Договор

У Лонерина начались трудные времена, он терял силы.

В первые дни он прилежно работал, изучая только те места, куда ему позволено было заходить, и те, в которых не было охраны.

Мест, где можно было свободно перемещаться, было очень мало. Убийцы почти всегда дышали ему в затылок, да и работа была слишком тяжелой. Лишь ночью наблюдение ослабевало. Рядом с ними всегда находился один страж, и выполнял он свою работу очень старательно. Иногда он дремал, иногда удалялся. Впрочем, убийцы, должно быть, не считали их слишком опасными: они были людьми, лишенными жизненного стержня. Сначала они лишились сил из-за тех бед, которые привели их сюда, а потом ослабели от нескончаемой работы. Вероятно, убийцы даже не предполагали, что кто-нибудь мог просочиться к ним таким способом. Именно на это и рассчитывал Лонерин.

Первым делом он должен был отыскать свои камни. Они были ему совершенно необходимы. Иначе как он сможет рассказать Совету о своих поисках? Он мог бы бежать отсюда, но это решение казалось ему слишком сложным и ненадежным, чтобы можно было его выполнить. Конечно, рано или поздно ему придется бежать, но сначала он должен был выполнить свою миссию.

Лонерин искал камни у спящих, даже спрашивал у каждого проснувшегося. Никакого следа.

– Каждый день один из нас тут убирает, спроси у него, – ответил один из гномов, указав на своего соплеменника.

Лонерин обратился к нему и узнал, что тот имеет обыкновение выбрасывать все, что посчитает мусором, – так он и поступил с камнями.

Лонерин почувствовал, как у него пересохло в горле. Он один находился в цитадели противника, все связи с внешним миром отрезаны, для выполнения своей миссии он должен был выжить. Удар оказался страшным. Теперь у него не было выбора, он должен как можно скорее все узнать и живым выйти отсюда. Он яростно продолжал свои поиски, делая это в ночные, самые безопасные, часы.

Но так или иначе, даже такие действия могли оказаться опасными. Просители носили слишком легко узнаваемую одежду, а быть застигнутым во время прогулок по Дому, безусловно, означало неминуемую смерть. Следовало придумать нечто, чтобы замаскироваться.

Однажды ему улыбнулась судьба. Накануне вечером убийцы оживились, казалось, что весь Дом охвачен странным неистовством.

– Что произошло? – спросил Лонерин у одного просителя.

– Один из нас был выбран, и он увидит осуществление своей мечты, – ответил тот.

Его глаза блестели от зависти, что заставило Лонерина похолодеть. Прежде всего, он почувствовал прилив ненависти, до жжения в желудке. Жертва. Как и его мать. Он ненавидел их фанатизм, пахнущий смертью, то, как они радовались, потому что знал: их радость вызывала чужая кровь. Когда этот человек ушел, Лонерин стал кусать губы.

Ночью он думал, что лучше было бы не засыпать крепко. Наверняка все убийцы примут участие в жертвоприношении, а если повезет, то и стражи тоже.

Лонерин лежал, не засыпая, притворяясь, что глубоко дышит, наблюдая за входом в комнату, где стояли стражи.

Все было, как он и ожидал. Посреди ночи кто-то пришел.

– Я могу идти?

– Конечно, момент важный, и ты не можешь тратить свое время, следя за этими подонками.

– Ну что ж, я думал, что проведу остаток ночи, сидя тут.

Человек встал, накинул плащ и двинулся за своим товарищем.

Наступил долгожданный момент. Все убийцы, видимо, собрались в храме. У Лонерина появилась полная свобода передвижения.

Выйдя из комнаты, Лонерин отправился на поиски. Усталым взглядом он шарил по пустым комнатам, чувствуя себя как рыба, выброшенная из воды.

Перед ним лежал лабиринт коридоров, в котором было легко потеряться. К счастью, Лонерин вышел, подготовившись. Он взял с собой соломинку. Возвращаясь, он использует ее для несложного волшебства, чтобы найти нужное направление, и сможет вернуться в спальню, пока его не нашли.

Первые же поиски увенчались успехом. Он обнаружил, что крыло, предназначенное для просителей, было полностью отделено от тех помещений, которые часто посещали убийцы. Тут был целый этаж, предназначенный только для ухода за Домом, как это называли убийцы.

Кухонные помещения Лонерину были уже знакомы, но в прачечную он еще не заходил. Он случайно попал туда, и ему повезло: в помещении лежало множество черных одеяний.

Он взял самый изношенный плащ, лежавший поверх груды старой одежды. Возможно, плащ собирались выбросить, и его исчезновение не заметят.

Затем Лонерин вышел из прачечной и решительно направился к трапезной. Он знал эту дорогу, потому что один раз ему пришлось прислуживать за столом.

Дойдя до трапезной, он быстро пересек ее, плотно закрыв лицо капюшоном. В углу он нашел выход в коридор. В предыдущие дни он часто с беспокойством смотрел туда. Это было место, где таились секреты, которые ему предстояло разгадать.

Час был уже поздний. Он слишком долго пробыл в прачечной и в крыле, предназначенном для просителей. Оставалось совсем немного времени, чтобы осмотреть Дом, но надо идти. Случай представился удачный.

Он осторожно вышел в коридор, который был слабо освещен несколькими факелами. В коридоре было влажно. Зловонный воздух, пахнущий кровью, проникал в ноздри. По бокам коридора, на равных расстояниях, тянулись плотно закрытые деревянные двери – очевидно, жилье убийц. Лабиринт состоял из нескольких дополнительных коридоров, но Лонерин выбрал главный, самый большой. В глубине слышался грохот, глухой, казалось, исходящий из самой скалы, заставлявший ее вибрировать, как живое существо.

Лонерин двинулся вперед. По мере продвижения шум становился все более ясным и жутким. Это были сливавшиеся в единый крик голоса. Они выкрикивали слова, которые Лонерину не удавалось различить.

У него бешено забилось сердце. Скорее всего, он находился рядом с местом, где происходила церемония жертвоприношения. В памяти медленно всплывали мысли о матери, но Лонерин шел не останавливаясь.

Ему казалось, что коридор неестественно длинный, что цель слишком далека, может быть недостижима. В конце коридора, по которому он шел, появилась точка света, красная, как капля крови.

Он ускорил шаг. Тем временем вопли толпы уже заставляли дрожать стены, заполняли зал и коридор. Наконец он дошел, красный свет обволок, поглотил его. Лонерин остановился.

Он оказался у входа в огромную пещеру, освещенную кроваво-красным светом. Весь зал был заполнен убийцами. Они раскачивались, охваченные мистическим исступлением, кричали, обращаясь к какой-то точке зала.

Огромная статуя из черного кристалла – Тенаар. Черный Бог. И вдали, почти неразличимое, тело человека, прикованного цепями. По груди его текла кровь, медленно капая в бассейн, наполненный красной жидкостью.

Ужасные мысли вертелись в голове Лонерина, а желудок скручивал приступ дикой тошноты, которую Лонерин почти не мог побороть.

«Моя мать. Она сделала это для меня. На ее теле тоже была рана, на груди. Кровь моей матери. У подножия этой статуи».

Он обессилел, завыл, обхватив голову руками. Его вопль смешался с шумом толпы.

Лонерин широко открыл глаза от ужаса. Ему хотелось сбежать, но он был пригвожден к месту этим зрелищем.

Еще один крик толпы, и Лонерин пришел в себя.

«Прочь, прочь отсюда!»

В ужасе он сбежал, не думая, куда направляется. Все коридоры, по которым он бежал, казались абсолютно одинаковыми. Его преследовали глухой шум толпы, запах крови – крови этого человека. Лонерин пробежал еще два глухих коридора, растерялся, почувствовал, что умирает.

Лонерин прислонился к стене. Он был взволнован, воспоминания не давали ему покоя, но он должен прийти в себя.

Он не знал, как оказался тут. Он просто шел вместе со своими друзьями, и все.

– Это страшное место, оно внушает страх, здесь недалеко храм, – сказал один из них. И он решился пойти, чтобы увидеть, насколько он силен, чтобы убедить себя, что ничего не боится.

Лонерин шел впереди всех. Другие смотрели на него, как на слабого. Он переболел тропической лихорадкой, его мать исчезла. С тех пор с ним всегда обращались осторожно. А ему этого не хотелось.

Так, идя впереди всех, он и сам не знал, как оказался тут. Он шел. Знал только, что теперь его ноги уверенно и твердо ступают по земле.

– Мы пришли? – спросил один из них дрожащим голосом.

Никто не ответил, потому что все знали – это храм. То самое страшное место.

Здесь было множество костей, торчавших из земли. От запаха гниения перехватывало дыхание.

– Мне тут не нравится, – сказал кто-то.

Лонерин почувствовал, что должен идти вперед. Другого выхода нет. Он продолжал смотреть на кости, белевшие среди черноты ночи.

Он взобрался на холм и еле сдержал крик. Костей больше не было. Тут лежали настоящие мертвецы, трупы. И потом – этот труп. Черная льняная туника, покрытая кровью, волосы, разметавшиеся по земле, огромная рана, искаженное, белое лицо. Она.

Он кричал, кричал, кричал, пока не сорвал голос.

Через несколько дней, когда он снова смог говорить, ему объяснили, перед ее могилой: «Тот, кто хочет чего-нибудь просить у Черного Бога, идет в храм и отдает свою жизнь. Он получает то, о чем мечтает. Так и поступила твоя мать».

Лонерин встряхнул головой, пытаясь прийти в себя. Он попытался изгнать из памяти образ своей матери в общей могиле и успокоиться. Он покрылся холодным потом, дрожал как лист, сердце бешено билось в груди. Он чувствовал, что может убить. Если бы он сейчас встретил хоть одного убийцу, то убил бы его своими руками, не задумываясь о своей миссии.

«Я должен вернуться назад».

Но ненависть – старый друг, с которым очень трудно расставаться, и ненависть снова искала выхода, переполняла его.

Лонерин попытался заглушить гнев. Ему следовало произнести заклинание, или же он никогда не сможет вернуться в свою комнату.

Он взял в руки соломинку, но она дважды падала на землю, ее приходилось подбирать. И произнести заклинание ему было трудно. Он не мог вспомнить слова, а язык не повиновался ему.

Он не говорил. Лонерин несколько дней не мог говорить. После того отчаянного крика у него пропал голос. Теперь он кружил возле общего захоронения, или, может быть, возле маленькой могилы, над которой стояла деревянная плита с одним-единственным именем. Он потерялся и утратил дар речи.

«Почему ты не говоришь, а, Лони? Почему?»

Наконец ему удалось. Слабый голубой лучик появился в плотном воздухе. Лонерин побежал.

Добежав до трапезной, он начал дышать спокойнее. Когда он наконец вернулся в зону, предназначенную для просителей, почувствовал, что избавился от кошмара.

Лонерин прислонился спиной к стене. Из уголка глаза вытекла слеза. Слеза боли, ненависти и беспомощности.

Едва Дубэ вернулась, как ей встретилась Рекла. Глаза у нее блестели.

– Ну что? Ты сделала это?

– Его не было в Макрате.

У Реклы тут же изменилось выражение лица.

– Еще неделю назад наши видели его там.

– Вероятно, он ушел.

Дубэ повернулась, чтобы уйти, но Рекла железной хваткой вцепилась ей в руку.

– Ты делаешь мне больно…

– Не пытайся обмануть меня… не пытайся… я думала, тебе понятно, что я могу быть жестокой и упорной…

Дубэ пыталась сохранять спокойствие.

– Я говорю тебе правду. Я вернулась, потому что в Макрате его не было, но нашла одного информатора, который будет искать.

– Если это неправда, то ты знаешь, что тебя ждет…

– Его превосходительство сказал мне, что у меня есть месяц. Почему ты требуешь этого от меня сейчас? У меня еще больше двадцати дней.

Рекла долго угрожающе смотрела на нее.

– Повторяю тебе: если ты лжешь, то через двадцать дней поплатишься.

Она отпустила Дубэ, и та пошла по коридору с напускным спокойствием. Однако в груди ее бушевала самая настоящая буря. Встреча с Дженной дала ей понять, что она дошла до предела. Она больше не могла тут оставаться, ни за что на свете. Она боялась утратить в себе все человеческое.

Посвящение, жертвоприношение, требование убить Дженну – вот все этапы печального пути, который вел ее к безумию.

И она приняла решение.

Она пришла к Шерве на урок, была послушной и согласной на все весь день, но Шерва был из тех людей, от которых нелегко скрыть тайну.

– Ты молодец, не отрицаю, даже больше, чем я ожидал, – сказал он ей под конец. – Я не думал, что ты столькому научишься, сможешь сосредоточиться и действовать, когда твои мысли совсем в другом месте.

Дубэ знала, что момент настал. И у нее нет другого выхода.

Она встала перед ним, выпрямилась, еще тяжело дыша после тех упражнений, которые выполняла весь день.

– Что случилось?

– Ты должен мне помочь.

Шерва молча застыл.

– Никакая игра не стоит той цены, которую я плачу, никакая, хотя я еще не готова к тому, чтобы умереть и согласиться без гнева на ту участь, которую мне уготовил Иешоль.

– Может, я чего-то не понял, – довольно осторожно начал Шерва. – Мое отношение к культу, вероятно, ввело тебя в заблуждение…

– Ты не такой, как все, ты любишь только самого себя.

Эти слова, казалось, произвели впечатление на Шерву.

– Да, наверное, это так…

– Я чувствую, что могу обратиться только к тебе. Поэтому ты поймешь, если я скажу тебе, что мне нужно покинуть это место.

Шерва покачал головой:

– Я уже столько лет в Гильдии, я многим обязан им…

– И ты остаешься здесь только потому, что не считаешь себя достигшим того уровня, который позволит тебе убить Иешоля, – прервала его Дубэ.

Шерва замолчал. Возможно, он не мог поверить, что эта девочка в состоянии так хорошо читать его мысли.

– Не заблуждайся. Я молода, но понимаю, потому что многое повидала.

– Причина, по которой я нахожусь здесь, связана только с моей верностью этому месту. Уверяю тебя, и не говори мне больше ни слова.

– Почему? Ты хочешь оттолкнуть меня? Я отчаялась. Медленному умиранию в этой каменной конуре я предпочту быструю смерть.

Шерва встал.

– Урок закончен. Я забуду все, что ты мне сказала, но сейчас уходи.

Дубэ неподвижно продолжала стоять на том же месте.

– Иди. Ты не знаешь о моей жестокости. Иди, так будет лучше для тебя.

Дубэ и не пошевелилась.

– В Большом зале есть ход, я знаю, но мне не удалось найти его. Скажи мне только, где он.

– Никакого хода нет, ты ошибаешься.

– Он есть, и ведет в комнату стражей.

Шерва угрожающе нахмурился.

– Ты вынуждаешь меня убить тебя?

– Ты – единственный, кому я здесь доверяю. Скажи мне только, где этот ход.

– Если кто-то выйдет, то это будет конец, поняла? Никто не может уйти отсюда, даже не пытайся.

– Ты боишься, что тебя убьют? Ты этого боишься?

– Не играй со мной… Ты хочешь получить снадобье, чтобы уйти.

Дубэ сжала кулаки, закусила губу.

– Ты не веришь в Тенаара, ты не веришь в проклятые обряды этого храма, ты хочешь только личной власти! Так что же тебе стоит сказать мне, что? Тебя интересует судьба этого места? Или, может быть, ты думаешь, что день, когда Иешоль окажется в твоей власти, никогда не придет?

Шерва оставался невозмутимым и холодным.

– Выйди.

Не удалось. Сказать больше было нечего. Дубэ, опустив голову, направилась к двери.

«Я сделаю это сама», – повторяла она. Но это означало потерю времени, а времени уже не оставалось.

– У подножия статуи, между бассейнами, стоит статуя, как в храме.

Голос Шервы был чуть громче шепота, но он заставил Дубэ вздрогнуть.

Девушка обернулась, благодарно посмотрела. Но лицо стража гимнастического зала было по-прежнему суровым.

– Иди, – просвистел он.

Дубэ не заставила повторять дважды.

Она решила действовать быстро, той же ночью.

Как только Дубэ убедилась, что все в Доме спят, она вышла из своей комнаты и быстро побежала.

Ей казалось, что ее ноги ступают слишком тяжело, что каждый ее шаг производит страшный грохот. Сердце билось слишком учащенно, ей казалось, что все ее движения сопровождаются оглушительным шумом. Она знала, что это только кажется. Шерва говорил ей об этом.

Все хорошо… все хорошо…

Она остановилась на пороге зала. Сердце стучало. В помещении все было спокойно. Статуя Тенаара омывала свои ноги в крови.

Дубэ оторвала взгляд от бассейнов. Они притягивали зверя, который уже бил копытами вдали.

Она осторожно вошла, долго смотрела на статую. Ей всегда казалось, что оба бассейна связаны, или, во всяком случае, под ногами Тенаара смыкались, не образуя прохода. Однако, вглядевшись внимательнее, она заметила маленькое темное пространство, которое трудно было различить. Оно было узким, и, вероятно, следовало прижаться к статуе, чтобы попасть туда. Но оно существовало.

Она мысленно поблагодарила Шерву и двинулась вперед.

Надо было найти статую, о которой ей сказал Шерва, а потом и ту точку, на которую нужно было нажать, чтобы привести в действие механизм двери. Упоминание Шервы о храме заставляло думать, что точка на этой статуе находится в том же месте.

Она внимательно оглядела ноги статуи. Но к счастью, заметила – рядом что-то происходит. Сначала было смутное ощущение опасности, потом шум, сильный и неожиданный. Тут кто-то был.

Ее тело моментально среагировало.

Лонерин возвращался сюда уже два вечера подряд после жертвоприношения.

Хотя он все еще чувствовал себя потрясенным, времени терять было нельзя. Его могли принести в жертву в любой момент, значит, следовало шевелиться.

И в этот вечер он тоже пришел. Надо было проникнуть в комнаты убийц, для этого он решил начертить подробнейший план этого места, а потом вернуться и посмотреть на эти комнаты днем, если такая возможность представится.

Сейчас, ночью, он находился в зале, где совершалось жертвоприношение. Он шел быстро. Его шаги шелестели по полу и отдавались под сводами. Но он не думал об этом. К тому же в этот час тут никого не было.

Поэтому, когда чья-то холодная рука схватила его, он окаменел. Рука прижала его к стене, и тогда он увидел блеск кинжала.

Все произошло невероятно быстро, так, что он даже не успел испугаться. Неудержимый страх пришел потом: у Лонерина ослабели ноги.

Прямо у его горла был кинжал, и рядом – лицо, которое Лонерин сразу же узнал. Девушка из храма – та, которую он заметил, ожидая, когда его допустят в Дом.

– Ты? – недоверчиво сказала она, и ее хватка несколько ослабла. Она узнала его.

Лонерин чувствовал, что все потеряно. Он хотел попросить девушку, чтобы она быстрее прикончила его.

Но неожиданно она опустила кинжал.

– Что ты тут делаешь?

Лонерин утратил дар речи. Он совсем не мог раскрыть рот, а руки и ноги его онемели. Он был изумлен и ничего не понимал.

Девушка некоторое время ждала его ответа, потом осмотрелась вокруг.

– Здесь нас могут увидеть, – заметила она.

Она оттолкнула его от стены, поставила перед собой и сжала ему горло рукой. Однако кинжал убрала.

– Иди.

Они торопливо прошли через зал. Девушка шла быстро, но совершенно бесшумно, а ноги Лонерина громко стучали по камню.

– Ты нарочно так шумишь? – проворчала она.

– Я… – пролепетал Лонерин, обретая дар речи.

– Быстрей, – отрезала она.

Они шли по коридорам, затем завернули в ближайший лабиринт, дошли до какой-то двери. Девушка не без труда открыла ее, подтолкнула Лонерина внутрь и закрыла дверь за собой.

Это была темная и холодная конура, в ней стояли кровать и скамейка. Комната убийцы. Лонерину потребовалось некоторое время, чтобы осознать невероятный результат. Его будто ударили обухом по голове.

Девушка зажгла свечу и встала перед ним.

– Говори тише, иначе нас услышат, – прошептала она. – И не пытайся играть со мной.

Лонерин некоторое время молчал. Он все еще не мог прийти в себя. Теперь он лучше разглядел девушку: она была грациозная, чуть моложе его. У нее была фигура девушки, почти женщины, и очень взрослое выражение лица, на котором читалась печать молчаливой муки, и это сразу же внушило Лонерину чувство одновременно сострадания и симпатии. Она похудела с того дня, когда он ее видел, и побледнела, хотя, возможно, в первый раз он ее не слишком хорошо рассмотрел.

– Ты проситель? – Нежный голос прервал цепь его мыслей.

– Зачем ты привела меня сюда? Я тебе все равно ничего не скажу!

Девушка разозлилась. Она вложила кинжал в ножны.

– Ну вот. Так тебе спокойнее?

Лонерин не знал, что и думать. Это могла быть ловушка. Однако девушка не звала на помощь, а привела его в свою комнату. В этом не было смысла.

– Почему ты привела меня сюда? – повторил он.

– Чтобы понять.

Лонерин думал, что, может быть, стоило перейти в наступление.

– А что ты сама делала там? Убийцы не гуляют в такие часы…

Он попал в цель. Девушка слегка покраснела.

– Поступим так: я отвечу на твои вопросы, а ты – на мои. Как ты себя чувствуешь?

Это был самый нелепый и опасный разговор в его жизни.

– Хорошо.

Он сказал это просто так, надеясь, что ответ покажется правильным.

– Ты – не обычный проситель, правда? Я поняла это, когда увидела тебя в храме.

Лонерин почувствовал досаду.

– На основании чего ты сделала такой вывод?

Девушка пожала плечами:

– У настоящих просителей нет никаких причин жить, ими движет только их мечта. В твоих глазах читалось иное.

Лонерин вспотел. Она была проницательной. На других его представление подействовало.

– Как тебя зовут?

– Лонерин. А тебя?

– Дубэ.

Быстрый ответ успокоил его. Может быть, это и не западня.

– Ну так что же? – настаивала она. – Что ты там делал? И кто ты?

– Сначала ответь ты.

Несколько мгновений Дубэ колебалась, но все-таки ответила:

– Я искала проход в комнаты стражей. Я знаю, что он находится в этом зале.

Лонерин ничего не понимал.

– Стражей?

– Это убийцы высшего разряда, те, что носят жилеты с цветными пуговицами.

В его памяти сразу же всплыли образы стражей, контролирующих просителей.

– Значит, они спят в особом месте?

– Именно так.

– А зачем вся эта таинственность? И вообще: разве вы не можете перемещаться по Дому, как хотите?

– Не все. Я – не могу.

– А почему?

Дубэ улыбнулась:

– Я рассказала о себе. Перед тем как продолжить, расскажи и ты о себе.

Лонерин снова начал обливаться потом. Что теперь? Что он мог рассказать?

– Я пришел сюда на разведку.

Тишина, последовавшая за этим ответом, длилась довольно долго.

– Что ты хочешь узнать?

– Все о Гильдии.

– Для кого?

Лонерин заколебался. Он боялся выдать себя.

– Этого я не могу сказать.

– Хорошо… Не важно, по крайней мере сейчас. Ты искал то же, что и я?

Вот чего она хотела: обмена информацией.

– Я никогда не слышал о том проходе, о котором ты рассказала.

Девушка долго и испытующе смотрела на него.

– Послушай, я здесь не для поиска тайных проходов или чего-нибудь в этом роде…

И вдруг он неожиданно для самого себя стал говорить правду. Он не понимал почему, но доверился этой девушке, и это казалось ему неслыханным. Она была незнакомкой, застигнувшей его во время опасного занятия, кроме того, она была врагом. Однако он доверился ей.

– Я – маг, – сообщил он. – Я пытаюсь понять, что замышляет Гильдия. Знаю, что существует какой-то тайный план, нечто серьезное. Я собираю сведения.

Дубэ нахмурилась.

– И ты хочешь сделать это, притворившись просителем?

– Тебе известен другой способ?

Девушка прислонилась к стене, подняла глаза вверх.

– Нет, на самом деле, нет.

– А что ты будешь делать теперь?

Лонерин ждал.

– Я – не победительница. Я отпущу тебя, и покончим на этом. Меня не интересует, что случится с этим Домом: пусть он исчезнет, провалится, тем лучше.

В ее голосе звучала странная покорность, скрытая боль, то же, что Лонерин увидел в ее глазах в момент первой встречи. Нет, она не была убийцей, в том смысле, который имело это слово там, где они находились.

Внезапно девушка вздрогнула.

– Ты сказал – маг?

Лонерин кивнул.

Она какое-то время смотрела на него, потом закатала рукав куртки и показала ему что-то.

– Узнаешь?

Лонерин взял ее руку и поднес к свету. Чуть выше локтя на руке был черно-красный знак. Юноша внимательно осмотрел его, провел по нему пальцами. Не требовалось много времени, чтобы узнать. Он содрогнулся.

– Это – печать.

– Мне сказали, что это – проклятие.

Ее голос дрожал.

Лонерин посмотрел ей в глаза. Ему было страшно.

– Есть разница между проклятиями и печатями. Проклятия – это волшебство, не связанное навечно с тем магом, который произносит заклятие, это – простое волшебство низшего уровня. Проклятия действуют только один раз и могут быть сняты более могущественным волшебством. А печати – нет.

– Я знаю разницу, однако теория меня не интересует. Почему ты говоришь, что это – печать?

– Я знаю этот вид запретной магии: ни одно проклятие не оставляет на теле знаков. Только печати имеют такую форму.

Дубэ неловко убрала свою руку и опустила рукав.

– Если ты хочешь, чтобы я тебе помог, расскажи мне все.

Она молчала, опустив голову. Лонерин был поражен, когда Дубэ рассказала ему свою историю. Историю жестокого обмана, историю долгой агонии тут, в скале, историю зверя, жаждущего крови, который постепенно пожирал ее Душу.

– Я хочу уйти отсюда. Я умру, если тут останусь. Это переходит всякие границы, и я…

– Я знаю, – прошептал Лонерин, сжимая кулаки. – Я знаю.

– Мне нужно снадобье, – сказала она. – Поэтому я здесь. Я ищу комнату стража ядов, чтобы похитить снадобье и убежать отсюда. Ты можешь мне помочь?

Лонерин не знал ее, но испытывал к ней сострадание: еще одна жертва Гильдии…

– Тебя обманули.

Девушка резко подняла голову.

– Печать невозможно излечить. Снадобье, которое тебе дают, сдерживает симптомы, но печать продолжает действовать и развиваться. Ее не остановить.

Ему не хватало смелости смотреть Дубэ в лицо. Он чувствовал ее учащенное дыхание.

– Ты ошибаешься…

– Я – не знаток печатей, но… их не снимают… и прежде всего их нельзя излечить простым снадобьем.

Дубэ стояла перед ним будто окаменевшая. Она опустила руки и растерянно смотрела на него.

– Ты ошибаешься… – повторяла она.

– Очень редко их можно снять, – осторожно заметил он. – Печать, если она наложена не слишком могущественным магом, с большим трудом, но может быть снята. Например, Астер снял одну печать.

Казалось, что к щекам Дубэ прилила кровь.

– Однако это очень трудное дело, доступное только великим магам. Достигается огромными усилиями, но не всегда получается…

– Ты знаешь таких?

Лонерин помрачнел.

– Кого?

– Магов, которые умеют снимать печати.

Он не знал. Может быть, Фольвар?

– Может быть…

– Я все отдам тебе, лишь бы встретиться с ним, все отдам… отведи меня к нему, и я все для тебя сделаю.

Она была в отчаянии.

– У меня… у меня есть миссия… потом… бежать…

– Я буду следить за Гильдией вместо тебя.

Она сказала это решительно, он видел, она говорит правду. Дубэ не производила впечатления человека, бросающего слова на ветер.

– Хочешь, чтобы я сказала тебе, что происходит в этих стенах? Я сделаю это. У меня больше свободы передвижения, чем у тебя, к тому же я умею следить. По сути, выслеживание – это и есть мое ремесло. Я разузнаю обо всем, что тебе нужно, выведу тебя отсюда, а ты взамен отведешь меня к тому, кто сможет меня исцелить.

Лонерин вдруг почувствовал растерянность. Ее умоляющий взгляд, это предложение, этот обмен – жизнь на ту работу, которую он должен был выполнить, – казался ему почти безнравственным. Он не был уверен, что сможет спасти ее, но как отказаться?

– Я не уверен, что могу спасти тебя… – вынужден был признаться Лонерин.

– Это не важно. Мне достаточно отдаленной надежды и одной только мечты выбраться отсюда.

Бездна ее отчаяния, ее решимость пугали Лонерина.

– Хорошо, – прошептал он.

Дата добавления: 2015-10-16