется видеоряд, который покажут зрителям в следующие выходные.

За годы работы режиссером‑постановщиком монтаж стал моим любимым процессом. Мне нравится выбирать, выбирать, выбирать. Нравится просматривать разные варианты, дубли, и как, шаг за шагом, наводится глянец. Как писателю мне нравится и первый этап, когда выстраивается сюжетная линия – прокладывается маршрут, – и второй – редактура, но я стараюсь никогда их не смешивать.

«Потом рассмотришь критически, – договорилась я сама с собой. – Сначала пиши свободно».

Стоило мне отойти в сторону, литературная сила взялась писать посредством меня.

– Называете ли вы это «канализированием»? Так ли возник «Путь художника»? – иногда спрашивают меня.

Не называла я это так. Я это никак не называла – разве что божественным облегчением и, вероятно, «слушанием».

Первые черновики появлялись так, будто я слушала старую радиопрограмму 1940‑х годов. Я писала частями, включая свой «приемник» каждый раз, когда усаживалась за письменный стол. Работа завершалась, и я его «выключала». И начала доверять, что, как и радио, завтра я вновь смогу его включить.

Более не рвясь быть гениальной, я нацелилась быть внимательной. Я настраивалась на поток – и писала. Я слушала и записывала то, что слышала.

Довольно часто, работая над черновиками, я замечала, что в них присутствовали все необходимые элементы, просто в неправильном порядке. Иногда вся редактура заключалась в том, чтобы переставить местами абзацы. Когда все необходимое уже под рукой, сменить порядок просто – гораздо проще, чем пытаться написать все, как надо, с первого раза. Переписывание стало скорее перетасовкой, а не изобретением колеса.

Между прочим, «колесо» – весьма полезное понятие: если первые черновики – это прокладывание колеи, то редактировать – поездка на дрезине, ручной тележке из старых фильмов. Катаясь на дрезине, вы замечаете, где не хватает шпал, где нужно переделать стыки. Вы выискиваете и исправляете неполадки, прежде чем по рельсам пронесется целый состав читателей. Таким образом, писать и редактировать – два отдельных, но логических процесса.

Сейчас я пишу из комнаты звукорежиссера на концерте группы «Ю‑ту». «Эй‑би‑си» записывают его для передачи «В концерте». Сцена на расстоянии футбольного поля от меня. Вокруг меня жужжат и шумят аудио– и видеодеки. На стене мониторы, целая куча переключателей, и небольшая армия звукотехников в неизменных синих джинсах и черных футболках делает все, что в ее силах, чтобы звук и картинка были идеальными.

На сцене видно стофутовую золотую арку, шестидесятифутовый лимон и оливку, наколотую на палочку для коктейлей – все это олицетворяет поп‑культуру. Этот тур называется «Поп‑март», его основная тема – поп‑культура и культура попсы.

В воздухе чувствуется электричество – в буквальном смысле, но напитан он и энергией, и воодушевлением. Армия звукотехов пританцовывает на рабочих местах, пока я тихо сижу посреди этого бедлама и делаю записи. Если писать – значит прислушиваться, это значит еще и присматриваться и записывать все, что видишь и слышишь.

У многих писателей случается так, что недостаток веры в нужный момент лишает их тексты силы. Эта книга, например, появилась на свет на высоте семи с половиной тысяч футов в горах Сангре де Кристо цветущей и благоухающей весной. Эта весна была очень романтичной. Если бы я целенаправленно задавала этой книге форму вместо того, чтобы позволить ей формироваться самой, этот рок‑концерт оказался бы вне формата, невзирая на заключенные в нем уроки. В конце концов, какое отношение «эй‑би‑сишная» программа «В концерте» имеет к писательской деятельности?

Мне кажется, самое непосредственное – по крайней мере, к той писательской деятельности, которая нравится мне: живой, взмокшей, энергичной, без купюр. В живом выступлении, несмотря на неотесанность, присутствует некая чистота, магия, чем‑то похожая на ту, что встречается в черновиках. Переработанные тексты тоже по‑своему прекрасны, как и студийные записи, но именно высоковольтный заряд живых концертов – как и черновых набросков, что пишутся интуитивно, из сердца, нутра и пятой точкой – дает жизнь творчеству, полному энергии, страсти и драйва. Как рок‑н‑ролл по сути своей демократичен – все мы чувствуем ритм, – так и словесное творчество несет в себе движущую силу, когда оно написано, а не изредактировано вусмерть. Это joie de vivre [47], этот волшебный пинок срабатывает, когда мы позволяем форме взять верх над формулой. Иными словами, когда мы пишем «вживую» – именно тогда тексты получатся настоящими и достоверными.

– Но, Джулия, – часто спрашивают меня. – А как же вид, форма, структура?

– У текста, над которым вы работаете, уже есть вид, форма и структура, – отвечаю я. – Ваша задача – нащупать ее, а не усовершенствовать. Текст сам знает, как себя писать.

– С чего вы взяли, что текст что‑то знает? Почему в это верите? У меня есть не только вера. У меня есть опыт – много‑много опыта работы писателем. Это не теория, что текст сам знает, что нужно написать. Это мой личный, глубоко пережитый опыт. Я не только сама убедилась в мудрости, присущей тексту, но и на собственной шкуре испытала, что бывает, когда, усомнившись в своей вере, я тратила время и силы на борьбу с произведением, если мое представление о конечном результате расходилось с тем, что мудро возникало само собой. Наши творенья – дети ума, и, как нельзя перенапрягаться и искусственно торопить беременность, потому что можно принести вред плоду или даже потерять его, точно так же не стоит пытаться силой направить произведение в неестественном направлении.

Возвращаясь в начало этой главы, когда я была в монтажной студии «Эй‑би‑си», я подслушивала, как Дэвид работает над выпуском. Он переделал несколько частей, целиком исключив одну из групп.

– Но у нас же есть план! – возразил монтажник.

– Не для этой передачи, – настоял Дэвид. «План» – это одно. Органичное развитие этой программы – совсем другое. Любой телепрограмме присуща своя форма, и что хорошо смотрится на бумаге, не всегда оказывается уместным на экране.

«Снимай. Потом всегда можно вырезать», – таков девиз режиссеров, и для писателей, работающих над черновиками, он подходит как нельзя лучше.

«Пиши, потом всегда можно переделать», – видоизменяю я этот девиз, чтобы он еще лучше подошел любому писательству. Это правило уместно для любых черновиков. Отсюда все начинается. В прокладывании колеи есть своя прелесть. Это живое выступление, и здесь все по‑настоящему. А потом? Потом будет монтажная комната: выбор, выбор, выбор. Есть ликование и в проницательном редактировании. И если разделять эти процессы, как это делают в кино, каждый из них будет приносить чистую, неограниченную радость. Они будут работать вместе, как музыканты, «концертно».

Дата добавления: 2015-10-16