ДОМИНАНТЫ 7 страница

– Алло, – говорю в трубку, – Сонишна! Можно к тебе?

– Давай скорее, – слышу в ответ. – У меня тут такое! Ужас!

– Что-нибудь захватить?

– Как всегда! – гогочет Соня, и я понимаю, что без пары-тройки бутылок шампанского можно не являться – все равно придется бежать в магазин.

Вспоминаю Сонины многочисленные истории и хмыкаю: подруга снова в своем репертуаре. Стоит ей выйти из дома за хлебом или отправиться в ночной клуб, как она тут же подцепляет некую маргинальную личность, начинающую высасывать ей мозг. Ее кавалеры не удовлетворяются простыми половыми радостями, им нужно полное подчинение. Последний из ее сонма бесов превзошел предыдущих по части извращенности. Признаваясь Соне в любви, он одновременно подцеплял в сети и других барышень, а одну даже превратил в сексуальную рабыню, заставив ее выйти на панель, а заработанные деньги отдавать ему. Соня узнала об этом случайно, из любопытства прочитав смс-переписку в его телефоне. Расставания, скандалы, вышвыривание вещей ни к чему не приводили, он все равно возвращался и в итоге даже познакомил жену с любовницей, незаметно подтолкнув их к сексу втроем. Я ждала, когда Соне надоест эта игра и она придет в себя, но та, похоже, заигралась и выйти из порочного круга оказалась не в силах.

К удивлению, Сонишна сидит дома одна, и еще трезвая.

– Режу салатик, жарю мясо, – поясняет она деловым тоном, размахивая перед моим носом возмутительно фаллического вида огурцом. – Буду тебя кормить. – Под ее рукой острый нож сладострастно распарывает сначала мертвую телячью плоть, а потом скальпирует огурцовую кожу. – Что сама?

– Ох… – выдыхаю я. – Голова кругом. С одной стороны я превратилась в безумное животное, мечтающее о сексе и готовое чуть ли не на суточный марафон, с другой – он вскрывает все гнойники моей души, обнажает неприглядные внутренности и выворачивает их наружу, как патологоанатом.

– Может быть, тебе это и нужно, – философски замечает Соня, с размахом и довольным хэканьем опуская кухонный молоток на пласт мяса. – Мы притягиваем к себе ту ситуацию, которая нам зачем-то нужна. Ты – бывшая сентиментальная идеалистка, я – отличница-девственница, вышедшая замуж целкой, и что? Где мы сейчас? Маринка, любовница моего мужа, вообще арт-галерею содержит собственную, и при этом ходит трахаться на панель, как дешевая шлюха. Знаешь, она мне на днях призналась, что именно на панели получила свой первый оргазм, до этого как-то не доводилось. Прикинь, а если бы не пошла, так могла и не узнать, что это такое!

– Если следовать твоим принципам, так и героин надо попробовать, – возражаю я.

– Нет, это другое. Там ты точно знаешь, что последует разрушение организма и смерть, а тут нет, если предохраняться.

– Сонь, ты о чем? Эта твоя скотина вас использует обеих, а ты еще и оправдываешь?

– Ха-ха, – говорит Соня. – Смешно. Проблема в том, что это лучший секс за всю мою жизнь. У меня такое ощущение, что большинство мужиков, кроме «сунул-вынул», других действий и знать не желают, им функция исследователей недоступна. Не ученые, а так, лаборанты. Им с детства внушают, что мальчик – венец творения, и если у него есть эта штука, то он гораздо круче, а потому имеет право на всё. Главное, не заделать с ранних лет дитя, чтобы не попасть в сети брака, а там хоть трава не расти. Задумчивые девственники мечтают быть у женщины первыми, но когда приходит боль и кровь, они пугаются ответственности, которую нежданно получили и стараются сбежать подальше. Ты заметила, что ранние браки всегда приводят к разводам?

– Естественно, зачем детям ответственность, если они еще даже радостей жизни как следует не вкусили? Это нормально. Но с мужиками просто катастрофа, – печально соглашаюсь я, слушая как на сковороде ворчливо шкворчит мясо.

– Я лишилась девственности со своим первым мужем, – говорит Соня. – И, несмотря на то что он знал, что и куда положено вставлять, доставить удовольствия не сумел ни разу. В первый была боль, во второй – неудобство и желание поскорее закончить ненужный процесс трения. Он научил меня делать минет, но это оказалось еще хуже и противнее обычного секса. Пульсирующий кажущийся отдельным живым существом член пугал меня до полусмерти, особенно в те моменты, когда проникал очень глубоко внутрь. Это уже потом, гораздо позже я ощутила, что оральный секс может доставлять удовольствие обоим партнерам, но сколько лет для этого понадобилось!

– Да, у меня примерно тоже самое. Для меня секс изначально был связан с насилием и страхом. Я научилась получать удовольствие с мужем, но оргазмов у меня не было, это казалось постыдным. Может, поэтому мы и расстались?

– Вот-вот, у каждого свои тараканы. Заметь, что изначально слово соитие вроде как обозначает со-идти, идти вместе, но в общем употреблении имеются слова трахаться и ебаться, сами органы и процесс описывается в матерном выражении, презрительно как факт грязный и постыдный. Отсюда и отношение. А грязь изначально не должна доставлять удовольствия, тем более женщине либо как существу чистому и непорочному, не имеющему права получать удовольствие от такой мерзости, либо как существу низшего порядка, удовлетворять потребности которого не стоит усилий.

– Знаешь, я бы хотела тантрического секса, спокойного, размеренного, с партнером, не думающим об обычном, контактном физическом наслаждении. Таком, чтобы можно было просто смотреть на обнаженное тело, линию губ, синюю жилку на запястье… Так же, как я смотрю на небо, на облетающее под порывами ветра осеннее дерево, оранжевую широкоскулую луну… Я наслаждаюсь тем, что они есть, и этого довольно. Мне кажется, тогда я смогла бы отпустить себя, не думать вообще ни о чем и получить наслаждение… А муж, мне всегда казалось, что ему нужно только само действо, простое, обыденное. Прелюдии, тантра – не для него. Зачем, когда все так просто? Мы не понимали друг друга, и я не могла объяснить, что мне нужно. Открыто говорить о таких вещах в нашей семье было не принято.

Моя подруга ставит передо мной тарелку с едой, собираясь ответить, но тут же внезапно вытягивается в струну, услышав звонок в дверь. Идет к ней, словно нехотя, распахивает, и тут я слышу радостный визг:

– Маринка!

– Знакомься, – ухмыляется Сонишна, – проталкивая вперед черноволосую девицу модельной внешности: – любовница моего мужа.

– Ни хрена себе, – отвечаю я. – Ну вы даете, девочки.

– Даем по первому требованию, – ржет Маринка, подергивая собольими бровями, и начинает выгружать бутылки с шампанским и коробочки со всякой снедью из объемистого пакета. – Вы тут только начали, я смотрю.

– Присоединяйся, все ведьмочки в сборе, – радостно приглашает Сонишна и достает из серванта еще один бокал.

Марина вызывает ощущение перченого, хорошо сдобренного приправами блюда, которое хочется распробовать и делать это долго, со вкусом. Она не наивная блондиночка-поблядушка, с которой можно обойтись скорым незамысловатым образом, спустив напряжение и помчавшись дальше. Очевидно, Марина чувствует мой интерес и поэтому сама постоянно взглядывает мимолетно – и тут же уводит взгляд в сторону. Сонишна усмехается. Постепенно неловкость первых минут уступает место непринужденному трепу, сдобренному несколькими бокалами спиртного. Мы перемещаемся в комнату и возлежим на ковре, подобно одалискам, разнежившимся от жары. Телефон моей подруги начинает вибрировать, и она выбегает на кухню, а через несколько минут возвращается с виноватым видом.

– Девчонки, мне надо отбежать буквально на пять минут к метро. Мама с дочкой завтра едут в деревню, а телефон забыли. Отнесу и сразу вернусь. Не уходите, а?

– Ладно, – отвечаем мы с Маринкой, – если как спринтер, то давай.

Сонишна исчезает, а мы продолжаем трепаться ни о чем. Маринка вооружается бутылкой и пытается налить мне в бокал шампанское, но промахивается, и оно белой пеной извергается на мою грудь и сарафан. Сижу мокрая и в недоумении.

Маринка бросается ко мне, кричит: «Снимай, ща замоем!» – и стаскивает легкую ткань. Ее рука попадает на мою обнаженную грудь и замирает, после чего начинает легонько поглаживать мой сосок. Я смущаюсь. Хочется убежать, но я чувствую себя, словно загипнотизированная мышь перед удавом. «Я слижу», – медленно тянет она и припадает страстным поцелуем к моей коже. Ее язык задумчиво пролагает путь от моего соска ниже, задерживается на пупке и спускается вниз, безошибочно находя наиболее чувствительный бугорок плоти, а пальцы погружаются во влажную, полную ожидания щель. Они исследуют, ласкают, заставляют изгибаться от вожделения, а потом один из них проникает в другую дырочку, принуждая меня вскрикнуть и забиться от наслаждения. Мне кажется, что это никогда не закончится, Маринка поистине неутомима, но я тоже хочу доставить ей удовольствие и, сделав усилие, пригвождаю ее к ковру, задирая юбку и неловко стаскивая мешающую тесную майку. Белья на ней нет и в помине. Она стонет в голос, и это заводит меня еще сильнее. Начинаю покусывать ее соски, а потом и пахнущую майскими цветами плоть. «Еще, – шепчет она, – сильнее. Сделай больно». Послушно сжимаю пальцы в зажиме, после чего хватаю ее за волосы и переворачиваю на живот. Моя ладонь с силой прикасается к ее ягодицам, тогда как пальцы другой руки продолжают сновать внутри тела. Марина бьется об пол, подобно гигантской рыбе или русалке, извергает горячую магму, после чего медленно затихает.

Она медленно тянется ко мне губами и шепчет: «Ты сладкая». Я понимаю, что такой страстной натуре, как она, нужен совершенно крышесносительный эффект существования, отличный от респектабельного прозябания ее круга. Мрачные бездонные озера угольно-черных глаз затягивают в неведомые омуты так, что хочется поддаться и не сопротивляться утоплению. Тем не менее, я встаю на колени и пытаюсь дотянуться до сарафана, но моя партнерша стремительно подхватывается, нагибает мою голову, чтобы я не могла пошевелиться и вонзает свои пальцы в мою плоть снова. Стоя почти спиной к ней, чувствую полную беспомощность. Ее острые когти вонзаются в мой загривок, а зубы покусывают ягодицы, со стороны может показаться, что это не обычный акт совокупления, а дикий звериный гон, в котором выживает сильнейший. Содрогаюсь в экстазе и чувствую, как конвульсивно сжимается мое лоно, обнимая филигранно хозяйничающие там пальцы. «Хорошо, – произносит она, – ах, как хорошо, зверюша моя». Сворачиваюсь в позу эмбриона и закрываю глаза. Мне неловко от произошедшего и я не совсем понимаю, как себя вести. Это похоже на дежавю. Марина оправляет одежду и приносит мне сарафан, после чего наливает шампанское и непринужденно протягивает бокал. Хватаюсь за него, смущенно улыбаясь и отводя глаза. «Я снова переспала с женщиной, – боже мой! – говорю себе. – И это не сон, не придуманная сценаристом история. Как странно».

– Куда же Сонишна загуляла? – интересуюсь я, словно это очень и очень важно.

– Вернется, наверное, решила еще шампанского купить, – комментирует Марина и хочет спросить о чем-то еще, но нас прерывает «Бve, Marнa» моего мобильника. Это Максим.

– Алло, – произношу с придыханием.

– Помешал? – улавливая эротические вибрации, интересуется Максим.

– Нет, я у подруги в гостях…

– Сегодня намечается одно интересное мероприятие, хочу тебя пригласить, – его голос звучит все ниже и сексуальнее, рождая во мне предательскую дрожь.

– Согласна. Куда подъехать?

– Я заберу. Диктуй адрес.

Слышу, как он записывает и бросает мне: «Через полчаса внизу». И тут, словно по заказу, является Соня, довольная и с бутылкой.

– Девчонки, извините, я тут с парнем познакомилась, просто не могла упустить такой шанс, – она радостно улыбается и окидывает нас хитрым всезнающим взглядом.

Мы улыбаемся в ответ. Это наша не озвученная, но видимая тайна, персональный порнофильм для избранных, одержимых инкубами. Доминиканские инквизиторы Генрих Крамер и Якоб Шпренгер, авторы трактата «Молот ведьм», наверняка бы вынесли нам не один смертный приговор, живи мы в их время. Но мы здесь, в двадцать первом веке, а значит, пиршество тел будет.

Глава 8. Доминанта

Он ждет меня в своей машине. Хищная черная «Infiniti QX» подходит ему так же, как и любая деталь его гардероба. Мне было бы интересно посмотреть на его жилище, чтобы понять, что он из себя представляет, еще больше. Ведь я практически ничего о нем не знаю. Максим изучающе смотрит на меня и ухмыляется. Когда его рука оказывается на моем колене и медленно ползет вверх, я не могу сдержать стона и подаюсь к нему. Он явно доволен тем, что на мне нет белья (я забыла его у Сони), только тонкая ткань отделяет мое тело от его взгляда.

Он заводит машину, кладет обе руки на руль и, так и не прервав молчания, выезжает из двора на улицу. По салону разливается «Король и Шут», насмешничая песней «Клейменный огнем»:

Боль моя

Всё сильней!

Вновь я

Во власти теней,

Будет страсть

Жить во мне,

В час, когда

На смертном одре

Расстанусь со своим проклятьем на земле.

Впрочем, другие тексты так же, кажется, наполнены своим особым смыслом, имеющим отношение именно ко мне. Никогда не замечала, какие у них БДСМ-ные тексты!

Мы мчимся по улицам так, словно машин нет и в помине и буквально через двадцать минут останавливаемся во дворе какого-то особняка.

– Это закрытый клуб, – нарушает тишину Максим. – Здесь нам никто не помешает… поговорить…

Он берет меня за руку, нажимает кнопку вызова и после автоматического щелчка заводит внутрь.

– Маэстро, – вежливо встречает нас накачанный охранник в камуфляжной форме и слегка кланяется, – кабинет к вашим услугам.

– Спасибо, Джо, – кивает Максим и ведет меня по мраморной лестнице на второй этаж.

Мельком я успеваю заметить на стенах эротические картины в тяжелых золоченых рамах, писанные под старину. А может, это подлинники? Я не слишком хорошо разбираюсь в живописи.

Я дрожу. Колени подгибаются. Дыхание перехватывает снова. Невозмутимость Максима пугает, раздражает и возбуждает одновременно. Кажется, что сердце пульсирует внизу, в промежности, и прекратить эту невозможную пытку становится необходимым. Заходим в помещение, и я вижу, что комнат несколько. Первая представляет собой выдержанную в пастельных тонах гостиную с кожаным диваном, журнальным столиком и письменным столом. Наверняка здесь ведутся частные деловые переговоры, не предназначенные для чужих ушей, возможно, заключаются договоры и сделки. Я хочу посмотреть, что за другой дверью, но рука спутника удерживает меня.

– Не спеши. Всему свое время. Ты прочитала книгу? Мы не успели поговорить об этом утром.

– Да, – я краснею и чуть слышно шепчу: – я хочу попробовать.

– Ты уверена?

– Да, – мой голос становится хриплым от возбуждения, я смотрю на него умоляюще, и кажется, что прямо сию минуту меня накроет чудовищной силы оргазм.

Максим не спеша стягивает с меня бретельки сарафана и обнажает мою грудь. Он почти не дотрагивается до меня, и это сводит с ума. Он достает из кармана темную повязку и завязывает мне глаза, после чего берет за руку и куда-то ведет. Иду медленно, на ощупь, боясь оступиться, а потом оказываюсь на широкой, как мне кажется, кровати. Простыни прохладные, тело на них скользит, и это тоже невероятно возбуждает. На запястьях и лодыжках внезапно застегиваются наручники и поножи, и я оказываюсь распятой и беспомощной, скованной. В сердце заползает страх, но вместе с тем чувствительность обостряется тысячекратно. Напряженно прислушиваюсь к каждому шороху, но тут включается музыка, и я не могу различить других звуков. Играет «The Sisters of Mercy». Сочетание холодного полета эмоций в музыке и тайны выразительных текстов. Сестры милосердия и проститутки. Светлое и темное начало. Растворяюсь в ощущениях и готической мелодии. Мое тело что-то щекочет, губы Максима приникают к моей груди, спускаются ниже и его язык проникает самые потаенные места. Я бьюсь в оргазме и одновременно чувствую легкие жалящие прикосновения плети к животу и груди. Его палец входит в анальное отверстие, наслаждение становится невыносимым. Кажется, что децибелы моего крика развалят здание, и оно разлетится на атомы, но сладкая пытка продолжает длиться, затихая лишь через вечность.

– Я не хотел торопить события, – доносится вкрадчивый голос моего мучителя, – но ты меня завела так, что я нарушил собственные правила.

– Сними повязку, – прошу я.

– Рано. Тебе так идет… Лежи. Ты стесняешься того, что тебе нравятся женщины, но это логично. После истории с матерью было бы странно, если бы это было не так. Скрывая свои желания, отказывая себе в их удовлетворении, ты копишь в себе негатив. Твоя депрессия не признак слабости, а результат того, что ты пыталась быть сильной слишком долго. Почувствуй себя слабой, позволь себе это. Здесь ты можешь быть собой. Никто не увидит и не узнает.

– Я… не могу. И потом в моих текстах, это просто фантазии…

– Можешь. Ведь сейчас ты смогла. Ты скрывала, что тебе нравятся женщины?

– Да…

– Не бойся, ты не лесбиянка. Это другое. Ведь ты получаешь наслаждение со мной, а я мужчина. Но ты можешь получить наслаждение и с женщиной. В этом нет ничего дурного.

– Сейчас я это понимаю, – говорю я, вспоминая Маринку. – Но это как-то неправильно и непривычно…

«The Sisters of Mercy» сменяет «Lacrimosa» и внезапно я чувствую, как чьи-то руки начинают ласкать мое тело, и я понимаю, что это женские руки: они тонкие, нежные и действуют иначе. Физически ощущаю, что краснею от того, что это происходит в присутствии Максима, но я скована и не могу двигаться. К тому же меня отвлекает музыка…

– Пожалуйста, – прошу я, уже не понимая, о чем прошу: то ли о прекращении ласк, то ли об их продолжении…

Я понимаю, что и в первый раз меня ласкал не только Максим, но наслаждение столь велико, что я уже не могу думать, мыслей нет. Я вся один сплошной оголенный нерв, и когда на моих сосках застегиваются зажимы, я снова кричу от невыносимой сладкой боли и не замечаю, как меня отстегивают от кровати и ставят на колени. Спину обжигают удары, а потом Максим вбивается в меня с силой тарана, берущего неприступную крепость. Завоеватель входит в осажденный город. Я разлетаюсь на мириады звездных осколков.

– Интуиция, – слышу я голос Максима, – то есть шестое чувство, или sensus – восприятие самого себя, и иммунная система часть этого sensus(а). Если организм каким-то образом сбоит, значит, подает сигнал о неправильном восприятии и самооценке. Научившись лучше осознавать себя, перестав судить себя, человек может гармонизировать внутреннее и внешнее состояние и стать счастливым. И я хочу показать тебе, что это возможно.

С моих глаз наконец падает повязка, и я вижу, что в комнате мы находимся одни. Кем бы ни была та девушка, ласкавшая меня так страстно, она уже ушла, к моему облегчению. Медленно прихожу в себя.

Максим подает мне бокал вина, и я с наслаждением принимаю его, окропляя губы в похожем на кровь напитке.

– Ты говорила о том, что из-за своих внутренних проблем у тебя начался нейродермит. Именно поэтому я заговорил с тобой об интуиции и иммунной системе. Ты потеряна и не совсем знаешь, чего хочешь. Надо пробовать, узнавать, а не загонять себя в общепринятые рамки. Ты знаешь про принцип доминанты?

– Нет, – отвечаю я. – Расскажи.

– Однажды ученый Алексей Алексеевич Ухтомский проводил опыт с собакой по изучению рефлексов – он исследовал скорость реакции животного на электрическую стимуляцию. Для этого он поместил собаку в специальный «станок» и затянул ее лямками. Передние лапы собаки находились на металлической пластине, на которую Ухтомский с помощью переключателя подавал электрический ток небольшого напряжения. В момент подачи тока, собака отдергивала лапы, а скорость ее реакции на электрический удар фиксировалась и записывалась. Было проведено уже много подач на металлическую пластину, когда вдруг собака на очередной удар тока не отреагировала. Ухтомский засомневался – есть ли ток в цепи и еще пару раз нажал на кнопку. Собака по-прежнему не реагировала на удары тока, но приняла характерную для дефекации позу и наложила целую кучу говна. После этого она опять стала исправно реагировать на удары током. Так и был открыт важнейший принцип работы мозга, который ученый назвал «доминанта». Доминанта заключается в том, что в мозгу выделяется что-то самое важное, самая важная реакция текущего момента, а все второстепенное – тормозится и игнорируется. Собака испытывает на себе удары электрического тока, которые вызывают оборонительную реакцию – она отдергивала лапы и скалилась. То есть в мозгу собаки был активирован один очаг возбуждения – центр обороны. Но вот в глубине ее мозга стал зреть новый очаг возбуждения – центр дефекации. В какой-то момент новый очаг возбуждения вытеснил старый, и собака перестала вообще реагировать на удары током – ее центр обороны был полностью подавлен центром дефекации. Больше того, вся энергия центра обороны была перенаправлена новому доминирующему очагу возбуждения. В этом, собственно, и состоит основное понятие доминанты – выигравший в конкурентной борьбе очаг возбуждения захватывает практически все ресурсы мозга. Доминанта – это еще одно проявление инстинкта самосохранения, и оно также помогало нашим далеким предкам выживать в условиях дикой природы. Принцип доминанты не позволяет в мозгу существовать множеству равноправных очагов возбуждения, он всю энергию мозга передает на выполнение только самой важной на текущий момент задачи. Доминанта позволяет сконцентрироваться на чем-то одном, подавляя и игнорируя все другое. Если у тебя есть острое желание поесть, то ты будешь думать только о еде. Но если в этот момент вдруг начнется пожар, очаг возбуждения переместится, и ты забудешь про еду, а будешь что есть силы бежать, унося ноги подальше от огня. И господствующий очаг возбуждения не только подавляет другие очаги, но и забирает себе их энергию. Грубо говоря, чем сильнее ты раньше хотела поесть, тем быстрее теперь побежишь от огня. Но если у животного доминант (потребностей) не так уж и много – прокормиться, избежать опасности, спариться, то у человека просто безумное количество потребностей – тут и физиологические потребности (голод, жажда, половое влечение, и потребность в тепле, свете), и потребности в безопасности, а еще в любви (быть в группе, не чувствовать одиночества), в уважении, а также потребности исследовать (тяга к знаниям), эстетические потребности (тяга к красоте и порядку), потребность самореализации и т. п. Каждая из этих биологических, социальных, духовных потребностей может стать доминантной. Само по себе количество этих потребностей не так и страшно. Страшнее другое – большая часть этих якобы нужд всего лишь иллюзия и ни при каких обстоятельствах не может быть реализована. Например, невозможно довести до логического завершения желание быть самым умным, самым богатым, самым известным. Но между тем эти абсолютно нереальные фантазии стать «самым-самым» очень часто встают во главу угла, и все силы мозга, по принципу доминанты, пускаются на выполнение этой несбыточной иллюзии. Всех денег не заработаешь, но человек, у которого эта доминанта уже образовалась, не уходит с рабочего места, забывает семью и становится трудоголиком. В казино не выигрывают, но человек, захваченный идеей обыграть казино, приходит туда снова и снова, и раз за разом проигрывает и проигрывает свои деньги, становится «игроманом». Он одержим этой идеей, разрабатывает «свои системы», начинает верить в «верные приметы». На все разумные доводы отвечает: «Но ведь другие выигрывают!» или «Да, я все понимаю, но мне бы только отыграться…». Возбужденная доминанта завладевает человеком и может привести к краху всю его жизнь. Парень, пытаясь отделаться от влюбленной в него девушки, намекнул ей на то, что она несколько полновата. После этого она, захваченная доминантой, садится на жесточайшую диету, практически перестает есть, а если и наедается – то два пальца в рот и все спускает в унитаз. Девушка постепенно превращается в костлявую дистрофичку. Но она уже не может остановиться, каждый проглоченный кусок она воспринимает как яд, а пара съеденных ложек супа вызывает «тяжесть в животе» и воспринимаются ею как обжорство. У этой доминанты нет логического конца, если человека срочно не направить к психотерапевту, то, чаще всего, такая погоня за красотой оборачивается смертью от истощения. Причем это ситуация отнюдь не редкая. Доминанта прекращает свое действие всего в двух случаях: если она удовлетворена (хотела поесть – поела) или если она вытеснена другой более мощной доминантой (хотела поесть, но поскандалила с начальником – и аппетит пропал). Отсюда понятно, как страшны доминанты, которые не могут иметь своего логического завершения. Прекратить их естественным путем (удовлетворить) невозможно, а найти более мощную доминанту не всегда получается. Вот и живут подчас люди, направляя все свои силы на цель-страсть, которую просто нельзя достичь, и погружаясь в жесточайший невроз. А так как любым человеком управляют, прежде всего, эмоции, то он, как правило, сам не может оценить всю катастрофичность своего состояния. У доминант есть еще одна особенность. Человек начинает смотреть на мир через их призму. «Мир человека таков, каковы его доминанты» – такой важный вывод сделал Ухтомский. Что это значит? Это значит, что мы рассматриваем окружающих нас людей и отношения с ними не объективно, а исходя из наших доминант. Если ты «повернута» на престиже, то будешь оценивать другого человека, в первую очередь, по одежде, в которую он одет. Если думаешь, что тебя все хотят обидеть, то будешь видеть в каждом поступке других людей желание тебя обидеть. Если ты считаешь себя некрасивой, то будешь полагать это всеобщим мнением и не поверишь другим людям, если они будут утверждать противоположное. Мы видим мир таким, каковы наши доминанты. И в этом смысле мир справедлив. Он относится к нам так же, как и мы сами относимся к себе и к нему. Мы ищем в другом человеке те черты, которые ожидаем найти, а ожидаем найти то, что присуще нам самим. В итоге мы приписываем другому постороннему человеку наши собственные черты.

Мы ищем в окружающем мире то, что привыкли искать, то, на что настроен наш мозг!

– И что же делать? – растерянно поинтересовалась я, пытаясь осознать эту информацию.

– Когда ты знаешь этот принцип доминанты и умеешь его отслеживать, ты можешь удовлетворять текущую доминанту или переключать ее на другое, если получается. Ухтомский говорил, что прошедшее влияет на нас сегодняшних, ничто не проходит бесследно. Но у доминанты есть еще одно важное свойство. Чем больше ты себе отказываешь в ее удовлетворении, тем сильнее она накапливается и происходит суммация сигнала, усиление его. Ты не смогла вовремя овладеть зачатками своих доминант, поэтому они сильно укрепили позиции. Теперь тебе надо удовлетворить их и только после этого ты сможешь найти замену, какую-то другую доминанту, которая вытеснит эти. Из принципа доминанты вытекает и принцип баланса: если чего-то в твоей жизни становится слишком много, необходимо дополнить его противоположным, чтобы равновесие сохранилось. Например, работнику умственного труда не следует пренебрегать физическими упражнениями. Ведь восемь часов в день у него загружена голова, что формирует некую доминанту в его жизни. Вот почему активный отдых поможет переключить внимание на другие сферы организма и разрушить устойчивые связи, которые в дальнейшем могут послужить причиной многих проблем. В учении о доминанте раскрывается огромный смысл для тех, кто занят самопознанием, внутренней работой, ведь знание о механизме доминанты становится универсальным инструментом в работе над собой. Прежде всего, мы начинаем видеть, как формируются в нас стереотипы восприятия и поведения – от незначительных «болячек» до линии судьбы. Доминанта чрезвычайно сильна и подкрепляется любыми сигналами, но, тем не менее, ее можно разрушить, если наши действия будут постоянными и точными. Вода камень точит. А коли так, то гораздо проще найти в себе силы для того, чтобы этот камень разрушить. И создать такой способ жизни, при котором доминанты будут возникать по мере необходимости и разрушаться, когда такая необходимость уйдет. То есть жить без доминант. Но это уже высший пилотаж. Смотри, что получается. В твоей жизни в последнее время практически нет секса, но ты его хочешь. Поэтому твое желание растет. Ты не переключаешься, не используешь принцип баланса: ты работаешь, занимаешься умственным трудом и ребенком. И там и там у тебя ответственность. Ты взвалила на себя этот груз, но сама мечтаешь, чтобы кто-то взял ответственность за тебя, решал за тебя, доминировал над тобой. Это желание подспудно зреет в тебе, но ты продолжаешь вести прежнюю жизнь. Ничего не меняется. Так ты доведешь себя до нервного срыва или жесточайшей депрессии. Именно поэтому ты так бурно реагируешь на жесткий секс. Он тебе нужен. Он освобождает тебя.

– А тебе, зачем это нужно тебе, Максим?

– Я люблю власть, люблю доминировать. Мне нравится держать все под контролем. Люблю быть главным в интиме. Но я легко иду по жизни, карьера для меня не первостепенна. Если бы я хотел, мог бы добиться большего, но моя свобода, спокойствие гораздо важнее. Кстати, ты упоминала о том, что научилась получать удовольствие с мужем, но почти ничего о нем не рассказывала. И о ваших взаимоотношениях тоже. Почему?

– Мы расстались. Не разводились, но уже полгода живем в разных квартирах. Наверное, пришло время. Мне сложно об этом говорить. Кроме матери и бабушки он был для меня самым близким и родным человеком, не считая сына, конечно. Я думаю, мы оба виноваты. Я привыкла все держать в себе, мне сложно делиться чем-то сокровенным, а иногда хочется, чтобы близкий человек интуитивно понял, чего я хочу. Сейчас я понимаю, что это неправильно, он же не ясновидец. Люди должны разговаривать друг с другом. Возможно, мы расстались бы раньше, но сначала нас держал сын, а потом сплотили суды с моей матерью. Когда они закончились, стало понятно, что это искусственная сплоченность. Он тоже человек немногословный, и понять, о чем думает, чего хочет, практически невозможно. У нас не было общих интересов, кроме сына и нашей любви. Я много общаюсь с разными людьми, бываю на кинофестивалях, показах мод, беру интервью у известных людей, хочу ездить по миру. Он предпочитает сидеть дома и писать картины, но постоянно ездит в командировки, иногда на несколько месяцев, когда приходят заказы на роспись храмов, загородных домов, ресторанов… Мы редко виделись и стали отдаляться, наши жизни проходили параллельно, слишком редко пересекаясь.

Дата добавления: 2015-09-05