Мускулистое тело, вздрогнув в последний раз, превратилось в застывший труп.

Дождь усилился. Ледяные струйки воды медленно стекали по пышущему жаром лицу, и мне казалось, что я слышу шипение, что случается, когда на раскаленную сковородку бросают кусок сливочного масла. Страшная боль разрывала в клочья, жгла, давила, слепила и сводила с ума. Прислонившись плечом к мертвой иномарке, я жадно ловил ртом влажный воздух и старался разглядеть что-нибудь определенное в застилавшем глаза разноцветном тумане. «Сигарету мне. Полцарства за чертову сигарету», - шептали дрожащие губы. Одурманенный болью рассудок слезно умолял отяжелевшую руку отправиться в путешествие на край земли, где в волшебной стране, под названием «карман пиджака», хранилась заветная пачка. Но рука намертво приросла к пистолету и наотрез отказывалась выполнять эту просьбу. «Сигарету мне, сигарету». Шепот превратился в неразборчивое бормотание, потом в слабый шорох, потом в хриплое неровное дыхание, а потом -

***

…Зазвонил мой мобильный. Безумный аттракцион невиданной крутости благополучно закончился. Я снова стоял на бетонном пятачке возле дверей моего подъезда.

- Добрый вечер, - промямлил сосед, волочивший на поводке упирающегося спаниеля. Столкнувшись со мной нос к носу, он не испугался и не удивился, потому что внешне я выглядел вполне пристойно, разве только дыхание немного сбилось.

- Здрав… - я запнулся на полуслове, очумело таращась на застывшую неподалеку черную иномарку седьмой серии, с которой тоже все было в полном порядке. Я судорожно проглотил слюну, и ответил на телефонный звонок.

- Да.

- Ты что, уснул? - прозвучал в трубке раздраженный голос Семена.

- Да.

- Жду тебя утром, часикам к десяти. Успеешь?

- Да.

- Тогда пока.

- Пока.

В трубке послышались короткие гудки, и вместе с тем ледяной ужас подкрался к сердцу и впился в него острыми клыками.

«Дурдом, - шепнул внутренний голос. – Это уже шизофрения, Вадик!».

- Нет! Нет! – крикнул я. - Я - нормальный. Нормальный, вашу мать!

«Понимаю, - усмехнулся внутренний голос. – Легче поверить в высадку марсиан или в пришествие Антихриста, чем в собственное сумасшествие».

Что-то блеснуло в руке. Я настороженно посмотрел на дисплей мобильного и нервно хихикнул: на нем отражался телефонный номер Любы! Он был уже набран! Сразу стало легче. Ледяной ужас выпустил сердце и заполз в какое-то потаенное убежище, чтобы отсидеться там до «лучших времен».

- Але, - весело проворковала трубка. - Я смотрю «Новости», такой магнитной бури наш город не знал 500 лет. Представляешь!..

Я слабо себе это представлял, но верил Любе.

- Как твои дела? – спросила она.

- Лучше не бывает, – я силился унять нервную дрожь.

- Поздравляю.

- Спасибо. Давай, увидимся завтра?

- Когда?

- Вечером. В семь.

- Хорошо. А куда мы пойдем?

- Ты любишь театр?

- Да, очень.

- Тогда мы пойдем в театр.

***

Вечером следующего дня мы с Любой встретились в «Доме кино», где давали модную антрепризу по Достоевскому. Время до начала спектакля скоротали в буфете за чашечкой кофе и обсуждением магнитной бури, что вчера накрыла наш город. Потом кратко обсудили неурожай кактусов в Костроме, нашествие саранчи на южные районы Антарктиды и волну миграции тюленей из трущоб Караганды в элитные кварталы Каракумов. Мы также хотели посудачить о высадке марсиан, о пришествии Антихриста и о приступах шизофрении. Но не успели, прозвенел звонок.

Оказавшись в полумраке зрительного зала, я смог на какое-то время отдаться сам себе, и уткнулся невидящим взглядом в бедные декорации, на фоне которых трудились изуродованные гримом артисты. Я мысленно зарылся в ворох проблем, вызванных предложением мудрейшего Виктора Николаевича. В какой-то момент в голове воскрес утренний разговор с Семеном, состоявшийся в его конторе.

***

…Сцена и зрительный зал уступили место убогой комнатушке для допросов, где сквозь маленькое зарешеченное оконце еле-еле пробивается дневной бледный свет. Там, за деревянным столом с выдвижными ящиками (такое барахло стыдно даже выбрасывать на помойку), на стуле с тонкими металлическими ножками (вероятно позаимствованном из школьной столовки семидесятых годов) - размещался угрюмый и озадаченный я, а напротив печально дымил окурком роденовский мыслитель в исполнении моего бывшего одноклассника.

- Думаю, что наружки за тобой больше не будет. Это была разовая акция устрашения, - заключил он, выслушав мои воспоминания о вчерашнем дне. - Я подозревал, что такое может случиться. Только Миша здесь совершенно не причем. Ты попросил его познакомить тебя с Виктором Николаевичем. Он познакомил. Какие к нему вопросы? А Виктор Николаевич послушал тебя, почесал репу и подумал: «Чего он гонит? Какие проценты? Какие бонусы? Куплю-ка я его с потрохами и делу конец».

- А если не купит? – осторожно поинтересовался я.

Семен внимательно посмотрел мне в глаза и ответил:

- Для него ты мелкая сошка и бизнес твой не такой сладкий кусок, чтобы фигура его масштаба стала из-за него мараться. Это понятно. Беда в том, что такие люди, как он, всегда привыкли получать то, чего они хотят. Дальше делай выводы сам.

- Ты поможешь отделаться от него?

- Надеюсь, речь идет не о физическом устранении?

- Нет, конечно. За кого ты меня принимаешь?

- За растерянного человека, который считает, что его загнали в угол.

- Ты ошибаешься.

- Хотелось бы верить, - Семен обреченно вздохнул. - Ну что ж, будем готовиться к неприятностям.

***

Зрительный зал взорвался аплодисментами. Мы с Любой поддержали зал и вышли на улицу. По пути к автомобильной стоянке я пригласил Любу поужинать в ресторане. Она отрицательно покачала головой, решительно взяла меня под руку и заявила тоном, не терпящим возражений:

- Поужинаем у меня.

«Это что-то новенькое. Такого мы еще не проходили», - мелькнула мысль.

Заглянув ей в глаза, я спросил с притворным сомнением в голосе:

- А ты умеешь готовить?

- Боишься, что отравлю? - она лукаво улыбнулась.

- Ты способна отравить Горемыку?

- Возможно.

От ее ответа жуткий холодок напомнил о себе, а вместе с ним недавние подозрения вновь закрались в душу и, видимо, проступили на лице. Заметив мою растерянность, красавица рассмеялась так легко и задорно, что я мгновенно позабыл о них и рассмеялся вместе с ней.

***

По дороге Люба рассказала, что проживает с пятилетней дочкой, в крошечной двухкомнатной квартирке, на третьем этаже хрущевской пятиэтажки, доставшейся ей по наследству от бабушки. Квартирка, конечно, не ахти, но она не унывает, а напротив, радуется тому, что имеет.

Было около одиннадцати часов, когда мы бесшумно, чтобы не разбудить спящего ребенка, просочились в ее скромное жилище и, тихонько хихикая, как заговорщики, оказались на тесной кухоньке. Там поджидал меня скромный, но и роскошный ужин: бутылка шампанского, жареная курятина, картофельное пюре, маринованные огурчики и грибочки собственного производства, фрукты и пара овощных салатов.

- Очень вкусно, - заметил я, отправляя в рот очередную порцию курятины. – В тебе пропадает кулинарный талант.

- У меня много талантов, и уверяю тебя - они не пропадают, - заявила Люба.

- Огласишь?

- Может быть, это сделаешь ты, а я буду загибать пальцы?

- Понимаю. Врожденная скромность и всякое такое...

- Раз, - Люба загнула указательный палец.

Я улыбнулся. Она пристально посмотрела на меня и сказала строгим голосом:

- Перестань.

- Что?

- Думать о работе.

- Ладно.

- Нет. Этот ответ меня не устраивает. Поступим иначе: сейчас я щелкну пальцами, и ты перестанешь. Договорились?

- Хорошо. Давай попробуем.

- Смотри на мою руку.

Глядя мне в глаза, она громко щелкнула большим и указательным пальцем и...

Мы шутили и смеялись. Мое внимание целиком было приковано к ее лицу, от которого веяло чем-то светлым и добрым, а наши шутки и смех влетали в одно ухо и, минуя мозги, вылетали в другое. Впрочем, все это не так уж и важно, а важно то, что в какой-то момент мы оказались на старом скрипучем диване. Я уже торжествовал, предвкушая незабываемые минуты, когда в самый ответственный момент дверь в комнату медленно отворилась, и на пороге возникло плачущее дитя. Поправляя смятую одежду, мы кинулись врассыпную, точно мелкие воришки, застигнутые врасплох на месте преступления.

- Что ты плачешь, маленькая? – ласково спросила Люба, подходя к дочери и беря ее на руки.

- Я не хочу, чтобы ты с ним, - жалобно заскулила маленькая бестия.

- Почему? – спросила Люба, виновато глядя в мою сторону.

- Он - плохой дядя, - объяснило дитя.

- Нет, он не плохой, он… – попыталась заступиться Люба.

- Плохой, плохой, - дитя зарыдало еще громче.

Я понял, что мне «пора».

- Не плачь, маленькая, - сказал я, обуваясь, - плохой дядя уходит.

- Облом, - прошептала Люба, убаюкивая дочку.

- Ничего, может быть в следующий раз, - я подобрал со стула смятый пиджак и отправился восвояси.

***

Следующий день я посвятил работе в офисе. Но, откровенно говоря, мое присутствие скорее вредило, чем приносило пользу. Потому что чем бы я не занимался, в голову постоянно лезли мысли о кареглазой красавице. Мало того, в каждом женском лице мерещилось ее лицо, а в каждом женском голосе слышался ее голос. Это было похоже на наваждение. Она как заноза прочно засела у меня в мозгах и не собиралась оттуда выбираться.

«Что это: любовь или колдовство?», - спрашивал я себя и тут же отвечал, следуя своей железобетонной логике. - «Да какая, к черту, любовь? Ты же непробиваемый лицемер, привыкший все мерить деньгами. Значит колдовство. А колдовство - это та же болезнь, что-то типа свинки, ангины или… шизофрении! Стоп. Ни гони волну. Потерпи денек-другой, и все пройдет».

***

Вернулся домой пораньше, заранее предупредив жену, чтобы приготовила ужин. Она сидела на кухне и хлестала «Мартини». Кроме полупустой бутылки и стакана на столе не было ничего.

- Где ужин? – равнодушно осведомился я, прекрасно понимая, что сейчас «начнется».

- Скотина, – сказала она вполне дружелюбно.

- А можно поподробнее? - с ехидной ухмылкой я уселся напротив и потянул к себе бутылку.

- Я нашла телефон твоей новой стервы, - торжественно объявила жена.

- Какой телефон? - я уже догадался о своем промахе.

- На салфетке, губной помадой.

- Ах, на салфетке. А как ты ее нашла? Понимаю, случайно оставила свои сигареты в моем кармане?

- Да, представь себе.

Жена сделала большой глоток. У нее дрожали руки. Она всегда умела разыграть из себя разгневанную жертву супружеской измены. Эдакий Отелло в юбке. «Ладно, подыграю ей. Пусть выпустит пар», - подумал я и сказал:

- Продолжай.

- Я позвонила этой стерве и выложила все, что о ней думаю.

- Ты все правильно сделала.

Голос мой был пропитан издевкой, и «актриса» взорвалась, почти натурально.

- Заткнись, сволочь! – она замахнулась пустым стаканом.

- Если ты его в меня бросишь, - сказал я ледяным тоном, - то обещаю, что эту бутылку я разобью о твою голову.

Она затряслась, хохоча, как истеричка, и бросила но, разумеется, промахнулась. Тут нашу «семейную идиллию» нарушила соловьиная трель моего мобильного телефона. Прежде чем ответить, я взглянул на дисплей. Это была Люба.

- Привет! - весело сказала она.

- Привет. Ты где? – сухо спросил я, не спуская глаз с подозрительно притихшей жены.

- Загостилась с дочкой у подруги. А ты почему пропал?

Перед тем как ответить, я поднялся из-за стола и одарил свою благоверную презрительным взглядом. Мне стало ясно, что никуда она не звонила, а купила меня, как последнего лоха. Жена поняла, что я оценил ее творческий талант, и ее прищуренные глазки загорелись издевкой.

- Я к тебе сейчас приеду, Люба, - сказал я, чеканя каждое слово.

- Хорошо. Приезжай. Мы сейчас тоже будем, - отозвалась красавица.

Пухлые губки жены дрогнули в презрительной усмешке. Вероятно, она вообразила, что я, дабы не тянуть резину, прямо сейчас порву со своей пассией, а потом приползу домой, с цветами и шампанским, замаливать грехи. От этой ее усмешки меня, что говорится, прорвало.

- Я люблю тебя, Люба! - крикнул я в трубку, - Люблю, ты веришь мне?

- Нет, конечно, - ответила она. - Но приезжай, я буду тебя ждать.

Сомнений больше не существовало. Они исчезли, растворились, растаяли, сгинули в небытие раз и навсегда! Три встречи, три короткие встречи резко изменили всю мою жизнь. Сделали ее другой… Какой? Мне еще предстояло в этом разобраться, но не тогда. Тогда я чувствовал, что люблю, люблю по-настоящему! Люблю и хочу быть любимым!

- Ну, и катись к своей чертовой потаскухе, сволочь! – злобно прошипела жена.

Она осталась на кухне заливать обиду ледяным «Мартини», а я вышел в коридор, схватил куртку и ключи от джипа, громко хлопнул дверью и покинул дом.

Дождь лил как из ведра. Холодный осенний дождь в десять часов вечера десятого октября.

***

Прошлое растворилась в крахмальной белизне больничной палаты, как шипучая таблетка в стакане воды.

- Я же говорила, что тебе нельзя курить. Вот упрямый осел, - сказала жена, протягивая мне пластмассовую кружку с минералкой.

- Где Люба? – прохрипел я сквозь кашель.

- Какая Люба?

Прежде чем продолжить разговор, обещавший быть «очень интересным», я дождался пока исчезнет раздражение в легких, вызванное табачным дымом. Жена, тем временем, подобрала с пола и выбросила в форточку недокуренную сигарету.

- Где Люба? – я почти шепотом повторил свой вопрос, стараясь говорить так, чтобы боль от сказанных слов отдавалась как можно тише в горевшей адским пламенем голове.

- Я не понимаю, о ком ты спрашиваешь?

Бледное лицо жены и интонация ее голоса выражали вполне натуральное недоумение.

- Не валяй дурака. Ты прекрасно все понимаешь! - Я попытался изобразить грозную гримасу. Наверняка она смотрелась смешно и глупо на лице, сплошь залепленном кусочками белого пластыря.

- В бреду ты не раз повторял это имя, - строго сказала жена. - Позволь узнать, кто такая эта Люба? Одна из твоих новых подружек?

- Телефонный номер губной помадой на бумажной салфетке, - ответил я.

На лице жены отразилась озабоченность.

- Я позову медсестру, - сказала она.

- Постой! - Едва не теряя сознание от боли, я схватил ее за руку. - Ради Бога, перестань притворяться!

- Пусти. Ты пугаешь меня и делаешь больно.

Она отдернула руку и встала со стула.

- Извини. Только не уходи, - я застонал и заскрежетал зубами, чувствуя, что еще немного и адское пламя в голове превратится во что-то ужасное.

- Хорошо, не уйду, но веди себя прилично, - предупредила она, возвращаясь на место.

- Договорились, - прохрипел я. - Налей мне еще воды.

Боль терзала меня, не давала сосредоточиться. Не могло быть и речи о том, чтобы попытаться обдумать сложившееся положение и раскусить игру, затеянную женой. Уместнее было бы позвать медсестру и получить облегчение посредством укола или каких-нибудь пилюль, но я горел желанием разобраться и предпочел страдать.

- Помнишь тот вечер, накануне аварии? – начал я осторожно.

- Еще бы, - недовольно фыркнула жена.

- Будь добра, напомни, что тогда произошло между нами.

- Зачем?

- Не спрашивай, а делай, как тебя просят.

Прежде чем заговорить, она отхлебнула минералки прямо из горлышка.

- Я вернулась домой от Лельки около десяти и застала тебя на кухне. Ты хлестал «Мартини». Заканчивал вторую бутылку. Я спросила: «Что происходит?». А ты расхохотался как сумасшедший и ответил, что «наше дело дрянь, потому что один сообразительный фраер надумал подвинуть тебя из бизнеса». Потом ты начал ругаться, как последний сапожник. Я хотела уйти, чтобы избавить себя от этого представления, но ты швырнул в меня пустой стакан (хорошо еще, что не попал) и заорал, что разобьешь бутылку о мою голову, если я не стану тебя слушать. Мне было страшно. Ты вел себя, как бандит с большой дороги. Хвалился какими-то криминальными связями, размахивал кухонным ножом и грозился, что убьешь какого-то «продажного Мишку». Потом тебе позвонил Семен. Ты договорился о встрече и ушел.

Жена замолчала, прополоскала горло минералкой, и не успел я опомниться, как она заговорила снова.

- А знаешь, что случилось потом?

- Что? – с трудом выдавил я, чувствуя, как уже знакомый мне холодок тревожно пробежал по спине и, превратившись в тупую боль, врезался в сердце.

- Ты отвлекся за рулем и наткнулся на грузовик, а потом твой джип отбросило на автобусную остановку…

- Не надо, – прошептал я, давясь от нехватки воздуха, но она не унималась.

- На остановке находились молодая женщина с пятилетней девочкой…

- Прекрати! – крикнул я срывающимся голосом.

Перед глазами возник двадцать пятый кадр: белое лицо Любы с глазами полными ужаса, в ушах зазвенели слова ее дочери: «Он - плохой дядя», и в следующий миг вокруг меня сгустилась непроницаемая чернота.

***

Загрохотал подъехавший поезд. Двери отворились. Возникший из ниоткуда людской водоворот подхватил меня и потащил в душную тесноту вагона, тогда как моя кареглазая красавица осталась на платформе.

«Еще немного, и она навсегда исчезнет из твоей жизни», - больно кольнуло в голове. Эта мысль заставила испытать ужасные муки. Выбраться из вагона не представлялось возможным, и тогда, глядя ей в глаза, я громко крикнул, стараясь перекричать гудевшую толпу:

- Где!?

Дата добавления: 2015-09-06