Глава 8. Доминанта

Он ждет меня в своей машине. Хищная черная «Infiniti QX» подходит ему так же, как и любая деталь его гардероба. Мне было бы интересно посмотреть на его жилище, чтобы понять, что он из себя представляет, еще больше. Ведь я практически ничего о нем не знаю. Максим изучающе смотрит на меня и ухмыляется. Когда его рука оказывается на моем колене и медленно ползет вверх, я не могу сдержать стона и подаюсь к нему. Он явно доволен тем, что на мне нет белья (я забыла его у Сони), только тонкая ткань отделяет мое тело от его взгляда.

Он заводит машину, кладет обе руки на руль и, так и не прервав молчания, выезжает из двора на улицу. По салону разливается «Король и Шут», насмешничая песней «Клейменный огнем»:

Боль мояВсё сильней!Вновь яВо власти теней,Будет страстьЖить во мне,В час, когдаНа смертном одреРасстанусь со своим проклятьем на земле.

Впрочем, другие тексты так же, кажется, наполнены своим особым смыслом, имеющим отношение именно ко мне. Никогда не замечала, какие у них БДСМ-ные тексты!

Мы мчимся по улицам так, словно машин нет и в помине и буквально через двадцать минут останавливаемся во дворе какого-то особняка.

– Это закрытый клуб, – нарушает тишину Максим. – Здесь нам никто не помешает… поговорить…

Он берет меня за руку, нажимает кнопку вызова и после автоматического щелчка заводит внутрь.

– Маэстро, – вежливо встречает нас накачанный охранник в камуфляжной форме и слегка кланяется, – кабинет к вашим услугам.

– Спасибо, Джо, – кивает Максим и ведет меня по мраморной лестнице на второй этаж.

Мельком я успеваю заметить на стенах эротические картины в тяжелых золоченых рамах, писанные под старину. А может, это подлинники? Я не слишком хорошо разбираюсь в живописи.

Я дрожу. Колени подгибаются. Дыхание перехватывает снова. Невозмутимость Максима пугает, раздражает и возбуждает одновременно. Кажется, что сердце пульсирует внизу, в промежности, и прекратить эту невозможную пытку становится необходимым. Заходим в помещение, и я вижу, что комнат несколько. Первая представляет собой выдержанную в пастельных тонах гостиную с кожаным диваном, журнальным столиком и письменным столом. Наверняка здесь ведутся частные деловые переговоры, не предназначенные для чужих ушей, возможно, заключаются договоры и сделки. Я хочу посмотреть, что за другой дверью, но рука спутника удерживает меня.

– Не спеши. Всему свое время. Ты прочитала книгу? Мы не успели поговорить об этом утром.

– Да, – я краснею и чуть слышно шепчу: – я хочу попробовать.

– Ты уверена?

– Да, – мой голос становится хриплым от возбуждения, я смотрю на него умоляюще, и кажется, что прямо сию минуту меня накроет чудовищной силы оргазм.

Максим не спеша стягивает с меня бретельки сарафана и обнажает мою грудь. Он почти не дотрагивается до меня, и это сводит с ума. Он достает из кармана темную повязку и завязывает мне глаза, после чего берет за руку и куда-то ведет. Иду медленно, на ощупь, боясь оступиться, а потом оказываюсь на широкой, как мне кажется, кровати. Простыни прохладные, тело на них скользит, и это тоже невероятно возбуждает. На запястьях и лодыжках внезапно застегиваются наручники и поножи, и я оказываюсь распятой и беспомощной, скованной. В сердце заползает страх, но вместе с тем чувствительность обостряется тысячекратно. Напряженно прислушиваюсь к каждому шороху, но тут включается музыка, и я не могу различить других звуков. Играет «The Sisters of Mercy». Сочетание холодного полета эмоций в музыке и тайны выразительных текстов. Сестры милосердия и проститутки. Светлое и темное начало. Растворяюсь в ощущениях и готической мелодии. Мое тело что-то щекочет, губы Максима приникают к моей груди, спускаются ниже и его язык проникает самые потаенные места. Я бьюсь в оргазме и одновременно чувствую легкие жалящие прикосновения плети к животу и груди. Его палец входит в анальное отверстие, наслаждение становится невыносимым. Кажется, что децибелы моего крика развалят здание, и оно разлетится на атомы, но сладкая пытка продолжает длиться, затихая лишь через вечность.

– Я не хотел торопить события, – доносится вкрадчивый голос моего мучителя, – но ты меня завела так, что я нарушил собственные правила.

– Сними повязку, – прошу я.

– Рано. Тебе так идет… Лежи. Ты стесняешься того, что тебе нравятся женщины, но это логично. После истории с матерью было бы странно, если бы это было не так. Скрывая свои желания, отказывая себе в их удовлетворении, ты копишь в себе негатив. Твоя депрессия не признак слабости, а результат того, что ты пыталась быть сильной слишком долго. Почувствуй себя слабой, позволь себе это. Здесь ты можешь быть собой. Никто не увидит и не узнает.

– Я… не могу. И потом в моих текстах, это просто фантазии…

– Можешь. Ведь сейчас ты смогла. Ты скрывала, что тебе нравятся женщины?

– Да…

– Не бойся, ты не лесбиянка. Это другое. Ведь ты получаешь наслаждение со мной, а я мужчина. Но ты можешь получить наслаждение и с женщиной. В этом нет ничего дурного.

– Сейчас я это понимаю, – говорю я, вспоминая Маринку. – Но это как-то неправильно и непривычно…

«The Sisters of Mercy» сменяет «Lacrimosa» и внезапно я чувствую, как чьи-то руки начинают ласкать мое тело, и я понимаю, что это женские руки: они тонкие, нежные и действуют иначе. Физически ощущаю, что краснею от того, что это происходит в присутствии Максима, но я скована и не могу двигаться. К тому же меня отвлекает музыка…

– Пожалуйста, – прошу я, уже не понимая, о чем прошу: то ли о прекращении ласк, то ли об их продолжении…

Я понимаю, что и в первый раз меня ласкал не только Максим, но наслаждение столь велико, что я уже не могу думать, мыслей нет. Я вся один сплошной оголенный нерв, и когда на моих сосках застегиваются зажимы, я снова кричу от невыносимой сладкой боли и не замечаю, как меня отстегивают от кровати и ставят на колени. Спину обжигают удары, а потом Максим вбивается в меня с силой тарана, берущего неприступную крепость. Завоеватель входит в осажденный город. Я разлетаюсь на мириады звездных осколков.

– Интуиция, – слышу я голос Максима, – то есть шестое чувство, или sensus – восприятие самого себя, и иммунная система часть этого sensus(а). Если организм каким-то образом сбоит, значит, подает сигнал о неправильном восприятии и самооценке. Научившись лучше осознавать себя, перестав судить себя, человек может гармонизировать внутреннее и внешнее состояние и стать счастливым. И я хочу показать тебе, что это возможно.

С моих глаз наконец падает повязка, и я вижу, что в комнате мы находимся одни. Кем бы ни была та девушка, ласкавшая меня так страстно, она уже ушла, к моему облегчению. Медленно прихожу в себя.

Максим подает мне бокал вина, и я с наслаждением принимаю его, окропляя губы в похожем на кровь напитке.

– Ты говорила о том, что из-за своих внутренних проблем у тебя начался нейродермит. Именно поэтому я заговорил с тобой об интуиции и иммунной системе. Ты потеряна и не совсем знаешь, чего хочешь. Надо пробовать, узнавать, а не загонять себя в общепринятые рамки. Ты знаешь про принцип доминанты?

– Нет, – отвечаю я. – Расскажи.

– Однажды ученый Алексей Алексеевич Ухтомский проводил опыт с собакой по изучению рефлексов – он исследовал скорость реакции животного на электрическую стимуляцию. Для этого он поместил собаку в специальный «станок» и затянул ее лямками. Передние лапы собаки находились на металлической пластине, на которую Ухтомский с помощью переключателя подавал электрический ток небольшого напряжения. В момент подачи тока, собака отдергивала лапы, а скорость ее реакции на электрический удар фиксировалась и записывалась. Было проведено уже много подач на металлическую пластину, когда вдруг собака на очередной удар тока не отреагировала. Ухтомский засомневался – есть ли ток в цепи и еще пару раз нажал на кнопку. Собака по-прежнему не реагировала на удары тока, но приняла характерную для дефекации позу и наложила целую кучу говна. После этого она опять стала исправно реагировать на удары током. Так и был открыт важнейший принцип работы мозга, который ученый назвал «доминанта». Доминанта заключается в том, что в мозгу выделяется что-то самое важное, самая важная реакция текущего момента, а все второстепенное – тормозится и игнорируется. Собака испытывает на себе удары электрического тока, которые вызывают оборонительную реакцию – она отдергивала лапы и скалилась. То есть в мозгу собаки был активирован один очаг возбуждения – центр обороны. Но вот в глубине ее мозга стал зреть новый очаг возбуждения – центр дефекации. В какой-то момент новый очаг возбуждения вытеснил старый, и собака перестала вообще реагировать на удары током – ее центр обороны был полностью подавлен центром дефекации. Больше того, вся энергия центра обороны была перенаправлена новому доминирующему очагу возбуждения. В этом, собственно, и состоит основное понятие доминанты – выигравший в конкурентной борьбе очаг возбуждения захватывает практически все ресурсы мозга. Доминанта – это еще одно проявление инстинкта самосохранения, и оно также помогало нашим далеким предкам выживать в условиях дикой природы. Принцип доминанты не позволяет в мозгу существовать множеству равноправных очагов возбуждения, он всю энергию мозга передает на выполнение только самой важной на текущий момент задачи. Доминанта позволяет сконцентрироваться на чем-то одном, подавляя и игнорируя все другое. Если у тебя есть острое желание поесть, то ты будешь думать только о еде. Но если в этот момент вдруг начнется пожар, очаг возбуждения переместится, и ты забудешь про еду, а будешь что есть силы бежать, унося ноги подальше от огня. И господствующий очаг возбуждения не только подавляет другие очаги, но и забирает себе их энергию. Грубо говоря, чем сильнее ты раньше хотела поесть, тем быстрее теперь побежишь от огня. Но если у животного доминант (потребностей) не так уж и много – прокормиться, избежать опасности, спариться, то у человека просто безумное количество потребностей – тут и физиологические потребности (голод, жажда, половое влечение, и потребность в тепле, свете), и потребности в безопасности, а еще в любви (быть в группе, не чувствовать одиночества), в уважении, а также потребности исследовать (тяга к знаниям), эстетические потребности (тяга к красоте и порядку), потребность самореализации и т. п. Каждая из этих биологических, социальных, духовных потребностей может стать доминантной. Само по себе количество этих потребностей не так и страшно. Страшнее другое – большая часть этих якобы нужд всего лишь иллюзия и ни при каких обстоятельствах не может быть реализована. Например, невозможно довести до логического завершения желание быть самым умным, самым богатым, самым известным. Но между тем эти абсолютно нереальные фантазии стать «самым-самым» очень часто встают во главу угла, и все силы мозга, по принципу доминанты, пускаются на выполнение этой несбыточной иллюзии. Всех денег не заработаешь, но человек, у которого эта доминанта уже образовалась, не уходит с рабочего места, забывает семью и становится трудоголиком. В казино не выигрывают, но человек, захваченный идеей обыграть казино, приходит туда снова и снова, и раз за разом проигрывает и проигрывает свои деньги, становится «игроманом». Он одержим этой идеей, разрабатывает «свои системы», начинает верить в «верные приметы». На все разумные доводы отвечает: «Но ведь другие выигрывают!» или «Да, я все понимаю, но мне бы только отыграться…». Возбужденная доминанта завладевает человеком и может привести к краху всю его жизнь. Парень, пытаясь отделаться от влюбленной в него девушки, намекнул ей на то, что она несколько полновата. После этого она, захваченная доминантой, садится на жесточайшую диету, практически перестает есть, а если и наедается – то два пальца в рот и все спускает в унитаз. Девушка постепенно превращается в костлявую дистрофичку. Но она уже не может остановиться, каждый проглоченный кусок она воспринимает как яд, а пара съеденных ложек супа вызывает «тяжесть в животе» и воспринимаются ею как обжорство. У этой доминанты нет логического конца, если человека срочно не направить к психотерапевту, то, чаще всего, такая погоня за красотой оборачивается смертью от истощения. Причем это ситуация отнюдь не редкая. Доминанта прекращает свое действие всего в двух случаях: если она удовлетворена (хотела поесть – поела) или если она вытеснена другой более мощной доминантой (хотела поесть, но поскандалила с начальником – и аппетит пропал). Отсюда понятно, как страшны доминанты, которые не могут иметь своего логического завершения. Прекратить их естественным путем (удовлетворить) невозможно, а найти более мощную доминанту не всегда получается. Вот и живут подчас люди, направляя все свои силы на цель-страсть, которую просто нельзя достичь, и погружаясь в жесточайший невроз. А так как любым человеком управляют, прежде всего, эмоции, то он, как правило, сам не может оценить всю катастрофичность своего состояния. У доминант есть еще одна особенность. Человек начинает смотреть на мир через их призму. «Мир человека таков, каковы его доминанты» – такой важный вывод сделал Ухтомский. Что это значит? Это значит, что мы рассматриваем окружающих нас людей и отношения с ними не объективно, а исходя из наших доминант. Если ты «повернута» на престиже, то будешь оценивать другого человека, в первую очередь, по одежде, в которую он одет. Если думаешь, что тебя все хотят обидеть, то будешь видеть в каждом поступке других людей желание тебя обидеть. Если ты считаешь себя некрасивой, то будешь полагать это всеобщим мнением и не поверишь другим людям, если они будут утверждать противоположное. Мы видим мир таким, каковы наши доминанты. И в этом смысле мир справедлив. Он относится к нам так же, как и мы сами относимся к себе и к нему. Мы ищем в другом человеке те черты, которые ожидаем найти, а ожидаем найти то, что присуще нам самим. В итоге мы приписываем другому постороннему человеку наши собственные черты.

Мы ищем в окружающем мире то, что привыкли искать, то, на что настроен наш мозг!

– И что же делать? – растерянно поинтересовалась я, пытаясь осознать эту информацию.

– Когда ты знаешь этот принцип доминанты и умеешь его отслеживать, ты можешь удовлетворять текущую доминанту или переключать ее на другое, если получается. Ухтомский говорил, что прошедшее влияет на нас сегодняшних, ничто не проходит бесследно. Но у доминанты есть еще одно важное свойство. Чем больше ты себе отказываешь в ее удовлетворении, тем сильнее она накапливается и происходит суммация сигнала, усиление его. Ты не смогла вовремя овладеть зачатками своих доминант, поэтому они сильно укрепили позиции. Теперь тебе надо удовлетворить их и только после этого ты сможешь найти замену, какую-то другую доминанту, которая вытеснит эти. Из принципа доминанты вытекает и принцип баланса: если чего-то в твоей жизни становится слишком много, необходимо дополнить его противоположным, чтобы равновесие сохранилось. Например, работнику умственного труда не следует пренебрегать физическими упражнениями. Ведь восемь часов в день у него загружена голова, что формирует некую доминанту в его жизни. Вот почему активный отдых поможет переключить внимание на другие сферы организма и разрушить устойчивые связи, которые в дальнейшем могут послужить причиной многих проблем. В учении о доминанте раскрывается огромный смысл для тех, кто занят самопознанием, внутренней работой, ведь знание о механизме доминанты становится универсальным инструментом в работе над собой. Прежде всего, мы начинаем видеть, как формируются в нас стереотипы восприятия и поведения – от незначительных «болячек» до линии судьбы. Доминанта чрезвычайно сильна и подкрепляется любыми сигналами, но, тем не менее, ее можно разрушить, если наши действия будут постоянными и точными. Вода камень точит. А коли так, то гораздо проще найти в себе силы для того, чтобы этот камень разрушить. И создать такой способ жизни, при котором доминанты будут возникать по мере необходимости и разрушаться, когда такая необходимость уйдет. То есть жить без доминант. Но это уже высший пилотаж. Смотри, что получается. В твоей жизни в последнее время практически нет секса, но ты его хочешь. Поэтому твое желание растет. Ты не переключаешься, не используешь принцип баланса: ты работаешь, занимаешься умственным трудом и ребенком. И там и там у тебя ответственность. Ты взвалила на себя этот груз, но сама мечтаешь, чтобы кто-то взял ответственность за тебя, решал за тебя, доминировал над тобой. Это желание подспудно зреет в тебе, но ты продолжаешь вести прежнюю жизнь. Ничего не меняется. Так ты доведешь себя до нервного срыва или жесточайшей депрессии. Именно поэтому ты так бурно реагируешь на жесткий секс. Он тебе нужен. Он освобождает тебя.

– А тебе, зачем это нужно тебе, Максим?

– Я люблю власть, люблю доминировать. Мне нравится держать все под контролем. Люблю быть главным в интиме. Но я легко иду по жизни, карьера для меня не первостепенна. Если бы я хотел, мог бы добиться большего, но моя свобода, спокойствие гораздо важнее. Кстати, ты упоминала о том, что научилась получать удовольствие с мужем, но почти ничего о нем не рассказывала. И о ваших взаимоотношениях тоже. Почему?

– Мы расстались. Не разводились, но уже полгода живем в разных квартирах. Наверное, пришло время. Мне сложно об этом говорить. Кроме матери и бабушки он был для меня самым близким и родным человеком, не считая сына, конечно. Я думаю, мы оба виноваты. Я привыкла все держать в себе, мне сложно делиться чем-то сокровенным, а иногда хочется, чтобы близкий человек интуитивно понял, чего я хочу. Сейчас я понимаю, что это неправильно, он же не ясновидец. Люди должны разговаривать друг с другом. Возможно, мы расстались бы раньше, но сначала нас держал сын, а потом сплотили суды с моей матерью. Когда они закончились, стало понятно, что это искусственная сплоченность. Он тоже человек немногословный, и понять, о чем думает, чего хочет, практически невозможно. У нас не было общих интересов, кроме сына и нашей любви. Я много общаюсь с разными людьми, бываю на кинофестивалях, показах мод, беру интервью у известных людей, хочу ездить по миру. Он предпочитает сидеть дома и писать картины, но постоянно ездит в командировки, иногда на несколько месяцев, когда приходят заказы на роспись храмов, загородных домов, ресторанов… Мы редко виделись и стали отдаляться, наши жизни проходили параллельно, слишком редко пересекаясь.

– Ты не рассказывала, как вы познакомились.

– После того как случилась та история с маминым любовником, я продолжала жить отдельно от бабушки. Познакомилась с парнем, влюбилась, но его ювелирно-быстро увела моя подруга Лера. Как-то раз мы поссорились, она пыталась нас помирить, соблазнив его в процессе задушевного разговора. Тогда я сделала вывод: «Нельзя вмешивать третьего, вопросы и проблемы надо решать только вдвоем». Потом, в институте, я влюбилась в очередной раз. Друзья затащили меня на театральный квартирник, где я и увидела Алексея. Он учился на актера, и я зачастую не понимала, когда он играет роль, а когда живет реальной жизнью. Вокруг него крутилось много ярких девушек, все флиртовали, хохотали, обнимались, разучивали сценки, учили монологи и диалоги… Я не вписывалась – была слишком стеснительна и постоянно ревновала. Да, я училась на журфаке, там тоже было немало свободы нравов, если хочешь, но все же не так, более просто и естественно. Алексей стал раздражаться на мою некоммуникабельность и невозможность плавно влиться в его тусовку, и как-то раз поставил меня перед фактом, что он встречается со своей сокурсницей. Я ушла. Плакала ночами, писала наивные стихи, в которых изливала свою боль. Про Юрку ты знаешь, я рассказывала. Моя бабушка считала, что я устраиваю в доме вертеп, и всячески пыталась этому воспрепятствовать. Приезжала и пыталась жить со мной. Я сопротивлялась, как могла. Как-то раз в отчаянье от ее присутствия я позвонила моей подружке Любке: хотела уехать, убежать к ней. Выслушав меня, она ответила: «Я не дома, а у своего друга Вовки, но сейчас что-нибудь придумаем. Я перезвоню». У Вовки в гостях оказался друг, студент-художник Стас, по-рыцарски согласившийся помочь неизвестной девушке. Любка, Вовка и Стас приехали в гости на выручку. Но в каком виде! Стас заявился в телогрейке, шапке-ушанке набекрень, заросший бородой, со старым картонным потерханным чемоданом, тремя гвоздичками и бутылкой водки в руке. Моей бабушке он представился как только что откинувшийся с зоны уголовник, мечтающий о моей руке и сердце. Бабушка хмыкнула, но из дома никуда не ушла. Мы посидели вчетвером на кухне, выпили водки и уехали в гости к Вовке, признав тотальное поражение. Там мы провели со Стасом два дня, не расставаясь, а потом поехали ко мне. Бабушки в квартире уже не было. Так мы и стали жить вместе. Через полгода я спросила: «Хочешь на мне жениться?». Он ответил «да». Было первое апреля, и мы пошли подавать заявление в загс. Наверное, он до последнего момента думал, что это шутка, а потом не решился пойти на попятный. Через три месяца мы поженились. Стас оказался для меня спасением от тирании моей бабушки, а кроме того действительно любил меня и очень трогательно заботился: подавал кофе в постель, мыл посуду, готовил еду. Мы вместе готовились к экзаменам и даже вместе работали, потому что жить на что-то надо было, а просить денег у родных не хотелось. В то время мы продавали книжки на уличных лотках. Это приносило хорошую прибыль и даже оставляло время для учебы. Потом уже Стас стал подрабатывать как художник, а я – как журналист и редактор…

– Вы изменяли друг другу?

– Нет. Ни он, ни я… Нам это было не нужно. Потом родился Петя, я растолстела и стала комплексовать по поводу лишнего веса. Когда перестала кормить грудью, пошла в фитнес-клуб, чтобы не ощущать себя толстухой. Вес согнала быстро, но заметила, что муж не говорит мне комплиментов и практически не замечает как женщину. Бегая на деловые встречи, потихоньку стала флиртовать с мужчинами, чтобы снова понять, что красива и могу нравиться. Мне это было необходимо. Но Стас много работал, уставал и ничего не замечал. Главное, он не замечал меня. Какая у меня прическа, цвет волос, одежда… Я пыталась хвастаться своими достижениями, но ничего, кроме «Молодец!», не слышала. Это очень походило на «Отстань!». Постепенно я перестала пытаться обратить на себя его внимание. Конечно, он всегда помогал мне с сыном, мы вместе ходили гулять, иногда собирались с друзьями на шашлыки, покупали мебель или одежду, но этого было мало. Мне, по крайней мере. Остальное ты знаешь.

– Почему вы не разводитесь, раз живете уже не вместе?

– Наверное, в глубине души каждый из нас мечтает что-то изменить и снова стать семьей. Только вот сил для этих трансформаций уже нет. И да, я стала ему изменять с тех пор как мы разъехались. Впрочем, изменой это теперь назвать нельзя.

– Катя, не обманывай себя. Если бы вы любили, силы бы нашлись. Горы можно свернуть, если захотеть. А то, что ты стала интересоваться другими мужчинами, – нормально.

– Ты прав, Максим. Конечно. Но на данный момент ни у меня, ни у Стаса нет никого постоянного. Зачем разводиться?

– Да, Катя, твои отношения с мужем еще раз подтверждают мои слова о том, что тебе нужен постоянный качественный секс и доминирующий мужчина, взявший ответственность за тебя. А разводиться надо, потому что вас вместе уже ничто не держит. Ладно, об этом в другой раз. Здесь в нижнем зале вечеринка. Хочешь спуститься?

– Не сегодня, – качаю я головой. – Мне надо о многом подумать. Давай в другой раз.

– Я отвезу тебя. Одевайся.

Максим грациозно поднимается с ковра, на котором мы сидели, и натягивает одежду. Я следую его примеру, любуясь его гибким мускулистым телом.

Охранник с непроницаемым лицом вежливо отворяет дверь.

– До свидания, Маэстро, – полным достоинства голосом произносит он.

– Почему он так зовет тебя? – интересуюсь я.

– Здесь у всех свои ники, – отвечает Максим и открывает дверь машины. – Маэстро – мой. В переводе с итальянского означает учитель или мастер.

Он довозит меня до дома, отстраненно целует в висок и говорит: «Иди!». Словно в замедленной съемке я распахиваю дверь машины, делаю несколько шагов и оказываюсь в подъезде. Никогда не любила ходить пешком, но тут поднимаюсь по ступенькам, игнорируя лифт – мне нужно это физическое усилие, чтобы устать еще больше. Квартира встречает меня гулкой тишиной и запахом только что законченного ремонта. Недзеновская пустота аукается в сердце.

Я понимаю, что мне действительно повезло с Максимом. Мой ангел-хранитель по-прежнему бережет меня, несмотря на все мои заскоки. Возможно, так он искупает свое отсутствие в какие-то моменты моего прошлого. Максим стал мне нужен, очень нужен. Я попала в дикую зависимость, но она приятна и желанна, я хочу ее и готова умолять о продолжении. Он – моя приоритетная доминанта на текущий период. Сколько это продлится – не знаю, но хочу, чтобы не заканчивалось. Я болезненно хочу его телом и душой, как давно уже не хотела ничего. Это и пугает, и возбуждает одновременно. Я жду приказов и готова их исполнять, готова к доверию, как это ни странно для меня.

Меня чрезвычайно интересует сама фигура Максима. Кто он, все же? Какие у него родители? Что происходило с ним, когда он был ребенком? Есть ли жена, дети, скелеты в шкафу? Сколько у него любовниц, сабмиссивов? Удастся ли мне когда-нибудь узнать его лучше или он не пустит меня в свой закрытый мир?

Когда-то давно я считала, что мужчина должен уметь плакать, потому что это показывает, что он не бесчувственен, но потом стала считать слезы признаком слабости и убожества. Я более чем уверена, что Максим не плачет никогда. Но не это важно, а то, что он открывает мне саму себя, ту, которую я не могла познать на протяжении многих лет. Я пыталась постигать вселенную и наивно думала, что у меня получается, тогда как, взглядывая в зеркало, видела перед собой привычную незнакомку. Я устала вздрагивать от того, что каждый партнер погружал свой член не в мое тело, а в лоно страха, сжимающееся отнюдь не в преддверии оргазма. Имеющая родных людей, я была одинока, но одиночество не знает жалости, оно загоняет в камеру пыток с маленьким зарешеченным окошком, куда изредка заглядывают любопытствующие в поисках острых ощущений. Современный вуайеризм достигает гигантских размеров, наверное, из-за того, что люди боятся жить и предпочитают пассивное наблюдение, заменяя им недостаток эмоций в собственной жизни. Иногда, глядя на линии ладоней, я мечтала стереть их, чтобы потом вырезать ножом новые, иные линии. Если бы все было так просто!

После кончины Стояна, которую я приняла неожиданно близко к сердцу (ведь мы много лет не общались), я вновь решила найти своего родного отца, как пыталась уже это сделать однажды. Мне подумалось, что все мы смертны и терять шанс увидеть родного человека, узнать его поближе – неправильно. В первый раз я решила это сделать, когда мне было восемнадцать, но мать солгала про дату рождения отца, и найти его мне не удалось. Теперь я знала эту дату, с трудом добытую у матери, а еще его имя, фамилию, отчество, и мой запрос приняли в Мосгорсправке. Я не особо рассчитывала на успех: прошло столько лет, может быть, моему отцу это совсем не нужно, да и кто знает, какой он сейчас…

Он нашел мой телефон в интернете и позвонил первым. В тот момент я красила ресницы в салоне красоты и ответила на звонок на ощупь. Слепая, охрипшая от волнения, я металась по кабинету, натыкаясь на стены и пытаясь найти рукомойник, чтобы смыть краску, но потом вдруг успокоилась. Мы договорились встретиться на следующий день, хотя мне хотелось сделать это сразу – я не понимала, как смогу заснуть ночью.

Мама была в курсе. С одной стороны, она не хотела этих поисков: говорила, что мой отец всегда много пил и наверняка опустился, растолстел, обрюзг, и я в нем разочаруюсь. С другой – признавала, что это мое право. В любом случае, ей было интересно.

Мы встретились в метро. Когда я подъехала, он уже ждал меня с огромным букетом роз, самым большим в моей жизни. Я узнала его моментально, сразу, будто мы не расставались ни на миг: наше внешнее сходство оказалось потрясающим и неоспоримым, но и на другом, метафизическом уровне я чувствовала нашу близость. Седовласый, со стрижкой-ежиком, крепкого телосложения мускулистый мужчина выглядел очень импозантно. Мы сидели у него дома и разговаривали. Я плакала. Он хранил мамины письма к нему и мои детские фотографии, мою бирку, которую прикрепляют к ножке младенца, и мое реальное свидетельство о рождении, где значилось, что я его дочь. Его версия их брака и разрыва сильно отличалась от маминой и бабушкиной. Впрочем, этого и следовало ожидать. Но я тогда запретила себе судить их обеих: что было, то давным-давно прошло. Оказалось, что папа был несколько раз женат, у него есть дети от разных браков, а его новая жена примерно моего возраста. Это значит, что у меня есть сводные братья, а еще тетя, его родная сестра, у которой есть дочь – моя двоюродная сестра. И все хотят меня, наконец, увидеть, через столько лет. Сбылось то, о чем я мечтала еще маленькой: большая дружная семья, братья и сестры… Несколько лет назад отцу сделали операцию на сердце – коронарное шунтирование, прямо посреди грудной клетки проходил большой шрам. Я холодела от мысли, что могла так никогда не увидеть его и не узнать, какой он.

Он звонил мне каждый день и называл принцессой, я таяла от счастья. Мама и бабушка ревновали, делились со мной каждая своими воспоминаниями о том времени, очерняя его изо всех сил, но я не желала ничего слушать – весь этот бред больше меня не трогал и в моем сердце оказалось слишком много нерастраченного чувства любви, которое я хотела дарить. Я обрела новую семью, где мне были рады, где все двоюродные, троюродные родственники собирались друг у друга на дни рождения и Новый год, шумно, весело и искренне отмечая праздники вместе. Именно это всегда и было моим идеалом настоящей семьи.

Мама и бабушка стали общаться со мной суше и холодней, выкапывая из глубин подсознания забытую, казалось бы, давно похороненную там жгучую ненависть. Но бабушка всегда видела только то, что хотела видеть, ей было проще винить моего отца, чем признать, что и ее дочь по молодости могла совершать ошибки, а мама уже не могла переиначить историю, рассказанную мне когда-то, ведь это означало бы, что она врала мне всю жизнь. Я тщетно пыталась донести до них, что все люди несовершенны и не стоит через столько лет всколыхивать обиды и сводить счеты. Когда я обнимала отца, то понимала, что значат слова «плоть от плоти»: роднее и ближе мне только мой сын.

Дата добавления: 2015-09-05