Читайте также:
|
ОНА: - …да потому что сама вижу! потому что… (хнычет, слова неразборчивы, тонут во всхлипах)… а они (не может уняться) разве же так можно?.. вот идите сюда (оборачивается: его нет). Ну идите сюда, а? – не могу я там!
ЭРЬЗЯ (тоже подшмыгивая): - Ну вот… Ну ты-то чего разревелась?
ОНА: - Не знаю, вас увидела и – тоже.
ЭРЬЗЯ: - Меня она увидела… Я старик. Мне уже положено иногда.
ОНА (все еще шмыгая): - А я женщина…
ЭРЬЗЯ: - Не женщина, а баба. Это бабам можно. А женщинам ни к чему.
ОНА: - Ну, баба (и снова в рёв и – к зрителям)… Я застала его, когда скульптуры увозили. В Ленинград. Вспомнили что подарено – и забирали. Прихожу, а тут люди какие-то - ящики заколачивают, цигарки топчут…И он посередке: стоит на коленках и «Спящую» обнимает. И вижу – всего, всего колотит…
ЭРЬЗЯ: - Прощался…
ОНА: - Ну и зачем так-то уж? Их же не в топку, не обратно под снег – в музей, людям, вы же всю жизнь об этом мечтали.
ЭРЬЗЯ: - А то без тебя не понимаю… Но они же… как дети…
ОНА (шарит по карманам, находит платок, пытается промокнуть ему глаза): - Ну? всё, всё… Давайте-ка (хочет высморкать его)
ЭРЬЗЯ молча сгребает ее в объятья.
Откуда ни возьмись – вихрем - ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Да подождите вы с сюсюканьем... Тут такое дело (что-то шепчет на ухо ЭРЬЗЕ).
ЭРЬЗЯ: - Да ладно!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Я что, врать буду? Проходят в антракте за кулисы и (снова шепчет).
ЭРЬЗЯ: - Ну, знаете…
ОНА: - А что случилось-то?
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Нет! Главное… (и опять к уху).
ЭРЬЗЯ: - Вот, значит, теперь как…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Представляешь?
ОНА: - Вы меня что, совсем не слышите? Я спрашиваю: что происходит?
ЭРЬЗЯ: - Да ничего не происходит – закрывают спектакль ко всем чертям, а так ничего…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Видите ли, о НЁМ подобным образом – кощунство. А) – само название не годится. Выдающийся скульптор, гордость нации и вдруг сплошная аморалка – нехорошо!
ЭРЬЗЯ: - Ну правильно! Он же памятник, зачем ему…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Б) – частушки с Есениным больно уж вульгарные пели…
ЭРЬЗЯ: - Нет, нам надо было клён ты мой опавший затянуть, да? Или день победы?.. Пели – как было!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ (видимо, передразнивая этих): - А если в зале дети?
ЭРЬЗЯ: - А тогда давайте на афише напишем: детям до шестнадцати…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И главная претензия – В) действия маловато. Сплошные рассуждения, подробности какие-то. Кто умер, почем хлеб с крупой… К чему всё это? Надо же Эрьзю показать! Великого земляка! Матерого такого человечищу…
ОНА: - Так сказать, глыбу!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Вот именно. Который березки любил и родную деревню во сне каждую ночь видел, и нам, балбесам, завещал спать и видеть – родную деревню и родные березки, потому – родина и нече ее прошлым попрекать! Уралами всякими, Кавказами и так далее… А мы тут, понимаешь, тягомотину развели.
ЭРЬЗЯ: - Странный все-таки народ эти зрители. Приходят в балет и через десять минут начинают соседей локтями пихать: ну? и когда тут петь начнут? А видят, как сидят на сцене люди, да чаи гоняют, пока их судьбы, понимаешь, вершатся – снова не то: подавай им, чтоб повскакивали да с кинжалами дружка за дружкой гонялись.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Поэтому их теперь мюзиклами и кормят: там тебе и споют, и спляшут, и очень, знаешь, жизненно так в любви изъяснятся… И опять в пляс… Не-е-е-ет! Надо было мюзикл ставить!
ОНА (ЭРЬЗЕ): - Вам, кстати, трико очень подойдет… И рубашка такая вся… с воротником.
ЭРЬЗЯ: - Ну зачем же трико. Трико ни к чему. Давайте мне на сцену глины приволочём, я руки по локоть вымажу и буду изображать, как киянкой махал. Вот это будет правда. Это будет то, что надо.
ОНА: - Ага! А я наконец разденусь и позировать улягусь!.. Вон там, да? Или лучше стоя? Вы как предпочитаете?
ЭРЬЗЯ: - Ну тогда уж и я тоже (стаскивает с себя халат, ОНИ спешат остановить его) Он раз со своей пятиметровой бабой голышом сфотографировался. Да и не раз, по правде-то говоря… Ну, художник… слышите? ху-дож-ник! чего вы хотите?
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А если дети?!
ОНА: - А чего – дети? Детям – отдельно – сказочку: жил-был Эрьзя-старичок, клал скульптуры на бочок…
ЭРЬЗЯ: - …молотком по ним – бек-бек: гениальный человек! То есть, как там? – целовек, цорт, сволоц…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ (вдруг): - Ааааааа!!! Танго! (врубается танго, он хватает ЕЁ и ведет – умопомрачительно страстно) Ни правды, ни расчета…
ОНА: - Обожаю!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Ни расчета, ни правды – одно чувство!
ОНА: - Согласна!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Одно только сердце!
ОНА: - Два!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Два! Ну конечно же два – танго же! (ЭРЬЗЕ) В сторонку папаша, сметём!..
ЭРЬЗЯ: - Вот!.. Вот в таком приблизительно состоянии мы с Юлией и прибыли в Буэнос-Айрес: показать, на что способны, что вообще она такое – Россия!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Правда на выставку опоздали. Кто-то что-то где-то недосогласовал. Тогда он велел найти им самую дорогую гостиницу…
ЭРЬЗЯ: - Потому что – артисты. Нам реклама нужна.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И уже через неделю художественная общественность Аргентины только и говорила, что о приезде в страну великого Эрьзи – единственного достойного наследника великого Микеланджело.
ОНА (не то ему в тон, не то язвительно): - Он ведь, как Буонаротти - не лепит скульптур сначала из глины, а сразу высекает их из мрамора и дерева…
ЭРЬЗЯ: - А я у него этому и научился. Как – не знаю, но – у него!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Ну а что – неплохой учитель.
ЭРЬЗЯ: - А полюбил его навсегда еще после Лувра, когда увидал автопортрет.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - …и обнаружил поразительное сходство с собой.
ЭРЬЗЯ: - Да. Он тоже страдал.
ОНА: - Нет! Великий Микеланджело – это я понимаю, но великий Эрьзя? Как можно?
ЭРЬЗЯ: - Не можно – нужно!
ОНА: - А, по-моему, это потомкам решать.
ЭРЬЗЯ: - А они и решат. Не эти (кивает за кулисы) а, вот как ты совершенно правильно сказала, потомки.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Удивительное дело: сын полуграмотного крестьянина, он всегда – всегда знал себе цену. Причем истинную. Не в рублях и франках, но в самой дорогой из валют – в звучании своего гордого имени. И никогда не позволял себе хоть сколько-то разменять его, слукавив там, где проще было бы хоть немножечко слукавить…
ОНА: - Из интервью Эрьзи ведущей аргентинской газете «Ла Насьон».
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Влияет ли на ваше искусство политика?
ЭРЬЗЯ: - Революция не создала – да и не могла создать - единой художественной формы для всего общества. И как только Советы попытались навязать мне идеи и эстетические нормы, не свойственные моему восприятию, я предпочел пока оставить страну…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Это что, действительно его слова?
ЭРЬЗЯ: - Газеты сохранились, можешь сверить… (и ЕЙ) Микеланджело!.. Да у него в заказчиках такие папы были, что мама не горюй!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Ну вот не мог от такого сказать.
ЭРЬЗЯ: - Он – нет, но я-то могу.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Вы-то да…
ЭРЬЗЯ (ЕЙ): - А нынешние папы… Нынешние – так, мелкие людишки (и ЧЕЛОВЕКУ) А ну-ка иди сюда!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Чего еще?
ЭРЬЗЯ: - Дописывай: экономические возможности государства незавидные, правительственные заказы незначительные, поэтому немногие, среди которых находился и я, могут жить искусством… (опережая его вопрос) Причем, клянусь тебе: буква в букву как в газете!
ОНА: - Разумеется, подобные высказывания насторожили советских торгпредов. Поэтому они очень быстро нашли нам дом на самой окраине столицы – старый особнячок за высоким каменным забором…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - …где он первым делом надиктовал Юле отчет Луначарскому…
ЭРЬЗЯ: - Глубокоуважаемый Анатолий Васильевич! Выезжающий на родину Краевский расскажет вам, что приняли меня хорошо. О СССР здесь знают очень мало, но интерес к России и русскому искусству большой… Короче, напиши, что к июлю готовлю выставку, а уж подробности там сама…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И тут пожаловал кто? – тут пожаловал собственной персоной сеньор Сантамарина! – теперь весьма респектабельный коллекционер, держащий в центре города доходный дом с собственной галереей.
ЭРЬЗЯ: - «Версаль» называется…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Да-да… Напрасно иронизируете, друг Стефано. И сердитесь зря. Я всегда знал, что вы станете знаменитостью. И это я сделал вам тут рекламу. Ваши работы есть в частных собраниях очень понимающих в искусстве людей. Так что скажите лучше спасибо.
ЭРЬЗЯ: - Не желаю знаться.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Ваше право. Однако я мог бы быть вам полезен. И весьма. Мое слово здесь дорого стоит…
ЭРЬЗЯ: - Теперь обойдусь. До свидания!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Он действительно обошелся. Выставку посетил президент Марсело де Альвеар, который и пригласил его в Аргентину.
ЭРЬЗЯ: - Мы познакомились еще до войны, в Париже, он тогда послом был.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Пресса писала что-то о славянском романтизме в духе Толстого, и все-таки это был успех. Владелец самой престижной из галерей предложил ему приехать в Буэнос-Айрес и на следующее лето.
ЭРЬЗЯ: - Приехать? Хо-хо! Да я никуда не уеду! Здесь такой материал, этот кебрачо. Я вам его открою, узнаете Эрьзю!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Тут интересная история… Обнаружив это чудо-дерево…
ЭРЬЗЯ: - По-ихнему – «ломай топор»… Они из него шпалы делали.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - …он непосредственно к выставке вырубил бюст Ленина. А следом и двойной – Ленина и Маркса. Но товарищ Краевский отговорил: давайте-ка, Степан Дмитриевич, с вождями повременим…
ЭРЬЗЯ: - Тогда отправьте в Москву. Дарю их правительству. Пусть поставят в музее и пусть все видят, что делает Эрьзя за границей!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И подарок упаковали в ящик, погрузили на пароход, но до Москвы он, почему-то не доплыл… Никто и ничего об этой скульптуре больше не слышал. Есть подозрение, что специальным людям было поручено уничтожить ее по дороге – уж больно напоминали глядящие в разные стороны Ленин с Марксом не то двуглавого орла, не то Двуликого Януса… Зато из Москвы письмо:
ЭРЬЗЯ (зачитывает): - «Товарищ Эрьзя! Очень рад вашему успеху! Прошу и впредь держать меня в курсе вашего пути. Нарком А.Луначарский».
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - То есть все складывалось наилучшим образом. Зачастивший в мастерскую галерист Мюллер заключил договор на выставку новых работ. Заехал адъютант президента…
ЭРЬЗЯ: - С ним забавно вышло… Увидал корягу у входа и…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Что, и из этого чурбака можете шедевр создать?
ЭРЬЗЯ: - А чего же! Поставлю подпись, и будет стоить как ваш автомобиль.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Смеетесь?
ЭРЬЗЯ: - Я – смеюсь?!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И прямо на глазах у изумленного подполковника создал знаменитую «Фантазию»!.. То есть, всё, шло как по маслу. Бесила лишь напарница…
ЭРЬЗЯ: - Да потому что другая бы на ее месте на шаг не отходила, а эта сутками где-то пропадала. Вы бы, говорю, учились пока я рядом… Ну, какая это помощница?.. А тут еще телеграмма от мужа: ребенок болен. Села на пароход, уплыла. И только я, можно сказать, вздохнул спокойно, выставку же надо готовить, а тут – Краевский…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Тяжело вам без хозяйки-то… Вызывайте Кун.
ЭРЬЗЯ: - Без надобности. Вон, местные девчата в ученицы просятся.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Да при чем здесь местные - они чужие. Вызывайте, Степан Дмитриевич, Юлию!
ЭРЬЗЯ: - Да не хочу я.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Так надо.
ЭРЬЗЯ: - А что на это скажешь? Пошел и выслал ей 300 долларов на дорогу…
ОНА: - Ту выставку мы подготовили тщательно.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - То есть, они с Краевским.
ОНА: - Пригласили всё руководство страны. На стене советский и аргентинский гербы, выложенные разноцветными лампочками. По бокам бухарские и туркменские ковры, меха, фарфор, книги, различные украшения, пищевые продукты…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Это же была выставка-базар советской промышленности!
ОНА: - Среди игрушек, семян подсолнуха «конский зуб», березовых почек, хрусталя, папирос «Эльтет» и «Самородок», сельхозмашин, шин, смушек, галош, антрацита, дегтя, пихтового масла и паркета - возвышались скульптуры Степана Эрьзи! Все, что были привезены с собой и новые – из кебрачо. Это был настоящий триумф советского образа жизни! Больше того: в целях улучшения советско-аргентинских отношений мы убедили Степана Дмитриевича выполнить горельефное изображение президента…
ЭРЬЗЯ: - Нового, Ипполита Иригойена…
ОНА: - …а также бюсты трех местных миллионеров и одного ответственного правительственного чиновника.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Иначе говоря, Юлия Альбертовна с головой ушла в общественную деятельность, совершенно наплевав на учебу. Она пропадала по клубам, увлеклась стрельбой, лошадьми, то и дело капая на мозги Краевскому: не дело для советского художника увлекаться ню, ох, не дело!..
ОНА: - И тогда в нашем особняке появилась молодая аргентинка…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Юля, естественно, в крик. Побежала в Южторг.
ОНА (задыхаясь от возмущения): - Он!... Вы представляете? – да как он себе позволяет?
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Там и заночевала. Вернулась в должности секретаря экспертного отдела. Зато теперь почти не выходила из мастерской, демонстрируя такую старательность и прилежность, что отходчивый Эрьзя покупается и ваяет из подцвеченного мрамора лик Юлии Альбертовны Кун…
ЭРЬЗЯ: - А кроме того – портреты Льва Толстого и Александра Невского…
ОНА: - И много, слишком много обнаженной женской натуры…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Тогда же с ним знакомится и на долгие годы превращается в самого близкого из друзей молодой журналист и пламенный коммунист Луис Орсетти…
ЭРЬЗЯ: - Упертый малый. Уважаю! Как он русский-то язык учил, а!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А втихаря – для сюрприза – и эрзянский… Степан Дмитрич! А вы собираетесь возвращаться на родину?
ЭРЬЗЯ: - Через год-полтора, не раньше. Здесь дерево, золотой материал, а никто не работает. Вот выполню план, тогда уж и…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Вскоре он получил письмо от Айцик.
ЭРЬЗЯ: - Она писала про горе… Что потеряла родителей, что работать стало тяжело, что кругом одни несимпатичные люди и идет форменная травля…
ОНА: - А еще - что нестерпимо скучает по нему, дорогому учителю, товарищу и другу…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Шел 30-й год… Мир на глазах становился жестче и страшней. Даже в тихой Аргентине – самом развитом и процветающем тогда государстве не континенте - случился военный переворот и на центральной площади Буэнос-Айреса запылал костер из книг, картин и того самого бюста слишком уж либерального президента Иригойена…
ОНА: - В те же самые дни в Южторге прошел митинг в поддержку начавшегося в далекой России суда над «Промпартией».
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Но странное дело: вместо единодушного одобрения откровенный саботаж: дескать, шито белыми нитками… Юлия была возмущена:
ОНА: - Наши кристально чистые органы раскрыли шпионско-интервентскую сеть, заговор гнилой старой интеллигенции, а эти…
ЭРЬЗЯ: - Чего ты мелешь? Какой заговор? Какая интервенция? Они там сами себя душат. Колхозы придумали… Где это видано, чтобы мужик на другого работал?
ОНА: - Вы, товарищ Эрьзя, всегда были политически малограмотным.
ЭРЬЗЯ: - Ладно… Поглядим, к чему придет…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И уехал в сельву искать новые стволы для работы. Его не было два месяца. А вернулся - на калитке чужой замок.
ЭРЬЗЯ: - Перепуганный сосед рассказал, что была полиция, и Юлю увезли в наручниках. Я в отделение. Меня вежливо выслушали и сообщили, что она замешана в незаконном провозе в страну валюты и подлежит немедленной депортации.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Дело было, конечно, не в валюте. Кун и еще шестерых взяли как советских шпионов. И хорошо еще, что просто выставили вон… Эрьзя был для нее всего лишь прикрытием и легендой. А в начале 90-х выяснилось, что помимо этого Юлия Альбертовна еще и активно стучала на своего учителя. Сохранились ее донесения, где в подробностях сообщалось, как…
ОНА: - …как, покидая Союз, Степан Эрьзя тайно вывез в одной из скульптур деньги, как раздавал интервью, порочащие советский строй, как общался с бывшими белогвардейцами и как отказался покинуть Аргентину, когда путчисты выдворяли из страны истинных коммунистов и патриотов…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Оставшись один, он принимается за Моисея.
ЭРЬЗЯ: - Я сделал его из альгарробо.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Это даже не дерево – кустарник с причудливыми переплетениями стволов и какими-то всюду наростами… Может, кто не знает: Моисей слеплен из трех с лишним тысяч кусочков. Для этого он даже клей собственного рецепта изобрел.
ЭРЬЗЯ: - Особый: чтоб не выцвел потом и не рассыпался.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Ну совсем как Страдивари лак для своих скрипок… И теперь, когда смотришь на Моисея – полнейшее ощущения монолита… Но вот что странно: везде здесь (тычет в книгу) – не в открытую, так обиняками – неуч он, недоучка. Не то чтобы не семи пядей – просто не шибко образованный, от той самой, что называется, сохи. Этакий выскочка деревенский, мазилка из Алатыря. Непревзойденный, а всё равно - мазилка.
ЭРЬЗЯ: - Вот это ты в точку. В училище меня так и дразнили. А потом - после парижской славы даже – и отдельные высоколобые тоже, не хочу их и называть…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А чего их называть! Где теперь их имена, кто помнит?.. Так вот: лапотник и точка. Двух слов связать не может без своего «цорта»… А между тем темы-то, образы-то всё какие – Мельпомена, Калипсо, Агриппина… Вот тебе и деревенщина!.. Ну да: бесконечные парижанки, аргентинки, мордовки, но тут же – Леда, Ева… И тут же – Толстой, Бетховен, Григ, Сократ, Христос… Еще Христос. Опять Христос… И наконец - Моисей!.. Нет, господа хорошие: не полуграмотный ремесленник над камнем да деревом потел, а мыслитель. Бог весть когда и как впустивший в себя и большую литературу, и настоящую музыку, и просто мудрость человеческую. Рожденную поколениями в немыслимых страданиях и собственными терзаниями преумноженную.
ЭРЬЗЯ: - Спасибо.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Ну чего опять?
ЭРЬЗЯ: - Нет, правда: спасибо. Сам бы я так ни в жисть не подтвердил…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Моисей… Понимаете? Оставшись один, он почему-то обращается именно к нему – к самому яркому символу долгой и трудной дороги домой. Нет, был, конечно, еще и Одиссей…
ЭРЬЗЯ: - Да ладно! Одиссей, Моисей – как всё равно из одного ствола. Слова, то есть… И это… Очень прошу: давай дальше без… ну как их…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Без которых?
ЭРЬЗЯ: - Ну вот ты щас тут выплясывал-то с умным видом…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Без философствования, что ль? Слова попроще?
ЭРЬЗЯ: - Не! Слова хорошие. Я про это… ну как его, пропади оно!..
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Чего ты хочешь-то? Без комплиментов?
ЭРЬЗЯ: - Да ну тебя! Люди же кругом!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Или без демагогии?
ЭРЬЗЯ: - Да нееее! Без этих вот (пытается спародировать, приподымаясь на цыпочки) Уоу! Уооооу!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Ничего не понимаю. Без котурн, что ли?
ЭРЬЗЯ: - Ну да, слюнями-то в зал хватит брызгать, а то, чую, у меня за затылком светиться уже начинает…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Да я-то тут при чем? Слух о гениальной скульптуре вмиг облетел город, и - Что? Как? Как вообще возможно такое?!
ЭРЬЗЯ: - Да он не мой! Не делал я его - я его у бога украл!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Парламент Аргентины тут же предложил за Моисея 30 тысяч песо. Чтобы понятнее: это десять среднегодовых тамошних зарплат.
ЭРЬЗЯ: - Или аренда мастерской на двадцать лет вперед…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Ответить властям гостеприимной страны прямым отказом было бы неловко, и тогда он устроил комедию с торгом.
ЭРЬЗЯ: - Я сказал, что 30 тыщ мало. Пусть платят 35.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Парламент развел руками: мы ж бюджетники!..
ЭРЬЗЯ: - Да я же не из жадности…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: – Просто он вообще не собирался расставаться с Моисеем. И именно тогда в одном из писем на родину признался:
ЭРЬЗЯ: - …делаю всё, чтобы товарищ правительство как можно скорей перевело меня из этого омута в СССР…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Казалось бы: какой еще омут? полное признание, нет недостатка ни в материале, ни в учениках, а на тебе: кризис.
ЭРЬЗЯ: - Да какой еще кризис – просто надежду потерял.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - На что – надежду?
ЭРЬЗЯ: - Не знаю! Так бывает: тепло, солнышко, птички какие-то щебечут, яблоки вокруг падают – бум! бум! - вот только что не в руку. А ты глядишь на это все, и плакать хочется. Вроде бы: живи не хочу, работай – хоть день и ночь, рука, она ведь свою силу чует, она, если готова – без работы никак. А ты сидишь, баюкаешь ее вот эдак, а в глазах плывет от слез, и понять не можешь, почему.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А чего не хватает-то?
ЭРЬЗЯ: - Да говорю же: не знаю. Всего понемножку.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Родины?
ЭРЬЗЯ: - И родины тоже.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Женщины?
ЭРЬЗЯ: - Это ты про титьки, что ли?
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Да нет, конечно. Про женщину. Которая слезы вот эти вытрет. Или даже навернуться им не даст, да?
ЭРЬЗЯ: - Наверно…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А что такое родина?
ЭРЬЗЯ: - А сам не знаешь?
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Да знаю. Все мы вроде знаем. А вот как сказать…
ЭРЬЗЯ: - А родина, милый, это такое место, где то и дело чудится, что вот сейчас мамка окликнет… Есть позовет. Или так просто – убедиться, что целый… Одно на земле такое место… А здесь – и любят, и хвалят, а не то. Чую кричит меня где-то мамка, а меня там нет… Вот и вся тебе родина.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Это просто стихи какие-то. Правда.
ЭРЬЗЯ: - Это не стихи. Это тоска. И единственное от нее спасение – чубук вот этот. Да взять зубило с молотком, и красоту из камня освобождать. Или вон из комля… Ей ведь там, внутри, тоже ох как тошно. Вот так дружка дружку и спасаешь… А еще страшно очень. Очень, Луис, порой страшно, что помрешь однажды – как Васька тогда, прямо на станции – и ничего уже больше не сумеешь. Он ведь настоящим скульптором мог стать, я видел, потому и при себе держал. Страшно… А ты говоришь, откуда слезы.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И, несмотря на такой упадок он создает в те дни еще одну знаковую скульптуру – «Ужас» - рот, развестый в крике боли.
ЭРЬЗЯ: - За нее меня будут бить.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Кто, где?
ЭРЬЗЯ: - Дома. Умники всякие.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - За «Ужас» его будут не просто бить – распнут: «Зачем такая безысходность? Как всё это антиэстетично!»… Ругавшим даже в голову не придет вспомнить, что «Ужас» родился в год прихода к власти Гитлера. Это была его - Эрзина «Герника». И появилась она задолго до пикассовской…
Насчет пророка и отечества как? - дожать?
ЭРЬЗЯ: - Лишнее.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Тогда же, в марте 1933-го Орсетти пишет под его диктовку президенту Бразилии…
ЭРЬЗЯ: - Предлагаю превратить горы Пан-да-Асукар у бухты Ботафого в два монумента львов. Чтоб один глядел в океан, а другой… Как это называется-то?
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Не континент.
ЭРЬЗЯ: - Точно!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - …символизируя неусыпную стражу государства от агрессии - и с суши, и с моря.
ЭРЬЗЯ: - Управлять работами буду по радио с корабля. Все, что нужно – двести рабочих и две недели…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Через год его пригласили в Рио. Бразильцы признали проект грандиозным, но не захотели «менять созданную богом картину».
ЭРЬЗЯ: - Денег пожалели. Как все.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И мы никогда не узнаем, в этом ли заключалась цель его поездки, но мы точно знаем, что встреча с президентом была не единственной.
ЭРЬЗЯ: - Я отыскал ее через художников.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: – Они встретились в маленьком кафе на окраине города.
ОНА: - Здравствуй, Эрьзя…
ЭРЬЗЯ: - Здравствуй! А… сын? Он жив?
ОНА: - Еще как жив. Очень похож на тебя.
ЭРЬЗЯ: - А на кого же!
ОНА: - Кофе?
ЭРЬЗЯ: - Ну пускай кофе.
ОНА (официанту): - Дос кафес пор фавор.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Ун секундо дель сеньора (исчезает)
ЭРЬЗЯ: - Слушай: к черту кофе! Бросай всё, бери его и поехали в Аргентину! Первым пароходом!
ОНА: - Вот так просто?
ЭРЬЗЯ: - А чего? У меня там всё есть…
ОНА: - Я знаю. Я читаю о тебе в наших газетах.
ЭРЬЗЯ: - Поедем! Вы ни о чем не пожалеете…
ОНА: - Может быть… Пожалеешь ты.
ЭРЬЗЯ: - Никогда (официанту) Эй, как тебя там… Принеси кьянти!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - О! Пидо пердон! Кьянти но эксисто…
ЭРЬЗЯ: - Ну тогда шампанского, черт бы тебя…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Моменто (убегает)
ОНА: - Не нужно шампанского… Я не хочу рушить твою семью.
ЭРЬЗЯ: - Семью? Тебе наврали, я один.
ОНА: - Ты женат, Эрьзинька. Давным-давно. На своей скульптуре. На работе. И ты не сможешь делить ее со мной. И ты это знаешь. Да и у меня на прежнее уже не хватит сил. И это ты знаешь тоже …
ЭРЬЗЯ: - Вы счастливы?
ОНА: - Наверное… Он хороший человек. Тоже художник. Не гений, конечно, но… У твоего сына теперь две сестренки…
ЭРЬЗЯ: - Почему ты не привела его?
ОНА: - Зачем? Мучить тебя? Или ему всё сломать? Пойми: у него уже есть отец. Ты – творец, а я мать. Ты охраняешь свой мир, я – свой. Поверь, дорогой мой, будет лучше, если мы посидим здесь еще немножечко и просто уйдем.
ЭРЬЗЯ: - Тогда зачем – еще?
Прибегает ЧЕЛОВЕК с шампанским.
ЭРЬЗЯ: - Не надо. Унеси.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И эль кафе?
ЭРЬЗЯ: - Всё уноси. Ничего не надо.
ОНА: - И правда – зачем? (Встает. Уходит. Оборачивается) Эрзинька?.. Я всегда молилась за тебя.
ЭРЬЗЯ: - Я знаю.
ОНА: - Больше они не виделись. Он никогда не наводил справок и ни разу не побеспокоил ее маленького тихого мирка… Как вы пережили это?
ЭРЬЗЯ: - Ушел в загул.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Нет-нет, это совсем не то. Это был творческий загул. В месяц, не больше, им были созданы «Женская голова», «Женский портрет», еще «Женский портрет», и снова – «Женский портрет».
ЭРЬЗЯ: - А следом еще пять.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Одна из газет писала: «Он носит гамаши и одевается как охотник на диких зверей. Апостольская бородка, растрепанная шевелюра и мрачная экзотическая одежда делают его потешным и все-таки Эрьзя - Эрьзя, а не кто иной оживляет нашу мертвую сельву, вдыхая в куски деревьев страстную жизнь. Бороться с ностальгией ему помогают кошки»…
ОНА: - Кошки??
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Чистая правда. Они просто заполонили его мастерскую. А уж запах стоял – не передать. Вообще, сколько их было?
ЭРЬЗЯ: - Тридцать, сорок… не помню. Они приходили и уходили, плодились и растили новых…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Щенок появился тогда же?
ЭРЬЗЯ: - Да. Леон.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И, кажется, не он один?.. Как ее звали?
ЭРЬЗЯ: - Доротея.
ОНА: - Рядом с ним всегда, всегда была какая-нибудь…
ЭРЬЗЯ: - Я считал вас ученицами.
ОНА: - Ты был никакой учитель. Или слишком хороший. При этом так и не разглядел главного: мы шли к тебе не учиться. Или учиться, но не скульптуре – тебе. Самой жизни.
ЭРЬЗЯ: - А меня без скульптуры и быть не могло.
ОНА: - Вот поэтому мы тоже брали в руки молоток и…
ЭРЬЗЯ: - И не выпускали его уже никогда.
ОНА: - Правильно. Потому что это означало бы предать тебя. А предать тебя… (ЧЕЛОВЕКУ В СЕРОМ) Вы не могли бы перевести ему слово в слово? Эль хийо де перра! Комо но компрендес куэ тэ амо симплементе!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - В общем, сукин ты сын…
ЭРЬЗЯ: - Ну, это я и без тебя сообразил…
ОНА: - Я почти не покидала его мастерской. Через полгода он разрешил выставлять некоторые работы вместе со своими. Смешно: какая-то Лош… «ш» на конце, не «ж», а «ш»… хотя с «ж» было бы еще смешней… Какая-то Лош рядом с Великим Эрьзей… Еще через полгода я поняла, что он не останется в Аргентине. И хлопнула дверью и выскочила замуж. Как говорится, за первого встречного.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Первый встречный оказался миллионером. Правда, годами постарше даже нашего Эрьзиньки…
ЭРЬЗЯ: - А правда интересно: все за стариков пошли – что ты, что Ленка, что Марта.
ОНА: - А кто виноват!
ЭРЬЗЯ: - А вот это не надо! В чем? Вы ж бабы. Вам когда-то и жизнь надо устраивать. Со мной – разве жизнь…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Она не обманулась – с некоторых пор ему нестерпимо хотелось домой. В 36-м они пишет племяннику:
ЭРЬЗЯ: - Миша! Ты спрашиваешь, когда вернусь. Будут деньги – сейчас же выеду. Без денег ничего не выходит – у меня ведь багаж.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И это притом, что он нарасхват. Участвует во всех выставках, включая престижные ежегодные Национальные салоны. Регулярно получает премии. Но это все равно гроши, а багаж огромный – под две сотни скульптур и пара вагонов бревен и пней. Продажа «Моисея» решила бы проблему. Немецкий, а следом и американский послы предлагали какие-то немыслимые деньги, но он был непреклонен.
ЭРЬЗЯ: - Полмиллиона и ни копейкой меньше… Не для них делал!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Теперь он все громче заявлял о своем желании вернуться – и в письмах, и в интервью. Почувствовав его настрой, газеты принялись щипать. Отдуваться за них приходилось преданному Орсетти.
ЭРЬЗЯ: - Ну зачем – вот зачем они обо всякой ерунде-то пишут: как стираю, как готовлю, в какой грязи живу, про этих кошек моих?.. Какого ляда? Не о чем больше, что ли?
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Ну, чтобы по-настоящему понять художника, нужно представлять и его быт…
ЭРЬЗЯ: - НЕ сметь!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Но поймите: вы уже не принадлежите себе одному, вся ваша жизнь, как и все ваше творчество – достояние нации.
ЭРЬЗЯ: - А я говорю: не сметь! Мне, что ли, всё это в радость? Живу так, потому что денег нет… А был бы богат – трещали бы, что шикую… Пойми ты: есть вещи, которые нельзя. Просто нельзя и всё. Вот ты – в клозет идешь – задвижку же закрываешь. Так и тут: что надо – я сам покажу, а трепаться про остальное – это как в сортир через щелку подглядывать…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А газетчики не унимались: принялись сталкивать его лбами с местными художниками…
ЭРЬЗЯ: - Вроде бы я обозвал их пауками в банке. В Париже, мол, всё по-другому.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А обзывал?
ЭРЬЗЯ: - Да наверное… Не помню… Но если и сказал – значит так и было.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И мстительные аргентинцы вдруг забыли пригласить его на очередной Национальный салон… А тут еще и из дома писать прекратили.
ЭРЬЗЯ: - Все разом – и Елена, и Айцик - все. Даже племянники.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Он не знал, что одного из них - тезку Дмитрия – уже услали в лагеря, как иностранного шпиона… Он не знал, что в СССР наступили кровавые времена.
ЭРЬЗЯ: - Я знал только, что остался один.
ОНА: - Если, конечно, забыть, что место сбежавшей Доротеи заняла семнадцатилетняя рисовальщица Леонор Луна Амбран…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И то ли благодаря ей, то ли из вечного своего упрямства, а только в ближайшие три года Эрьзя необычайно продуктивен.
ОНА: - «Голова Медузы», «Четырнадцатилетняя мать», «Мать скульптора» - десятки работ, составляющие теперь золотой фонд его наследия.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - В 8 вечера 21 июня 1941 года – там ведь солнце встает гораздо раньше, чем даже в Японии – он узнал о начале Великой Отечественной.
ЭРЬЗЯ: - Вот тебе и дружба вождей… Сколько же сволочи душ положат!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И руки опустились. Пошел, продал что-то соседу-аптекарю и отправил на имя Правительства СССР пять тысяч песо.
ЭРЬЗЯ: - А что еще я мог? В шестьдесят-то пять… Луис!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Я, Степан Дмитрич.
ЭРЬЗЯ: - Поедешь родину мою защищать?
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Конечно! Если пустят.
ЭРЬЗЯ: - А меня на кого бросишь?
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - У вас теперь есть защита – Леонор.
ЭРЬЗЯ: - Что Леонор – Леонор девчонка…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Разумеется, ни на какую войну Орсетти не пустили. А вот Леонор… В дни Сталинградской битвы, услыхав от учителя «Вот теперь конец», эта девчонка…
ОНА: - Эрьзинька! Я делать тебе предложений.
ЭРЬЗЯ: - Вон чего… И какой же?
ОНА: - Предлагать тебе жениться со мной… Гражданство! Понимаешь? Ты – муж, значит всё: аргентинец. И ты спасен… Нет: я знать, что ты не любить меня…
ЭРЬЗЯ: - Ну почему же, очень даже люблю.
ОНА: - Не так. Ты не любить – ты жалеть… Ну и что! Я же понимать. Правда. Всё-всё понимать, просто хотеть помочь…
ЭРЬЗЯ: - Хорошая ты моя. Ласковая… Чем тут поможешь? Домой-то мне все равно надо.
ОНА: - Зачем? Кто зовет?
ЭРЬЗЯ: - Не поверишь - ирга.
ОНА: - Красивый имя… Я такой не слыхаль… Думаешь, ждёт тебя? Хочешь сыграть последок жиль-быль дед и баб?
ЭРЬЗЯ: - Леонорк! Да ты никак ревнуешь?
ОНА: - О, нет! Нет, зачем? Кто ты, кто я!
ЭРЬЗЯ: - А ты ревнуй, глупая! Ревнуй! Ирга – это ягода. На родине у меня растет. Нигде больше не встречал.
ОНА: - Ягода?
ЭРЬЗЯ: - Да да!
ОНА: - Сладкий?
ЭРЬЗЯ: - Что ты! Мерзавец-ягода! Сорная, кислющая, вяжет. Но вот ведь напасть: хожу по лесу, коряги высматриваю, а она, гадина, мне на каждом шагу мерещится. В каждом кустике вашем… Вот тебе и весь дед и баб.
ОНА: - Тогда конечно… Тогда прощай.
ЭРЬЗЯ: - Успеем еще попрощаться-то. Это ведь неизвестно, когда.
ОНА: - Не думаю так.
ЭРЬЗЯ: - Что вдруг?
ОНА: - Боюсь.
ЭРЬЗЯ: - Тебе-то чего бояться?
ОНА: - Убивать тебя… Увидеть еще раз – и убивать.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А тут еще какой-то американец пустил слух, что Эрьзя с работами переезжает в США. Газеты растрезвонили. Прибежали местные чиновники, заверещали, что готовы предоставить гражданство.
ЭРЬЗЯ: - Безо всякой свадьбы!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Без!.. Больше того: сообщили, что в Буэнос-Айресе подумывают о его музее. И снова - чествования и премии – одна за другой.
ЭРЬЗЯ: - Небогато, но приятно.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А следом явился тот самый американец… Мистер Эрьзя, не хочу ходить вокруг да около: Нью-Йоркский Музей современного искусства готов купить все ваши 250 работ.
ЭРЬЗЯ: - А вы неплохо осведомлены.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Это мой бизнес. Теперь что касается транспортировки…
ЭРЬЗЯ: - Не будем спешить.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И на другой день отправил письмо первому в стране человеку – лично вице-президенту Нации и министру труда полковнику Хуану Доминго Перону:
ЭРЬЗЯ: - Ваше превосходительство! Я давно и всерьез одержим идеей высечь в Андских горах фигуры героев Сан-Мартина и О’Хиггинса. Получив Вашу поддержу, готов буду немедленно приступить к подготовительным работам…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Нет! Чистый граф Резанов, да? – Юнона и Авось, нет?.. Ваше сиятельство, ежели материальные затруднения окажутся единственным препятствием на пути к Американскому континенту, буду преисполнен решимости приобресть на собственные средства… И – лейтмотивчик: ты меня-а-а-а на рассве-е-ете разбу-у-удишь…
ЭРЬЗЯ: - Клоун!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Виноват. Пробило… Он отправил письмо и тут же велел собрать журналистов.
ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ
1-й журналист: - Маэстро, как вы оказались у нас?
ЭРЬЗЯ: - Приехал с выставкой. И вот живу уже шестнадцать лет.
2-й: - Что же вас задержало?
ЭРЬЗЯ: - Деревья.
3-й: - Деревья?
ЭРЬЗЯ: - Да. Неповторимые и единственные в мире. Особенно кебрачо.
4-й: – А над чем вы сейчас работаете?
ЭРЬЗЯ: - Собираюсь вылепить из ваших гор портреты борцов за свободу Аргентины.
5-й: - И как движется работа?
ЭРЬЗЯ: - Жду одобрения властей.
6-й: - А мы слышали, вы хотите уехать назад, в Россию?
ЭРЬЗЯ: - Конечно, хочу. В Москве меня ждет племянник, тоже скульптор. Он мечтает обнять своего дядю.
7-й: - Но Аргентина давно считает вас своим!
ЭРЬЗЯ: - Знаете, синьоры… Я просто устал. Мой приезд сюда не был бегством, как думали многие из вас. Аргентина – моя любовь. А родина там. И я ни разу в жизни не сделал ничего, что могло бы повредить ей.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И уже на другой день газеты трубили, что вице-президент Перон готов оказать Степану Эрьзе содействие в работе по созданию в горах фигур национальных героев…
ЭРЬЗЯ: - А тут и с Родины добрые вести: Сталинград отбит, блокада Ленинграда прорвана, Кавказ освобожден, выходим к Днепру…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И главное: СССР установил с Аргентиной дипломатические отношения, в Москве готовится к отъезду первое советское посольство.
ЭРЬЗЯ: - Посол прибыл лишь через два года, в 46-м…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Он принял Эрьзю дружелюбно, но как-то подозрительно долго вертел в руках его паспорт… Так чего же именно вы хотите, Степан Дмитриевич?
ЭРЬЗЯ: - Как чего? Домой.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Да-да… Домой… Вот только паспорт ваш давно просрочен. Вы утеряли советское гражданство (видит сжимающиеся кулаки)… Да не переживайте так, мой дорогой! Уж что-нибудь-то непременно придумаем.
ЭРЬЗЯ (обреченно): - Когда?
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ (очень серьезно): - Мы будем над этим работать… И правда: уже через полгода: Степан Дмитрич – собирайтесь! Из МИДа пришло добро!
ЭРЬЗЯ: - Ох тут и завертелось! «Славянский союз» прислал здоровых парней, те быстренько упаковали всё, заколотили ящики…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И он принялся ждать отмашки. Опережая друг дружку, газеты взахлеб отчитались об отъезде руссо маэстро.
ЭРЬЗЯ: - Каждое утро, как школьник на занятия, я шел в посольство, и каждый раз возвращался ни с чем: потерпим еще немного, товарищ Эрьзя…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А объяснялась проволочка очень просто: для решения ЦК одного МИДовского согласия было мало, нужен был одобрямс Союза художников. А союз-то с одобрямсом и не спешил: соцреалистам Герасимову, Томскому, Вучетичу и компании возвращение действительно мировой знаменитости было ну совершенно ни к чему.
ОНА: - Сообразив, что с отъездом вышел конфуз, оживились и местные коллеги: С приездом, сеньор Стефано! Не понравилась Москва? Ну, хорошо хоть обратно выпустили – а могли бы и в Сибирь… Очень смешно…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Крайним снова оказался Орсетти: это ведь он который год подбадривал: ничего-ничего, уже вот-вот.
ЭРЬЗЯ: - Вот тебе и вот! Не нужен я никакой родине. А вы, молодой человек – трепло!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И однажды при встрече:
ЭРЬЗЯ (сухо): - Доброго здоровья.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И руки не подал.
ОНА: - А трепло забрасывало письмами племянника: не сдавайтесь, давите на Верховный совет! Трепло бегало, убеждало, стыдило:
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Что вы делаете? страдает не только престиж Эрьзи – страдает престиж СССР.
ОНА: - А за спиной у трепла в мастерскую валили доброхоты – журналисты, фотокоры и прочий подозрительный люд…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Луис звал их «плохие друзья» и «бывшие его бабы»…
ОНА: - Ну и куда вы намылились? Там же никто не ждет, кроме родных. Думаете, искусство ваше им нужно?
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Из письма Орсетти Михаилу Нефедову: «Дядя три раза терял сознание – так утомляли его. Я выгонял их. Но стоило уйти – сволочи возвращались и продолжали мучить. Все ярлыки на ящиках перепутаны»…
ОНА: - Это Орсетти, а не кто-нибудь, заставил его написать в Совет Министров:
ЭРЬЗЯ: - Я, Степан Эрьзя, дарю государству все мои работы 25-летнего труда. Мое желание выставить их в одном из музеев Москвы, или, ежели это невозможно, то пусть и не в Москве.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Посол: успокойте Степана Дмитриевича. Вопрос будет решен положительно. Нужно лишь дождаться благоприятного момента.
ЭРЬЗЯ: - Благоприятного в чем???
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Давайте ждать. Просто ждать.
ОНА: - И еще восемь месяцев на чемоданах.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И новая волна сплетен: уже отбыл?
ОНА: - Пока нет, но со дня на день…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - В прессе послышались вопли: нужно как можно скорее принять закон, обязывающий Эрьзю продать Аргентине хотя бы часть его произведений!
ОНА: - И к «гению кебрачо» потянулись прощаться: художники, писатели, композиторы, актеры. И следом – Орсетти.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Степан Дмитриевич… этот пароход…
ЭРЬЗЯ: - Что опять?
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Сказали, он не будет заходить в советский порт, придется перегружаться… да и вообще…
ОНА: - Пароход был не при чем - это Москва все еще не давала санкции.
ЭРЬЗЯ: - Я понял.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Но скоро придет другое судно – «Баку»…
ЭРЬЗЯ: - Я всё понял.
ОНА: - И принялся разбивать ящики…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А неделю спустя кто-то подсунул ему журнал со статьей, заканчивающейся словами: «… и, помахивая на прощание своими могучими руками, гениальный русский скульптор уехал от нас навсегда на случайном шведском пароходе…»
ЭРЬЗЯ: - И я помчался к послу.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Он размахивал журналом и материл его – по-французски, по-итальянски, по-испански, по-русски, по-мордовски…
ЭРЬЗЯ: - Он предложил мне валерьянки… И чаю… Он не знал, что вместо него я всю жизнь пил отвар из сосновых почек…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Почему?
ЭРЬЗЯ: - Родиной… пахнет…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Так прошло еще два года. Поддерживаемый Орсетти Михаил слал и слал письма в инстанции. Одному Сталину писал трижды. Писал до тех пор, пока из секретариата не пришел ответ:
ЭРЬЗЯ (читает): - На Ваш запрос от 19-го первого сего года Комитет по делам искусств при Совете Министров СССР сообщает, что возвращение скульптора С.Эрьзи, в скобках – Нефедова, из Аргентины, где он проживал более двадцати лет, и работы которого носят формалистический характер, в настоящее время не является желательным. Председатель комитета Лебедев.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Он обшил забор цинком – чтобы никто не видел его, сидящим целыми днями в саду - среди груд ящиков, из-за которых сад был больше похож на кладбище… И тогда пришла она.
ОНА: - Леонор?
ЭРЬЗЯ: - Нет. Доротея.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - После смерти супруга она сказочно разбогатела…
ОНА: - Маэстро!
ЭРЬЗЯ: - Вот давай только без этих «я любить, ты не понимать».
ОНА: - Хорошо… Но я всё равно не отпущу тебя. Хочешь – куплю этот дом? Хочешь – любой другой. И живи, как знаешь, делай, что пожелаешь. А я буду твоей рабой. Ты же просто не понимаешь…
ЭРЬЗЯ: - Ну я ведь просил…
ОНА: - Но ты действительно не понимаешь, какое это счастье – быть рабой гения. Всё богатство мое отдам – не уезжай…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А через две недели он узнал, что из Москвы получено добро и даже бумаги - уже оформлены.
ЭРЬЗЯ: - Ничему не верю. Кругом обман. Куда еду? На смерть? На муки?
ОНА: - Послушай, я ходила к гадалке. Она настоящая, всё видит. Две дороги, говорит, перед ним. Одна по земле: семья, слава и трое детей… Другая по воде: одиночество и смерть от голода. Так и сказала: от голода…
ЭРЬЗЯ: - Детей, говоришь, хочешь…
ОНА: - Хочу.
ЭРЬЗЯ: - У меня уже есть сын. Старше тебя. Ничего о нём не знаю… Иди-ка ты снова замуж. И начинай страдать. Может, художником станешь. А будешь счастливой – ничего толкового не создашь.
ОНА: - Ты пожалеешь.
ЭРЬЗЯ: - Я знаю…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Они сфотографировались на память. Втроем. С одной стороны – Доротея, с другой – Леонор. Бодро так вышагивают по главной улице Буэнос-Айреса. «Усталый Эрьзя» напишет он на этом фото – и той, и другой.
ОНА: - Доротея еще плакала, Леонор уже нет.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Проволочки продолжались, но теперь задержка носила чисто технический характер. Какие-то люди приходили в мастерскую и уносили – кто с ведома хозяина, кто тайком – что-то из миниатюр.
ОНА: - На память. Но ему, кажется, было уже все равно…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - 23 августа 1950 года 79 стволов и 91 ящик со скульптурами общим весом 175 тонн были погружены на итальянский пароход «Джулия». Еще через две недели, когда они с Леоном усаживались в такси, позвонили из посольства.
ОНА: - Тут говорят, что с собакой нельзя. Капитан против…
ЭРЬЗЯ: - Ерунда.
ОНА: - Но они говорят, нужны какие-то специальные документы…
ЭРЬЗЯ: - Скажите, если Леона не пустят, я тоже не поеду.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - В 17.30 они с Леоном поднялись на борт. В 18.00 «Джулия» отчалила…
ОНА: - И тогда заплакала и крепившаяся все это время Леонор.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Первым, с кем встретился он в Москве, был автор той самой резолюции о нежелательности возвращения Эрьзи… А батюшки! Глазам своим не верю! Три года положил на то, чтобы духу вашего здесь не было…
ЭРЬЗЯ: - Почему?
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Потому что искусство ваше нам чуждо.
ЭРЬЗЯ: - Да вы же его даже не видели.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Не видел. Но знаю.
ЭРЬЗЯ: - Ну, это не вам решать.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Да что вы? А кому?
ЭРЬЗЯ: - Народу.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Советскому народу. Понимаете? Советскому. Которому все эти ваши дамочки с задами, извините уж за откровенность, до лампочки.
ЭРЬЗЯ: - Ну это мы еще поглядим.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А как же, непременно поглядим. Для того и назначены – приглядывать. Вы идите пока, идите, товарищ Эрьзя…
Являются четверо таких же людей в сером.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Так. Докладывайте. Только кратко и по делу.
1-й: - Ну чего: встретили его в Одессе. Сказали, что псину надо бы на живодерню. Что как только справочку принесет – сразу может в Москву выезжать.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И что он?
2-й: - Как что – на дыбы. Вцепился в собаку так, что и про ящики свои забыл.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Вот это правильно. С собакой – очень умело. Чья идея?
1-й: - Да можно сказать коллективная.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А с ящиками что?
3-й: - В соответствии с таможенным законодательством срок хранения груза два месяца. По истечении безвозмездно переходит в доход государству.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А вот это ни к чему. Он сам все давно подарил.
4-й: - Вот и он так сказал. Отдайте только, говорит, инструменты, альбомы, негативы и бревна…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А бревна где?
1-й: - В Загорске. В церкви бывшей, там сейчас склад. Но это надо ведь додуматься столько хлама привезти! В общем, что не поместилось, рядом сложили.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А почему в Загорск-то?
2-й: - А куда их? Он же без прописки.
ОНА (в стороне): - Паспорт выдали лишь через пять месяцев после приезда. Ордер на квартиру – еще через три.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Жилье как – нормальное дали?
3-й: - Нормальное. Двухкомнатная на Песчаной, 33 квадрата. Так он опять недоволен.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Чем еще?
4-й: - Ну, во-первых, окраина. Во-вторых: мастерскую ему подавай.
1-й: - А где на них на всех мастерских напасешься? Тут своим-то не хватает!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А вот так нельзя, товарищи! Мы с вами работники культуры, и, конечно, наш долг заботиться о нравственном здоровье советских людей. Но действовать надо аккуратней. Свой, не свой – этим пусть искусствоведы занимаются. Они у нас грамотные, к скульпторам относятся как гинекологи к женщинам, и с заморской болезнью товарища Эрьзи как-нибудь без нас разберутся…
2-й: - А мастерская-то ему зачем?
1-й: - Говорит, работать хочет.
2-й: - Да куда уж еще-то? Ему сколько вообще?
3-й: - Семьдесят шестой. Но жить-то на что-то надо.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И он у нас что – не пенсионер?
4-й: - Вопрос на контроле.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - В смысле?
4-й: - В смысле, решаем.
ОНА: - Решали долго.
4-й:- Вы нас давайте еще поучите.
2-й: - Что значит на что жить? Ему же безвозвратную ссуду дали – восемь тысяч.
ОНА: - Чтобы понятней: средняя стоимость рядовой картины в ту пору была 10 тысяч рублей. Членам Академии Художеств платили вдвое дороже.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А он не член?
2-й: - Академии-то? Рановато ему в академики. Пока в союз художников приняли.
1-й: - Да и не пишет он картин, он всё больше по деревяшкам.
3-й: - Во-во: картин не пишет, но принять не успели - сразу в долг попросил.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Много?
3-й: - Еще десять.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - И?
4-й: - Решили, и пяти хватит. Пусть не зарывается.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Дайте сколько просит. Скандальный старикан-то.
1-й: - Это точно. Главное, и в лагерь его не упрячешь, не те времена.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Вы думаете вообще, что говорите?
1-й: - Да это уж я так, в плане размышления.
2-й: - Какой тут лагерь! – заступников одних целый вагон. Мотовилов, например. Казалось бы: лауреат Сталинский – а туда же.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Это который? Жора, что ли?
2-й: - Ну да, из бывших его учеников. Пришел, понимаешь, и давай нотацию читать: вы должны, мы все должны…
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: -То есть, герой?
3-й: - Ну да. Ему, правда, быстренько объяснили: ты, Жора, который год в доцентах-то сидишь, четвертый? Все сразу понял, получил профессора и учителя своего теперь за квартал обходит.
4-й: - Вот так и крутимся: одних на партком, а кто поупрямее – с теми и разговор посерьезней.
ОНА: - Факт. Несговорчивых таскали на Лубянку: а вы уверены, что вашего Эрьзю из-за границы долларами не подпитывают?.. Срабатывало безотказно.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Да им-то всем чего надо?
1-й: - Требуют, чтобы скульптору с мировым именем создали условия для работы.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Ну и дайте ему эту мастерскую!
2-й: - Уже. Огромный подвал – 130 квадратов.
ОНА: - Сырой, неотапливаемый и нуждающейся в капитальном ремонте…
3-й (ЕЙ): - И с ремонтом будем думать! А вы хотите, чтобы все сразу?..
ОНА: - У них это называется сразу. Он приехал в страну в 50-м, а тут уже и Сталин умер, то есть третий год мурыжили. Буквально ведь – голодом морили: они с Леоном сидели на одном хлебе и молоке. И он снова обратился за ссудой.
4-й: - А вот пусть сначала первую вернет!
ОНА: - Из каких барышей?
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Действительно. Вы работенку ему, что ли, какую-нибудь подкиньте.
2-й: - Предлагали. Заказ на фонтан. Декоративный, двухметровый. Отказался!
3-й: – Главное, и деньги неплохие – 14 тыщ.
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - По-вашему, это неплохие?
4-й: - Ну, в его-то положении…
3-й: - Нет: морду отворотил: Эрьзя фонтанов не лепит!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Я не знаю – дайте уже ему пенсию, чего тянуть-то? Персональную! Пожизненно!
1-й: - Да что ж вы нас за нелюдей-то держите? Вот, готова бумага. С 1 октября 1953 года установить С.Д.Эрьзе пенсию в размере 750 рублей.
ОНА: - Из которых 700 плата за квартиру и всё ещё бесполезный подвал. И тогда он написал землякам – правительству Мордовии.
ЭРЬЗЯ: - Очень прошу вас оказать помощь в оборудовании мастерской. Или я не умею, или не знаю, как это делается, но хочу как можно быстрее приступить к работе. Также прошу помочь с перевозкой багажа: шесть вагонов разбросаны по Москве. В долгу перед Мордовией не останусь. С приветом, скульптор Эрьзя…
ОНА: - В ответ – гробовое молчание.
2-й: - На них-то чего обижаться? Они ждали указаний из Москвы.
3-й: - А Москва таких указаний не давала.
4-й: - Ну правильно! Он ведь чего учудил: только ему подвал до ума довели, ящики поразбивал, идолов своих расставил и стал народ водить – вот мол, люди добрые, глядите, куда гения загнали.
ОНА: - Никто никого не водил. Люди сами услышали и с утра в очереди выстраивались.
ЭРЬЗЯ: - А эти (кивает на четверку) давай запрещать. Главное, кому – студентам!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Как это, извините, запрещать?
ЭРЬЗЯ: - Да очень просто: если, мол, услышим, что кто-то в мастерскую ходит – из института выгоним.
1-й: - Да потому что порядок должен быть. Понимаете? Элементарный порядок.
ЭРЬЗЯ: - Да не порядок это, а дурь. И трусость.
3-й (ЭРЬЗЕ): - А в Аргентине вашей, что – лучше было?
ЭРЬЗЯ: - Лучше? Нет, не лучше. Там был рай.
4-й: - Так чего же тогда, сукин сын, в этом раю своём не остался? А? Чего назад не побежал, когда звали? Вот: вот же: всё ведь зафиксировано: «При желании скульптора ехать обратно в Аргентину виза будет выдана уже завтра».
ЭРЬЗЯ: - Сопляк!
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Товарищи! Товарищи…
ЭРЬЗЯ: - Тебя на свете не было, когда я первый в стране памятник революции сделал!..
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Ну, Степан Дмитрич!..
ЭРЬЗЯ: - Да я одних Лениных с Марксами понаваял больше, чем вас по кабинетам!..
4-й: - Да-а-а? Ну и где твои Ленины с Марксами?
ЭРЬЗЯ: - В музее!
4-й: - В каком – музее? Разуй глаза! Кто, кроме тебя об этом знает?
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Так, товарищи, горячиться не будем, все свободны, держите меня в курсе (Четверо шуршат бумажками и уходят).
4-й (через плечо): - Фонтанов, говоришь, не лепишь?
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - Вон отсюда! (и ЭРЬЗЕ) И вы напрасно так, уважаемый. Видите же: движется ведь всё как-то. Потихонечку, а движется. Обновляется страна. Никто, как говорится, не забыт, да? Выставку вот вашу не сегодня-завтра устроим.
ЭРЬЗЯ: - Когда??
ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ: - А вот прямо на будущий год и проведем (уходит)
ЭРЬЗЯ: - Милый вы мой…
Откуда-то снова ГОЛОСА:
ЮЛИИ: - Вы, товарищ Эрьзя, всегда были политически малограмотным…
ЛЕОНОР: - Я всё понимать… Слышишь? Я просто хотеть помочь…
ДОРОТЕИ: - Я ходила к гадалке… Две дороги… Одиночество и смерть…
МАРТЫ: - Эрьзинька, я всегда молилась за тебя…
АЙЦИК: - Как вы там, мой добрый товарищ и учитель? Ужасно скучаю…
ЕЛЕНЫ: - А все равно я была самой благодарной из твоих учениц…
ЭРЬЗЯ: - Лена?
ЕЛЕНА: - Я… Степан Дмитриевич.
ЭРЬЗЯ: - Ты не захотела даже увидеться. Письмо написала – из Москвы в Москву. После двадцати-то пяти лет.
ЕЛЕНА: - Вот именно… Тебя… извините, Вас слишком долго не было. Вы не представляете себе, как мы тут жили.
ЭРЬЗЯ: - Да все ведь мы как-то жили.
ЕЛЕНА: - Это другое…
ЭРЬЗЯ: - Но ты замолчала еще до войны.
ЕЛЕНА: - Я писала.
ЭРЬЗЯ: - Это я писал.
ЕЛЕНА: - Я не получала писем.
ЭРЬЗЯ: - Я тоже.
ЕЛЕНА: - Говорю же: вы просто не понимаете…
ЭРЬЗЯ: - Ты трудишься?
ЕЛЕНА: - А разве вы меня чему-нибудь еще учили?
ЭРЬЗЯ: - Это хорошо… Мне вот нынче тоже выставку пообещали.
Дата добавления: 2015-09-06; просмотров: 167 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ | | | Военный летчик |