Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава четвертая. Я медленно приходил в себя

Читайте также:
  1. Беседа двадцать четвертая
  2. Беседа четвертая
  3. Беседа четвертая
  4. Беседа четвертая
  5. Беседа четвертая: О третьем прошении молитвы Господней
  6. ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ
  7. Глава двадцать четвертая

 

Я медленно приходил в себя. Сознание возвращалось ко мне долго и неохотно, словно только что зажженный огонек свечи, дрожащий, робко набирающий силу, и норовящий вот-вот погаснуть от малейшего движения воздуха. Но постепенно в голове начинало проясниться, и я снова вспомнил, кто я и где. А вместе с этим пришла боль. И не просто боль, а неимоверная и нестерпимая боль, которая разливалась по всему телу и жгла каждый квадратный его дюйм. Болело абсолютно все! Болел, казалось, даже кончик хвоста, хотя я понимал, что такого быть просто не может.

Я лежал на правом боку и чувствовал, будто бы задняя часть тела у меня чем-то укрыта, потому что не ощущал задними ногами хоть и легкого, но тем не менее прохладного, ветерка. Но когда я попытался пошевелить задними ногами, я почувствовал странное сопротивление, словно в воде, а когда медленно протянул вниз переднюю ногу, но обнаружил, что мой круп и впрямь находятся в воде, уровень которой доходил мне до середины туловища. Тогда я попытался открыть глаза, но с удивлением обнаружил, что не могу этого сделать, что-то мешало векам подняться. Я провел по морде копытом и почувствовал на шерстке засохшую корку, которая и склеила веки. Снова опустив копыто вниз и смочив его водой, в которой я лежал, я попытался протереть морду, и мне удалось кое-как разлепить левый глаз. Правый же упорно не хотел открываться, к тому же, прикосновение к правой части морды вызывало сильную боль.

Проморгавшись, и сбросив с глаза застилавшую его пелену, я увидел, что на улице раннее утро, по земле стелется туман, а я лежу на берегу какого-то ручейка, больше всего напоминавшего обыкновенную канаву. Задняя половина моего туловища была погружена в воду, и хотя вода определенно была холодной, я её не ощущал. Как будто задние ноги вообще потеряли чувствительность. Ужасно болела голова, да и вообще все тело представляло собой один сплошной сгусток боли. Но когда я попытался подняться, правую переднюю ногу пронзила такая вспышка, что я невольно вскрикнул, а в глазах замелькали разноцветные искры. Поняв, что с правого бока мне не встать, я решил перевернуться, и попытался, оттолкнувшись левой ногой, перекатиться через спину. От этого в левом боку кольнуло с такой силой, что я снова вскрикнул, а задние ноги, взметнувшись было из воды, плюхнулись обратно. Сознание стало расплываться, и я смочил левое копыто в воде и еще раз провел им по мордочке, пытаясь хоть немного прийти в себя. Потом подтянул под себя задние ноги, и осторожно отталкиваясь ими и помогая левой передней ногой, на боку выполз из воды. Мокрый зад тут же обдало ветерком, и я съежился от холода, которого раньше вроде не замечал.

И тут память, до этого казавшаяся мне колышущимся огоньком свечи, вдруг вспыхнула ярким пламенем костра, разгораясь все сильнее и сильнее: я вспомнил почти все, что со мной произошло вчера! И приезд в Понивилль, и горькую грифонью настойку, и ссору с Трикси, и то, как заботливые грифоны быстренько унесли меня с площади, после того что я сделал. Когда мой поступок вновь промелькнул у меня перед глазами, я ахнул и похолодел! Дыхание сбилось, все тело содрогнулось и напряглось. И тут же навалилась еще одна боль - на этот раз душевная, но она с легкостью пересилила физическую, и обе они со всей своей силой обрушились на меня. Я закусил губу и громко отчаянно застонал, не в состоянии вытерпеть этот удар, засучил задними ногами, словно пытаясь убежать от нахлынувших воспоминаний, но только вызвал новую страшную вспышку боли в боку и в правой передней ноге. Вдобавок ко всему я жутко закашлялся, от чего боль в боку усилилась до такой степени, что в глазах стали вспыхивать красно-зеленые полосы.

Горечь и ужас от содеянного росли во мне все больше и больше. Я не понимал, как я мог такое сделать. Как мои нежные и теплые чувства к Трикси могли в момент обернуться такой злобой и ненавистью? И, главное, почему? Из-за чего? Что было причиной? Я изо всех сил пытался вспомнить это, но так и не смог.

Тут меня снова пробила дрожь: Трикси - сильнейший маг! Да она могла бы за это такое со мной сделать! Да она наверняка сама смогла бы отправить меня на Луну! Или просто превратить в кучку навоза и размазать тонким слоем по земле на пару миль. А она… Она даже не сказала ни слова, не издала ни звука. И хотя эти крытые грифоны сразу же унесли меня оттуда, думаю, что она все равно ничего не сделала бы. Скорее мне досталось бы от её друзей или от других пони, что были там, потому как их здорово возмутил мой поступок.

Кстати говоря, я практически ничего не помнил с того момента, как я вместе с этими грифонами покинул площадь. Кажется, мы отправились куда-то к окраинам Понивилля, так как в городе нам теперь делать было нечего. Но вот что было дальше, и как я очутился в канаве - этого я никак не мог вспомнить. Впрочем, вспоминать-то особо ничего и не надо, и так все ясно. Похоже, эти пернатые твари спланировали все заранее: и настойку подсунули, и обстановку создали… Хотя нет, обстановку и ссору создал я сам. Еще бы! Я был болен и голоден, да и не пил я никогда ничего кроме сидра, а тут разом крепчайшей настойки, да еще и на пустой желудок! А парочка определенных и подброшенных в нужный момент фраз, и я уже сам не свой - несу всякую чушь и завожусь на пустом месте. Не удивлюсь, если в эту отраву было подмешано какое-нибудь зелье или магия. Сами-то грифоны её, кажись, не пили. Ну а дальше все просто: отвели подальше, обработали как надо, и бросили в канаву. Ну, то, что забрали деньги - это понятно - ради этого все и затевалось; что располосовали когтями всю морду и прошлись хорошенько по бокам для острастки - тоже ясно. А ногу-то зачем мне было ломать? Хотя странно, что вообще не прикончили. Могли бы просто швырнуть в ручеек чуть подальше от бережка, и даже делать больше ничего не пришлось - сам бы захлебнулся. И хоть глубины-то здесь особо никакой, но в моем теперешнем состоянии мне и этого хватило бы.

В общем, хороших я себе друзей нашел, ничего не скажешь! Первых и самых лучших! Вон как позаботились обо мне! А ведь мог бы познакомиться с подругами Трикси, может быть даже они стали бы потом и моими друзьями, мог бы остаться жить здесь, в Понивилле, познакомиться еще и с другими пони, а вместо этого поссорился с Трикси, своим отвратительным поступком настроил против себя всех остальных, и в результате оказался совершенно один.

От этой мысли мне стало невероятно грустно и я тихо заплакал. А потом отключился - то ли снова впал в беспамятство, то ли просто заснул, измученный болью.

 

Сколько я так провалялся, я не знал, но когда снова открыл один глаз (другой по-прежнему не открывался), солнце уже было высоко, а прямо передо мной стояла желтая пегаска с длинной розовой гривой, и округлившимися глазами смотрела на меня, растопырив крылья. Я узнал её - она была среди тех пони, что пришли тогда вместе с Трикси. Я чуть приподнял голову, но тут же закашлялся, скрючиваясь от боли во всем теле.

Пегаска, с отвисшей челюстью, попятилась, при этом, не мигая, глядя на меня.

- Сейчас. Я сейчас. Я позову на помощь! - еле слышно пропищала она, и взлетела, обдав меня ветерком.

Ну уж нет, подруга! Спасибо, но мне уже один раз помогли, хватит! Да и сомневаюсь я, что кто-то согласится тебе помогать, узнав, кому именно потребовалась помощь. Все, нечего здесь валяться, надо убираться отсюда. Не хочется мне кого-либо видеть, и уж тем более не надо мне помогать.

Я подобрал под себя задние ноги и кое-как поднялся, стискивая зубы и стараясь не закричать от боли. Правая передняя нога была как-то странно искривлена и ужасно распухла, став чуть ли не вдвое толще левой, правый глаз не открывался и не видел, бока сильно болели, из-за чего мне приходилось делать совсем неглубокие вдохи. Каким-то немыслимым образом я на трех ногах вскарабкался по откосу и выбрался из канавы, образованной ручьем. Оглядевшись, я понял, что нахожусь недалеко от Понивилля, а этот ручей мы вчера переходили по мосту, когда вышли из Вечнодикого Леса.

Но теперь мне некуда было идти. Вернуться в Понивилль я, разумеется, не мог, а добраться до Филлидельфии или до любого другого города, было, понятное дело, попросту невозможно. Однако боль и душившие меня чувства тоски и ненависти к себе подсказали мне дорогу. Невдалеке виднелась высокая гора, туда-то я и направился. Я прекрасно понимал, что в таком состоянии долго не протяну, но был уверен, что добраться до вершины у меня сил хватит, а больше и не потребуется, так как обратного пути не будет, а значит можно не экономить.

 

Как я поднимался на гору, как шел по узкой тропинке, постоянно спотыкаясь, падая и снова вставая, воя от чудовищной боли, можно рассказывать очень долго. Колено на моей левой передней ноге было окончательно разбито и расцарапано об острые мелкие камешки, по которым копыта катились как по рассыпанному гороху; из-за мелкого дыхания и нехватки воздуха мне то и дело приходилось глубоко вздыхать, что вызывало острую боль в сломанных ребрах и ужасный кашель, от которого раздирало и без того пересохшее горло; в глазах плавали круги, а голова наполнилась однородным звоном, гудящем на одной ноте и почти заглушающим все прочие звуки вокруг меня. Я шел много часов, падал, вставал, шел и снова падал, и вот только ближе к вечеру я, наконец, добрался до небольшой открытой площадки, поросшей кустами и редкими деревьями.

Ну вот и все. Путь мой завершен, и мне теперь уже совсем недолго осталось.

 


***

 

Я вновь открываю глаза, вернувшись из воспоминаний, которые быстро пролетели перед моим мысленным взором. Тот лучик заходящего солнца, что заставил меня зажмуриться и посмотреть в себя, погас, скрытый далекими облаками. Я так и стою на краю обрыва, глядя в даль. Непросто сделать последний в этой жизни шаг, хоть и решение принято, и обратного пути нет, и боль все сильнее и сильнее раздирает душу и тело на части, поглощает разум, вцепляется в него острыми грифоньми когтями. Из глаза почему-то течет слеза - видимо от солнца или от ветра, ведь я же не плачу сейчас.

 

И вдруг, неожиданно для самого себя, безо всяких мысленных подготовок, глубоких вздохов и обратных отсчетов, я сильно отталкиваюсь задними ногами и срываюсь вперед, на ничтожно малое мгновение зависнув над пропастью, чтобы тут же ринуться вниз. Уже оторвавшись от края обрыва я зажмуриваюсь и стараюсь отключить слух, чтобы не видеть стремительно приближающегося дна пропасти и не слышать пронзительного свиста ветра в ушах. И не потому что я боюсь, а просто не хочу этого видеть и слышать. Я как будто ложусь спать, закрывая глаза и готовясь увидеть новый сон, совершенно не зная, каким и про что он будет, а потому не хочу, чтобы всякие звуки мешали мне засыпать. Также и тут - я не знаю, что будет после, а потому затаиваюсь в ожидании этого нового и никогда не виденного сна.

В голове проносятся мысли о моей совсем недолгой жизни, о нереализованных планах и о неосуществленных мечтах, о родителях, о том, что вряд ли они когда-нибудь узнают, что со мной случилось, о Трикси и о её реакции на то, что я совершил. Конечно же, узнав об этом, она хмыкнет и подивится моей глупости и слабости. Она не отличается особой сентиментальностью, будучи крепкой и закаленной кобылкой, и я даже представляю её мордочку, на которой отразится удивление и недоуменно, слегка презрительно, скривленные губы. Но это неважно, так как я не собираюсь кому-то что-то этим показать, и вовсе не хочу, чтобы меня кто-то жалел. Я просто хочу прекратить свое бессмысленное существование, разом избавившись от всего. В конце концов, в этой жизни я не сделал ничего полезного или значимого, так что и сожалеть-то мне не о чем.

 

Однако, как долго может тянуться время! За отведенные мне считанные секунды я успел столько всего передумать! Удивительно, но мне показалось, что прошло уже несколько минут, а я все падаю и падаю, и никак не могу упасть. А может, это просто мысли носятся с такой невероятной скоростью, что опережают свободное падение? В любом случае, прошло уже немало времени, а долгожданный сон так и не наступал. А я-то надеялся, что это будет моментально.

Я приоткрыл глаз и даже не сразу понял, что вижу. Дно пропасти по-прежнему оставалось глубоко подо мной, не приблизившись ни на дюйм, а я висел в воздухе, и меня окутывало красновато-розовое свечение магии левитации. Медленно разворачиваясь, я полетел обратно на ту самую площадку на горе, с которой только что отправился было в свой первый и последний полет, и завис в нескольких футах от удерживавшей меня магией голубой единорожки с белой гривой. Она стояла, широко расставив копыта и слегка наклонив голову, словно нацеливая на меня свой рог, и глядела исподлобья, злорадно улыбаясь.

- Хо-хо! Ты, кажется, решил бросить вызов Великой и Могущественной Трикси? - громко спросила она.

От удивления я забыл как дышать! И только я хотел было что-то сказать, как тут же меня пробил сильный приступ кашля, от которого все тело объяла такая боль, что Трикси стала расплываться передо мной в тумане. Её улыбка немного поугасла, и она осторожно опустила меня на землю. Но ноги больше не могли меня держать и подкосились, поэтому она снова подхватила меня магией и не отпускала до тех пор, пока я не распластался на земле. Её рог перестал светиться, и она, склонив голову набок, внимательно меня осмотрела.

- Тр.. Трикси… Прости… - прохрипел я, с трудом фокусируясь на ней одним глазом и борясь с тошнотой, вызванной дикой пульсацией в голове.

- Да, лихо они тебя обработали, - словно бы не услышав моих слов, медленно проговорила она и сокрушенно покачала головой. - Да на тебе же живого места нет!

- Прости меня, - снова попытался я, но даже не был уверен в том, что она меня услышала. Казалось, даже я сам не слышал своего голоса - так тихо и хрипло он звучал. - Трикси, пожалуйста, прости меня!

Она гордо вскинула голову и, прикрыв глаза, произнесла:

- Великая и Милосердная Трикси конечно же прощает тебя! Хоть ты очень сильно оскорбил и обидел Трикси, но она не держит на тебя зла и уже даже обо всем забыла!

- Трикси, я…

- Не надо, Инк, - оборвала она меня неожиданно серьезным и спокойным голосом. Я уже говорила, что Трикси - не дура, она все прекрасно видит и понимает. Я знаю, что с тобой произошло, знаю, что ты не хотел этого, и вижу, как ты сейчас терзаешься из-за случившегося. К сожалению, в тот момент я не могла тебе ничего объяснить, ты бы просто меня не услышал. Даже то, что ты пожалеешь, ты воспринял неверно - как угрозу, хотя я хотела всего лишь тебя предостеречь. Но тем не менее я поняла, о чем ты говорил. И я могу даже понять твое чувство и, возможно, даже согласиться с ним. Но изменить ничего не могу. А потому, давай просто забудем об этом и никогда больше не будем вспоминать. Ты хороший пони и мне бы хотелось, чтобы ты стал моим другом. За эти несколько дней я даже успела к тебе привязаться. Ты добрый и веселый, а главное, ты истинный поклонник моего магического таланта!

Она рассмеялась, а я, вместо того, чтобы рассмеяться вместе с ней, заразившись её смехом, как это всегда бывало, тихо заплакал.

- Не грусти, жеребец, - весело сказала она. - Мы с тобой обязательно как-нибудь еще вместе попутешествуем! Но только не сейчас. Сейчас ты уже мало на что годен и тебе действительно нужна срочная помощь.

Она подняла голову и из её рога вылетела вверх красная вспышка, которая рассыпалась ярким салютом высоко в уже темнеющем небе. Потом еще одна, и еще.

- Но как ты меня нашла? - спросил я.

- Ну, нашла тебя не совсем я. Честно говоря, я даже не собиралась тебя искать, после того как ты ушел с теми грифонами. Тебя нашла Флаттершай, когда ты лежал на берегу реки. Примчалась в страшной панике и сказала, что нашла еле живого избитого пони, который вчера на площади… Э-кхм… Ну, в общем, понятно. Перепугана она при этом была ужасно! Флаттершай такая... впечатлительная! - Трикси усмехнулась. - Так вот, мы отправились туда, куда она указала. А когда пришли на место, то никого не нашли.

- Но как же ты нашла меня здесь? Да еще и в самый последний момент! Ведь, опоздай ты на секунду, и меня бы уже никто никогда не нашел!

- Ха! Ты что, действительно думаешь, что я скакала во весь опор, и в последний миг примчалась сюда и успела тебя поймать? - Трикси расхохоталась. - До чего же ты наивен, Инк! Так бывает только в сказках! Нет, я не появлялась здесь в последний момент, я довольно давно уже тут нахожусь, наблюдаю, как ты над обрывом закатом любуешься! Я, конечно, догадывалась, зачем ты сюда забрался, но не ожидала, что ты все-таки решишься… хм. Думала, постоишь-постоишь, да пойдешь куда-нибудь еще. А ты… Отчаянно, однако!

- Но все равно, как ты оказалась здесь? Как ты узнала, куда я пошел?

- Ты, кажется, забыл, что Великая и Могущественная Трикси - лучшая волшебница во всей Эквестрии! - важно проговорила она. - А заклинание поиска - это элементарно! Кстати, кое-кто тоже очень желал тебя найти, так что тебе предстоит одна, как мне кажется, не самая приятная встреча!

Трикси как-то ядовито захихикала, а я внутри весь напрягся. Мне почему-то представилась та единорожка, возлю… ну, то есть, подруга Трикси, которая жаждет отомстить за обиду своей подруги и превратить меня в мухомор, а потом сварить из него какое-нибудь магическое зелье.

А через минуту сверху послышался свист и хлопанье крыльев. Я ожидал увидеть кого угодно, даже саму принцессу Селестию, которая лично явилась, чтобы отправить меня на Луну, но такого я никак не мог представить! Прямо передо мной буквально свалилась с неба зеленая пегаска с бело-салатовой гривой и кьютимаркой в виде цветка жасмина на веточке. У меня отвалилась челюсть, слова застряли в горле, а здоровый глаз округлился в немом удивлении. А она, увидев меня, в ужасе ахнула и бухнулась передо мной на землю, заливаясь слезами и тихонько прикасаясь копытами к моей голове и туловищу.

- Милостивая Селестия, да что же с тобой сделали? - запричитала она, порывисто целуя меня в левую часть морды, которая не была покрыта засохшей коркой.

Рядом плавно опустилась Флаттершай, запряженная в квадратную повозку с большими колесами.

- Мы прилетели сразу, как только увидели твой сигнал, Трикси, - тихо сказала она.

Единорожка кивнула. Потом она наклонилась к зеленой пегаске и прошептала ей на ухо, но так, что я услышал:

- Послушай, Джасмин, ты бы его так не тискала, ему больно. У него ж все кости переломаны.

Та взвизгнула и тут же отскочила от меня. А Трикси отошла чуть в сторонку, подняла меня с земли магией и осторожно уложила в повозку.

- Ну, что могла - сделала, - улыбнулась она мне. - Какое-то время еще отдохнешь, а уж дальше не знаю, сам выкручивайся.

- Спасибо тебе, Великая и Могущественная Спасительница-От-Пегасок, - улыбнулся я ей в ответ. - Надеюсь, все будет хорошо, и мои оставшиеся ноги и ребра не пострадают!

Трикси рассмеялась и кивнула мне, а Джасмин, в недоумении глянув на нас, взлетела и крикнула:

- Ну летим, скорее же, летим! Ему срочно нужно в госпиталь!

Флаттершай аккуратно взлетела, стараясь, чтобы повозку не трясло, и полетела в сторону Понивилля. Джасмин, суетясь, кружила вокруг повозки, нетерпеливо подгоняя желтую пегаску:

- Ну же, Флатти, миленькая, быстрее, нам надо торопиться! Пожалуйста, быстрее!

 

- Счастливо тебе, жеребец! - крикнула мне вслед Трикси, и рядом с нами вспыхнул и расцвел чудесный цветок из разноцветных огоньков, переливающихся и мерцающих в темнеющем небе.

Я улыбался этому, устроенному специально для меня, маленькому представлению, и с грустью смотрел на оставшуюся на земле голубую единорожку - самую лучшую волшебницу Эквестрии - Великую и Могущественную Трикси.

 

 

Эпилог

 

Прошло чуть больше года. Я медленно шел, прогуливаясь, по красивым центральным улочкам Филлидельфии. Уже не жаркий, но еще и не холодный осенний ветерок шевелил мне гриву, обдавая запахами последних цветов с городских клумб и из цветочных ящиков, что во множестве висели на окнах домов, и шуршал уже начавшей облетать листвой. Рядом со мной, тяжело переставляя копыта, цокала зеленая пегаска с огромным животом. Встречные пони, видя нас, радостно улыбались, а Джасмин счастливо улыбалась им в ответ, и плотнее прижималась ко мне боком.

Как ни странно, но эта настырная пони все-таки добилась своего, заполучив меня целиком и полностью. Хоть я и брыкался поначалу, но она своим терпением и, похоже, совершенно безграничной любовью смогла завоевать мое расположение.

Когда они вместе с Флаттершай привезли меня в понивилльский госпиталь, Джасмин не отходила от меня ни на шаг. Первых несколько дней она даже ночевала в коридоре на кушетке, а днем продолжала быть рядом, отвлекаясь только на то, чтобы что-нибудь перекусить. И никакие увещевания и запреты врачей не могли заставить её хотя бы на ночь покидать госпиталь, пока, наконец, медсестра не попросила меня поговорить с ней об этом, ссылаясь на то, что меня она уж точно послушается. Я поговорил. И верно! Ночевать Джасмин стала у Флаттершай, с которой очень подружилась, но все дни напролет все равно продолжала торчать рядом с моей кроватью, даже когда я спал.

Но если честно, Джасмин очень здорово помогала мне, ибо первое время мне было совсем плохо. У меня было сломано несколько ребер с обеих сторон, сломана правая передняя нога, множественные ушибы, расцарапана вся морда, сильно подбит правый глаз, да так, что он совсем заплыл и не видел, разорвано ухо, а в довершении ко всему, еще и страшная пневмония. Похоже, грифоны использовали меня в качестве пиньяты, только ждали, что из меня посыпятся не конфеты, а деньги. И ладно бы хоть у меня было много денег, а то ведь уделали из-за каких-то жалких шестидесяти битов!

Конечно, найти тех грифонов было теперь практически невозможно, хотя ко мне даже пару раз приходила та самая единорожка - подруга Трикси, и расспрашивала подробности этого инцидента. Оказалось, что она ученица самой принцессы Селестии, и что по её просьбе в поисках были задействованы гвардейцы Кантерлота, и даже специально выделенный отряд личной гвардии принцессы! От такого мне стало жутко не по себе, и я очень просил прекратить все поиски, чтобы не беспокоить понапрасну такое количество пони. Уж не знаю, чем закончилось дело, но всякие высокопоставленные пони больше меня не беспокоили.

Зато Джасмин проводила со мной все дни напролет, кормила меня, давала лекарства, сама перевязывала мне морду и ухо, да и просто поддерживала меня разговорами. На вопрос, как же она очутилась здесь, в Понивилле, она рассказала, что на следующий день после той нашей встречи в Филлидельфии, она прилетела на ту площадь в надежде меня найти. Но, похоже, опоздала она тогда совсем немного, так как к тому времени мы уже ушли из города. Она стала расспрашивать всех, кого только могла, не видели ли они желтого жеребца с иссиня-черной гривой и чернильницей на кьютимарке, и кто-то сказал ей, что я ушел вместе с той пони-артисткой, что давала вчера представление, везя на себе её фургон. Но вот куда - неизвестно. Тогда эта сумасшедшая пегаска стала носиться чуть ли не по всему городу, пытаясь выяснить, куда же направился тот жеребец с фургоном, и опять ей кто-то сказал, что видел фургон у рынка. А обежав весь рынок, она узнала, что артистка из того фургона что-то говорила про Понивилль. Тогда, бросив все свои дела, Джасмин рванулась в Понивилль и опять не успела совсем чуть-чуть: Трикси уже выступила, и о том, куда я делся, не имела понятия. К тому же, все пони как-то странно реагировали на расспросы про меня, либо просто говоря, что ничего не знают, либо не желая отвечать вовсе. Но почему так - Джасмин понять не могла. И только на следующее утро её разыскала Флаттершай и рассказала, что нашла меня всего избитого, лежащего на берегу реки на окраине города. От такого известия с бедной пегаской едва не случилась истерика, и она помчалась за Трикси, которая в это время мирно спала у своей подруги в библиотеке. Ну а дальше лихорадочные поиски вдоль русла реки, в близлежащих лесах и вообще где только можно, пока к вечеру, высоко в горах, не взметнулся сигнальный салют, который подала Трикси, наконец, найдя меня.

А на другой вопрос, почему же она стала меня разыскивать, особенно после всего того, что я ей наговорил, она ответила, что просто не поверила мне тогда, ну и что-то там еще про какое-то свое особое чувство или предчувствие, про которое мне все равно никогда не понять. Я тогда только мысленно закатил глаза и решил не допытываться подробностей, решив принять её ответ таким, как есть.

 

Вот так мы на пару с ней и пролежали в госпитале почти два месяца, а когда выписались, она забрала меня к себе в Филлидельфию, где у неё был свои домик с садом, полным цветов, и небольшая цветочная лавка. Я поначалу помогал ей в лавке и по-прежнему наведывался на рынок разгружать телеги, а потом стал возить пассажирский фургон, благо что опыт управления подобным у меня был. Ну и в свободное время изготавливал свои чернила и продавал их в ближайшую канцелярскую лавку, где их со временем даже стали неплохо покупать.

 

К тому времени, мой глупый пунктик относительно пегасок сам собою куда-то делся, и когда мы приехали погостить на ферму к моим родителям, Джасмин уже заметно поправилась, чем вызвала искренний восторг у моей матушки. Она помнила Джасмин еще с тех пор, как мы учились в школе, и прожужжала мне все уши, что лучшей супруги и лучшей матери для моих будущих жеребят мне ни за что не сыскать, в чем лично я тогда уже нисколько не сомневался, потому что Джасмин стала для меня по-настоящему родной и любимой.

Странно, но мне иногда кажется, что она знала все это заранее и была уверена, что мы обязательно будем вместе. А может тут была задействована какая-то магия? Я как-то в шутку спросил её об этом, на что она ответила, что та печенька с перцем была заколдована. Тогда я напомнил ей, как она сама говорила, что печенька предназначалась совсем не мне, но Джасмин только рассмеялась в ответ, чмокнула меня в нос и сказала, что я глупый и наивный жеребенок. Вот только искорки, мелькнувшие при этом в её прекрасных оранжевых глазах, показались мне весьма странными.

В общем, как бы то ни было, с участием магией или без, но я уже больше не представлял своей жизни без этой милой заботливой и мудрой кобылки, а ожидаемое в скором времени пополнение делало меня самым счастливым пони на свете.

 

И вот мы не спеша шли вместе с Джасмин по городу, наслаждаясь нежным теплым осенним деньком, смеялись, болтали и весело улыбались встречным пони. Эти прогулки стали нашей традицией, уж очень нам нравилось вот так вместе бесцельно бродить по центральным улочкам Филлидельфии, и мы частенько специально выбирались сюда из нашего, теперь уже общего, дома, который находился ближе к окраинам города.

Вдруг впереди послышался какой-то шум, крик и быстро приближающийся топот копыт. Мы остановились, пытаясь определить, что это за шум, и я увидел, как мимо нас, истошно вопя, пронесся какой-то единорог с абсолютно лысой головой, над которой вился легкий дымок. Жеребец скакал не разбирая дороги, продолжая голосить, а его глаза, переполненные паникой, были раскрыты так широко, что занимали собой всю мордочку.

 

- Это же… Это… - начал было я, и умолк, не договорив, провожая взглядом вопящего единорога и расплываясь в улыбке. - Кажется, я знаю, чем это он так встревожен!

Я нетерпеливо задергался на месте, стуча копытами по мостовой:

- Джас, может, пойдем глянем, а?

- А я не знаю, почему ты еще до сих пор здесь стоишь! - улыбнулась она. - Скачи уже! А я подойду позже, ты же знаешь, я не могу быстро.

- Джасмин, ты - лучшая! - я поцеловал её и взвился на дыбы. - Йе-хуу!

- Ох, кажется у меня скоро будет еще один жеребенок, так же обожающий фокусы, как и первый! - усмехнулась она.

- Это не фокусы, а магия! - крикнул я ей уже на бегу.

 

Я помчался галопом и нырнул в ближайший переулок, чтобы срезать путь. Работая извозчиком и таская на себе пассажирскую повозку, я весьма неплохо изучил расположение улиц в городе, да и наши с Джасмин прогулки тоже этому способствовали. А потому я знал, что ближайшая площадь расположена как раз в конце улицы, по которой мы шли, но если срезать переулком, то так будет быстрее. Вряд ли тот единорог бежал через весь город, а значит представление проходило именно на этой площади, про которую я сразу подумал.

И действительно: выскочив на площадь, я увидел большую толпу пони, окружившую фургончик и сцену, на которой стояла голубая единорожка в сиреневой шляпе, расшитой звездами, а её спину покрывал такого же цвет плащ.

Я замер на месте, не веря своим глазам!

- Трикси! - завопил я, и тут же бросился вперед, протискиваясь между пони, поближе к сцене, не сводя глаз с единорожки, которая изящно кланялась публике. Грохот копытоплодисментов заглушал все вокруг.

 

- Есть ли еще желающие бросить вызов Великой и Могущественной Трикси? - разнесся над толпой её голос. - Кто из вас готов сделать то, чего Великая Трикси не сможет повторить?

- Я! Я желаю бросить вызов Великой и Могущественной Трикси! - протолкавшись к сцене, громко крикнул я, задрав голову, и глядя на волшебницу сверкающими от радости глазами. - Я могу сделать то, что ты не сможешь повторить!

На мордочке Трикси на мгновение промелькнуло удивление - она явно не ожидала меня увидеть - но тут же её губы расплылись в улыбке.

- Вот как? Интересно! Ну что ж, прошу! - воскликнула она, пряча улыбку и вновь придавая себе серьезный вид.

Я вскочил на сцену и от души лягнул одну из опор, что держали занавес. Стойка упала, потянула за собой занавес вместе со второй опорой, и вся эта конструкция с мощным грохотом рухнула на сцену. Толпа притихла, кое-где послышались недоуменные возгласы.

- Вот! - победно заключил я. - Великая и Могущественная Трикси не сможет все это разобрать!

 

Рядом со сценой приземлилась Джасмин.

- Привет, Трикси! - поздоровалась она.

- Привет, Джасмин! - кивнула ей единорожка, и восхищенно присвистнула: - Оу, даже так?

Пегаска улыбнулась и радостно затрясла головой, а Трикси, переведя взгляд на меня, многозначительно подняла бровь. Я смутился и зашаркал копытом.

 

Волшебница оглядела весь этот устроенный мной бардак и повернулась к зрителям, которые по-прежнему молчали, явно не понимая происходящего.

 

- О, да! Это впечатляет! - рассмеялась она.

Потом подняла магией валявшуюся на сцене кучу, завязала все это в совершенно немыслимый узел и бросила обратно.

- Ты прав, жеребец! Трикси действительно не сможет все это распутать. Но зато ты сможешь! Так что, приступай!

 

Через секунду после этих слов, площадь буквально взорвалась дружным хохотом и просто громом оваций, от которых, казалось, задрожал весь город.

 

Applepear, 2013 г.

 

В рассказе использованы понификации оригинальных стихов А.С.Пушкина:

 

Я помню чудное мгновенье…

Зимний вечер

Медный всадник

Памятник

Что в имени тебе моем?..

Поэт

Все права принадлежат пони. Весь мир принадлежит пони.

 

 


Дата добавления: 2015-10-16; просмотров: 41 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава третья| Общая этиология и патогенез нарушений функций печени

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.031 сек.)