Глава 64. Хосе Игнасио рад был видеть свою мать счастливой и довольной

Хосе Игнасио рад был видеть свою мать счастливой и довольной, но недоумевал, почему она до сих пор не известила крестного о том, что девочка, их дочь, наконец нашлась.

– Да, я это непременно сделаю в самое ближайшее время, – отвечала рассеянно Мария.

Кто бы мог подумать, что ребенок, усыновленный Романом и Ритой, оказался дочерью Марии. Виктор не мог поверить, что это оказалось именно так. Ее искали всюду, а нашли в доме Лопесов. Как не верить в перст Божий после всех этих событий?.. Их дочь жива, она должна сотворить еще одно великое чудо – вернуть Марии ее утраченную любовь к Виктору. «Мы будем счастливы, мы поженимся!» – сказал он, придя к Марии и любуясь спящей девочкой. Однако в ответ услышал холодные, бесстрастные слова: «Я вернула дочь, но… замуж выходить не собираюсь». Как же так, недоумевал Карено, ее любовь желают завоевать и Рафаэль, и Фернандо, и Родриго… Смешно будет, если он, Виктор, позволит другому мужчине дать фамилию его родной дочери…

– Запомни, Мария, – сказал Виктор напоследок, – даже если ты выйдешь замуж за другого, я добьюсь, чтобы моя дочь носила мою фамилию!

О, как Виктор мучает ее, жаловалась Мария в тот же день Рите.

– Моя любовь осталась в прошлом, как Карено не поймет этого! Может, я вообще никогда не вспомню, что он был моим мужем. Во всяком случае он никогда не станет им только из-за того, что Лули – его дочь. Я не могу жить в ожидании прошлого, теперь я должна думать о будущем ради своей дорогой девочки.

Ничего не посоветовала ей Рита – как сердце подскажет, так и должна поступить Мария.

Зато Хосе Игнасио считал, что Лурдес необходимо дать фамилию отца. Сколько сам он страдал несправедливо, как его дразнили безотцовщиной!.. Мария, конечно, не помнит этого. А Хосе Игнасио не пожелал бы сестре пережить нечто подобное. И все потому, что в свое время Хуан Карлос не захотел дать ему свое имя, жениться на матери. Так пусть же Мария подумает о дочери, оградит ее от страданий, которые испытал сын.

– Нужно дать ей фамилию крестного, – настаивал Хосе Игнасио. – Это будет по справедливости.

Как же были счастливы Виктор и донья Мати, когда Мария после долгих сомнений и раздумий решила последовать совету своего сына.

– Хосе Игнасио открыл мне глаза, – говорила она Виктору. – Иногда взрослые ведут себя, как последние эгоисты, не задумываясь о том, что в конце концов на детях отражаются последствия их неразумного поведения… Ты можешь навещать свою дочь, когда захочешь, Виктор.

– Спасибо, Мария. Обещаю тебе, что сумею заслужить доверие этой крохи, – взволнованно произнес Виктор. И добавил: – Надеюсь также когда-нибудь снова заслужить и твою любовь, Мария…

Хосе Игнасио был рад, что, наконец, удалось убедить мать. Поэтому, чтобы не портить ей настроение, не стал рассказывать о размолвке с Исабель. Но на душе было тяжело, и Хосе Игнасио не удержался, чтобы не поделиться своими переживаниями с Луисом.

– Я опять застал у нее этого типа, хотя она клялась в прошлый раз, что больше не пустит его на порог. Но, видимо, влияние тетушки гораздо сильнее, чем любовь Исабель ко мне. Я не стал слушать ее оправданий и сказал, что между нами все кончено.

– Ты погорячился, это понятно, – отвечал Луис. – Но завтра ты принесешь Исабель свои извинения, и вы помиритесь. Ведь вы любите друг друга!

– Я не смогу туда пойти! Если бы ты слышал, что несла эта Констанса, как оскорбляла меня и мою мать!..

– Но Исабель вовсе не похожа на свою тетку!

– Нет, Луис. Это просто повторение давней истории, – возражал другу Хосе Игнасио. – Мама увлеклась одним из дель Вильяров, и его семья постоянно унижала и обижала ее. То же самое делает и эта… Констанса. Не желаю терпеть ничего подобного.

Родриго, навестивший Марию, рассказал, что его дочь выбита из колеи реакцией Хосе Игнасио на появление этого, в общем-то, безобидного парня Исмаэла, откуда он только взялся… Плачет. А он не знает, как успокоить дочь… Так не хватает матери, которая могла бы это сделать…

Мария поехала с Родриго, чтобы поддержать Исабель.

– Хосе Игнасио обожает тебя, – говорила она девушке. – Я в этом уверена. Мой сын вспыльчив, но и отходчив. Он вернется, непременно вернется к тебе. Это недоразумение, временная размолвка. Поверь мне: он не мыслит без тебя жизни.

Мария обняла Исабель за худенькие, вздрагивающие от рыданий плечи, прижала к себе.

– Все будет хорошо, успокойся! Он поймет, что был несправедлив. Я поговорю с ним, дорогая! Понимаю, ты не хочешь потерять его. И не потеряешь, уверяю! А теперь иди, отдыхай. Пусть твой папа проводит меня домой…

Но Родриго уговорил Марию остаться поужинать. На душе было тихо и спокойно.

– Я так счастлива, – говорила Мария Родриго, – моя дочь со мной, – и мне больше ничего не надо.

– А любви, разве ты не хочешь любви, Мария? – спросил Родриго, с надеждой глядя в ее глаза.

– Сначала мне хотелось бы вспомнить все, что со мною было до катастрофы, – отвечала Мария. – Только потом… потом я смогу решиться на что-то.

Непонятный шум около дверей номера, донесшийся к ним из коридора, отчего-то взволновал Марию.

– Надо ехать, – заторопилась она, – Лули осталась с Ритой, уже поздно…

Мария встала, пошла к выходу и в дверях столкнулась с разъяренным Виктором Карено.

– Я звонил сюда… телефон не отвечал!.. Значит, так-то ты занимаешься, Мария, нашей дочкой? Так заботишься о ней?.. Тебе не нравится, что я нарушил ваш интимный ужин с сеньором Родриго? Да? Так все элегантно… такие манеры… свечи… И все, чтобы соблазнить женщину! А не должна ли ты, Мария, в это время быть уже с нашей дочкой? Ведь еще вчера ты заявляла, что намерена жить только для нее и никогда с нею не расставаться!..

– Ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь, Виктор! Уходи немедленно!

– Я уйду, но прежде скажи: из нас четверых ты выбрала графа? Или тебе просто доставляет удовольствие всем нам морочить головы и наслаждаться любовными излияниями каждого твоего обожателя?

– Нет, конечно, нет! – в отчаянии закричала Мария. – Если я здесь, то только потому…

– Не давай никаких объяснений, Мария! – вмешался Родриго. – А ты, ты не смей оскорблять ее. Слышишь? Уходи! Я отвезу ее домой сам.

– Нет, я не допущу этого! Мария, немедленно пойдем домой!

– Ты не имеешь права приказывать мне, Виктор! Ты для меня никто! – возмутилась Мария.

– Я отец твоей дочери, а ты была моей женой!

– Была! А сейчас – нет! И то, что ты отец моей дочери, не дает тебе права решать, как я должна поступать и как вести себя. Уходи, оставь меня в покое.

Дверь закрылась, Карено ушел. Но Мария, вернувшись к столу, еще долго не могла прийти в себя после грубостей Виктора.

– Он влюблен, как и я, – обезоруживающе улыбнулся Родриго. – Поэтому я хорошо его понимаю. Понимаю его отчаяние… А то, что ты дала Лули его фамилию, – правильно, не сомневайся. Так будет лучше для девочки. И Виктор почувствует себя увереннее, имея права на нее. Сможет чаще с нею видеться, привыкнуть к ней, стать настоящим отцом.

– Чтобы стать отцом, необходимо иметь много хороших качеств…

– Ты права, Мария. Но я уверен, что тот, кого ты изберешь спутником жизни, станет и хорошим отцом для Лули.

Ана, уже не доверяя себе после чудовищной ошибки с Педро, очень нуждалась в чьем-либо доброжелательном совете. Она не знала, правильно ли поступает, принимая предложения Рейнальдо сходить с ним то в театр, то в кафе, а то и просто погулять.

Впервые она согласилась на такую прогулку через несколько дней после своей позорной псевдосвадьбы. Ей тогда было очень тяжело, не хотелось видеть никого из близких, а с Рейнальдо они до той поры были едва знакомы. Приглашая Ану на балет, Рейнальдо не стал скрывать, что попросту жалеет девушку и хочет ей помочь.

– Не отказывайся. Тебе сейчас трудно, а в театре ты отвлечешься от своих невеселых мыслей. Я очень хорошо понимаю твое состояние, потому что сам не так давно пережил нечто подобное: девушка, которая мне очень нравилась, оказалась не просто распутницей, но еще и изощренной интриганкой. – Рейнальдо не стал называть имени той девушки, но Ана догадалась, что речь идет о Сулейме.

Ану тронула искренность Рейнальдо: как просто он говорит о допущенном промахе, не стыдится, что был влюблен в человека, обманувшего его ожидания. И сочувствие свое к Ане Рейнальдо сумел как-то так выразить, что она не ощутила себя при этом ущербной и несчастной.

Словом, с тех пор они стали встречаться, а недавно, собираясь уезжать по делам в Венесуэлу, Рейнальдо пришел к Ане и сказал:

– Поездка будет долгой, и я хотел бы, чтобы дома меня дожидалась невеста…

Ана, растерявшись и обрадовавшись одновременно, ответила согласием, но когда Рейнальдо ушел, испугалась: а не поторопилась ли она опять, во второй раз? Конечно, Рейнальдо – это не пустышка Педро, но он такой образованный и талантливый, а Ана – обыкновенная деревенская девушка. Не наскучит ли она ему сразу же после свадьбы?..

Ане хотелось обо всем этом с кем-нибудь поговорить, посоветоваться, но Мария и Рита были заняты своими проблемами, а Насария – сама еще девчонка…

Ана позвонила на ранчо Маргарите. Та сказала: «Если любишь – не сомневайся», – а о своих любовных делах распространяться не стала.

Положив трубку, Маргарита мысленно похвалила себя за то, что удержалась от излияний и не омрачила сестру в такой счастливый для нее день. Ведь Ана наверняка расстроилась бы, узнав, что ее сестры теперь уже открыто враждуют.

Маргарита по-прежнему не знала истинной причины их размолвки с Эстелой, и потому ошибалась. Эстела, конечно же, не видела в сестре врага, она искренне жалела Маргариту, хотя и обижалась на нее: как могла Маргарита поверить всему, что наплел об Эстеле этот негодяй Клементе!

Ссора между сестрами произошла, когда Маргарита случайно услышала фразу Эстелы, обращенную к Клементе:

– Я требую, чтобы ты не смел подходить к Маргарите!

– Ах, вот как?! – не сдержалась Маргарита и обнаружила свое присутствие. – Ты не разрешаешь Клементе видеться со мною? Но почему? Не потому ли… Не потому ли, что он тебе самой нравится?..

– Замолчи! Сейчас же замолчи!.. – сорвалась на крик Эстела, а затем бросилась к сестре, пытаясь взять ее за руку: – Прости меня, Маргарита, прости!..

Маргарита в какое-то мгновение почувствовала укор совести, но Клементе развеял ее сомнения.

– Зачем притворяться, Эстела? Я ведь могу подтвердить, что ты безумно влюблена и преследуешь меня с первого дня, как только я появился на ранчо!

От такого кощунства Эстела потеряла дар речи, а Маргарита, наоборот, не могла остановиться, бросая гневные упреки сестре:

– Лицемерка! Изображала из себя заботливую сестру!.. Святоша!.. В церковь каждый день ходишь! Замаливаешь свои грехи?.. Свое прелюбодеяние?..

Клементе позже клялся Маргарите, что Эстела его не только не интересует, но он уже едва выносит ее приставания. Он бы давно поставил Эстелу на место, да жалеет отца: каково тому будет узнать правду! Может быть, теперь Эстела устыдится Маргариты и перестанет навязываться со своей любовью…

Мир между Клементе и Маргаритой восстановился, а Эстела совсем отчаялась и, не зная, как развязать или разрубить этот узел, стала уже подумывать о самоубийстве.

Дон Федерико, обеспокоенный состоянием жены, отправил ее ко врачу – втайне он надеялся, что Эстела попросту беременна. Врач же беременность не подтвердил, зато обнаружил у Эстелы признаки нервного истощения, чем немало озадачил дона Федерико.

Несмотря на все уговоры, Хосе Игнасио продолжал стоять на своем: свадьбы с Исабель не будет! Он всю жизнь страдал из-за сословных предрассудков и не хочет, чтобы это продолжалось в будущем.

Мария пыталась внушить сыну, что Исабель и ее отец вовсе не разделяют мнения Констансы. Но сын не желал говорить на эту тему, неизменно сводя разговор к отношениям матери с Виктором Карено.

Мария повторяла, что не позволит Виктору использовать найденную дочь как средство давления. Хосе Игнасио же снова и снова напоминал матери, как крестный вместе с добрейшей доньей Мати приютили ее, бездомную с младенцем на руках, приняли в свою семью; как Виктор любил ее всю жизнь; как сумел стать отцом для него, Хосе Игнасио… Мария понимала, что сын – это теперь ее память. Он открывал ей страницы ее жизни, одну за другой, и она верила: Хосе Игнасио говорит правду.

– Вероятно, я должна быть за все благодарна Виктору и как-то проявлять признательность, – соглашалась Мария. – Но я не могу! Возможно, если бы он не был так агрессивен и ревнив, я относилась бы к нему более благосклонно. Он же, однако, позаботился о том, чтобы я потеряла к нему всякое уважение. Но на его стороне только одно преимущество – дочь, которое, впрочем, не дает ему никаких прав на меня.

Фернандо, обеспокоенный тем, как Виктор удручающе влияет на Марию, попытался кое-что объяснить своему не в меру ретивому сопернику:

– Мария привыкает заново к своему дому, к своему миру, ей нелегко преодолевать барьер памяти. Нельзя поэтому требовать от нее многого, с этим нужно примириться и набраться терпения. Пойми, что ваша прежняя связь для Марии сейчас не имеет никакого значения: она об этом попросту не помнит. Даже то, что Лули – твоя дочь, в сознании Марии – всего лишь абстрактная информация, которую ей приходится принимать на веру. Я понимаю, что тебе больно это признать, но сейчас ты находишься в равном положении со всеми прочими соперниками. Шансы одинаковы у всех, а кого выберет Мария – одному Богу известно. Во всяком случае, не меня, это я знаю точно.

Виктор вздыхал, но был уверен в порядочности доктора Торреса и не рассматривал его как серьезного претендента на руку и сердце Марии. Опасными соперниками Виктор считал графа де Аренсо и адвоката Идальго, за которого Мария уже однажды собиралась выйти замуж.

Опасения Виктора подтвердились на следующий день, когда он, войдя в гостиную к Марии, услышал журчащий голос адвоката Идальго:

– Ты была в отчаянии, потому что не знала, где твоя дочь. Но теперь она с тобой. Только не говори, что в новой жизни ты опять стала интересоваться своим бывшим мужем… Сейчас самое подходящее время, чтобы решить все… Я бы с радостью стал твоим спутником жизни… и отцом для твоей дочери…

Вот тут-то и вошел явно не вовремя Карено.

– Единственный отец этой девочки – я! – гордо заявил он.

– Признайся, Виктор, признайся, ты проиграл! – стал дразнить его адвокат.

– Нет, я только начинаю бороться!.. – воскликнул Виктор и бросился к Марии:

– Этот несчастный должен в конце концов понять, что рано или поздно мы с тобой снова поженимся!

– Тебе этого очень хочется, но она тебя уже не любит! – подлил масла в огонь Рафаэль.

Это явилось последней каплей… Виктор схватил адвоката за лацканы пиджака, потом ударил в плечо, потом… Потом у Марии все помутилось в глазах.

– Хватит! Довольно! – закричала она. – Мне надоели ваши споры! Мой дом – не поле сражения, не забывайтесь! Оба… А ты, Виктор, ты просто… дикарь и грубиян!..

– Не огорчайся, – сказала Рита, когда скандалисты покинули дом, – твой муж прямо не знает, бедный, как справиться со своими соперниками! Отчаяние толкает его на неразумные поступки, уверяю тебя. Так и сын твой считает. Любовь не принимает никаких доводов, Мария, и все четверо продолжают любить тебя…

Но на этих злоключениях день не кончился. Марии предстояло узнать еще кое-что о непримиримости соперников.

За обедом всех очень забавлял Чучо, которого матушка Кармела теперь все чаще отпускала по просьбе мальчика в дом сеньоров Лопесов. Он задавал вопросы, от которых все за столом покатывались от смеха. А еще, к удивлению Риты, Хесус вспомнил паровозик, который подарил недавно дядя Роман.

– Поиграете со мной в футбол после обеда? – обратился Чучо к Роману.

– С удовольствием, – отвечал тот. – Но прежде я должен поговорить о кое-каких делах с Марией.

– Видишь ли, – тянул Роман, зная, что расстроит сестру. – Видишь ли, сегодня днем Виктор поссорился с Родриго и потребовал, чтобы тот больше не появлялся на работе… Посоветовал ему возвратиться в Париж. Виктор разговаривал в непозволительном тоне… Скажу тебе, Мария, мне было неприятно это слышать… Я попробовал успокоить их, но куда там!.. Родриго заявил, что один из них здесь явно лишний. А Виктор, перед тем как хлопнуть дверью, в ярости бросил: «Если ты не уйдешь, то уйду я!» И ушел… Решил больше никогда не возвращаться в мастерскую, а ведь его помощь, его участие нам необходимы… Если бы ты знала, Мария, как чувствуется твое отсутствие!..

Что она, слабая, потерявшая память женщина, могла изменить в сложившейся ситуации! Со всех сторон на нее наваливались проблемы, от которых уйти было просто невозможно. И единственно, кто обладал удивительной способностью успокаивать ее, это доктор Торрес.

Фернандо был всегда само воплощение такта и предупредительности. Он никогда не давил на Марию, как это делали другие. Хотя любил ее, может быть, сильнее и преданнее других. Но, не найдя отклика в ее сердце, – еще тогда, до катастрофы, – решил не афишировать свои чувства, любил молча. Марию восхищала его откровенность, его благородная душа, она знала, что при любых обстоятельствах может рассчитывать на поддержку и помощь Фернандо…

И все же, когда закончился этот трудный для нее день и девочки давно спали в своих кроватках, Мария вспоминала не тактичного, преданного Фернандо, не сдержанного в изъявлении своих чувств Родриго и не пылкого, элегантного Рафаэля. Перед ее глазами стоял ревнивецн Карено. Он поддавался своим внезапно нахлынувшим чувствам и отвратительно вел себя со светскими людьми. Был ревнив до неприличия. Груб до безобразия… Но почему-то однажды сказал ей, извиняясь за бестактность, что у него достоинств не больше, чем у любого другого мужчины. Что он избрал не лучший путь, чтобы снова завоевать ее. Но что в той, прошлой ее жизни, Мария любила его и таким. Любила, несмотря на эти недостатки.

Наверное, с грустью вздыхала Мария, было у Виктора Карено и немало достоинств, раз она не замечала его недостатков, попросту забывала о них. Как почти забыла и о том неуместном поцелуе, который Виктор позволил себе в одну из их последних встреч. Но он говорил, он хотел верить, что та любовь, которая была между ними, все еще жива в Марии. И в который раз она повторяла ему одно и то же: от былой любви не осталось ничего ни в памяти, ни в сердце.

Помнится, как раз после того нахального поцелуя Мария и спросила Риту, часто ли они ссорились в прошлой жизни с Карено? Была ли она несчастлива с ним?

– Что скрывать, – честно ответила Рита, – и ссорились нередко, и отношения переходили из одной крайности в другую, но счастье было полным… Да уж не хочешь ли ты признаться, что снова полюбила учителя?

– Нет, не полюбила, – твердо произнесла Мария. – Единственное мое желание – это счастье дочери.

«Да, главное – это счастье Лули!» – уже почти засыпая, подвела итог своим воспоминаниям Мария…

А утром следующего дня Мария весьма озадачила Риту, позвонив всем своим поклонникам и пригласив их к двенадцати часам в дом Лопесов. Рита терялась в догадках. На ее недоумевающий взгляд Мария ответила вполне определенно:

– Надо покончить, наконец, с этим соперничеством раз и навсегда! Я приняла решение и хочу сообщить о нем всем четверым. Я устала… Не беспокойся, Рита, наш дом как-нибудь выдержит это нашествие. Надеюсь, все пройдет мирно. Незадолго до назначенного часа явились все четверо, с удивлением глядя друг на друга и на Марию.

– Я позвала всех вас, – решительно начала Мария, – потому что хочу положить конец вашим столкновениям в борьбе за мою персону. Вы были друзьями, пока я не вернулась в этот дом. И мне бы очень хотелось, чтобы так оставалось и впредь. Единственный способ избежать этого абсурдного соперничества – отдать предпочтение одному из вас. Я решила выйти замуж…

В гостиной воцарилась зловещая тишина. Рафаэль в нетерпении вскочил: «Друзьями? Это невозможно!» Виктор, который всего час назад говорил донье Мати, что отправляется в дом Марии счастливый, полный надежд и радостных предчувствий, теперь ничего не понимал и в растерянности спросил: «Ты выбираешь отца для нашей дочери?..» Родриго, как всегда, проявил сдержанность: «Ты права, Мария! Независимо от твоего выбора, хочу, чтобы ты знала: моя любовь к тебе всегда неизменна».

Фернандо же еще только приготовился проявить сочувствие, сказать, что Мария вовсе не обязана выбирать… Но Мария опередила его, решительно заявив:

– Я решила выйти замуж… за Фернандо! – и продолжила, уже обращаясь только к своему избраннику: – Надеюсь, твое давнее предложение все еще остается в силе?

На лице доктора читалось недоумение, сомнение в услышанном, неверие в то, что сказанное Марией может оказаться правдой.

– Это… была… шутка? Да?.. Мария, я твой верный друг, но я понимаю, что ты меня не любишь.

– Это так, Фернандо, но я убеждена, что с тобой буду жить спокойно. Я нуждаюсь в твоей доброжелательности, в твоей поддержке…

Один за другим ушли Рафаэль, Виктор… Когда же закрылась дверь и за Родриго, Фернандо уже более осмысленно воспринимал только что свалившееся на него счастье.

– Я буду жить для тебя, для девочки, и, может быть, со временем заслужу твою любовь…

Едва Фернандо вышел из гостиной, на него набросился адвокат Идальго со словами упреков и негодования, называл предателем, обвинил в лицемерии, притворстве – «чуткий врач!..» Деликатный Фернандо клялся, что для него выбор Марии явился столь же неожиданным, как и для всех остальных. Он-то был уверен, что она непременно выберет в мужья учителя Карено…

Хосе Игнасио не сомневался, что мать все равно вернется к крестному, и отнесся к ее заявлению не слишком серьезно.

Куда большую тревогу у него вызывал собственный выбор, сделанный, как он теперь понимал, сгоряча. С некоторых пор Хосе Игнасио начал сознавать, что в своем решении опирался не на любовь, а на обиду, и теперь хотел исправить положение. Но любит ли его по-прежнему Исабель? Захочет ли она вообще с ним разговаривать?

…Все сомнения исчезли, как только он увидел Исабель: радость, счастье, надежда были в ее глазах.

– Нам надо поговорить с тобой, тетя, – сразу же сказала Исабель присутствующей в номере Констансе. – И пусть Хосе Игнасио это услышит. Я видела, как ты давала деньги Исмаэлу, чтобы он ухаживал за мной. Ты не можешь этого отрицать! Я никогда не обманывала тебя, Хосе Игнасио!

– Этот тип не достоин тебя! – обрела наконец дар речи Констанса. Лицо ее покраснело, на носу и щеках выступили бисеринки пота, голос был хриплым.

– Будет лучше, если ты вообще уедешь из Мехико…

– Да как ты… вы… смеете приказывать, так со мной разговаривать? Ты еще пожалеешь… Ты… ты… ты… – и она занесла руку, чтобы ударить Исабель.

– Не позволю прикасаться к Исабель! – вмешался Хосе Игнасио.

Но тут оба увидели, что Констанса, держась за левый бок, медленно оседает в кресле. Голова ее откинулась назад, дыхание стало прерывистым, неровным.

– Врача, немедленно врача, Хосе Игнасио!.. – Исабель склонилась над тетей, стала считать пульс…

У Констансы случился инфаркт и, если бы не Хосе Игнасио, быстро вызвавший доктора Валадеса, исход мог бы быть смертельным.

Ана очень скучала по Рейнальдо, который все еще находился в Венесуэле. Особенно долгими ей казались вечера. Маленькая Мариита тихо посапывала в своей кроватке, а Ана, чтобы развеять тоску, частенько набирала номер Маргариты и спрашивала, как идут дела на ранчо.

Сестры никогда ничего не утаивали друг от друга, а тут Ана стала замечать, что голос Маргариты грустен, и она будто чего-то не договаривает. Особенно Ану насторожил последний разговор об Эстелс: как-то сухо и неприязненно говорила Маргарита о сестре. Ане казалось: что-то не в порядке с родными на ранчо. Надо бы съездить, но дел по дому было множество, Мариита нуждалась в постоянном уходе и внимании, так и откладывалась со дня на день поездка.

А событий на ранчо произошло немало, да таких, что и самому близкому человеку – сестре – стыдно было о них рассказывать.

Дон Федерико однажды засиделся в кафе за партией домино, и его односельчанин, Ансельмо, хватив лишнего, расчувствовался: мол, вы не заслуживаете такого плохого отношения к вам… ваш сын… ваша жена… Все поговаривают, а ведь нет дыма без Огня…

Дон Федерико вспомнил, что не раз, вернувшись с работы, заставал жену в обществе сына и, подогретый сообщением Ансельмо, устроил Эстеле скандал. Та, плача, клялась, что невиновна, а дон Федерико твердил свое:

– Я тебе так верил, а ты…

Клементе понял, что пришел его час, и стал ломать комедию: дескать, молодые… как избежать соблазна… это было неизбежно… ты уже старый…

Дон Федерико, оскорбленный в своих лучших чувствах, ненавидя и сына, и жену, выгнал их из дома, сказав няне Чайо: «Оба – Эстела и Клементе – умерли для меня!» И как ни пыталась няня Чайо убедить Федерико в том, что он ошибается, что Эстела – святая душа и никогда не способна солгать или обмануть, все было напрасно…

Когда же Эстела пришла в родительский дом, на нее накинулась Маргарита:

– Тебе и в самом деле надо уехать отсюда, чтобы люди не болтали лишнего.

Жестокость сестры больно ранила Эстелу, и она уже сложила чемоданы, решив никогда не возвратиться на ранчо… Но вмешался Диего, которому Эстела и рассказала все, что произошло с нею.

У Диего не было оснований не верить сестре и он велел ей оставаться дома, а сам отправился к дону Федерико. Но все попытки проникнуть в дом Федерико и объяснить ему истинное положение вещей, ни к чему не привели: он никого к себе не пускал, свое горе переживал один. Тогда, несмотря на просьбы Эстелы, Диего решил разыскать Клементе и силой заставить его рассказать отцу правду. Эстеле же и подумать было страшно о том, что произойдет, если Клементе и Диего встретятся…

Они встретились. Клементе пришел на ранчо Лопесов как ни в чем не бывало и предложил Эстеле ехать с ним в Мехико. К нему вышел Диего, и они набросились друг на друга как два молодых волка. В этой жестокой драке Диего оказался сильнее: Клементе еле унес ноги.

Дон Федерико между тем был совсем плох. «Он медленно угасает», – говорила несчастная няня Чайо.

Клементе же скрывался у своего приятеля Больдемаро и не оставлял намерений овладеть Эстелой во что бы то ни стало. Больдемаро, работавшему на ранчо дона Федерико, стало неловко за то, что он все это время невольно покрывал отнюдь не невинные проделки Клементе. И когда тот во второй раз с решительным видом отправился на ранчо Лопесов, Больдемаро пошел к хозяину и рассказал ему все…

Дон Федерико явился как раз вовремя – Клементе уже тащил упиравшуюся Эстелу к двери.

– Я добьюсь от тебя правды силой, негодяй! – закричал дон Федерико своим громовым голосом.

Сложные, противоречивые чувства владели Маргаритой. За эти последние месяцы она успела привязаться к Клементе, но все оказалось притворством. И то, что случилось, повергло ее в состояние бесконечного уныния. Главное же, она испытывала вину перед сестрой. «Сколько времени должно пройти, – думала бессонными ночами Маргарита, – чтобы добрая душа Эстела простила меня…»

Смирение Виктора тронуло Марию, когда он пришел повидаться с дочкой и попросил разрешения взять на себя все расходы по ее содержанию. Мария не отказала ему в этой просьбе.

Не менее Виктора удивил Марию и Фернандо: он был весьма недоволен, застав Карено в комнате Марии… Вот как, оказывается!.. Даже самый терпимый и деликатный мужчина, каким она всегда считала Торреса, даже он, получив на Марию какие-то права, тут же стал ее ревновать.

Дата добавления: 2015-10-13