Глава I. Причины и предпосылки разделов

К моменту первого раздела Польской территории уже сложились определенные предпосылки, позволявшие говорить о недостаточной силе государства, особенно в сравнении с ее окружением.

Определенные сдвиги в международных отношениях, спровоцированные установлением Вестфальской системы, отразились на возникновении неблагоприятной для нее ситуации. Стихийно сложившийся баланс сил, в основе которого лежало в первую очередь усиление Франции и ее союзницы Швеции в результате победы над Габсбургами, оказался весьма неустойчивым, поскольку вылился в экспансию Франции. При этом создание достаточно ограниченной рамками вестфальского пространства системы «расшатало» периферию, в первую очередь Восточный барьер – Османскую империю, Речь Посполитую, Швецию – на который традиционно опиралась Франция в попытке изолировать Габсбургов. Результатом стали войны между самими членами барьера: с 1654 года Швеция сосредоточила внимание на установление контроля над Балтийским бассейном. В 1660 году Швеция подписывает Оливский мир с Речью Посполитой, по которому получает Эстонию и Ливонию. Сам факт конфликта между бывшими союзниками обнаружил слабость сложившихся схем. Но, прежде всего, он отразился на положении Польши.

Не только внешнеполитические предпосылки легли в основу столь масштабного падения авторитета Польши. Люблинская уния 1569 г. соединила в «Речь Посполитую» Польшу и Великое княжество литовское с его коренными русскими, белорусскими и украинскими землями. Таким образом, на Востоке и Юго-востоке польский феодализм в результате собственной агрессии создал другое, глубочайшее противоречие не только внешнеполитического, но и внутриполитического значения. Самозащите на Западе он предпочел агрессию на Востоке и на Юге, ожесточенную борьбу с братскими народами с целью распространения на их земли господства польского «рыцарства», отступавшего перед западным соседом[1].

После пресечения в 1572 году польско-литовской династии Ягеллонов, сама сложившаяся в государстве политическая ситуация была неблагоприятна для его положения в целом. Выборность короля Польши сделала вопросы внутреннего устройства ареной борьбы европейских держав за установление своего влияния в регионе через утверждение на престоле своих ставленников. Возможность доминирования в стране, территория которого занимала расстояние от Балтийского моря до Османской империи на рубеже Западной и Восточной Европы, не могло не интересовать европейские монархии. Таким образом, если раньше Польша в течение веков играла активную роль в международных делах, то ситуация престолонаследия превратила ее к началу XVIII века в средство реализации интересов других держав.

Примером этому могут служить события 1697 года, когда саксонский курфюрст Август II был избран королем Речи Посполитой при поддержке послов Австрии, России и Бранденбурга в Варшаве. Таким образом, путем возведения на польский престол компромиссной и неспособной сопротивляться давлению соседних государств власти реализовывалась цель консолидации ослабленного, но стратегически важного пространства в условиях угрозы шведской экспансии во главе с Карлом XII. Так, противоречия олигархического государственного устройства Речи Посполитой (всевластие шляхты, роль католической церкви, принцип liberum veto, определявший конфликтность работы польского сейма) открывали возможности для иностранного вмешательства в польские дела.

В условиях неустойчивости и интриг польских магнатов, еще больше ослаблявших политическую ситуацию на фоне ее стратегической слабости экспансия Карла XII в Восточную Европу обрекала ее на падение, поэтому взятие им Варшавы было закономерно. Поддержка России, которая добивается в 1717 году вывода саксонских войск из Варшавы, в данном случае еще более красноречиво демонстрирует слабость Польши. Сам факт того, что Россия становится гарантом политической стабильности, говорит о несамостоятельности когда-то могущественной Речи Посполитой. Но помимо констатации факта снижения роли и потенциала Польши, такая «поддержка» России означала еще один сдвиг в межгосударственных отношениях этого региона. Он надолго закреплял преобладающее влияние России в Польше, ее доминирование в соседнем государстве. Закреплялась и другая важная черта русско-польских отношений. До петровской эпохи Польша, так или иначе, играла роль своеобразного «проводника» России в европейские дела, это направление политики фактически осуществлялось через посредство Польши. Значительное усиление Петровской державы на заключительном этапе Северной войны, вступление в ряд Великих держав, обеспечил самостоятельность России. Акценты во взаимоотношениях соседних государств, таким образом, полностью изменились.

Стоит отметить и еще один важный фактор, определявший неустойчивость Польши и хрупкость ее внутренних систем. В рамках одного государства были объединены разные конфессии – православная, католическая, протестантская. При явном настрое власти на ведение прокатолической политики и систематическом ущемлении прав остальных верующих внутренняя напряженность только усиливалась. Выражалось это в регулярных восстаниях, требовавших внимания со стороны властей и расшатывавших внутреннюю стабильность. С другой стороны, это создавало повод для вмешательства во внутренние дела государства его соседей – под предлогом защиты прав населения. Этим правом неоднократно будет пользоваться Россия, традиционно считавшаяся покровительницей православных народов. В свою очередь со стороны католической церкви выступала Австрия. Таким образом, конфессиональный вопрос, получивший название «диссидентского» оказывал немаловажную роль на ситуацию, в которой оказалась Польша. Разумеется, речь в данном случае не идет о выступлении религиозного вопроса на первый план в ряде внутриполитических проблем. Однако в совокупности со всем комплексом сложностей, накопившихся к XVIII веку у Польши, религиозный вопрос играл свою роль как важный дестабилизирующий фактор[2].

Война за Польское наследство 1733-1734 гг., в которой приняла участие Франция с целью посадить на престол своего ставленника – Станислава Лещинского. Россия в этой ситуации сближается с Австрией, поскольку обе стороны были заинтересованы в сохранении власти за династией Веттингов[3]. Именно в этот момент складывается союз трех держав, в основе которого лежал Польский вопрос. В 1732 г. в Берлине был заключен договор «трех черных орлов», на основе которого державы, хотя и руководствуясь различными мотивами, действовали сообща. И, несмотря на то, что союз оказался недолговечным (прежде всего в силу разрозненности конечных целей союзников), совместные действия в регионе получили основу. Цели Австрии в данном случае были спровоцированы заинтересованностью в польском вопросе России и Пруссии. Для нее наиболее принципиальным было не допустить слишком значительного усиления соседей (прежде всего Пруссии). Поэтому в случае, если ей не удавалось препятствовать расширению ее территорий, необходимо было не оказаться «обделенной» и также максимально усилить свои позиции.

Тенденция «вторичной» заинтересованности Австрии в разделе – как стремление не допустить осуществлений важного события в соседнем регионе без своего участия сохранится и отразится на ходе разделов. У Австрии не было ни прямых территориальных намерений, как у Пруссии, ни традиционно выстроенных покровительственно-подчиненных отношений, обусловивших безоговорочную необходимость присутствия, как в случае России. Однако все три державы осознавали необходимость совместных действий – как с целью не провоцировать конфликт между собой, так и для формирования определенной сплоченности перед возможным противодействием европейских держав. Отсюда сразу наметившаяся тройственность вопроса и в целом, за исключением систематических периодов охлаждения, готовность идти на компромиссы, вступая в отношения «дележа», а не единоличного захвата.

В ходе войны за Австрийское наследство 1740-1748 гг. определяется сближение Австрии с Россией, которая выступает сторонницей Габсбургов. Россия в данном случае имела предпосылки выступать в противоположной Пруссии коалиции, поскольку в войне со Швецией 1741-1742 гг. Фридрих II отказался поддержать Россию. В свою очередь сама война за австрийское наследство, развязанная Пруссией против недавней союзницы – Австрии формировала долгосрочный австро-прусский антагонизм.

Подобные действия в целом согласовывались с царившим в международных отношениях господством личных государственных интересов. Действовавшая Вестфальская система опиралась на стихийно сложившийся баланс сил, который поддерживался каждым из субъектов международных отношений настолько, насколько это соответствовало его целям на настоящий момент. Таким образом, система вписывалась в классическую концепцию реализма, формулировавшая поведение каждого государства, прежде всего, в соответствии с личными намерениями, а не для поддержания общего равновесия[4].

Захват Фридрихом II Силезии, которую Габсбургам так и не удалось вернуть, оставляет претензии Австрии к Гогенцоллернам, и этот факт повлияет на состав коалиций в последовавшей Семилетней войне. Расстановка противоборствующих сил сохранила союзнические отношения России с Австрией в противовес Пруссии. Россия в данном случае не только «мстила» за нарушенные Фридрихом II договоренности в ходе русско-шведской войны, но и проявляла беспокойства чрезмерным усилением Пруссии. Поэтому Российская политика и приобретает последовательный антипрусский характер. Семилетняя война еще больше усилила позиции Пруссии, а Россия и Австрия из войны выходят без приобретений (основную роль в таком финале войны сыграла необоснованные действия Петра III, в результате начатая с явным преимуществом России война не принесла ей никаких выгод). Основная цель России, с которой она вступала в Семилетнюю войну, - ослабить Пруссию – реализована не была, и, учитывая возросшую силу Гогенцоллернов, это создавало предпосылки для поиска консенсуса с сильным соседом во избежание более серьезного конфликта.

С другой стороны, к Польше у России в свою очередь накопился ряд претензий, определивший ее внешнеполитические цели в этом регионе. Не был урегулирован вопрос, касавшийся русско-польской границы. Пользуясь отсутствием укреплений на части территории Правобережной Украины, поляки населили 10 городов, относившихся к спорным по договору 1686г. Этот факт вызывал недовольство России, создавая прецедент для территориальных претензий. Это было крайне важно, учитывая, что Речь Посполитая еще и оставалась единственным европейским государством, не признавшим за российскими государями императорского титула. Помимо этого недовольство вызывало удержание поляками беглых крепостных и дезертиров. Наконец, сохраняя статус защитницы православной веры, Россия требовала прекратить преследование и притеснение православных на территории католической Польши, апеллируя к договоренностям, зафиксированным в «Вечном мире»[5] - так называемый «диссидентский вопрос». Все это создавало предпосылки для внимания России к польским делам и ее заинтересованности в установлении там власти, «послушной» Петербургу.

Именно на этом фоне возникает определенная согласованность в действиях Пруссии и России. Действия Екатерины II в отношении установления прямого контроля над Польшей сводились в первую очередь к обеспечению там выгодной для Петербурга власти, поэтому смерть Августа III является стимулом к решительным действиям. В этой ситуации вновь обозначился прусско-австрийский антагонизм. Россия, верная тактике «косвенного доминирования» в Польше выдвигала в качестве короля своего ставленника из династии Пястов – Станислава Понятовского и на этой почве сошлась с Пруссией. Австрия же изначально планировала сохранить престол за саксонской династией Веттингов. Именно на этом этапе складываются договоренности России и Пруссии, которые лягут в основу совместного раздела. Интересы держав в направлении установления контроля над Польшей в данном случае совпадали, хотя и были по-разному мотивированы.

Если в ситуации Пруссии характер намерений в отношении Пруссии изначально был весьма однозначно определен, то для России конечное решение участвовать в разделе означал поворот тактики. В данном случае следует более подробно рассмотреть обстоятельства этой перемены намерений, которые по мере сближения с Пруссией все больше будут характеризоваться переходом от политического влияния к территориальному захвату. Из обозначенных выше противоречий в отношениях с Польшей диссидентский вопрос постепенно выходит на первый план. [6] Восстановление прав притесняемых иноверцев в католической Польше (600 тысяч православных и 200 тысяч протестантов) и чем более явно польское правительство отказывало разрешить проблему в соответствии с требованиями Петербурга, тем более бескомпромиссными и агрессивными становились намерения России. С другой стороны, приоритетным для России являлось юго-западное, черноморско-балканское направление. Будучи вовлеченной в конфликт с Османской империей, Россия искала союза с ближайшими германскими государствами. При обострении противоречий с Польшей вполне предсказуемым представляется выбор в пользу Пруссии, стремившейся к захвату польских территорий для усиления каждой из сторон за счет пограничных территорий с одной стороны, и обретение союзника в борьбе с Турцией, с другой. Если на этапе утверждения кандидатуры совместного ставленника Екатерины и Фридриха – Понятовского – цель в первую очереди сводилась к гармонизации отношений с Пруссией, сохраняя политическое влияние на Варшаву, то последующие события, а именно, нежелание ставленника руководствоваться распоряжениями Петербурга, сменят акценты в этом направлении.

Следует отметить, что Австрия будет вовлечена в процесс уже практически на стадии собственно раздела, когда вопрос о начале действий по присвоению земель будет решен. Когда русско-прусские договоренности по польскому вопросу обретали основу, Австрия оставалась «по другую сторону». Это было обусловлено, прежде всего, тем, что именно в волновавшем Россию конфессиональном противоречии Габсбурги поддерживали противоположную сторону, являясь традиционно католическим государством. В свою очередь русско-прусские отношения имели еще одну опорную точку – покровительство православным и католикам. Значение этой стороны согласованности придает тот факт, что основное количество протестантов традиционно проживало на территории Польской Пруссии, получить которую и было основным мотивом раздела, инициированного в итоге Пруссией.

7 сентября 1764 года, на элекционном сейме, под Варшавой, С. Понятовский был единогласно избран новым королем Польши под именем Станислава Августа. Пакта конвента, подписанные Понятовским, включали в себя следующие условия: король не имел права избирать себе преемника при жизни; его дети не должны были претендовать на трон; его жена должна быть католического вероисповедания и не могла принимать участие в государственных делах; король обязывался руководствоваться в своей деятельности законами и постановлениями сейма, не давая предпочтения никому, включая членов собственной семьи; он не должен был производить назначение на государственные должности за деньги, все вакансии могли заполняться только в соответствии с действовавшими законами; король обязывался попытаться вернуть территории, утраченные Речью Посполитой в прошлом; он не мог начинать наступательной войны без согласия сейма. В Пакта конвента были включены обязательства признания Бирона герцогом Курляндии. Однако самое важное состояло в том, что впервые в их текст было включено положение, обязывающее короля сохранить ограничения политических и гражданских прав диссидентов в том виде, в каком они были сформулированы на сеймах 1717, 1733 и 1736 годов[7]. Коронационный сейм, состоявшийся в Варшаве 25 ноября 1764 года, официально подвел черту под последним периодом междуцарствия в истории Польши. На следующий день после коронации Станислав Август собственноручным письмом поблагодарил Екатерину за избрание.

На следующий день после избрания С. Понятовского, 8 (19) сентября 1764 года, в Варшаве в возрасте 67 лет умер Г. Кейзерлинг – российский посол в Варшаве. На его место заступил Н.В. Репнин, протеже и племянник Н.И. Панина. Вскоре после воцарения С. Понятовского в Польше внутри страны вновь обострились противоречия между католиками и так называемыми "диссидентами" (православными и протестантами). Традиционная политика покровительства диссидентам позволила русскому правительству вмешаться в этот конфликт. Диссидентское дело о покровительстве единоверцев и прочих диссидентов, как тогда выражались, об уравнении их в правах с католиками было особенно важно для Екатерины, как наиболее популярное дело, но и особенно трудно, потому что бередило много больных чувств и задорных интересов. Диссидентское дело надобно было проводить сильной и властной рукой, а королю Станиславу Августу IV, и без того слабовольному человеку, не дали ни силы, ни власти, обязавшись по договору с Пруссией не допускать никаких реформ в Польше, способных усилить власть короля. 24 сентября Н.И. Панин специальным рескриптом поставил перед Репниным задачу изложить на коронационном сейме требования немедленного уравнения в правах польских католиков, православных и протестантов в духе российско-прусской декларации по диссидентскому вопросу, подписанной 11 июля 1764 года[8]. Притом Панин дал делу диссидентов очень фальшивую постановку. Уравнение их в правах с католиками, которого требовало русское правительство, могло быть политическое и религиозное. Православные ждали от России прежде всего уравнения религиозного, свободы вероисповедания, возвращения отнятых у них католиками и униатами епархий, монастырей и храмов, права невольным униатам воротиться к вере православных отцов. Политическое уравнение, право участия в законодательстве и управлении было для них не столь желательно и даже опасно.

В Речи Посполитой только шляхта пользовалась политическими правами. Верхние слои православного русского дворянства ополячились и окатоличились; что уцелело, было бедно и необразованно. Притом политическое уравнение пугало малосильное православное дворянство еще большим озлоблением господствующей католической шляхты, принужденной делиться господством со своими врагами. Все это сдерживало стремление диссидентов к политическим правам. Панин, напротив больше всего хлопотал о политическом уравнении. Он находил усиление православия, как и протестантизма в Польше вредным для России. Протестантская религия может вывести поляков из их невежества и повести к опасному для России улучшению их государственного строя. От православия нельзя опасаться ни искоренения невежества, ни улучшения государственного строя, но излишне усиленные нами православные станут от нас независимы. Им надобно дать политические права только для того, чтобы образовать из них надежную политическую партию с законным правом участвовать во всех польских делах, однако не иначе, как под нашим покровительством, «которые мы присваиваем на вечные времена»[9]. Гарантом выполнения этого решения стала российская императрица Екатерина II. Однако против него выступили влиятельные слои католического дворянства (шляхты)[10]. С 1764 г. по 1768 г. Польша снова находилась в постоянном внутреннем напряжении. Тяжелая дипломатическая борьба по диссидентскому вопросу шла с переменным успехом. В условиях полного бессилия короля повлиять на сейм вопрос о диссидентах стал решаться традиционным польским путем. Вожди диссидентов образовали в марте 1767 г. конфедерации: одну в Торне, вторую в Слуцке. На сторону диссидентов был привлечен бывший литовский гетман Карол Радзивилл и появилась католическая конфедерация в Радоме. Предстоял чрезвычайный сейм. Осенью 1767 г. русские войска были придвинуты к подступам Варшавы, но созванный в октябре 1767 г. сейм не удался и его перенесли на февраль 1768 г. В феврале запуганный сейм все-таки решил диссидентский вопрос. Католическая вера была объявлена господствующей. Король и королева могли быть только из римских католиков. Но вместе с тем диссиденты были уравнены во всех правах. Это был, несомненно, акт исторически прогрессивный. Вместе с тем этот успех российской дипломатии был коротким. Противники реформ образовали в 1768 г. конфедерацию в г. Баре (Барская конфедерация) и начали военные действия. Польша была ввергнута в анархию. 27 марта 1768 г. Сенат решил просить русскую императрицу обратить свои войска, находившиеся в Польше, на подавление мятежников. Очаги восстаний были подавлены в Люблине, Гнезне. Конфедераты отступили на юг, в Подолию, к турецким границам. Однако русские войска взяли Бар, Бердичев и вынудили конфедератов переместиться в Санок. В августе у конфедератов был взят штурмом Краков. Диссидентское дело обострило на Украине давнюю непрерывную борьбу православных с униатами и католиками. Ответом православных на Барскую конфедерацию был гайдамацкий бунт (1768 г.), в котором вместе с гайдамаками, русскими беглецами, ушедшими в степи, поднялись запорожцы с Железняком во главе, оседлые казаки и крепосные крестьяне с сотником Гонтой и другими вождями. При такой русской политики православные диссиденты Западной Руси не могли понять, что хочет сделать для них Россия, пришла ли она совсем освободить их от Польши или только уравнять, хочет ли она избавить их от католического ксендза и униатского попа или и от польского пана[11].

Дата добавления: 2015-10-16