Глава двадцать шестая. Исходом из тьмы солнце взошло,

Бездна

Исходом из тьмы солнце взошло,

Луна сияет в блаженной ночи…

Уильям Блейк (пер. В. Топорова)

Вокруг была тьма; чернота так давила Лире на глаза, что она почти физически ощущала тяжесть тысячетонных скал наверху. Единственным, что освещало им путь, был фосфоресцирующий хвостик стрекозы дамы Салмакии, да и тот угасал, поскольку бедные насекомые не нашли себе пищи в стране мертвых, и стрекоза кавалера недавно умерла.

Поэтому Тиалис сидел на плече Уилла; Лира держала стрекозу дамы в ладонях, а сама Салмакия нашептывала дрожащему созданию что‑то утешительное и кормила его сначала крошками печенья, а потом собственной кровью. Если бы Лира это заметила, она предложила бы свою, так как ее было больше; но внимания девочки хватало лишь на то, чтобы следить, куда она ступает, и избегать ям под ногами.

Гарпия Нет‑Имени привела их в систему пещер, через которые, по ее словам, можно было выйти к месту, откуда легче всего проделать окно из страны мертвых в обычный мир. За ними тянулась бесконечная вереница духов. Туннель наполняли шепоты: это идущие впереди ободряли тех, кто шел за ними, смелые – слабовольных, а старики – молодежь.

– Далеко еще, Нет‑Имени? – тихо спросила Лира. – Наша бедная стрекоза умирает, а без нее у нас не останется света.

Гарпия обернулась к ней:

– Просто иди. Не можешь видеть – слушай. Не можешь слышать – чувствуй.

Ее глаза люто горели во мраке. Лира кивнула и сказала:

– Да, я постараюсь, но я уже не такая сильная, как раньше, и не храбрая – во всяком случае, не очень. Пожалуйста, не останавливайся. Я пойду за тобой… мы все пойдем. Ты только не останавливайся, Нет‑Имени.

Гарпия снова отвернулась от нее и двинулась дальше. Стрекозиный огонек тускнел с каждой минутой, и Лира знала, что скоро он потухнет совсем.

Но она шла и шла, спотыкаясь, и вдруг рядом раздался голос – знакомый голос:

– Лира… Лира, девочка… Ее охватила радость.

– Мистер Скорсби! Ах, как же я рада вас слышать! Это и правда вы… я вижу, только… ах, как я хотела бы до вас дотронуться!

В густом, почти непроницаемом сумраке она различила худую фигуру и насмешливую улыбку аэронавта, и ее рука невольно потянулась к нему – но, конечно, ничего не почувствовала.

– Я тоже, детка. Но послушай… они там наверху задумали кое‑что против тебя… не спрашивай, что именно. А это и есть тот парень с ножом?

Уилл глядел на него; он был рад видеть старого товарища Лиры, но вдруг его взгляд скользнул в сторону и устремился на духа, стоящего рядом с воздухоплавателем. Лира сразу поняла, кто это, и подивилась тому, как похож он на выросшего Уилла: тот же выдвинутый вперед подбородок, та же манера держать голову.

Уилл потерял дар речи, но его отец заговорил сам:

– Слушай… на обсуждения нет времени… просто делай в точности то, что я скажу. Возьми нож и отыщи место, где с волос Лиры была срезана прядь.

Его голос звучал настойчиво, и Уилл не стал тратить время на лишние вопросы. Глаза Лиры широко раскрылись от тревоги; подняв стрекозу в одной руке, она принялась другой ощупывать голову.

– Не надо, – сказал Уилл, – убери руку… мешаешь.

И в слабом мерцании стрекозиного огонька он увидел то, что искал: в одном месте, прямо над ее левым виском, волосы были чуть короче остальных.

– Кто это сделал? – спросила Лира. – И зачем…

– Помолчи, – оборвал ее Уилл и спросил духа своего отца: – Что теперь?

– Обрежь короткие волосы у самых корней. Аккуратно собери их, каждый волосок. Не пропусти ни единого. Потом открой другой мир – сгодится какой угодно – и сунь их туда, а потом закрой опять. Сделай это сейчас же, немедленно.

Гарпия следила за ними; сзади сгрудились духи. В сумраке маячили их полупрозрачные лица. Испуганная и озадаченная, Лира стояла, кусая губы, а Уилл выполнял указание отца; он наклонился к ней поближе, чтобы видеть кончик ножа при бледном свете стрекозиного огонька. Вырезав небольшое углубление в скале другого мира, он положил туда все крошечные золотистые волоски и снова заделал скалу, прежде чем закрыть окно.

А потом почва у них под ногами задрожала. Откуда‑то из немыслимой глубины донесся низкий рокочущий гул, точно вся сердцевина земли провернулась вокруг своей оси, как гигантский жернов, и с потолка туннеля посыпались мелкие камешки. Земля вдруг накренилась; Уилл схватил Лиру за руку, и они прижались друг к другу, а скала под ними поехала куда‑то в сторону, и катящиеся мимо камни задевали их ноги…

Дети съежились и прикрыли головы руками, защищая собой галливспайнов; вдруг они с ужасом почувствовали, что их уносит куда‑то вниз и влево, и изо всех сил вцепились друг в друга. Их потрясение и страх были так велики, что они не могли даже крикнуть. В ушах у них стоял грохот тысячетонной скалы, потерявшей опору и съезжающей вбок вместе с ними.

Наконец движение прекратилось, хотя мелкие камни вокруг них по‑прежнему катились, подскакивая, вниз по склону, которого минуту назад здесь не было. Лира придавила собой левую руку Уилла. Правой он пощупал ремень: нож был там, в чехле.

– Тиалис! Салмакия! – дрожащим голосом позвал он.

– Оба здесь, оба целы, – послышался голос кавалера над самым его ухом.

В воздухе стояла пыль и пахло перегретым, растертым в крошку камнем. Дышать было трудно, и вдобавок они ничего не видели: стрекоза погибла.

– Мистер Скорсби! – окликнула Лира аэронавта. – Мы ничего не видим… Что случилось?

– Я тут, – отозвался Ли; он был совсем рядом. – По‑моему, это взорвалась бомба, и по‑моему, они промахнулись.

– Бомба? – испуганно переспросила Лира, но потом вспомнила о другом: – Роджер! Ты здесь?

– Да, – тихонько шепнул тот. – Мистер Парри – он меня спас. Я уже падал, а он поймал меня…

– Смотрите, – произнес дух Джона Парри. – Но держитесь у скалы и не шевелитесь.

Пыль оседала, и откуда‑то появился свет: странное, слабое золотистое мерцание, точно вокруг сеялся мелкий фосфоресцирующий дождик. Его было достаточно, чтобы сердца их захлестнуло паникой, ибо они увидели то, что лежало слева от них и куда все это падало – или лилось, подобно реке, низвергающейся с обрыва.

Это была гигантская черная яма, шахта, уходящая во мрак на неизмеримую глубину. Золотой свет струился туда и гас. Им был виден другой край пропасти, но он находился далеко – вряд ли Уилл смог бы добросить туда камень. Справа от них поднималась в пыльную мглу осыпь из грубых камней – тронь, и посыплются.

Дети и их спутники ютились на краю этой бездны, на том, что даже трудно было назвать уступом. Здесь едва можно было поставить ногу и при известном везении найти, за что ухватиться, и пути отсюда не было – разве что вперед, вдоль склона, по каменным осколкам и шатким валунам, которые, казалось, готовы были обрушиться вниз от малейшего толчка.

А за ними, по мере того как садилась пыль, возникали из тьмы все новые и новые лица духов. Они с ужасом глядели в бездну, съежившись и не в силах сделать ни шагу. Только гарпиям все было нипочем: они парили в воздухе и летали туда‑сюда, возвращаясь, чтобы приободрить застрявших в туннеле, и снова отправляясь вперед, чтобы разведать путь.

Лира проверила алетиометр: по счастью, он уцелел. Подавив страх, она огляделась, нашла лицо Роджера и сказала:

– Ладно, пошли дальше – мы ведь все еще тут, и никого даже не ушибло. Зато теперь хотя бы видно, куда ставить ногу. Так что пойдем, не будем останавливаться. У нас нет другого выхода, кроме как обогнуть эту… – Она махнула в сторону пропасти. – В общем, остается только идти вперед. Клянусь, что мы с Уиллом вас не бросим. Поэтому не бойся, не отчаивайся и не отставай. И другим скажи. Я не могу все время оглядываться: мне надо смотреть, куда я иду, так что давай договоримся, что вы будете шагать сзади и никуда не пропадете, ладно?

Маленький дух кивнул. И так, в благоговейном молчании, колонна духов начала свое путешествие по краю бездны. Сколько оно заняло времени, не смогли бы сказать ни Лира, ни Уилл; но оно было таким жутким и опасным, что запечатлелось в их памяти навсегда. Мрак в глубине пропасти был до того густ, что словно засасывал взгляд, – стоило посмотреть вниз, и голова начинала кружиться, а ноги подкашиваться. Поэтому дети упорно старались смотреть только вперед – на этот утес, на ту площадку, на этот выступ и на тот ненадежный пятачок осыпи, – не давая взгляду соскользнуть в ущелье; но оно притягивало, манило, и они волей‑неволей возвращались к нему глазами, всякий раз чувствуя, что вот‑вот потеряют равновесие, и борясь с головокружением и подступающей к горлу мерзкой тошнотой.

Порой живые оглядывались и видели позади бесконечную вереницу мертвых, выливающуюся из расселины, которая привела их сюда: матери прижимали младенцев личиками к груди, пожилые отцы брели, спотыкаясь о камни, маленькие дети цеплялись за юбки идущих впереди женщин, подростки обоих полов шагали осторожно и сосредоточенно, и их было так много… И все они шли за Уиллом и Лирой – значит, по‑прежнему надеялись, что те выведут их под открытое небо.

Но были и такие, кто не доверял им. Они теснились у них за спиной, и мальчик с девочкой чувствовали их холодные руки у себя на сердце и в животе и слышали их злобный шепот:

– Где же верхний мир? Сколько еще идти?

– Нам страшно здесь!

– Не надо было сюда приходить… там, в стране мертвых, у нас по крайней мере было немного света и хоть какое‑то общество, а здесь гораздо хуже!

– Зря вы явились в нашу страну! Оставались бы у себя, в своем мире, и ждали, пока помрете, а уж потом лезли бы сюда мутить воду!

– По какому праву вы нас ведете? Вы же всего лишь дети! Кто дал вам такую власть?

Уиллу хотелось обернуться и ответить им резкостью, но Лира сжала его локоть: «Они несчастливы и напуганы», – сказала она.

Потом заговорила дама Салмакия, и ее чистый ровный голос разнесся далеко в бескрайней пустоте:

– Будьте храбрыми, друзья! Держитесь вместе и идите вперед! Дорога тяжела, но Лира отыщет ее. Сохраняйте терпение и спокойствие, и мы выведем вас отсюда, не бойтесь!

Услышав это, Лира почувствовала, что и у нее прибавилось уверенности; на это втайне и рассчитывала дама. И они продолжали брести, хотя каждый очередной шаг давался им с мучительным трудом.

– Уилл, – сказала Лира немного погодя, – ты слышишь ветер?

– Да, слышу, – ответил мальчик. – Но я его совсем не чувствую. Кстати, хочу сказать тебе кое‑что об этой дыре слева. Эта штука того же сорта, что и окна, которые я прорезаю. Граница того же типа. Знаешь, в таких границах есть что‑то особенное; если один раз это почувствуешь, потом уже не забудешь. И сейчас я это чувствую – там, где скала обрывается в темноту. Но та огромная пропасть внизу – не просто иной мир, как все остальные. Она другая. Она мне не нравится. Если бы только я мог ее закрыть…

– Ты закрывал не все окна, которые проделывал.

– Да, потому что иногда у меня не получалось. Но я знаю, что их надо закрывать. Если они остаются открытыми, это приносит вред. А окно такой величины… – Он махнул туда рукой, стараясь не смотреть. – Это очень плохо. Обязательно случится беда.

Пока они говорили, чуть подальше завязалась другая беседа: кавалер Тиалис тихо обсуждал что‑то с духами Ли Скорсби и Джона Парри.

– Так что же, по‑вашему, Джон? – сказал Ли. – По‑вашему, нам нельзя выходить под открытое небо? Чудак! Да я весь, до самой маленькой частички, только и мечтаю опять слиться с остальной живой вселенной!

– Я тоже, – откликнулся отец Уилла. – Но вот что я думаю: если тем из нас, кто привык к битвам, удастся сохранить себя в целости, мы еще поучаствуем в сражении на стороне лорда Азриэла. А если мы явимся в нужный момент, это может решить ее исход.

– Духи? – Тиалис старался, чтобы они не заметили скептической нотки в его голосе, но у него ничего не вышло. – Как же вы будете сражаться?

– Конечно, причинить вред живому существу мы не можем. Но армии лорда Азриэла придется воевать и с созданиями другого рода.

– С Призраками! – догадался Ли.

– Именно. Они ведь нападают на деймонов, верно? А наших деймонов давно нет. По‑моему, стоит попробовать – как вы считаете, Ли?

– Что ж, я с вами, дружище.

– А вы? – обратился дух Джона Парри к кавалеру. – Я говорил с духами вашего народа. Проживете ли вы достаточно для того, чтобы снова увидеть мир прежде, чем умрете и вернетесь сюда как духи?

– И правда, наша жизнь коротка в сравнении с вашей, – отвечал Тиалис. – Мне осталось всего несколько дней, а даме Салмакии, пожалуй, немного больше. Но благодаря этим детям наше прозябание в мире мертвых не станет вечным. Я горжусь тем, что мне удалось помочь им.

Они двигались дальше. Ужасная пропасть все время зияла рядом. «Стоит сделать лишь один неверный шаг, поскользнуться на камешке, небрежно взяться за выступ скалы – и полетишь вниз, – думала Лира, – и будешь лететь без конца, так долго, что умрешь от голода, не достигнув дна, а потом твой бедный дух будет продолжать падать в это бездонное ущелье, и никто тебе не поможет, ничьи руки не протянутся, чтобы вытащить тебя, – ты будешь вечно все сознавать и падать, падать…»

Конечно, это гораздо хуже, чем существовать в сумрачном, молчаливом мире, который они покидают!

И тут с ее сознанием произошло что‑то странное. От мысли о падении у Лиры закружилась голова, и она пошатнулась. Уилл был впереди, но чересчур далеко, иначе она, наверно, схватила бы его за руку. Но в этот миг она больше чувствовала присутствие Роджера, и в душе у нее искоркой вспыхнуло тщеславие: однажды на крыше Иордан‑колледжа ей захотелось попугать его, и, бросая вызов головокружению, она прошла по самому краю каменного желоба.

Сейчас девочка оглянулась, чтобы напомнить ему о том случае. Пусть знает, что она по‑прежнему ловка и отважна; не будет она ползать, как муха! Но Роджер прошептал:

– Осторожней, Лира… помни, ты ведь не мертвая, как мы…

Дальше все происходило очень медленно, но она ничего не могла поделать: ее вес сместился, камни поехали под ногами, и она беспомощно заскользила к обрыву. Сначала ей стало досадно, потом ситуация показалась комичной, и она подумала: «Как глупо!» Но ей совершенно не за что было ухватиться; вокруг катились камни, она набирала скорость, и ее захлестнула паника: она и вправду падает! Теперь ее уже ничто не спасет – слишком поздно.

От страха ей свело мышцы. Она не замечала духов, которые кинулись вниз, чтобы поймать ее, хотя это было так же бесполезно, как пытаться остановить облаком летящий камень; не слышала Уилла, выкрикнувшего ее имя так громко, что в пропасти загудело эхо. Все ее тело превратилось в один сплошной комок нестерпимого ужаса. Она съезжала все быстрей и быстрей, дальше и дальше, и некоторые духи не выдержали этого зрелища: они закрыли глаза руками и зарыдали.

На Уилла страх подействовал как удар тока. Он обреченно смотрел, как Лира сползает все ниже и ниже, и понимал, что ничего не может сделать и ему остается только смотреть. Как и она, он не слышал своего истошного крика. Еще две секунды… еще одна… и Лира на самом краю, она сейчас сорвется, и вот уже сорвалась, уже падает…

Но вдруг из тьмы вынырнуло существо, чьи когти совсем недавно ободрали ей макушку до крови – гарпия Нет‑Имени с женским лицом и птичьими крыльями, – и те же самые когти плотно сомкнулись вокруг Лириной талии. Сначала Нет‑Имени полетела вниз вместе с Лирой, потому что нагрузка оказалась чересчур велика даже для сильных крыльев гарпии, но эти крылья били и били по воздуху, а когти держали крепко; и вот мало‑помалу, тяжело, медленно‑медленно гарпия вынесла девочку из пропасти и опустила, обмякшую и почти потерявшую сознание, в протянутые руки Уилла.

Он обнял ее и прижал к груди, ребрами чувствуя, как неистово колотится ее сердце. В этот момент она перестала быть Лирой, а он Уиллом; она больше не была девочкой, а он мальчиком. Они были единственными человеческими созданиями в этом гигантском ущелье смерти, и они приникли друг к другу, а духи столпились вокруг, шепча слова утешения и восхваляя гарпию. Ближе всех стояли отец Уилла и Ли Скорсби, и как же им хотелось тоже обнять ее; а Тиалис с Салмакией говорили с Нет‑Имени, восхищаясь ею, называя ее спасительницей их всех, доблестной героиней, благословляя ее доброту.

Как только Лира немного пришла в себя, она протянула к гарпии дрожащие руки, обняла ее за шею и целовала, целовала ее уродливое лицо. Говорить она не могла. Все слова куда‑то пропали, вся самоуверенность и тщеславие слетели с нее, как шелуха.

Несколько минут они лежали тихо. Потом, когда страх понемногу отступил, снова тронулись дальше. Уилл крепко сжимал Лирину руку своей, здоровой, и продвигался черепашьим шагом, проверяя каждое место, прежде чем поставить туда ногу, – процедура такая медленная и изматывающая, что они боялись умереть от усталости, но отдыхать было невозможно и останавливаться тоже. Как можно отдыхать рядом с этой зияющей бездной?

И еще через час этого мучительного пути он сказал ей:

– Смотри. По‑моему, там виден выход…

И правда: склон сделался не таким крутым, и можно было даже залезть по нему повыше, подальше от края пропасти. А там, впереди, – уж не просвет ли в отвесной стене справа? Неужто они и впрямь выберутся отсюда?

Лира посмотрела в ясные, надежные глаза Уилла и улыбнулась.

Они карабкались все выше, с каждым шагом удаляясь от обрыва; и земля под ними постепенно становилась тверже, и можно было уже не бояться подвернуть лодыжку или покатиться вниз, если у тебя под рукой обломится выступ скалы.

– Наверное, мы уже прилично поднялись, – сказал Уилл. – Не пора ли браться за нож?

– Еще рано, – ответила гарпия. – Надо идти дальше. Здесь плохо открывать другой мир. Лучшее место наверху.

И они пошли дальше: поиск опоры, проверка, осторожный шаг, перенос веса и снова поиск опоры… Руки у них были ободраны до мяса, колени и бедра дрожали от усталости, в голове звенело от напряжения. Наконец они одолели последние несколько метров подъема и выбрались к подножию утеса – здесь начиналась узкая теснина, ведущая куда‑то во мрак.

Слезящимися, натруженными глазами Лира смотрела, как Уилл вынимает нож и прощупывает им воздух: в одном месте, в другом, третьем…

– Ага, – пробормотал он.

– Нашел открытое место?

– Кажется, да…

– Уилл, – вмешался дух отца мальчика, – погоди немного. Выслушай меня.

Уилл опустил нож и обернулся. Прежде ему не хватало времени подумать об отце, хотя хорошо было чувствовать, что он рядом. Но теперь он вдруг осознал, что с минуты на минуту они расстанутся окончательно.

– Что случится, когда вы отсюда выйдете? – спросил мальчик. – Вы просто исчезнете, и все?

– Не сразу. У нас с мистером Скорсби есть идея. Некоторые из нас задержатся здесь еще ненадолго, и нам понадобится твоя помощь, чтобы проникнуть в мир лорда Азриэла. Кроме того, – серьезно добавил он, глядя на Лиру, – если вы хотите снова отыскать своих деймонов, вам и самим придется туда отправиться. Ведь они сейчас именно там.

– Но, мистер Парри, – удивилась Лира, – откуда вы знаете, что наши деймоны сейчас в одном мире с моим отцом?

– При жизни я был шаманом и кое‑чему научился. Спроси свой алетиометр – он подтвердит мои слова. А насчет деймонов запомните одну вещь, – сказал он, и в его голосе звучали настойчивость и тревога. – Человек, известный вам под именем Чарльза Латрома, был вынужден время от времени возвращаться в свой родной мир, поскольку не мог постоянно обитать в моем. Философы из Торре дельи Анжели, которые путешествовали по разным мирам больше трех сотен лет, тоже столкнулись с этой необходимостью – в результате их мир постепенно ослабел и пришел в упадок.

А теперь вспомните, что произошло со мной. Я был военным, служил во флоте, а потом зарабатывал себе на хлеб в экспедициях; моему здоровью и физической форме позавидовал бы любой обыкновенный человек. Потом я по случайности покинул свой мир и не смог найти дорогу обратно. Я многое сделал и многое узнал в том мире, где оказался, но через десять лет после своего перехода обнаружил, что смертельно болен.

И вот в чем причина всего этого: ваш деймон может жить полноценной жизнью только в том мире, где он родился. В любом другом месте он начнет хиреть и в конце концов умрет. Мы можем путешествовать из мира в мир, если они соединены окнами, но жить мы должны только в своем.

Великое предприятие лорда Азриэла когда‑нибудь потерпит крах по той же самой причине: мы должны строить небесную республику у себя на родине, ибо других мест для нас не существует.

Уилл, мой мальчик, сейчас вы с Лирой можете выйти наружу для краткого отдыха. Он нужен вам, и вы его заслужили; но потом вы должны будете вернуться обратно во тьму, чтобы совершить еще одно, последнее путешествие со мной и мистером Скорсби.

Уилл с Лирой обменялись взглядом. Затем он прорезал окно, и перед ними открылось самое чудесное зрелище на свете.

Легкие их наполнил ночной воздух, свежий, чистый и прохладный; перед глазами распростерся небесный купол, усеянный яркими звездами; под ним, где‑то вдалеке, блестела водная гладь, а отделяющая детей от воды широкая саванна была усеяна купами гигантских деревьев, высоких, как замки.

Шагнув в одну сторону, затем в другую, Уилл расширил окно насколько мог: теперь через него можно было пройти вшестером, а то и всемером сразу.

Первые духи затрепетали от надежды, и их волнение стало передаваться по длинной шеренге за ними, точно рябь, бегущая по поверхности озера; и дети, и пожилые дружно поднимали головы, глядя вперед с восторгом и изумлением, и звезды, которых они не видели вот уже целые столетия, лили свой прекрасный свет в их бедные изголодавшиеся глаза.

Первым духом, покинувшим страну мертвых, стал Роджер. Он сделал шаг наружу, и обернулся, чтобы посмотреть на Лиру, и засмеялся с удивлением, чувствуя, как превращается в ночь, звездный свет, воздух… а потом исчез, оставив за собой такой осязаемый всплеск счастья, что Уиллу невольно вспомнились пузырьки в бокале с шампанским.

За ним последовали и другие духи, а Уилл с Лирой в изнеможении рухнули на росистую траву, каждой своей клеточкой радуясь этому чуду – сладко пахнущей земле, ночному ветерку, звездам.

Дата добавления: 2015-10-16