Музыка.

Любой видеоряд, коим является и фильм, и информационное сообщение, и, даже, реклама сопровождается звуком, в том числе – музыкой. По своей силе она может оказать влияние и вызвать впечатление более сильное, нежели сам сюжет. И, конечно же, звук может существовать отдельно, причем без особых потерь, в отличии от видеоряда.

Бывает так, что тьму невежества и одиночества, гнетущую тишину, несущие страх и муку прорезывает звук отчаянного крика, молитва, словно луч света и уже не страшно, уже есть надежда, что ты будешь услышан. Таковы звуки музыки для её любителей.

Человека страшит образ тишины, ему проще идти путём озвучания этого образа, для обретения его понимания.

Как и в античные времена, в современном мире, существует четыре музыкальные интонации, общие настроения, выраженные в гармонических ладах (определённая последовательность гаммы), например: «дорийский считался благородным и сдержанным, фригийский - экстатичным, лидийский – жалобным, ионийский – изнеженным» [45;737].

Хотя звук и музыка, сами по себе мало что значат: «когда ритм и гармония лишены слов, бывает очень трудно распознать их замысел и к какому из достойных внимания родов относится это подражание.

Необходимо, впрочем, заметить, что, насколько подобного рода искусство пригодно для скорой, без запинки ходьбы и для изображения звериного крика, настолько же оно, пользующееся игрой на флейте и на кифаре независимо от пляски и пения, исполнено немалой грубости.

Без того и другого игра на флейте и на кифаре становится чем-то в высшей степени безвкусным и достойным лишь фокусника» [46;120].

Но это мнение идеалиста-утописта, признающего едиственно-допустимым в идеальном государстве только дорийский лад [45;737], и изгоняющего из этого государства многострунные инструменты, которые, по Платону, «раздробляя единую гармонию на множество оттенков, способствуют, как бы дроблению целостности человека, развивая утончённость, изощрённость и распущенность. На этом же основании из государства изгоняется флейта, известная своим многоголосием и обострённым, экстатическим звучанием, далёким от классической простоты» [47;574].

Для Платона классика это унисонность и камерность, что, одно время считалось единственно возможным в церковном обиходе. Сегодня, чаще, под классикой подразумевается симфонический эклектизм, многоплановость и многогранность общей картины композиций с определённой целью в повествовании и развитием мелодического узора.

Здесь допускается использование всех ладов, или настроений, чтобы передать гамму чувствований персонажей. Тоже самое используется рок- и поп- группами и на эстраде.

Но всё же первичным в определении вектора произведений всё так же можно считать словесную составляющую, где она есть, начиная с наименований. Труднее с иностранными произведениями, без знания языков и с названиями без общепринятого смысла, например: «Andante. Allegro energico», где говорится лишь о темпе произведения, а не его образной фактуре. Под таким названием возможно множество произведений с различным внутренним содержанием.

И для того, чтобы миссионер мог растолковать подобные произведения, он должен опираться не только на слово внутри композиции, но и на сопутствующие моменты: биографию композитора, его религиозные настроения, мировоззрение и литературные предпочтения.

Примером того, как можно православно воспринимать и толковать музыкальные произведения, в том числе и без определяющих их дух названий, приведу некоторые абзацы православного музыкального критика О. В. Тупицына по поводу «Пятой симфонии» Л. Бетховена: «…На симфонии лежит отпечаток западного христианского мировоззрения и типичного заблуждения протестантства, что особенно заметно в 1-й части, а отчасти и далее: мы слышим не разговор заблудшего сына с милосердным Отцом (Богом), а беседу человека с другим, более могущественным человеком, который может помочь преодолеть жизненные трудности» [63;20].

С подобной Тупицыну тщательностью и осторожностью д о лжно рассматривать явления современной музыки, особенно рок-музыки, касательно которой развернулась острая дискуссия, как среди священнослужителей РПЦ, так и во всем обществе, в целом.

Так архимандрит Лазарь (Абашидзе) пишет: «Крайне разрушительно и пагубно влияние на душу христианина джаз-музыки, рок-музыки, панк-музыки, диско-музыки и т.д., форм и явлений современной популярной музыкальной культуры, которая не ограничивается только областью искусства, но затрагивает все стороны, все мельчайшие детали жизни современной молодёжи.

Эта культура постоянно изменяется, как хамелеон, подстраиваясь ко всем оттенкам настроения новых поколений, меняет наименование своих «новых» стилей, даже как будто иногда отвергает вчерашнее и бунтует против самой себя, чтобы этим только оживить интерес и вкус к тому же самому, суть же её всё та же.

Это явление крайне отвратительно и оскорбительно для каждого хоть сколько-нибудь благочестивого человека, тем более неприемлемо для христиан» [5;43].

Во всём согласные с данным мнением Ю. Ю. Воробьёвский, архимандрит Рафаил (Карелин) и Игумен N. У последнего всё же критика получается милостивее, чем у остальных: «…когда при умножении грехов благодать Божия отступает в ещё большей степени, души людей испытывают нечто ещё более страшное — мучительное состояние почти космического ужаса. Тогда чудовищная чёрная сила ломает и рвёт душу на части, и каждая её частица стонет от невещественной боли в безумном желании скорее покончить с этим мучительным и бессмысленным бытием…» [12;144].

До этих слов, в другой работе Игумен приводит следующие факты: «В настоящее время разумные существа параллельного мира (СПМ) активно сотрудничают со многими современными композиторами, а в первую очередь с теми из них, кто пишет рок-музыку…» [43;121].

Далее Игумен проводит аналогии и с известными отечественными поэтами М. Цветаевой, С. Есениным, В. Высоцким и многими другими: «Как показывают наши исследования, многолетние контакты людей искусства с СПМ приводят первых либо к гибели, либо к различным формам помешательства (ср. последние годы жизни Моцарта, Лермонтова, Цветаевой, Блока, Брюсова, Есенина, Врубеля, Модильяни, Ван Гога, Сальватора Дали и мн. др).

Аналогичные наблюдения мы находим у итальянского психиатра проф. Ц. Ломброзо в его книге «Гениальность и помешательство» (СПб., 1892, с. 59). Кроме того, подобные люди, как замечает во 2-й главе проф. Ломброзо, подвержены многим порокам, главными из которых он называет безпредельную, болезненную гордыню, сексуальную распущенность и пьянство» [43;121].

Но всё же делает он это не без переживательного плача о них: «И снова моя мысль возвращается к нашей несчастной, обезображенной сатанинской культурой молодежи. Как их утешить, как им помочь? Думается мне, что тягостное, рвущее душу состояние — ещё не признак неотвратимой духовной смерти.

Даже и в этом состоянии душа поддаётся исцелению. Надо лишь знать Того единственного Врача, Который может лечить эту болезнь. Только Он — Творец — в состоянии исцелить страдающую человеческую душу Своей божественной благодатью! Мрачные, мучительные состояния отступают и уходят навсегда, когда возвращается в душу утраченная за грехи благодать Божия.

Возвращают её не наркотики, не магические заклинания, а только лишь истинное покаяние и Таинства Церкви. Ими очищается душа от тяжести грехов, становясь вновь способной воспринимать в свой очищенный от скверны сосуд «живую воду» благодати Святого Духа.

И чем более приближается человек к своей прежней детской чистоте, тем добрее и радостнее становится его душа. Об этом-то и говорил нам Христос: «...если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное» (Мф. 18, 3). «Обратиться» — значит перейти в обратное состояние, т. е. вернуться к утраченной детской чистоте, которая способна привлечь к ребенку благодать Божию, а вместе с ней мир душевный, радость и любовь.

Те из людей, которые в сознательной борьбе с собственными грехами и греховными привычками возвращают своей душе чистоту, - ещё в этой жизни переходят в удивительное состояние, которое Христос назвал Царством Небесным, находящимся внутри нас.

Тогда-то именно душа человека ещё в этой земной жизни наполняется радостью, миром и любовью Божией. И только это состояние может считаться «нормой» душевных состояний человека, той нормой, к которой мы все должны стремиться. Именно здесь кроется ответ на вопрос, который вот уже почти два столетия мучит всех психиатров мира: вопрос о психической норме...» [12;145].

А так же Игумен приводит примеры положительного творчества, например, московскую поэтессу, члена Союза писателей России Нину Карташеву и московского барда Владимира Бережкова.

Совершенно иной подход у игумена Сергия (Рыбко): «Нужно уметь с большой мудростью подойти к этому вопросу… Так же поступил свт. Николай Японский.

Когда он приехал на проповедь в Японию, он мог бы объявить всю религию японцев сатанизмом, поклонением дьяволу, предать их анафеме, ходить сжигать кумирницы. А мог постараться изучить душу японского народа, его культуру, религию, найти в них какие-то здравые зёрна и, исходя из этого, проповедовать христианство.

Он так и поступил: так изучил их культуру, что японцы считали, что он лучше их знает литературу и историю их страны, а потом уже стал с ними разговаривать. В результате, когда он умер, тридцать тысяч японцев были православными. Начни же он говорить: «Все вы, японцы, сатанисты», и что? - много таких было проповедников...

Сейчас та же ситуация в России. Нельзя всё отрицать: все вы сатанисты, единоборства ваши - сатанизм, техника - сатанизм, искусство - сатанизм, наука - сатанизм, цивилизация - сатанизм, всё - сатанизм. Это психология брежневских времён.

Надо знать, кому что говорить. Если мы хотим рассказать людям о Боге, надо найти для каждого человека свой язык. Встретившись с Богом, открыв для себя богатство и глубину Православия, человек сам оставит свои заблуждения и увлечения. Так же нужно искать слова для современных молодых людей, и среди их культуры найти высокие и глубокие вещи…» [54;42].

И ещё немного из книги отца Сергия: «Вот очень характерное высказывание руководителя группы AC/DC, помещённое в одной «антироковой» брошюре, которое как раз опровергает выдвигаемые там обвинения: «Чем мы занимаемся - это только шутка: Никакие сатанинские посланники не подталкивают нас, нам нужно только найти строку, по рифме подходящую к следующей».

Непонимание истин христианства, в частности, серьёзности адских мучений - ещё не есть сатанизм, а есть незнание, глупость... Многие из тех групп, которые используют в текстах песен, на первый взгляд, антицерковные выпады, на самом деле выступают не против соборной Апостольской Церкви, а против еретических сонмищ Запада.

Они не приемлют ересь, себя же считают верующими людьми и христианами. Поэтому в Православной России как такового сатанистского рока не существует - он не привился…» [54;50].

«Так что клевета на рок-музыку, ни много ни мало, наследие советской пропаганды… Нельзя требовать от рок-песен о Боге глубин православного богословия, строго церковных выражений. Какие-либо начальные или детские понятия о Боге это еще не есть кощунство!

Все зависит от произволения человека: если он не имел намерения сказать что-либо хульное, его нельзя винить. Грань в словесных выражениях бывает очень зыбкой. Многое из того, что человеку, подходящему к делу по букве, может показаться кощунством, на самом деле есть творческий поиск Бога, обращение к Нему на языке поэзии.

Художник имеет на это право: он создает свои образы, понятные ему и его близким. Он ещё не имеет такого благоговения и страха Божия, как человек церковный, но искренне тянется к Богу. Вряд ли его слова прогневают Господа: скорее, Он радуется, как радуется мать, слыша невразумительный лепет зовущего её младенца. Поэтому обращение к теме веры в творчестве музыкантов и поэтов заслуживает всяческого понимания, а не грубых окриков «нельзя!», едва послышится что-то непривычное…

В песнях Андрея Макаревича «Место, где Свет» и Бориса Гребенщикова «Серебро Господа моего» использован, например, такой художественный приём, как недосказанность. Господь незримо присутствует в песне, но именно из благоговения поэт не называет Его полностью; поёт только о «Серебре Господа», «не знает слова, чтобы сказать о нём», не дерзает «проситься в чертог Лорда (по-английски - Господь)», благоговейно умолкает.

А песня «Орёл, Телец и Лев», очевидно, о том, что Евангелие, изображенное в ней животными - символами евангелистов, почти против воли автора пришло к нему в дом, и у него, к сожалению, не хватает произволения последовать Евангелию, поэтому он «всё пьёт, и мучается от жажды», ничем не удовлетворяясь:

Удивительную вещь говорит известный рок-композитор и поэт, автор рок-оперы «Слово и дело» и песен группы «Рок-ателье» Павел Смеян. Он считает, что рок- опера «Иисус Христос – Суперзвезда» не прижилась у нас в русском варианте именно потому, что при исполнении по-русски она начинает неблагоговейно звучать: «В оригинальном варианте присутствует какая-то таинственность, возникает свой собственный ряд образов. А стоит увидеть её в русскоязычной версии, и всё убивается. Оказывается, что у всех действующих лиц панибратские отношения с Богом, чего русский народ совершенно не приемлет. У нас другая молодежь, другое воспитание и восприятие мира».

Очевидно, что не только сам Павел - глубоко верующий человек, но он свидетельствует, что в целом русская молодежь не приемлет неблагоговейного отношения к Богу. Его собственная опера посвящена страшным временам Ивана Грозного, и один из ее лейтмотивов – «Видение Василия Блаженного» [54;69,71-73].

Или вот рассуждения о рок-культуре диакона Александра Шумского в статье «Творчество против утопизма»: «Обеднение культуры не означает ещё, что она исчезла или выродилась. Да, современная культура – не золотая и не серебряная. Может быть, она просто металлическая, глиняная или деревянная. Но она всё же есть, она другая, и нельзя её просто отбросить. И, может быть, в недрах этой неблагородной культуры мучительно рождается нечто новое, о чём мы даже не догадываемся… Пройдитесь по старому Арбату, вглядитесь повнимательнее в этих «отвратительных» тинейджеров, потратьте своё драгоценное время и вы откроете для себя немало интересного и поучительного…»[67;6].

Приходится констатировать, что возможности познакомиться с рок-культурой, прочитав какие-либо христианские исследования на данную тему, у православного человека практически нет: точнее сказать, она сведена к минимуму. При видимом разнообразии статей, посвященных этому вопросу, в их основу за редчайшим исключением положены всего две работы: книжечка французского католического священника Жана-Поля Режимбаля “Корни рок-н-ролла” и миссионерский листок № 56 храма Покрова Пресвятой Богородицы в Лос Анжелесе, США, под названием “Рок-музыка с христианской точки зрения”, написанный игуменом Александром (Милеантом). В 1999 году в Житомире вышла брошюра “Игра с огнем. Рок на сцене и в жизни”, составленная, Анатолием Кулишом из материалов, содержащихся в указанных работах. Она вобрала в себя недостатки источников, на основе которых была написана, вдобавок к ним добавились некоторые “находки” самого составителя. Можно упомянуть о главе “Увлечение рок-музыкой” книги архимандрита Лазаря (Абашидзе) “Грех и покаяние последних времен”, но авторский текст в ней почти отсутствует, – она является перепечаткой фрагментов книги Режимбаля.

Иными словами, тема рок-музыки, остаётся открытой. Собираются форумы и круглые столы по этой теме. «Основным вопросом, вызвавшим оживлённую дискуссию в ходе работы секции «Церковь и молодёжная субкультура» на XIV Международных Рождественских чтениях, был вопрос о возможности использования в миссионерских целях субкультуры, не вызовет ли её использование обратного движения молодёжи от Церкви? Дискуссия свелась к обсуждению возможности проповеди духовенства на рок-концертах, к чему такая проповедь приводит сейчас и может привести в дальнейшем?» [7;7].

Высказывались разные взгляды, показательно же мнение митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла, озвученное на встрече 14 апреля 2006, в канун Лазаревой Субботы, в Отделе Внешних Церковных Связей, в Свято-Даниловом монастыре, с православными рок-музыкантами: Константином Кинчевым («Алиса»), Юрием Шевчуком («ДДТ»), Романом Неумоевым («Инструкция по Выживанию»), Стасом Бартеневым («Если»), Олегом Кривошеевым («Братья Карамазовы»). Приведем материалы пресс-релиза:

«Подводя итоги дискуссии, Владыка Кирилл отметил, что многое зависит от контекста, обстановки и способностей конкретного священника. Невозможно обратиться к аудитории рок-концерта с традиционной храмовой проповедью. «Нужно войти в эту среду и изнутри проповедовать, уметь дать слушателям правильный импульс. Если есть люди, которые могут обратиться с верными словами к этой аудитории, не надо им мешать», – сказал он.

Обращаясь к рок-музыкантам, председатель ОВЦС подчеркнул: «Если в вашем творчестве имплицитно, незримо будет присутствовать Бог, если ваши зрители будут знать о вашей вере, это будет иметь огромное миссионерское значение». В то же время Владыка Кирилл подчеркнул необходимость соблюдать во всем такт и меру.

Владыка Кирилл напомнил о ещё одном миссионерском ресурсе рок-музыки. Подчеркнув самоценность православной литургической культуры, митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл выразил убеждение, что она не нуждается в модернизации. Он считает ненужным использование на богослужениях каких-либо музыкальных инструментов, в том числе электронных. В то же время председатель ОВЦС обратил внимание присутствовавших на особое направление православной миссии, в котором творчество рок-музыкантов может быть весьма полезным. По его мнению, было бы полезным в небогослужебное время проводить молодежные собрания, на которых ребята могли бы не только обсуждать различные богословские темы, но и петь под гитару, в том числе исполнять рок-композиции» [58].

Очевидно, что позиция многих рокеров абсолютно тождественна признанию Артемия Морозова: «Мы – Православные!» Эти короткие и понятные слова несут в себе столько Истины. Это не просто упоминание о своём вероисповедании. В какой-то мере это призыв к объединению, к сплочению тех, кто борется со злом.

Есть общий принцип миссионерской работы, сформулированный апостолом Павлом: “Будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобрести: для иудеев я был как иудей, чтобы приобрести иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона – как чуждый закона, – не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, – чтобы приобрести чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых. Сие же делаю для Евангелия, чтобы быть соучастником его” (1 Кор. 9:19-23). Следуя этому принципу, каждый христианин имеет право с полнотой ответственности за свои слова пред Богом заявить любому представителю рок-культуры: “Да, в промежутках между своими концертами ты можешь приходить в Церковь, можешь молиться, можешь исповедоваться – Христос призывает к Себе всех, в том числе и тебя!”. Но из этого вовсе не следует, что так же может поступать сам христианин, имеющий опыт благодатного соединения со Христом в молитве и Причастии – речь, естественно, идет о некотором этапе приобщения человека к Церкви. Так, христианские апологеты III-IV веков, восхваляя мудрость некоторых языческих философов, отнюдь не одобряли тех христиан, которые от Евангелия обращались к языческим писаниям с целью обогащения своего духовного опыта...

На фоне сего молитвенного обращения, отдавая дань и предпочтение исихазму (безмолвию, тишине, упокоению во Христе), который есть, согласно С. С. Хоружему, одна из составляющих предыстории строя русской души, духа русской культуры и заветов православной духовности, прислушаемся к слову святителя Феофана Затворника относительно концертов, балов-дискотек и светских раутов:

«Какую это музыку собираетесь слушать? [4] Наши музыкальные пьесы большею частию дрянь: щекочут ухо, ничего не давая. Я не вяжу вас, но жаль, если поедете, потому что только рассеетесь и тосковать будете. Внешнюю музыку послушаете, внутренняя на время расстроится. Не любите мира, ни яже в мире. Можете ли вы там быть с Господом? Едва ли, ибо кое общение? Мир искусств есть душевный и даже чувственный мир, а не духовный. Трудно отказаться! – верю; но ведь с Господом пребывание есть самораспинание истинное, а не метафорическое. Когда-то оно свершится? О сем поревнуйте. Ибо тогда из сердца начнёт бить источник утешений, которые погасят всякую жажду к утешениям иного рода». [60;31]. Как хорошо и свято сказано! Или вот, прислушаемся к Блаженному Августину, говорящему даже не просто о музыке, но о церковной музыке:

«Крепче пленяли меня услады слуха моего, но Ты освободил меня от них. Признаюсь, я и сейчас отдыхаю, слушая песни, одушевлённые изречениями Твоими и исполненные чистыми и сладостными голосами. Но уже не цепенею я от наслаждения и в любой момент могу встать и уйти. Песни эти, однако, требуют для себя и мыслей, их животворящих, достойного себе места в сердце моём, но вряд ли предоставляю я им соответственное им. Иногда, как мне кажется, я уделяю им больше почёта, чем того следует: я чувствую, что святые слова больше зажигают наши души благочестием, если они спеты красиво, если же плохо – то куда меньше. Каждому из наших душевных движений присущи свои особые интонации голоса, говорящего и поющего, и они, в силу тайного сродства, эти движения вызывают. Плотское удовольствие, расслабляющее душу, часто обманывает меня; сопровождая разум, оно не желает смиренно следовать ему, но стремиться вырваться вперёд, руководить им. Так грешу я, часто замечая это только впоследствии.

Порою же, пытаясь избежать обмана, я впадаю в другую крайность, грешу чрезмерною строгостью: тогда я хочу, чтобы и моих ушей, и ушей всех верных Твоих не касались сладостные напевы, на которые положены псалмы Давида. Мне кажется тогда, что прав был Афанасий, епископ Александрии, которые заставлял произносить псалмы почти без интонаций, скорее речитативом, чем пением. Но когда вспоминаю я те слёзы, которые пролил под звуки церковного пения, когда я только утвердился в вере своей, хотя тогда меня более трогали чистые и взволнованные голоса, чем заключённый в этих песнях смысл, я вновь признаю великую пользу этого обычая. Так колеблюсь я: и наслаждение опасно, и спасительная сила пения установлена опытом. Не решаясь вынести окончательное решение, я всё же склоняюсь к пользе церковного пения; да исполняется слабая душа благочестием под эти чарующие звуки. Когда же со мною бывает, что меня больше волнует само пение, чем-то, что поётся, я каюсь и понимаю, что лучше бы мне было не слушать этого пения вовсе. Таков я, слабый человек: поплачьте обо мне и вместе со мною те, кто ищет доброго в сердце своём. «Призри, услышь меня, Господи, Боже мой» (Пс. 12:4), сжалься и исцели меня, ибо стал я сам для себя загадкой и в этом недуг мой» [1;705-706].

Итак, реалии современности заставляют пастыря не только разбираться в достижениях современной культуры, но и обращаться к ним, наполняя современные формы истинным содержанием. Делать это, однако, надо умеючи, соблюдая тонкую грань между излишней критичностью и излишней лояльностью. Текст, видеоряд, звук и музыка сопровождают человека повсеместно. Важно настроить его, подобно камертону, на восприятие правды и неприятие лжи. Избежав при этом манипуляции сознанием паствы, оставляя ей свободу воли и выбора. В этом – одна из актуальнейших задач проповедника.

Для молодежи свойственна общность психологических характеристик, что позволяет говорить о специфике пастырской и миссионерской работы в молодежной среде и требует поиска новых форм обращения Церкви к детям и юношеству.

В исторической практике Русской Православной Церкви прошедших веков мы не встречаем аналогов такой деятельности по вполне понятным причинам: с самого рождения человека его жизнь проходила в обстановке, исполненной духа веры и церковности; семейное воспитание в православной традиции само по себе служило достаточным основанием преемственности поколений верующих. Определенные изменения произошли лишь в начале XX века, когда единство Церкви и общества оказалось в значительной степени нарушенным. Именно тогда в России возникло скаутское движение, в котором патриотическое и спортивное воспитание гармонично сочеталось с духовными традициями Православия. Десятилетия, последовавшие за трагическими событиями 1917 года, по вполне понятным причинам не позволяли и думать о формировании единой церковной политики в отношении молодежи. Лишь после существенных изменений в церковно-государственных отношениях такая деятельность стала не только возможной, но и насущно необходимой.

Дата добавления: 2015-09-07