И в конвертах зеленых, как видение снов

Донесут почтальоны теплоту этих слов…”,

Такие, незамысловатые песни ценились, ибо были созвучны с мыслями молодых ребят, скучавших по дому и своим любимым. В1969 году эту песню записали на магнитофон, посетившие Мургаб, журналисты из Душанбе, а через некоторое время я услышал её по Таджикскому радио, правда, не в моем исполнении. Ну и пусть. Все равно было приятно, что “адресованная другу, пошла песенка по кругу” и понравилась другим.

Многие годы и после службы на Памире, выступая иногда в составе самодеятельных коллективов пограничных частей, я включал эту песню в свой репертуар, и её, за искренность и задушевность, всегда встречали аплодисментами солдаты, а также члены семей офицеров и прапорщиков.

Фото Н.Дорбалюка. 1978 г. Поздравляем с Днем 8 марта женщин Одесского погранотряда.

До сих пор жива и приносит пользу вот эта семиструнная гитара, купленная мною в 1968 году в г.Оше.

1968 год оказался очень насыщенным. Как начальника узла, меня волновали проблемы устойчивости радио и проводной связи с отрядом и заставами. Имевшаяся мощная коротковолновая радиостанция Р-102 выработала свой ресурс и барахлила. Не способствовали оптимизму и регулярные обрывы на проводной линии связи Мургаб-Ош. Пришлось ставить дополнительные антенны с ориентацией на Ош (действующие антенны были ориентированы на Хорогский отряд, в подчинении которого комендатура находилась до весны 1967 г.) и заняться проводной связью. Здесь проявил смекалку телефонист, ефрейтор Володя Сапон. Голь на выдумки хитра. Обнаружив на складе усилитель от киноаппарата “Кинап” (кстати, Одесского производства) Володя предложил использовать его для связи со штабом отряда. Вместо стандартной микротелефонной трубки аппарата ТАИ-43 мы подключили трубку от системы Кристалл с контактами, а вместо угольного микрофона, чтобы он не “спекся”, поставили электромагнитный ДЭМШ-1. Такой же фокус попросили сделать и Ошских коллег. Результат превзошел все наши ожидания. Одно неудобство-разговор вели как по радиостанции – один говорит, второй слушает. Но и это было кое-что. Теперь, даже в случае обрыва одного провода, мы могли поговорить с отрядом. В дальнейшем мы подремонтировали линию связи, особенно в районе перевала Ак-Байтал, установили и настроили аппаратуру уплотнения П-309 и получили уже два канала связи по одной линии: один низкочастотный, а другой–высокой частоты. К концу 1968-го года нам поставили радиостанцию средней мощности Р-110-УМ и автомобильный вариант радиостанции Р-104. Это позволило “перевести дух” на связном направлении.

Но появились другие заботы. Летом в Алма-Ате предстоял чемпионат войск Восточного пограничного округа по легкой атлетике, борьбе и военному троеборью. Я был ответственным за огневую подготовку троеборцев, которые прибыли на Мургаб из различных подразделений отряда. На стрельбище, что располагалось в нескольких километрах от Мургаба в сторону Оша, мы по пару дней в неделю тренировались в стрельбе из автоматов АК. Во время одной из тренировок я заметил, что сержант “К” задержался у мишени и делает какие-то манипуляции. Подойдя к мишеням, я обнаружил в центре одной из них фотографию девушки. Оказалось, парнишка получил известие, что невеста ему изменила и он, таким образом, решил порвать с ней отношения. Вначале, у меня возникло желание фото снять, но, увидев состояние сержанта, решил оставить все как есть. После стрельбы мы осмотрели мишени и я увидел, что две из трех пуль угодили в фотографию изменницы. Вечером мы около часа проговорили с “К” о превратностях судьбы и оба остались беседой довольны. Позже, я часто вспоминал этот эпизод и думал - правильно ли поступил и пришел к выводу, что правильно, ибо это помогло стабилизировать морально-психологическое состояние сержанта.

В этом же году меня назначили ещё и командиром нештатного взвода повышенной боевой способности (ВПБС). Будучи спортсменом, в том числе инструктором по самбо, я решил организовать для своих бойцов курсы по изучению боевых приемов этого вида единоборства. Занятия были весьма популярны и от солдат, желающих их посещать, не было отбоя. Эти курсы способствовали и укреплению воинской дисциплины. Нарушители отстранялись от занятий, что било по их самолюбию. Скажите, а кто из молодых ребят, тем более пограничников, не хочет быть физически сильным и ловким? И, знаете ли, это приносило обоюдную пользу. Ребята овладевали приемами самообороны, повышалась их физическая выносливость и ответственность. Параллельно, с исполнением должностных обязанностей, мы с удовольствием занимались и горной подготовкой - поднимались на вершины, а иногда и спускались в пещеры. Эти занятия были весьма не простыми. Не всем, даже сильным ребятам, были подвластны подъёмы, но особенно спуски по узким карнизам. Некоторые честно говорили, что боятся высоты и их приходилось из группы исключать. Был случай, когда один из солдат, поднявшись до половины вершины, не смог сдвинуться с места и его пришлось спускать по канатам вниз.

Тренировка ВПБС и исследование окрестностей в 1968 г. Спуск со скалы всегда труднее, чем подъем. В данном случае я чуть не сорвался со скалы-ушел из-под руки камень.

Чем не по Высоцкому: “Здесь можно свернуть, обрыв обогнуть, но мы выбираем трудный путь, опасный, как военная тропа”.

Помню, как на участке заставы Тохтамыш мои ребята обнаружили отвесную пещеру глубиной около 20 метров. Заинтригованные возможным наличием, басмаческого тайника с оружием или клада, мы решили её исследовать. Вначале, при помощи термитной шашки, температура горения которой составляет более 2500 градусов (их мы использовали для сварки стальных проводов), осмотрели её дно. Затем, бросив горящий жгут травы, удостоверились в наличии кислорода и лишь тогда, обвязавшись страховочными канатами, мы, с ефрейтором Сапоном, спустились вниз, где по колени погрузились в сухой птичий или мышиный помет. Удивительно, что он не воспламенился от высокой температуры шашки. Дышалось тоже нормально. Там, вместо клада, мы обнаружили кладбище мумифицированных скелетов животных, в т.ч. горного козла и барса.

Чтобы читатель не обвинил меня в неискренности - вот мол, как чешет. На Мургабе была лишь тишь и гладь, да божья благодать. Отвечу, как в любом, а тем более таком большом коллективе, как комендатура, было всякое и знаменитая на весь отряд гауптвахта не пустовала. Зато территория была на загляденье и без окурков. Конечно не обходилось без казусов и ЧП. Помню, как весной 1968-го года комендатуру взбудоражила весть о том, что лежит без сознания скромный и исполнительный фельдшер нашего медпункта “Ф”. Его обнаружили на рабочем месте почти бездыханным и с пеной у рта. Попытки привести “Ф” в чувство успехом не увенчались. Все суетились и ломали голову, что же произошло. Неожиданно для всех, и медиков в том числе, диагноз “страшной” болезни поставил лейтенант Евгений Зубен-Нечаев. Увидев “умирающего” и пару окурков с запахом травки-конопли он сказал: “Оставьте его в покое. Проснется завтра”. Так и случилось. Оказалось, что “Ф”, узбек по национальности, получил из дома посылку с коноплей и обкурился. Результат налицо. Не зря среди офицеров бытует поговорка – “Лучше иметь в подчинении 10 сейфов с совершенно секретными документами, чем одного отличника боевой и политической подготовки”.

После мартовских (о.Даманский) и августовских (оз.Жаланашколь)1969 года событий на советско-китайской границе руководством КГБ СССР принимались меры не только по усилению охраны границы, но и её обороны. Пограничным частям и подразделениям округа придавалась бронетехника, миномёты и другие виды группового оружия. Это коснулось и нас. На Мургаб прибыла маневренная группа на БТР-60 ПБ, что нас обрадовало, но и добавило забот. Мне пришлось изучать современные бортовые радиостанции Р-123-М. Весь личный состав комендатуры, включая офицеров, приступил к плановым занятиям по боевому использованию БТРов и установленного на них вооружения: крупнокалиберного 14,5 мм КПВТ (крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый) и 7,62 мм ПКТ (пулемет Калашникова танковый). Особенно было приятно вести огонь и наблюдать за стрельбой из

КПВТ, пули которого насквозь “прошивали” броню любых, имевшихся тогда на вооружении армий мира, БТРов и БМП с расстояния 500 м. Много лет я хранил сердечник от бронебойной пули КПВТ, прошедшего через железнодорожную рельсу, используя его в качестве керна.

Почти еженедельно проводились практические занятия по ведению ближнего, в том числе оборонительного боя, с применением противотанковых (СПГ-9) и ручных (РПГ-42 и 7) гранатометов и тренировки по метанию боевых гранат Ф-1 и РГД-5. После них мы возвращались со стрельбища оглохшими, но довольными. Следует отметить, что метание боевых гранат требует определенной смелости солдата и хладнокровия обучающего офицера, его постоянной готовности к действию в случае нештатной ситуации (солдат уронил гранату с выдернутой чекой; выдернув чеку, но гранату не метнул, а зажал её в руке). Этим занятиям уделялось особое внимание. Приятно, что ни на одном из занятий по огневой подготовке мы не допустили ЧП.

Все получали от этих занятий удовольствие. Ибо приобретали необходимые навыки ведения боевых действий, а БТРы прошли хорошую обкатку на высокогорье. В 80-х годах эти БТРы проходили настоящее боевое крещение в Афганистане, куда их переправил мой друг, майор (ныне подполковник запаса, одессит) Петренко Михаил Павлович, на участке Хорогского отряда.

1-я застава “Тохтамыш”

Начальником заставы был старший лейтенант Гребенников Борис, а его заместителем лейтенант Крамаренко Владимир (в 1991 г. он был начальником ОКПП “Ленинград”).
Застава располагалась в довольно живописной долине Кошагыл, недалеко от реки Аксу и к.Тохтамыш. Личный состав размещался в капитальных кирпичных строениях и был неплохо обеспечен в социально-бытовом отношении. Она была стыковой между Хорогским и Ошским погранотрядами, а одновременно Восточным и Средне-Азиатским пограничными округами. Справа границу охраняла застава “Кызылрабат “ Хорогского ПО. Там же, на пике Повало Швейковского, был и стык границ 3-х государств–СССР, Афганистана и Пакистана. “Тохтамышцы” немного завидовали коллегам из “Кызылрабата”, у которых прямо на территории заставы находился горячий радоновый источник с небольшим бассейном (в котором длительное пребыванием не рекомендовалось), что снимало большую банную проблему. Пару раз принимал эти радоновые ванны и я.

Но на Тохтамыше были свои прелести и река Аксу, которая изобиловала рыбой–османом и маринкой.

Река Аксу. Фото с сайта:

http://www.сарыкол.рф/publ/puteshestvie_po_vostochnomu_pamiru/1-1-0-216

Местные жители эту рыбу не ловили и не ели. На Восточном Памире до сих пор существует поверье, что от неё погибли воины Александра Македонского, когда шли через Памир в Индию (На самом деле, это лишь легенда. Македонский никогда на Восточном Памире не был. Его войска проходили в 400 км западнее, по реке Пяндж). Но молва о ядовитости рыбы соответствует действительности. Внутренняя чёрная плёнка этих рыбин, при употреблении, может вызвать отравление и даже со смертельным исходом. Мы, славяне, эту проблему разрешили просто, при чистке рыбы тщательно удаляли из неё злосчастную плёнку. С 1968 г. лов рыбы на р.Аксу мы поставили на поток. Через начальника ОВС отряда капитана Мельниченко я, как страстный рыболов, заказал два бредня (один для п/з “Тохтамыш”, а второй для ПК “Мургаб”). Первый же заброс бредня в районе Тохтамыша принес нам более 100 рыбин, весом по 0,5 – 1,5 кг. каждая. А второй и третий обеспечили загрузку автомобиля Газ–66 до уровня бортов. На Тохтамыше мы рыбу упаковали в бочки и встречными нарядами отправили на все заставы комендатуры с инструкциями по её чистке и употреблению. Кроме того, были даны циркулярные телефонограммы на заставы о необходимости строгого соблюдения правил приготовления этой рыбы. И так повторялось после каждой рыбалки. Таким образом, мы получали свежее дополнительное питание для личного состава, не допустив ни единого несчастного случая.
На этой же заставе, я впервые увидели вечную мерзлоту, о которой знал лишь из книг. Однажды, когда выловленную рыбу мы погрузили в Газ–66, то автомобиль, к моему ужасу, стал садиться на обе оси, но, просев на сантиметров 50 остановился. Как выяснилось, на ледяной подушке. Только благодаря высокой проходимости газика и нескольким солдатским бушлатам, мы выбрались из этой западни. Кстати, дно реки Аксу также состоит изо льда вперемешку с песком.

Некоторые называют Мургаб “гиблым местом”. Не верьте. Разве может повернуться язык, чтобы назвать гиблым местом цветущую, в начале лета, долину Кошагыл или кишащую рыбой реку Аксу.

Цветущая долина Кошагыл в районе к.Шаймак. Фото Е.Зубена-Нечаева

А разве могут оставить равнодушным пасущиеся здесь стада яков и кочующие корабли пустыни-верблюды, которых здесь множество, а также кружащие в небе орлы, высматривающие–чтобы или кого бы съесть.

Фото Е.Зубена-Нечаева.Совместная поездка в Тохтамыш и Кызыл-Рабат в 1968 г.

Впечатление от гор незабываемо. Только здесь можно увидеть живые картины Рериха. Не застывшие, а именно живые, ибо плывущие над снежными вершинами облака, каждую минуту рисуют картину по-своему. Нельзя описать словами утреннее и вечернее купание вершин в солнечных лучах. В такие минуты в тебе звучит мелодия песни В.Высоцкого–“Лучше гор, могут быть только горы…”.

Участок заставы Тохтамыш славился не только рыбой, но и архарьими стадами и пастбищами, особенно на стыке с заставой Шатпут.

Архары.Фото с сайта: http://www.alsadventures.com/articles/article12.htm

На этих животных периодически, когда возникали трудности с питанием, охотились пограничникии постоянно волки. Если охотники архарам слишком надоедали, то они, окинув укоризненным взглядом окрестности, без пограничных формальностей, уходили на сопредельную территорию. Признаюсь, что и мне пришлось “изъять” из природы 8 таких красавцев на участке заставы Рангкуль. Но там же я дал себе слово: “Больше стрелять по животным не буду”. К этому подтолкнули глаза смертельно раненого мною последнего архара. Самец стоя на передних ногах, отрешенно смотрел сквозь обидчика, а из его глаз, словно большие горошины, катились слезы. Мне и самому стало больно. Сделав последний, контрольный выстрел, я и дал это слово, которое не нарушил до сих пор. Хотя охотников не осуждаю.

Мумиё Тохтамыша (и не только)

В феврале 1969 г., я возвращался из очередного, 56 дневного отпуска. В поезде Москва–Андижан, как и все пассажиры, коротал время за игрой в подкидного, чтением газет и журналов. В журнале “Наука и жизнь“ (был тогда такой замечательны журнал) меня привлекла большая статья узбекского учёного–Шакирова о лекарственном средстве неорганического происхождения под названием “мумиё“, которое жители Памира, Тянь–Шаня, Кавказа и Алтая собирают высоко в горах и применяют для лечения многих заболеваний, в т.ч. язвы желудка и заживления ран. Особенно, как писал Шакиров, мумиё эффективно при лечении переломов костей. При употреблении мумиё, кости восстанавливаются в 4–5 раз быстрее, чем при лечении традиционными методами. В статье описывались рецепты применения и размышления о происхождении этого чудодейственного средства. Говорилось о том, что это может быть продукт многовекового превращения экскрементов животных, птиц и т.д. И вот удача–летом 1969 года я нахожу что-то похожее на то, о чём писал Шакиров.

А дело было так: с группой связистов мы выехали на проверку линии связи Мургаб–Тохтамыш. В 40 – 60 км., от Мургаба, в одной из скал, напротив Тохтамышской метеостанции, я обнаружил небольшой, обугленный внутри грот, при полном отсутствии признаков горения. Обследовав его, я увидел, что это не следы горения, а какие-то смоляные наплывы тёмно–коричневого цвета, покрывающие его стены и свод. Увиденное вызвало в моей памяти статью из журнала “Наука и жизнь” и я, с помощью монтировки и молотка, отбил несколько образцов камня со смолой для исследования. Она была твердая, как сам камень, но через несколько минут пребывания в руках, становилась мягче и оставляла смолянистый след.
Устранив обрыв на линии мы прибыли на заставу “Тохтамыш “. Там перекусили и я поехал к знаменитому памирскому охотнику Чинибаю, с которым был в хороших отношениях, чтобы получить консультацию по обнаруженной смоле. Чинибай проживал тогда в 2-2,5 км от заставы. Соблюдая восточные “формальности”, я показал аксакалу камень со смолой и спросил, что это такое. Тот, обычно степенный и невозмутимый, пришел в изумление - “Васа, мумиё, мумиё. Гдэ взал? Нэт, нэ говори”. Несколько раз лизнув смолу, он, с неподдельной радостью, подтвердил, что это точно мумиё. А слово Чинибая–это гарантия качества. В том же году я нашел еще 2-а месторождения мумиё. Одно в той же долине Кошагыл, а второе у озера Ранг-Куль. Интересно, что если в первом случае, в пещере, под ногами было огромное количество пересохшего птичьего или мышиного помёта, то в других–это были лишь небольшие (30–40 см) углубления в скалах на высоте от 20 до 40 метров от подножья, которые были покрыты мумиё, толщиной 0,4–0,6 мм. Оно покрывало отвесную часть углубления и было отполировано архарами и козлами (они его слизывали и терлись об него боками т.к. виднелись остатки шерсти). Видимо, таким образом, проходили курс самолечения.

Кусочек оставшегося у меня мумиё и темно-коричневый след от него на пальце.

В последующем я собрал около 1,5 килограмм этого лекарства. Часть оставил себе, часть раздал сослуживцам, а немного отвёз для изучения в Москву, где оказался проездом. Прибыв в столицу, воодушевленный мыслью, что делаю большое дело для медицины, я звоню в Минздрав и в один из мединститутов, говорю об этом чудо-средстве, упоминаю статью Шакирова и мнение охотника Чинибая, бесплатно предлагаю около 50 гр мумиё для исследования. Но там меня приняли за шарлатана и деликатно “отшили “. Получилось как в притче: “ В старину говорили - пшёл вон, а сейчас говорят–зайдите завтра, пожалуйста ”. На этом мое желание помочь медицинской науке и закончилось. А лет 10–ть спустя в СССР вокруг мумиё возник ажиотаж: геологи и любители лёгкой наживы обдирали мумиё, где только находили и продавали его за бешеные деньги.

Оставшееся у меня мумиё я использовал по назначению. Оно помогло многим моим друзьям и знакомым в лечении язвы желудка.
У меня теплится надежда, что те места с мумиё, которые нашел я не разорили, ибо находились они вдали от дорог и горных троп.

И еще о легендарном Чинибае

Этот замечательный человек и сейчас, по прошествии многих лет, стоит перед моими глазами, как наяву. Вот он на фотографии с моим другом Е.Зубеном-Нечаевым летом 1968 года. А рядом, сфотографирован неизвестным мне фотографом, возле своего домика с орудием лова-капканом и незаменимой в горах мелкашкой, для которой мы частенько привозили ему патроны (тогда они были в свободной продаже).

Фото из архива Е.Зубена-Нечаева Фото из сборника: Памир”Крыша Мира”

Эта его фотография была найдена мною в интернете в сборникеПАМИР - "КРЫША МИРА",составленном Миной Мингалеевой (1987 г). В этом сборнике (фотография под № 65) Чинибай назван последним ловцом барсов Чегебеем. Пусть будет так. Но я очень рад с ним встретиться и как с Чегебеем. И благодарен автору за эту фотографию. Она подтверждает мои слова о том, что Чинибай был уважаемый не только пограничниками.

Чинибай–ака достоин того, чтобы о нём знали не только те, кто с ним общался, но и те, кто никогда не слышал об этом скромном киргизе. Его ценили и уважали все поколения пограничников, служивших на заставе “Тохтамыш” и в управлении комендатуры “Мургаб”. Жилище Чинибая постоянно посещали пограничники, и по необходимости, и без оной. Они оказывали ему посильную помощь - привозили различные вещи, продукты питания, особенно весьма необходимый на высокогорье жидкий экстракт, который спасал от цинги, лук, картофель, а также предметы мебели. Вот даже на фотографии он, подпоясанный офицерским ремнем, скромно сидит на подаренной пограничниками табуретке.
В то время Чинибаю было лет 60. Невысокого роста (155 - 160 см), плотный, словно вытесанный из гранита, крепыш. Его руки, лицо и ноги были сплошь покрыты шрамами от укусов, когтей и рогов тех животных и птиц, которых он брал “голыми “ руками. А брал он и в зрелом возрасте снежных барсов, архаров, горных козлов (кииков) и орлов.

Сколько таких барсов поймал Чинибай? Фото из сборника: “Памир-Крыша мира”.

Сайт: http://www.skitalets.ru/books/pamir_mingaleeva/#3

В клетках, у его мазанки, всегда были эти животные, дожидавшиеся приезда c “большой земли” представителей зоопарков или цирков, по заказам которых он их отлавливал. Подружился я с Чинибаем в мае 1968 г., когда по поручению коменданта В.Ржевского, подарил ему очень дефицитную в то время и очень нужную в горах, радиолу на батарейках “Родина - 64”. Затем постоянно поставлял Чинибаю круглые батарейки к ней. А осенью 1968 г. я привез ему огромного орла–грифа, которого случайно удалось “задержать", при возвращении с пограннарядом со стороны перевала Пангазбель на заставу Тохтамыш. Петляя по горному бездорожью, мы на Газ-69 выехали из-за скалы и увидели грифа, клевавшего тушу погибшего архара. Он стал убегать от нас вверх. Но взлететь в сторону подъема такая большая птица не в состоянии. Я её догнал, слегка “погладил” монтировкой по шее и забрал в автомобиль. Когда гриф пришел в себя, то решил показать, кто в горах хозяин и так схватил полу бушлата одного из пограничников, что вырвал её c “мясом” и глазом не моргнув. На заставе “улову” обрадовались и стали фотографироваться на память, с этой гордой и сильной птицей, а затем я отвёз её Чинибаю, чему он был очень рад. Но рад он был не столько подарку, как возможности пообщаться с родственной душой.
Спустя много лет я узнал, что Чинибай был не только знаменитым охотником, смелым и благородным человеком, но и советским разведчиком, совершившим не одну успешную “ходку” в Китай по заданию органов госбезопасности СССР. Проживал Чинибай не в самом к.Тохтамыш, а на полуостровке у реки Аксу, потому что не дружил с религией и даже послал местного муллу на 3-и крепкие буквы русского алфавита. Кроме того, любил, не злоупотребляя, посидеть в компании друзей и геологов за рюмкой водки или пиалой чая и поговорить “за жизнь”.
В 1973–74 гг., в связи с 70–летием Чинибая, в газете “Правда” или “Известия” была напечатана большая статья, посвященная этому замечательному охотнику и человеку. В ней была описана его сложная, полная опасностей и приключений жизнь.
Думаю, что этот светлый и бескорыстный человек оставил добрый след не только в моей памяти, но и в памяти тех пограничников, кому выпало счастье с ним общаться.

2–я застава “Шатпут ”

Первыми её руководителями были: начальник –ст. л-т Куценко и его заместитель - лейтенант Мурашов Василий.

Располагалась застава в одноимённом ущелье, на высоте 4004 метра над уровнем моря. Место её расположения, на мой взгляд, было выбрано пусть и в “медвежьем углу” (лучше просто не было), но очень удачно. Рядышком находился родник с чистейшей водой, который обрастал зимой причудливыми ледяными глыбами. Охраняемый участок был едва ли не самым сложным на комендатуре. На стыке с заставой Тохтамыш были, непонятно откуда появившиеся в горах, кочующие и труднопроходимые песчаные дюны с которыми мне пришлось много раз “воевать”, преодолевая их c матюками, когда прокладывал линию связи от Шатпута до Тохтамыша. Сегодня проезжаешь горловину ущелья-дюны с левой стороны, а неделю спустя они уже по центру или сдвинулись вправо. И так постоянно.

п/з Шатпут. Фото их архива Андрея Баранова

Строительство заставы начали летом 1967 г. из сборно-щитовых конструкций, которые затем обкладывали кирпичом. Руководил работой старший лейтенант Куценко, а строителями был личный состав Нарынской или Ошской строительных рот и самой заставы.

К охране границы застава приступила в конце 1968 г. В это время на заставу прибыло пополнением из числа пограничников Закавказского погранокруга во главе с лейтенантом Василием Мурашовым–рослым и физически сильным офицером. С его именем связана одна забавная история, которую я называю–“ По сто пятьдесят и поборемся “.
60-е годы-это разгар “холодной войны” и период осложнения взаимоотношений между СССР и КНР. Это очень ощущали на себе пограничники. В связи с низкой плотностью застав на китайском направлении, особенно на Памире, в Москве приняли решение увеличить их количество за счёт личного состава других округов, в том числе и Закавказского. На Кавказ, за отбором пограничников, был командирован начальник штаба Ошского отряда майор Харичев В.Н.
Прибыв за личным составом в один из отрядов погранокруга, Харичев, как это практиковалось у пограничников, поселился в отрядной гостинице (комнате для приезжих). Там же находились и офицеры, отобранные для службы на китайской границе. Идет Харичев вечером по коридору, а навстречу ему высокий, коренастый (под стать самому Харичеву) лейтенант, со штык-ножом за голенищем сапога и под хорошим градусом (ведь его, по существу, провожали тогда на войну и ребята это отметили). Подойдя к Харичеву и смерив его взглядом, лейтенант повелительным тоном спросил: “ ну что, майор, по сто пятьдесят и поборемся?”. Харичев улыбнулся и посоветовал лейтенанту идти спать. “ Нет, майор, по 150 и поборемся “. Чем закончился тогда этот диалог я не знаю, но продолжение запомнил, ибо был тому свидетелем. Мурашов с личным составом попадает на “Шатпут”, а к осени 1968 г. на заставу прибывает комиссия, во главе с Харичевым, чтобы ввести её в состав действующих. После подписания соответствующих документов и отдания приказа на охрану границы, Харичев подошел к Мурашеву и шутливо предложил: “ Ну что, лейтенант, теперь идем по 150 и поборемся “. Бедный Вася и дар речи потерял. Он не знал, куда глаза спрятать. А я его фразу - “ну что, майор, по 150 и поборемся” вспоминаю во время любого застолья и без него, до сих пор.

Дата добавления: 2015-10-16