Дети играют в Город. Им ничего не нужно. Они строят свой новый мир. Они для себя решили всё. Им не вернуться. Их ждёт - свобода. Почему это так больно?

Город глазами Девочки.

Степь шумит и шепчет, вздымается волнами и утихает, то улыбается, то отворачивается. Девочка бежит вприпрыжку, топчет грязными босыми ногами твирь, останавливается, срывает цветок и вкладывает его в небольшой букет. Ей нет и четырнадцати, она танцует с ветром, а потом спешит в свой Город. Глаза у неё как воды Горхона, синевато-серые, то спокойные и прозрачные, будто лёд, то тёмные от бури. Исцарапанные руки в земле, под ногти забилась грязь, а коленки ободраны, как полагается ребенку и наспех замазаны чем-то тёмным, видимо, дезинфицирующим. В её движениях какая-то резкость и чуть-чуть – диковатость, но она умеет прикидываться милой. На ней голубое в белый горошек платье, на синей ленте на шее висит тетрадка в обложке из степных трав, а на концах ленты серебряный колокольчик и металлический ключ. У неё есть друзья, и Город, и старший брат, и больше в жизни ей ничего не нужно. Девочка входит в Город и Призрачная Кошка вьётся возле её ног. Девочка выплетает ленточку из косы и повязывает на шею Кошке.

"Привет, меня зовут Лия, мне 13. Некоторые говорят, что я уже взрослая, хотя гораздо чаще я слышу «ты ещё маленькая, не лезь». Я живу в Городе-на-Горхоне. Он, наверное, не самый большой, зато старый и стоит прямо на границе со Степью. И у нас есть железнодорожная станция. И Бойни. И самое главное – наш Многогранник. В Городе очень красиво, хотя я знаю, что некоторые считают его мрачным и… пустым. Это неправда.
Мы обитаем в городской больнице, вместе со своим кузеном. Он – Станислав Рубин – городской врач, он учился (и ещё учится) у дедушки Исидора Бураха, и потом станет самым лучшим врачом на свете. У меня нет родителей. Я потеряла их пять лет назад. Была эпидемия Песчаной Язвы, у нас до сих пор вспоминают то время с ужасом. Мои родители и младший брат погибли. Я не люблю говорить об этом. Зато у меня есть Стах. Конечно, он совсем не может заменить маму или папу, но он самый замечательный кузен на свете. Он забрал меня к себе, чтобы я не попала в детский приют. Стах разрешает мне всё, лишь бы я иногда приходила домой и не слишком-то расшибалась. Согласись, мало кому так в жизни повезло! К тому же, мало кто решится пойти и пожаловаться доктору Рубину на его младшую сестру. Я правда люблю Стаха, но иногда мне кажется, что было бы ещё лучше, если бы иногда он запрещал мне что-нибудь и проводил поменьше времени в больнице. А побольше – со мной…
На самом деле есть ещё Борис. Не многие мои друзья его помнят, а большинство взрослых, кажется, вообще уверены, что он умер, но это не так – я точно знаю. Он мой старший брат, настоящий, родной. Мы всегда играли вместе и очень дружили, когда я была маленькой, а потом он уехал в Столицу и поступил в Военную Академию. Это было восемь лет назад. Больше я его не видела. Говорят, я не могу его помнить, потому что мне было всего пять лет, когда он покинул Город – но что эти взрослые понимают! Я помню его прекрасно. Он писал мне письма – мне самой, не родителям, не Стаху, а мне! Пришлось научиться и читать, и писать сразу. Борис все обещал приехать, но его никак не отпускали. И прислал мне маленькое колечко, которое выиграл в тире – сейчас-то оно мне разве что на мизинец налезет, я его на шее носила всегда, на шнурке. А ещё он даже думал забрать меня с собой (подумать только, что бы я делала в этой дурацкой Столице, по-вашему?) и говорил, что мы обязательно заведем кошку. Родители никак не разрешали…
А потом он перестал писать. С тех пор как погибла моя семья и чудом спаслась я, мы не получили от Бориса ни одного письма, хотя сама я продолжаю ему писать до сих пор, несмотря ни на что. Но было кое-что… мне до сих пор жутко вспоминать об этом, хоть я и знаю, что это неправда. Мне исполнилось десять и в мой день рождения к нам со Стахом пришел большой красивый конверт со всякими марками и наклейками. Я сразу решила, что это от Бориса и ужасно обрадовалась. Но когда я его вскрыла… Там написали, что «Борис Рубин пропал без вести при исполнении задания. Соболезнуем»
Что было дальше – я не помню. Мне кажется, я сошла с ума от горя. И всё плывет, как в тумане когда пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь, кроме слёз. Стах говорит, что это из-за тех успокаивающих настоев, которыми он меня поил – он сам, кажется, здорово испугался за меня тогда… И сказал, что «пропал без вести – это же ещё не обязательно умер». За эту мысль я и уцепилась.
Вечером другого дня, чтобы хоть как-нибудь прийти в себя и отвлечься, я пошла в Театр. Забыла сказать, что я жутко люблю Театр – там так загадочно и интересно, хотя тамошний директор, Марк Бессмертник, просто ужасно страшный, так улыбается, что мороз продирает! А я до ужаса хочу хоть одним глазком глянуть на вечернее представление, но детей туда никогда не пускают. Вот и тогда я стояла на задворках Театра и вслушивалась в отзвуки ритмичной музыки, не надеясь на большее и только желая забыться. И тут… мимо меня прошмыгнула крыса. Ну, крыса, ну и что… А вот что! Крыса та была одета в самый настоящий жилет! И на голове у неё был цилиндр! А потом она как присвистнула, и за собой меня поманила. Ну, я и пошла. Разве можно было не пойти-то? В кустах, оказывается, была металлическая дверь, тяжёлая такая – в театральный подвал. Хотя мы раньше с Тимом там всё излазали, и потом эту дверь искали – ничего, даже следов не осталось. Крыса меня в комнату какую-то привела, на подсобку похожую, я захожу, а там, в самом центре, на каком-то ящике – Он! С головой крысиной. Я сперва решила, что кто-то из наших пошутить решил – будто ребенок в маске крысы. А потом пригляделась – вроде голова настоящая, а росту Он маленького и то ли руки у Него, то ли лапы, не разобрать – в перчатки затянуты. Улыбался, весь такой любезный-разлюбезный, расспрашивал, как дела у меня, да что за беда со мной приключилась.
А я возьми да расскажи. Больше никому тогда ещё не рассказала, а он сидел и слушал, и кивал сочувственно, и жалел меня. А потом говорит: «могу я тебе помочь, очень уж ты мне нравишься. Знаю, где твой брат» Я удивилась, откуда ему знать? А Крысоголовый отвечает, что крысы ходят везде и всё знают, а Борис сейчас в плену и пока что жив, но в любое мгновение его могут убить. У меня сердце как будто кто-то в кулак взял – и радостно, что братишка живой, и мурашки от ужаса по спине пробегают, ведь погибнуть может. А тот, с головой Крысы всё улыбается и помощь предлагает. Не знаю, что было бы, если б я отказалась тогда… Только, говорит, по правилам плату со всех надо брать, даже с таких прекрасных маленьких девочек, как я. Честное слово, тогда я готова была отдать всё, что бы он ни попросил, лишь бы знать, что с братом всё хорошо. Хотя я бы и сейчас поступила бы также, я точно знаю. Его жизнь достойна любой платы. Я Крысоголовому-то так и сказала сразу. Он так обрадовался, вскочил, лапой (или рукой?) махнул и крысы ему чернильницу с пером и бумагу притащили. Сказал – прочитай и подпиши. Что там было, я не помню. Да, по правде, я и не читала совсем, мне всё равно было, что там написано. Я ради Бориса на все готова была – и сейчас тоже – так что, какой был смысл читать? Подписала не глядя.
А что дальше было я не помню. Проснулась на следующее утро дома и всё никак понять не могла, то ли приснилось мне всё, то ли взаправду было. Стаху я сказала про подвал и Крысоголового, а про бумагу и Бориса рассказывать не стала. Он решил, что это всё из-за тех настоев, ну, успокаивающих, которыми он меня поил. Может, так и есть… Только вот вечером пришло письмо. От брата. Он был жив! И писал, что с ним всё в порядке, то письмо было ошибкой, и он надеется, что никто сильно не испугался.
Так что крысы – это всё ерунда. Тем более, что с тех пор я их больше и не видела, даже те, что в подвале больницы жили, ушли куда-то. Правда, когда я про всё это вспоминаю, мне сразу становится очень-очень страшно. Хотя, что может хотеть крыса? Пару кусочков сыру?
Об этом никто не знает, я даже Тиму так и не рассказала – тогда мы не так дружили с ним.
А колечко, то, которое Борис мне прислал, я не нашла. С того дня я его не видела, даже Призрачная Кошка не может его разыскать, хотя всегда старается сделать то, что я прошу"

"Здесь у меня полно друзей! Вот Спичка, например. Никто не знает, откуда он тут взялся и даже, говорят, в приюте нет документов на него. Он там почти не ночует. А где спит – никому не рассказывает. Но он ничего, интересный, и Город знает как родной, будто вырос здесь. Но больше всего я дружу с Валентиной Маркович и ещё с Тамарой Новак, хотя она иногда бывает противная и всегда таскается с Капеллой, а Капеллу я недолюбливаю, слишком она какая-то… правильная. Тамара часто дразнится и умеет обзываться всякими словами, которым научилась от Оспины, но зато с ней весело, с ней можно устраивать шалости и лазить на склады, и гулять в степи, она ничего не боится!
А вот Тина скоро уедет, потому что её мать нашла ей работу в другом городе и хочет, чтобы она зарабатывала деньги. Тина уже и ревела, и с Небесной Лестницы грозилась прыгнуть, и из дома убегала – ничего не помогает.

А ещё есть Тим. Он лучший друг Хана и, конечно, и мой лучший друг! Хотя раньше мы с ним даже дрались, но теперь перестали – не совсем же малыши уже. Он прекрасный друг, верный и весёлый, а к тому же живет при Театре вместе со своей старшей сестрой Азалией. Та-то всё время хвалится, что будет скоро выступать на сцене, но что-то пока никак..."

"Что-то в Городе происходит!
Прибежала к Многраннику Тамара, говорит, видела у «Стержня» каких-то людей в военной форме, мрачных таких, сразу видно – по делу приехали. То ли трое их было, то ли двое, издалека не разглядела, но одна вроде женщина.
А про Бакалавра и так все знают. Знатный столичный господин, вроде большой ученый и мудрец – а сам молодой. Лицо у него сердитое и усталое, а глаза как степь весной – изморозь, снег, а в глубине живое что-то проскальзывает. Говорят, в Столице он оживлял людей, а сюда приехал по большому делу, никто не знает, по какому. Старается казаться важным, но видно, что что-что его пугает и тревожит, словно не по делу он сюда приехал, а от беды бежал и в беду же попал. С ним двое, один скучный, серый, а другая молодая девушка, я сама видела, как она смотрит на наши игры в резиночку на мостовой, словно бы вот все бросила и к нам бы играть попросилась. Но потом состроила из себя важную даму, отвернулась и ушла за Бакалавром."

"Дедушка Исидор Бурах умер!
По-настоящему умер, умер… Это Спичка сказал, взрослые-то, конечно, нам об этом не рассказали бы… А Спичка сам видел, только не говорит подробностей и вообще сам не свой, да ещё бы, он-то дедушку Исидора, наверное, больше нас всех любил. Спичка сам мечтает доктором сделаться и людей спасать, крутился всегда возле тех, кто лечить умеет, а теперь…
Ещё вроде бы сын его из Степи пришел, Артемий – хоть бы одним глазком на него взглянуть, мне-то всего года три было, когда отец его в Столицу учиться отправил, великий, верно, будет врач, еще лучше и Исидора, и Бакалавра. Пока он то ли в Управе под замком, то ли у Ольгимских прячется, мы не знаем, ни я, ни Тамара, ни даже Спичка."

"Ну вот. Поспорила со Спичкой – он обзывал меня трусихой и говорил, что я потому в Театр не хожу, что боюсь, а он, мол, сто тысяч раз бывал и всё видел. Дурак! Даже хотела ему сказать, что уже была внутри да не в зале для зрителей, а в самих подвалах, но передумала – всё равно не поверит. Всё, сегодня вечером вдвоём идём в Театр!"

Девочка громко смеётся и цепляется за руки высокого, серьезного мужчины. Тот пытается закрыть замок на дверях дома, а девочка торопит его, дергает, болтает радостно, перебивая саму себя. Глаза её сверкают, будто бриллианты, искрятся беспредельным подлинно детским беззаботным счастьем, которое, видимо, заполняет её до краёв и, переливаясь через край, рвётся наружу. - Ну что ты копаешься, давай же скорее, ну! - Я стараюсь, Лия, ну разве ты не видишь? - Не вижу! Ну, ты же специально меня мучаешь, чтобы я ждала подольше. - Ну, давай, закрывай тогда сама. Надеюсь, ключи от дома ты не потеряла? - Да нет, я их на ленточку привязала, всегда с собой ношу. Она возится с замком, а мужчина смотрит на неё сверху вниз и ласково улыбается. - Нет, не могу, давай лучше ты. Он тихо усмехается и закрывает дверь. Потом неторопливым шагом идёт вверх по улице. - Ну что же ты, давай скорее! Бежим, бежим! Стах, ну пожалуйста!

"БОРИС ВЕРНУЛСЯ!
Не могу поверить все ещё! Как же это здорово! Просто невероятно!
Нет, надо всё по порядку… Мы играли на улицах, я, Тамара и Спичка – а Тину как раз мать домой загнала. Кошка принесла нам дохлую крысу, и мы подвязали её за хвост к дверной ручке. Сидели, ждали, когда же Анна Ангел домой вернётся, ведь визгу будет! А тут к нам подошёл Стах и говорит: «Лия, пойдём домой, у меня для тебя большие новости и очень серьёзный разговор». Стоял с важным видом, как настоящий взрослый (ну он редко такой бывает серьезный, да и вообще никогда домой меня не загоняет) и уговаривал. Я просилась поиграть ещё, но без толку, только пообещал сразу отпустить снова на улицу. И сказал ещё, что я сильно пожалею, если не пойду. Так Валентине мама говорит, только голос у неё другой. И не знаешь даже, то ли наказывать меня Стах хочет, то ли что… В общем, пошла я. Он меня домой привёл и загадочно так говорит, мол, садись, располагайся. А потом как снег на голову: «Твой брат вернулся!». Я сначала вообще ничего не поняла, а когда до меня дошло – совсем думать перестала. Только глаза на Стаха поднимаю, а он улыбается, чуть ли не смеётся. Сижу и слова сказать не могу, ни пошевелиться, ни вдохнуть толком. Ну, знаешь, так бывает, когда не ждешь ничего особенного, а на тебя ведро воды вылили. Ледяной. А потом уж я как подскочила, говорю: «Ты меня отведешь к нему?» «Конечно, а зачем я тебе это рассказываю, как ты думаешь?» И тут у меня просто голова кругом пошла… Я так давно об этом мечтала, целых восемь лет – это больше, чем половина моей жизни! А Стах копается всё и копается, медлит, идет еле-еле, ну подумать только, видите ли, он городской врач и должен вести себя подобающе, а не бегать галопом по городу и не прыгать по козьим тропкам…"

Глаза у девочки неожиданно светлеют, она замедляет шаг и крепко сжимает руку кузена.
- А что я ему скажу? Я же совсем его не знаю…
- Ты сама знаешь, что сказать, слова найдутся.
- А если он не такой, каким я его помню? Может быть, не надо, Стах?
Мужчина останавливается, и девочка прячется за его плечом, вцепившись пальцами в рукав его пальто. Он поворачивается и тихо говорит с улыбкой, качая головой:
- Поздно, Лия. Вот он.
Девочка поднимает глаза и всматривается в полузнакомое строгое лицо, скрытое вечерними тенями. Она не знает, что сказать или сделать, даже не дышит от волнения.
Молодой человек в военной форме шагает к ней навстречу и крепко обнимает. Девочка прерывисто вздыхает и виснет у него на шее.
- Какой… какой ты взрослый стал…
Это звучит восхищенно, и в словах ни капли упрека, что удивительно до крайности.
- Ты тоже подросла,- он улыбается, и она окончательно узнает в нём своего брата, которого всегда любила больше всех на свете.
- Я так без тебя скучала, Борис!
- Я тоже,- улыбка всё больше смягчает черты его лица, в которых девочка всё ещё пытается найти облик пятнадцатилетнего мальчика, с которым она попрощалась восемь лет назад.
- Ты останешься здесь насовсем?
- Да, я надеюсь, что да. Уволюсь из армии и буду жить здесь!
Девочка восторженно вскрикивает и бросается к нему:
- Никто, никто в целом свете никогда не сможет любить тебя больше, чем твоя младшая сестрёнка!
- Знаю, знаю!- он смеётся и поднимает её в воздух, кружит до потери пульса.
- Сержант!
Резкий властный, неприятный и надоедливый женский голос врывается в сознание, обрывая радость, испортив праздник. Девочка оказывается на земле и исподлобья смотрит на женщину в военной форме, которая сверлит глазами её брата.
- Отставить балаган!
Девочка зло сверкает глазами и искоса наблюдает, как молодой сержант послушно вытягивается по струнке. Она трогает его за руку и тихо говорит:
- Я пойду тогда… Когда сможешь – приходи, я буду ждать.
Он кивает и печально смотрит вслед уходящей тринадцатилетней босоногой девчонке в голубом платье в белый горошек.

"Он такой… такой взрослый, такой серьёзный и такой красивый, мой братик. Настоящий военный! Не знаю, только, хорошо это или плохо. Он приехал с этим генералом, Блок его зовут или как там… Этот-то мне не очень нравится, а тётка с ними просто ужасная, испортила всё. Она с ним разговаривает так, будто он маленький, а она учительница в школе, и даже ещё хуже. Зачем он там с ними?..
Но он меня помнит! И очень, очень рад был видеть! Я не могу даже говорить об этом, хотя уже всем рассказала – на весь Капеллин дом (что-то они повадились у неё чай пить) орала, так что, наверное, даже вся её семья теперь знает... А ну и пусть! И Борис сказал… сердце до сих пор колотится, как ненормальное, будто бы я бежала через всю Степь и только остановилась… он сказал, что останется с нами, навсегда! Не могу поверить в это! И он будет играть со мной, всегда-всегда. И уговорит Стаха завести Кошку – ну, если она сама, конечно, согласится. Мы будем вместе всегда-всегда!
Я так ужасно, бесконечно рада и даже не знаю, как называется такое слово, чтобы можно было им выразить всё моё счастье…"

"Только… Я же Бориса спросила ещё про то письмо, ну из Столицы которое прислали… про то, что он пропал. А он так на меня посмотрел странно и плечами пожал. Говорит, не знает ничего об этом, и письма мне никакого не писал. Но я-то помню! Стала искать, а нету. Все остальные (те, которые я хранила и из кармана в карман перекладывала) нашла, а этого нет как нет. Побежала к Стаху – ну не приснилось же мне это всё. Нет, не приснилось, он тоже помнит, но где письмо – не знает. Ничего не понятно… Как так?
Неужели этот, с головой Крысы меня обманул в тот раз?.."

"В Театр я всё-таки попала. Только не со Спичкой – мы-то с ним как раз думали, как бы остальных отвлечь, а тут Стервятник подходит – ну этот, сумасшедший, что дороги метет да мусор убирает – и говорит мне: «Госпожа, не хотите ли посмотреть представление?». Что я, дурочка что ли какая – отказываться? Спичку хотела с собой взять, но Стервятник не позволил. Да он и не обиделся, говорит, и так сто раз был, что ещё там можно увидеть? А я думаю – всё-таки струсил! Ну и ладно.
Маску на меня напялили и в плащ какой-то завернули, стою я с самого краю и через спины смотрю, что происходит. А показывают – такое! Дух захватывает! И сказки они рассказывали, и всякие фокусы показывали, а потом самого Бакалавра на сцену вывели, пистолет ему в руки дали, а он стоит растерянный и не знает, что делать. А ещё… ох. Там был Он, человек с головою крысы! Прямо на сцене!!! Я чуть не заорала от ужаса, только потому сдержалась, что боялась, как бы он меня не заметил. И всё мне казалось, что на меня они все поглядывают. Жуть! Чуть не умерла со страху, но никому не расскажу, конечно.
А детям в тот вечер сам Сабуров разрешил в Театре быть – это всё из-за этой его новой дочурки, Клары. Неприятная она – и Спичке не нравится. Он говорит, что она как зыркнула на него, а глаза у неё чернее ночи, так он чуть дышать не перестал от страха. Это Спичка-то! "

"Где же Тим? Я ищу его весь вечер, но он как сквозь землю провалился… Кому я ещё могу рассказать про Крысу? Тине могу, но она струсит, а Тамарка не поверит, и ещё дразниться будет. Я бы Хану рассказала, но он всё занят, то дома с семьёй о чем-то говорит, а то его прямо на улице взрослые хватают. И спрашивают так серьёзно: «Нельзя ли с Вами поговорить?» и добавляют многозначительно ещё: «Наедине».
Надо, наверное, с Борисом поговорить – он точно мне поверит и поймёт, как надо поступить. Только его нигде не видно, да ещё эти его военные всё время рядом, а к ним даже подходить страшно…"

Дети хохочут, прыгают вокруг мальчика в высоких сапогах, дразнятся: - Ты у нас теперь король! Не принести ли вам корону, Ваше Величество? Переглядываются друг с другом хихикают, толкаются. Мальчик в высоких сапогах смотрит на них недовольно, отмахивается, отнекивается, качает головой. Дети смеются, шушукаются, гоняются друг за другом, стайкой порхают с берега на берег через мост, звенят колокольчики, весело и неровно перестукивают каблуки башмаков, дети спешат в свой мир. Смех обрывается у порога. Прекрасный и нереальный Многогранник, великое произведение архитектуры, чудо из чудес, возвышается над городом, а у подножия его толпятся взрослые. Дети замолкают и настороженно прислушиваются. Мальчик в высоких сапогах шагает вперёд уверенно и решительно. Девочка в голубом платье в белый горошек крадучись пробирается за ним. Колокольчик сжимает в руке, чтобы не звенел. Взрослые чем-то недовольны, особенно высокая женщина с ледяными глазами. Раньше её в Городе не было, она приезжая, но кто такая – дети не знают. С ней трое военных. Все стоят с серьёзными лицами и всматриваются в глубину Многогранника. Неожиданно оттуда выходит высокий серьёзный мужчина с детскими глазами. Даниил Данковский. Бакалавр. Только вот сейчас от его сердитости не осталось и следа, он улыбается смешно и трогательно, будто только что открылось ему какое-то откровение. Он шепчет негромко: - Это великолепно… Это потрясающе… Дети стоят поодаль, смотрят внимательно и недоверчиво. Как только путь освобождается, они скорее спешат внутрь. Девочка в голубом платье медлит, останавливается, тихо трогает за рукав молодого военного. - Братик? Это наш Многогранник. Тебе нравится? Она старается казаться непринуждённой и, похоже, у неё получается. Сержант пожимает плечами: - Здесь так пыльно, что у меня даже голова разболелась. Вы играете здесь? Девочка отводит глаза, молча качает головой и уходит вслед за друзьями.

"Хан рассказывает, что в Город приехала Инквизитор. Я слова-то такого не знаю, по буквам запоминала… Она страшная, от неё пахнет опасностью. И ей точно не нравится, что мы играем в Многограннике. Мы как раз сидим сейчас внутри почти все вместе и думаем – почему. Хан говорит, будто они считают, что Многогранник – великое зло, которое причиняет вред Земле и Городу. Глупости!
И ещё Спичка прибежал, по секрету рассказал, что в домах то ли у станции, то ли на окраине нашли несколько мертвых людей, а стены там все измазаны кровью.
Тамара слышала про страшную болезнь, которая поражает жителей… Тина теперь боится эпидемии, говорит, что может повториться та Песчаная Язва, что полгорода уничтожила пять лет назад. А я не верю. Мой брат всё равно всех вылечит, что бы ни случилось, ведь он лучший врач на свете. Да к тому же тут этот Артемий есть и Бакалавр. Артемия я видела, он к Капелле приходил. Он ничего, хороший, улыбается всё, верит нам – только слишком уж правильный, точь-в-точь Капелла. Аж противно порой. А вот в Многогранник он попасть не может, как мог дедушка Исидор.
Хотя сам Бакалавр, странное дело, может внутрь войти, он тут всё видел и восхищался долго-долго. Я всё думаю, надо с этим Бакалавром познакомиться чуть-чуть. Странный он, но мне нравится. Глаза у него такие… слов даже не найти. Необычный он, другой, чем все"

Высокие мраморные стены окутаны тенями, лунный свет рисует на них странные сложные узоры, отбрасывая длинные причудливые тени вниз, на двух сидящих на полу детей. Девочка в голубом платье в белый горошек сидит на прозрачно-хрустальном полу на самом краю, за которым – пропасть. Внизу клубится белёсый туман и туда же обрушивает свои воды волшебный водопад, стекающий по одной из стен. Над пропастью тянется мост, будто сотканный из звёздного света. Все они уходили по нему и возвращались, но сейчас девочку не тянет в глубину Многогранника. Она чертит пальцем на полу затейливые узоры, почти не глядя на то, что получается.
- Лия. Ну что ты? Иди сюда.
Другая девочка, более строгая, аккуратная, в черном платье, с двумя туго заплетенными косичками сидит на ковре, подобрав под себя ноги, среди подушек, бумаги, разбросанных игрушек и карандашей, и сочувственно смотрит на подругу.
Та, не поворачиваясь, качает головой и вздыхает.
- Я думала, он особенный. Не такой, как все, Тина, понимаешь?
- И он особенный! Это же твой брат, он никогда не будет для тебя таким, как все!
- Он взрослый. Самый настоящий взрослый.
- Ну и что, от этого ты станешь меньше его любить?
- Нет. Ничто на свете не заставит меня любить его меньше, но…
Девочка поднимается с пола, делает несколько шагов вдоль края, касается рукой перил моста, поворачивается, подходит и опускается на ковер, обхватив руками колени. Тетрадка с колокольчиком лежит раскрытая на другой половине ковра. Любимая фигурка полосатой серой кошки из папье-маше небрежно валяется на полу.
- Я думала, что покажу ему всё это. Думала, что он будет понимать, что мы здесь находим. Я думала, что он – такой как я, как все мы! Просто я забыла о том, что все дети становятся взрослыми. Я так не хочу!
Звучит ещё множество правильных вдумчивых фраз и невозможно не признать их правоту. Но смириться с этим тоже невозможно. Девочка в голубом платье отстраненно кивает и соглашается со всем, что говорит ей подруга, но ни одно слово не может стереть печаль с её лица.
"Борис всё-таки изменился. Он всё-таки не такой. Ему не войти в Многогранник… Но я кое-что придумала. У меня есть несколько старых игрушек и ещё Рокот – орех, который он мне подарил перед отъездом. А теперь я думаю, закопать для брата «секретик», пусть вспомнит, как он был ребенком и как они играли в Городе и тогда, может быть, я смогу показать ему всё, что хочу… Хотя бы один раз. Придётся, конечно, идти к Капелле, но что за беда? Она не откажет, точно."

"Вот дела! Прихожу вчера домой, а там смотрю: и Бакалавр, и Артемий, и мой кузен, и даже ещё кто-то. Я захожу, а они мне: «Девочка, уйди, тебе сюда нельзя!» А я им: «А я здесь живу!» И Стах: «Она здесь живет вообще-то.» Вот они утерлись! Но всё неинтересное говорят, какие-то вакцины обсуждают, ещё что-то… Скучно. Я уже уйти хотела, как кузен меня за руку поймал и говорит: «Пойдём поговорим». Что-то сегодня все со мной разговаривать рвутся, вот, директор приюта Анатолий Исаев расспрашивал весь вечер: хожу ли я в школу и как часто, и заботится ли обо мне мой брат, и почему я так одеваюсь (как раз поздно было и совсем уж прохладно, я Стахову куртку стащила), неужели у меня нет подходящей одежды, ну и всё такое. А потом ко мне Мишка подошла и говорит, что слышала, как Исаевы хотят подделать какие-то документы, чтобы лишить моего кузена права опеки и забрать меня в приют. А Стах вот как раз спросил, что я думаю про Исаева - я сразу про документы-то и рассказала, и про какой-то «серьёзный разговор», который он мне обещал. Стах насторожился и сказал, что с документами у них всё равно ничего не выйдет, а вот верить приютскому директору не надо.
Оказываются, они там детей собирают, и Мишки со Спичкой им мало. Эксперименты какие-то делают с детьми… Я Стаха спрашиваю: «Они что – Бесцветные???», а он так отвечает: «Не знаю, про что ты говоришь, но относись к ним, как к Бесцветным» Представляешь?! Исаевы – Бесцветные! Самые настоящие!
И только он это сказал, как директор подходит и мне говорит, что решился на разговор. Только наедине. А Стах давай с ним спорить, мол, говорите здесь, что Вам нужно от моей сестры… Но потом я всё-таки в приют пошла. И Хан тут же прискакал, я его выгнать пыталась, но Исаев сказал, чтобы он оставался.
А сообщил он нам, что Инквизитор устраивает здесь экзамен, чтобы выяснить, кто что умеет особенного… И чтобы мы на этот экзамен ни в коем случае не приходили! Я ещё Стаху рассказала, но он, похоже, не сильно поверил. Зато сказал, что у него в шкафу лежит револьвер, и если я его найду, то можно будет подержать в руках и может, даже пострелять. Я не очень поняла, где искать и почему кузен сам не может это сделать, но это неважно. Излазила всё, ничего не нашла..."

Девочка сидит в гостиной комнате сиротского приюта, раскачивается на стуле и жует печенье, которое только что безо всякого спроса взяла из вазочки грязными руками. Как ни странно, сегодня взрослые не сердятся и не шикают, только Анатолий Исаев, директор и педагог, смотрит на неё печально и сочувственно. Он вообще никогда детей не ругает, и все его любят. - Проходи, Каспар. Ребята, вы знаете, что такое Инквизиция? Девочка косится на мальчика в ботфортах. - Нууу, Хан говорит, что это как Сабуровы, только гораздо выше, на всё государство. Исаев кивает и вздыхает. - Понимаете, ребятки, это плохие люди. Очень плохие. Они охотятся за детьми, похищают их и увозят в Столицу, для опытов, хотя всем говорят, что в особенную школу. Инквизитор приехала сюда не просто так, она хочет исследовать вас и отобрать тех, кто способен делать особенные вещи. - Особенные? - Да, творить чудеса. Ну, ты же разговариваешь с Крысиным Пророком… - Я???- девочка вздрагивает, печенье падает ей на колени, крошки рассыпаются по полу. - Разве нет? - Нет! Она смотрит на него подозрительно, настороженно, будто в любой момент готова убежать. Исаев задумчиво пожимает плечами, роняя фразу: - Наверное, в картотеке какая-то ошибка… Дело не в этом. Завтра Инквизитор устроит для вас экзамен, и я не смогу с этим ничего поделать. Я был раньше связан с этими людьми и работал с ними. Я хорошо знаю, на что они способны. Прошу вас не приходить, как бы вас ни звали, и что бы я завтра ни говорил. Ни за что не приходите. Я знаю, что за это они могут меня сместить с должности и даже убить, но я готов на коленях умолять вас – не приходите, никто. Вы ведь можете спрятаться так, чтобы вас никто не нашел? Мальчик в высоких сапогах кивает. Его и без того серьёзное лицо делается ещё мрачнее. - Ладно, бегите. И обязательно передайте остальным, пусть все дети знают!

"Капелла приходила в Многогранник. Чего это она? Всё меняется: Хан целый день пропадает в Городе, а она здесь. Пришла с Мишкой, рассказывала, как они с Лаской пили чай на кладбище и как видели призрачный поезд, наверное, один из тех, что пропадали по пути.
Что-то творится – нехорошее, злое, я чувствую. Город волнуется, ему не страшно, но не спокойно. Все реже приходит к нам Кошка. Стах говорит, что эпидемия и правда началась. Мор. Чума. Мне не страшно. Все знают про Инквизиторов – их целых два. Мы не боимся, мы ничего не боимся, мы сможем защититься, я знаю. Просто… у меня неспокойно на душе."

"Бакалавр приходил к нам. Я часто вижу его и он почти не нравится мне больше. Что-то в нём есть упрямое, недоброе, что ли… Он приходит в Многогранник, как к себе домой и это злит меня ещё больше. Он врывается, ходит, оглядывается… Ведёт себя как взрослый, но всё-таки… отчего-то так жаль его. Но что я могу сделать? Хан разболтал ему про порошочки, между прочим…"

Темнота обнимает Город, окутывает его дымкой снов, укрывая от тревог и бед. Уже через один горят фонари, уже не носятся по улицам дети, только серые тени, полные забот и собственных дел – взрослые тени – шатаются по городу, будто неприкаянные призраки. Девочка тенью ходит за мальчиком в высоких сапогах, держится за рукав, тянет за собой.
- Хан, поздно уже… Нужно спать. Идём, идём в Многогранник.
Он отстраняет её мягко, но по-взрослому решительно.
- Нет, Лия, я не могу, у меня очень много дел. Не могу.
Девочка опускает голову, и досада сверкает в её глазах.
- У тебя теперь одни дела на уме! Ты совсем не играешь с нами и ничего нам не рассказываешь! Мы совсем не нужны тебе больше? Или ты вправду возомнил себя королем и Спичка правду сказал, будто ты думаешь, что ты – правитель Города и всё будешь решать? Что же ты, не друг нам больше? Даже Капелла, с которой ты теперь таскаешься целыми днями, рассказывает нам больше сказок!
Девочка злится, обижается, хмурится. Но, конечно, не плачет. Мальчик в ботфортах вздыхает, быстро оглядывается по сторонам и вдруг улыбается.
- Ладно, пойдём!
Девочка смотрит непонимающе, а через секунду бросается догонять его. Она не хочет возвращаться домой сегодня.
Многогранник встречает их звенящей пустотой и привычным уютом. Тут точно никого нет. Мальчик заводит музыкальную шкатулку, трогает рукой музыку ветра, скользит пальцами по стенам и в глазах его светится нежность и грусть. Он садится, будто король, среди подушек, касается рукой рукоятки деревянного меча (второй меч, принадлежащий Тиму, запрятался в углу), закрывает глаза и молчит. Девочка ложится на ковер и всматривается в звездное небо. Тихо шумит водопад. Серебряная паутинка, повисшая между всех стен, чуть выше человеческого роста позвякивает привязанными к ней хрустальными колокольчиками. Стены светятся изнутри, будто вставлены в них разноцветные фонарики.
Они молчат – и им не нужно другого. Так было всегда и так будет ещё тысячи лет. Они будут здесь, и с ними все остальные друзья и не нужно будет иного мира. Девочка всегда была на его стороне – взрослеть так ужасно. Они – не станут.
Тяжёлые шаги врываются в их мысли, это – чужой. Девочка садится резко, хмурится, смотрит исподлобья. Мальчик устало поднимает глаза.
Даниил Данковский садится перед ними, подбирая ноги под себя. С ним его смешной чемоданчик. Улыбается завороженно, но, кажется, чуть наигранно.
- Что я вижу здесь?
Взрослые глупы и он тоже. Какие дурацкие вопросы они любят задавать, до чего не чувствуют очарования моментов. Девочка злится на него и бросает коротко:
- Наш мир. Наш.
Мальчик спрашивает спокойно:
- Вам нравится?
- Безумно. Я поражен, я в восхищении, это истинное чудо! Но как? Как это может быть?
И снова. Почему им так важны все эти глупости? Зачем? Зачем подчинять чудеса какой-то логике, зачем придавать им смысл? Мальчик готов отвечать.
- Так, как оно есть. Мы сами придумали это. Мы создали этот мир.
- Значит, здесь вы можете все?
- Да, можем!- девочка резка и недовольна, но говорит, что думает.
- И вы сможете вылечить людей от чумы, например?
- А ты попробуй приведи сюда всех людей! Давай посмотрим, что получится,- она зла и говорит сердито, и глаза её темнеют.
Она представляет, как толпа взрослых врывается, портит всё, как приходится делиться с ними этим домом. Но Данковский будто не замечает и не сдаётся.
- А можете вы, например, придумать лекарство от чумы?
Девочка заливается смехом. Ей забавно видеть, как столичный врач, знаменитый тем, что умеет оживлять мертвецов, приходит к двум тринадцатилетним детям и просит их придумать чудодейственное средство. Мальчик в ботфортах жмёт плечами:
- Мы давно придумали.
- Что?!
Девочка толкает его в бок, глаза Данковского расширяются. Мальчик продолжает:
- Порошочки. Во время прошлой чумы они помогали.
- Это такая игра,- поясняет девочка. Сама она никогда не играла в чуму.- Но их украли, и это не кто-то из нас. Мы не знаем, кто.

Город засыпает. Он ждёт завтрашнего дня.

"Вчера еле-еле утащила Хана спать. Всё у него эти важные разговоры. Но я с ним пошла, чтобы он не задерживался и чтобы к нему не приставали. Ночевать остались в Многограннике, совсем не хотелось домой.

Сейчас почти все спят, только мы с Тиной и с Мишкой сидим тут и думаем, что бы весёлого придумать. Тина рассказывает про Зою Константин – это второй Инквизитор, которую Тине велели по городу водить и всё показывать. О, Спичка примчался – предлагает порошочки поискать. Глянуть, может там что осталось…"

"Ничего не осталось. Ну ничегошеньки. Всё облазили в округе, не нашли. А назад идём – вокруг Многогоранника военные. Мы туда, а Блок нам говорит – нельзя, Инквизиция запретила. С ума они все посходили что ли? И Хана нет, как обычно, когда он нужен! Искали его по всему городу, хорошо, отец его подсказал, куда бежать. Нашли, только толку-то… Ничего он делать не стал. Поговорил там с ними что-то и дальше пошёл. А Тамара говорит, будто слышала, что они хотят Многогранник сломать. Только я в это не верю – зачем и кто может это придумать? Да и Хан ни за что этого не допустит, хотя я уже начинаю сомневаться. Он почти не бывает там и стал ещё хуже Капеллы."

Осень золотится кругом, отражается в водах Горхона, пахнет остро и пряно, как степные травы. В Городе неспокойно, в Городе начинается эпидемия и люди, объятые страхом, то прячутся по домам, то слетаются стайками на улицах. Девочка не думает об этом. Она идёт по мосту, и колокольчик звенит у неё на шее. Великолепие Многогранника никогда ещё не казалось таким привлекательным, как теперь, когда попасть внутрь невозможно. Но девочка спешит туда не за этим. - Привет. Она немного смущается, думает, что плохо отвлекать братишку от работы – а вдруг ему влетит за это, и голос её чуть вздрагивает. А вдруг он её прогонит? Она старалась поменьше попадаться ему на глаза, а тут решилась. Девочка садится на тёплую, согретую слабыми лучами осеннего солнца землю и смотрит снизу вверх. Молодой военный тепло улыбается и садится рядом. - Я хочу тебе кое-что рассказать. Я никому не рассказывала… но ты мне точно поверишь, я знаю. Она не лжёт, знает, что самый первый человек на свете, которому можно рассказать что угодно – её брат. Он кивает. - Конечно, поверю. Говори. Только подожди-ка минутку. Он возвращается очень скоро и берет её за руку. - Пойдём, я отпросился у генерала, меня заменят на двадцать минут. Теперь я тебя слушаю. И она начинает путанный сбивчивый рассказ, то замолкая, то перебивая саму себя и совсем не глядя ему в глаза, боясь увидеть в них недоверие или насмешку. Она замолкает и настороженно вслушивается в повисшую короткую тишину. - Лия. Я не знаю, что тогда случилось, но со мной всегда всё было в порядке, честное слово. Не понимаю, как я мог написать тебе письмо, я не помню этого и уверен, что ничего подобного не делал. Или кто-то «подумал» за меня или тебе подбросили письмо. - Но я ведь знаю твою руку… я бы отличила подделку. Сейчас она не уверена, потому что письма нет и сравнить не получится. Девочка вздыхает. - Я попробую найти разгадку. Мне просто нужно было рассказать тебе. Она замечает, как пристально смотрит на него генерал, и снова вздыхает. - Я пойду, ты ведь очень занят. Только… скажи, а… ты не мог бы… ну, пропустить нас в Многогранник? Пока никто не видит?.. Сержант улыбается и хитро подмигивает. - Конечно! Девочка обнимает его и бросается прочь, крикнув на бегу: - Спасибо, ты лучше всех!

"Сидим в парке и слушаем слепую степнячку-сказительницу. Она знает интересные сказки и вообще ничего, хорошая. Спичка и Тина тут. Надо бы сбегать, взять у Стаха всяких таблеток – Спичка предлагает сделать новых порошочков. Как раз до дома недалеко…
Обыскали всё, стащили, что смогли так, чтобы кузен не заметил. А пистолета нет нигде, Стах как раз спрашивал, не нашла ли я… А я всё никак не могу."
"Я провела Спичку в Многогранник – и Хана тоже. Мы сделали новые порошочки, будем всех лечить. Правда, получилось не очень много, но всё-таки…
А Хан потом показал нам ещё пару тайных ходов в Многогранник, так что пусть эти глупые взрослые думают теперь, что смогли нас отсюда выгнать!
Самое важное-то!
Спичка-то с Тамарой может быть, брат и сестра! Им снится один и тот же сон… и сон такой, что у меня мурашки по коже пробегают. Будто играют они в песочный город, а в городе том жители из игрушек – и плюшевый медведь руководит сиротским приютом, и бутылка над городом нависает, а сами они дерутся из-за куклы: Спичка вроде как хочет, чтобы она всех лечила и спасала, а Тамара говорит, что будет она чумой и станет карать и убивать всех!
Уж не знаю, правда это или нет, но я им верю… Сейчас они ищут Клару, потому что думают, что она может ответить на их вопросы.
А Капелла нож нашла, который Артемию должен достаться от дедушки Исидора в наследство, чтобы он в силу войти мог. Причем не поверишь, где! В помойке! Капелла, копающаяся в мусорке – ну это надо же! Зато потом скакала и прыгала от радости, как ненормальная! Только Артемию нужно ещё не одно испытание пройти, чтобы гаруспиком стать. Многим из наших дедушка Исидор перед смертью раздал косточки с рунами, чтобы ребята их его сыну передали, если он испытания пройдёт. Вот Спичка должен такое придумать, чтобы он собой остался. А Ласка своё провела уже. И Тамара своё придумала – надо Артемию разозлиться, побыть недобрым, чтобы понять, как это. Только не получается у нас, слишком уж он хороший и спокойный."

"Спасаясь от того экзамена, про который приютский директор рассказывал, мы спрятались в Многограннике и играли, прямо как раньше. Только на этот раз даже Клара с нами была. И Капелла. И мы нарисовали всё-всё: и Степь, и Город, и Многогранник и остальное. И повесили потом на входе, чтобы даже взрослые видели. Мы боялись, что Бакалавр может прийти и найти нас, поэтому уходили так далеко, чтобы нас невозможно было увидеть. Это так странно, наконец, играть всем вместе…
И Тим нашёлся. Говорит, что гулял в Степи, искал что-то для себя, теперь вернулся.
А Хан совсем не хочет с нами играть. Абсолютно бесполезно звать его к нам, в Многограннике почти не появляется. Не обращает на нас внимания, не интересуется, не слушает сказок, и совсем, совсем ничего нам не рассказывает о том, что делает. Как будто бы мы маленькие, а он… взрослый?.."

Солнце проходит сквозь кристалл насквозь, его лучи по пути ломаются, рисуя на бесконечно высоких мраморных стенах радугу и озаряя нежным светом лица играющих детей. Маленькая девочка одной рукой обнимает куклу, другой рисует что-то на огромном листе бумаге. Девочка постарше, та, что в чёрном платье, заплетает волосы мальчику в театральном костюме, вплетая в них бубенцы и колокольчики. Девочка, что раньше была в голубом платье в белый горошек, а теперь в белой юбке и жакетке с нарисованными цветами, бросает то же самое занятие, оставив половину волос незаплетёнными, берёт первый попавшийся под руку карандаш и пишет что-то в своей тетрадке. В воздухе разлита ленивая тревога. Дети неспокойны, но им не страшно. Они чувствуют, как меняется мир вокруг в них и это вызывает беспокойство в их душах. - И от нас, чем мы старше, реже будут требовать крупных жертв,- задумчиво произносит мальчик. - Ни измен, что по сердцу режут, ни прыжков из вулканных жерл,- подхватывает девочка в юбке и жакетке, не отрываясь от своей тетрадки. - Не заставят уйти из дома, поменять весь привычный быт, ни войны, ни глухого грома, ни тягучей дурной судьбы. Нет, всё будет гораздо проще, без кошмаров и мыльных драм, будут тихими дни и ночи, будут сны без огня и драк. И закат в одеянье алом будет спать на твоих плечах… - Но готовься сражаться в малом – в самых крохотных мелочах,- девочка изредка подаёт голос, она не помнит стихотворение до конца, но очень любит его. Остальные дети молчат. - Не влюбляйся в пустые вещи и не слушай чужую тьму, помни, часто – ты сам тюремщик, что бросает себя в тюрьму. Даже если не мысли – сажа, даже если не стон, а крик… - Никогда не считай неважным то, что греет тебя внутри!- девочка поднимает голову, будто что-то отмечая для себя. - Знаешь, это сложней гораздо, путь нехожен, забыт, колюч… Каждый в сердце лелеет сказку, эта сказка – твой главный ключ. И неважно, что там с сюжетом, кто в ней дышит и кто живёт, просто помни, что только это может двигать тебя вперёд. Будь спокойным, как пух и лучик, никогда не борись с людьми, ты – часть мира, коль станешь лучше, значит, этим меняешь мир. Мир велик и неодинаков, он маяк, но и он свеча… - Если ты ожидаешь знака… вот он – знак… начинай… сейчас… Девочка повторяет за другом эти слова беззвучно, одними губами. Захлопывает тетрадку и поднимает глаза на друзей. - Они не смогут ничего испортить. Дети кивают.

"Тим нашёл револьвер Стаха! Вместо меня! Как он мог! Это я должна была его найти! Так хуже того, он его ещё и потерял снова! «Где-то между собором и Театром» - да это же половина Города! Не прощу его ни за что! С Тамарой обошли весь город, во все мусорки заглянули, только крыс и нашли. Зато поиграли весело и нужно было слышать, как вопила эта Анна Ангел, когда мы в «Приют», где они сидели, подбросили крысу… А потом ещё Еве Ян на крыльцо положили. А третью я придумала в коробке с ленточкой отправить Анне Ангел, как будто бы от тайного поклонника. Тим сложил коробочку из картонки, мы привязали красивую ленточку и дали монетку городской служащей, чтобы она передала по адресу и никому не говорила, от кого. Надеюсь, не выдаст нас. А когда я последнюю вытаскивала из реки, Ева Ян нас догнала и спросила, не наши ли проделки с крысами. Хорошо, Тамара успела под платье спрятать, а то не миновать бы нам беды!
А потом мы закопали клад для Хана и карту ему отдали. А он искать не стал. Я специально ходила проверить – на месте лежит. И ещё Бакалавр там рядом крутится с кем-то.
А Кошка принесла чумную крысу, и глупые взрослые пытались у неё что-то спрашивать. А говорят, что дети глупости придумывают. Расспрашивать Кошку – это же надо было догадаться!"

"Капелла придумала, что делать с Тамарой и Спичкой. Она отправила их спать в Многогранник и спела им колыбельную – она же Сонная Хозяйка, значит, должно подействовать. Тим остался их охранять и, по-моему, тоже заснул, а я к Капелле побегу – опять все у неё собрались. Опять она будет рассказывать о прекрасном мире, который мы построим вместе – она видела его во сне. Я верю ей, и это звучит не так уж плохо. А Хан нашёл клад и даже крысу Анне Ангел подкинул - вот это было зрелище!"

Девочка идёт за городской служащей, до самого порога Театра. Ей страшно, но она никому не признаётся и, хотя совсем не хочется внутрь, шагает в пустынный зрительный зал. Черная фигура в маске склоняется перед ней, предлагает руку. - Добро пожаловать, госпожа. Проходите, госпожа. Фигура ведёт её на сцену, и из-за кулис выходит невысокий человек с головой крысы. Чёрные звериные глаза поблескивают в полутьме, голова улыбается, обнажая острые крысиные зубы. Рука в белой перчатке тянется к девочке. - Здравствуй, моя хорошая… Как же ты повзрослела! Ну, что же ты молчишь? Крысоголовый смотрит ласково, а девочка не слышит ничего от изумления. Она прячет глаза и кусает губы, чтобы не заорать от ужаса. Стараясь не смотреть на Него, девочка отворачивается, уставившись в пол. Со стен на неё смотрят две Хозяйки. Из зала – несколько чёрных фигур с белыми лицами в масках. Со сцены – Крысоголовый. Крысиный Пророк. - Ну надо же, посмотрите только, какая красивая невеста у меня выросла,- восхищенно замечает он и фигуры в масках согласно кивают, обмениваясь восхищённым шепотком. Девочку бросает в дрожь, она пытается сказать что-то, но будто сильная рука сжимает горло и наружу вырывается только сдавленное: - Ч-что?.. Крысоголовый удивлённо наклоняет голову. - Ты что же, разве не помнишь о нашем договоре? Три года прошло, как положено было. Девочка хочет кричать об обмане, о подлоге, о том, что всё это нечестно, но в горле стоит ком. Она быстро и отчаянно кивает – помню. - Вот и хорошо, значит, сегодня вечером мы обвенчаемся. Эта фраза звенит у девочки в ушах, она чувствует, что вот-вот, прямо сейчас разрыдается или сойдёт с ума и, не слушая больше, бросается прочь. Она ждёт, что её остановят, готовится отбиваться, но никто не двигается с места.

"Я снова видела его! Того, с крысиной головой! Меня позвали в Театр, а там он – говорит, что я его невеста! И про договор…
Что же мне делать, что делать…"

Девочка влетает в Многогранник, срывая колокольчики, висящие на входе, быстро стирая с лица выступившие всё-таки слёзы и размазывая по нему грязь. Мальчик-колокольчик поднимает голову. Динь-дилинь. - Тим! Послушай меня… я вчера искала тебя, хотела рассказать кое-что, а тебя не было… я потом забыла, а сейчас… ты же мой лучший друг, кому я ещё могу сказать?.. ну я просто больше не могу молчать! И, не дожидаясь его ответа, девочка начинает сбивчивый рассказ. Голос её то и дело срывается, но она говорит-говорит-говорит без конца: о брате, о письме в конверте с марками, о подвалах Театра и Крысином Пророке, о пропавшем колечке и о вчерашнем представлении, а потом о том, что случилось десять минут назад… Она держится и не плачет, старается всем своим видом показать, что ей не так уж страшно. Динь-дилинь. Мальчик-колокольчик берёт её за руку и улыбается. - Успокойся, Лия. Всё будет хорошо. Он обманул тебя, значит всё это нечестно. Он ничего не сможет сделать. Не бойся. - Не могу. А вдруг он всё-таки тогда спас Бориса? Вдруг всё взаправду? - Ну и что? Чего ты боишься? - Что они что-нибудь сделают с моим братом… Мальчик негромко смеётся. - Если ты это расскажешь сержанту, он очень удивится, что ты боишься, будто крысы его обидят. Девочка задумчиво смотрит на него и неуверенно кивает. Мальчик улыбается и обнимает её. - Не бойся. У тебя есть мы, друзья в обиду не дадут. Девочка утыкается ему в плечо.

"Я рассказала всем. Хан сказал, что сейчас всё решит, взял с собой Капеллу и повёл её к Театру. А я не пойду туда – пусть Спичка хоть задразнится трусихой. Я так всем и сказала и никто не смеялся даже… Только Хан так и не вернулся.
Спичка с Тамарой проснулись, надо узнать, что там им приснилось!
Людей болеет всё больше… Ласка заразилась! По Городу все ходят в масках, в Соборе – карантин, туда отправляют всех заболевших. Взрослые никак не могут найти лекарство, хотя Лара Равель вроде как болела и выздоровела. Неужели в этот раз всё будет так же, как тогда? Мне страшно. На самом деле мне очень страшно. Но я никому не скажу.
Я ищу Бориса, но его нигде нет. Я помню про клад. Говорят, он хотел что-то сказать мне, но теперь неясно, где он сам. Та рыжая, его начальница сообщила, что он на задании. Но пообещала передать, что он мне нужен."

"Ну и ну! Ребята говорят, что сон их был страшный… Что-то вроде того: в восемь часов заговорят пушки, когда белый ферзь отдаст приказ, который ему укажут те, кому он доверяет… Ничего не понятно! Что за ферзь?
Спичка говорит, что выхода три: либо будет сломан Многогранник – и мор пройдёт и в Городе всё будет по-прежнему, либо придётся уничтожить Город «и тогда откроется путь, по которому дети смогут вернуться домой» или… есть третий путь, но для него несколько человек должны будут добровольно пожертвовать собой.
Мне ничего не понятно, но я чувствую, что это правда. Что придётся выбирать. Пока что я не могу поверить в это до конца и могу говорить об этом спокойно. Не знаю, что думают остальные… Капелла убежала искать Клару – вроде как, она должна что-то знать и помочь. А ко мне подошёл тот, что приехал с Бакалавром и попросил порошочек для Ласки и один для исследований. Посоветовалась со Спичкой, отдали всё-таки им порошочки.
Собралась с духом и рассказала Стаху про Крысиного Пророка. Он только улыбнулся и сказал, что я боюсь ерунды, ведь у меня целых два брата, которые сделают всё, чтобы я была счастлива. Мне стало немножечко легче. Всё-таки, у меня самые лучшие братишки на свете.
Интересно, где Борис? Стах не знает. А я боюсь, вдруг он тоже заболел?.. Но проверить никак – туда не пускают, а правду мне всё равно никто не скажет."

"Мир сходит с ума. Мы сидели на площади, как к нам подошла Лидия Исаева и заявила, будто знает, что дети готовы принести в жертву одного из них. Мы чуть все вместе не упали – и кто такое придумывает только?
А потом ещё Сабуров мимо пробежал и говорит – я знаю, что вы задумали убийство! Жуть какая-то, будто с ума все посходили…
А потом всех собрали на площадь и Катерина Сабурова, Мария Каина и Капелла признали друг друга Хозяйками! Даже Капелла, а ей ведь ещё рано входить в силу! И лица у них были такие, будто убить друг друга готовы. Капелла так вообще на себя не похожа…
А потом Инквизитор выходит и говорит, что объявлено чрезвычайное положение и всякий, кто выйдет на улицу без её личного разрешения, будет арестован… И в Многогранник запретила ходить. Но мы-то знаем, как туда попасть. Собрались все внутри – я, Мишка, Тим, Хан, Ласка. Остальных не было, по домам растащили, наверное, или ещё куда. Хан пошёл искать их. До восьми осталось чуть меньше двух часов.
Нам страшно, но мы не говорим об этом. Мы не знаем, как сказать друг другу о том, что Многогранника скоро может не стать.
А Хан никак не вернётся… Ну хотя бы сейчас он мог бы быть с нами! Почему его нет? Почему он забывает о том, что обещал? Как он может нас бросать, бросать Многогранник, предавать всё это. Я всегда была на его стороне. Он мой друг. Но сейчас я его ненавижу."

Город шумит, волнуется. Горхон медленно катит свои могучие воды, рокочет громко, слегка угрожающе. Бесконечно прекрасный, и бесконечно чужой для этого мира рвётся ввысь, бросая тень на Город, Многогранник.
Дети пробегают через сиротский приют, болтают про тайные ходы. Кто-то из взрослых испуганно произносит:
- Куда же вы? Ведь туда нельзя!
- Где вы видели детей, которые делают только то, что можно?- спрашивает девочка в юбке и жакетке, вызывающе улыбаясь.
Они дома. Разрисованные стены, игрушки в коробке и на полу, банка со светлячками, тарелка орехов. Веет лёгким холодом. Будто бы и Многограннику тоже страшно. Цветные карандаши, листки бумаги. Одинокая кукла, обнимающая фигурку кошки, сделанную из папье-маше.
- Что нам делать? Они уничтожат Многогранник. Все говорят об этом. Все…
- Да, Лия. Но что мы можем сделать? Принести в жертву Город?
Динь. Мальчик наклоняет голову, смотрит вопросительно.
Девочка вздрагивает и отчаянно мотает головой. Она любит Город, он для неё – всё. Она любит братьев, они для неё – больше жизни.
- Но есть же третий выход,- робко замечает девочка-с-кладбища.
- Жертва? Но мы не знаем, кого придётся убить…
Идея кажется заманчивой. Пожертвовать несколькими людьми, но сохранить всё так как есть. Проблема только в том, что непонятно, кого придётся сделать залогом благополучия. Холодок пробегает по спине, как только девочка представляет, что одним из них может стать один из её братьев.
- Убивать ради Многогранника?
Девочка любит его, здесь настоящий дом, здесь здорово играть, здесь весело и уютно. Здесь чудеса, и само это место – истинное чудо. Расставаться с ним безумно больно. Даже представить такое страшно. Дилинь.
- Это ведь будет добровольная смерть. Никого не нужно будет убивать.
- Тим… Это же не значит, что они хотят умереть!
- Но они сами решат для себя, сами сделают выбор.
- Кто им даст этот выбор?
- Мы. Мы всё им расскажем…
- Неужели ты правда думаешь, что кто-то захочет умереть за «нашу игрушку»? К тому же… они не хотят умирать! Просто принесут себя в жертву, а это не одно и то же. Представь, тебе скажут: умри или мы убьём всех твоих друзей.
- Я выберу смерть.
- Да, но разве ты хочешь умирать? Тебе просто придётся. Это другое.
Динь-динь. Мальчик согласно кивает. Поднимает голову, смотрит в глаза подруге:
- Мы должны уйти. Сейчас.
- Почему сейчас?
- Кто сказал, что они не отдадут приказ об уничтожении раньше?
Девочка пытается сопротивляться, но он берёт её за руку и ведет за собой.
- Давай заберем самое важное.
Девочка согласно кивает и сует ему в руки Мишкину куклу, забирает свою кошку, шкатулку с очень важными мелочами. Мальчик подбирает два деревянных меча, оглядывается и решительно уходит. Девочка готова заплакать – не так, совсем не так она представляла прощание с этим местом. Столько нужно было сказать, а получилось… Неожиданно она срывается с места и бежит ко входу.
- Куда ты?- колокольчик испуганно звенит.
Девочка выбегает на улицу, готовая ко всему, но снаружи никого. Она отдирает рисунок, сделанный ими сообща, от стены и сломя голову мчится обратно.
- Вот!
- Молодец. Пойдём.
Дети уходят и зал пустеет, тает в дымке, становясь совсем далёким и призрачным.

Умирает город, дети точат ножи,
Что поделать - никто не подскажет, никто не знает.
Если слишком долго в городе этом жить,
Вырастает сердце в груди, как трава степная.
Слишком много горькой настойки на злой траве,
Не забыться, не успокоить живое сердце,
Только вкус на губах, да ясно так в голове,
И еще никак не согреться.
(с) Лемерт

"Мы вернулись обратно. Только ушли и увидели, как там взрослые толпятся. Я говорю Тиму – пойдём, послушаем изнутри, уйти-то всегда успеем. Он согласился. Мы слушали. Взрослые пока ничего не решили. Сами ничего не знают. Они боятся. Им страшно – всем. Я так думаю. А потом внутрь вошли Клара и Капелла. И Бакалавр за ними. Капелла Клару усыпила, а Бакалавр над ней остался стоять с револьвером. И сказал, что пристрелит любого, кто попытается им навредить. Тим Капеллу на улицу вывел, а та на землю так и сползла, будто совсем больная. Её увели куда-то. А мы ждали. Примчался Хан, чуть не напоролся на Бакалавра, но обошлось.
Когда Клара проснулась, она сказала, что выбрала какой-то путь и знает, кем придётся пожертвовать: теми, кого она излечила. Значит, она правда может лечить прикосновением рук… Что они решат? Что они решат?
Нужно сказать им, что мы решили. Что мы готовы ради них всех оставить Многогранник. Готовы пожертвовать своим миром ради Города. Никто не поймёт, я знаю. Только Бакалавр, может быть – хотя я не уверена.
Хан. Хан?.."

Круги на воде. Водяная пыль. Запах степной травы. Запах крови. Запах отчаянья. - Уходите. - Мы готовы. Идём. - Я останусь. Вы – уходите. - Нет. Девочка смотрит зло и упрямо. - Нет. Мы без тебя не уйдём. Дилинь – согласно звякают колокольчики. - Уходите! - Мы всё решили. Мы обещали – мы будем с тобой до конца. Мы твои друзья и мы примем твоё решение. Ты остаёшься, и мы тоже. Ты уйдёшь, и мы уйдём с тобой. - Я не могу рисковать вашими жизнями! - Так не рискуй! Идём с нами! - Лия, держи его. Мы сможем его увести. - Не трогай меня! - Хан, послушай… ты, может быть, и забыл про нас, тебе, может быть, и всё равно теперь, что мы думаем. Может, ты и считаешь себя взрослым, может, тебе думается, что ты король и в праве нам приказывать, но… Мы готовы сражаться до последнего, если ты попросишь, мы выйдем против всего города, если ты скажешь, мы умрём по твоему слову. Только не смей нас бросать! Не заставляй нас становиться предателями! Мальчик в высоких сапогах сжимает кулаки так, что белеют костяшки пальцев, на его прикушенной губе выступает кровь. Это и так слишком сложно. Зачем они делают хуже? Он отворачивается и делает шаг назад.

"Спичка и Тамара! Они ушли! Мы уговаривали Хана уйти – мы с Тимом ждали, что он придёт и захочет остаться. Не знаю, что было бы, но тут прибежала Тамара. Она кричала, что они хотят сломать наш мир, уничтожить Многогранник, лишить нас шанса… Потом влетел Бакалавр. Я – за ней, он – за мной. Данковский сказал, что мы можем вывести её отсюда, я отвлеклась на него и в этот момент Тамара ушла. Всё. Мы не могли найти её. Хан пытался, Тим пытался, я… бесполезно.
Я побежала искать Спичку, ведь он-то наверняка мог что-нибудь сделать, столкнулись у входа. Только у него ничего не вышло. Я, кажется, его ударила даже за то, что он ничего не делает. А потом он тоже ушел. И мы не можем никак до них докричаться. Они играют вместе, точно. Но во что? И как нам их найти?"

Дети играют в Город. Им ничего не нужно. Они строят свой новый мир. Они для себя решили всё. Им не вернуться. Их ждёт - свобода. Почему это так больно?

Плачь, мы уходим отсюда, плачь,
Небеса в ледяной круговерти,
Только ветер Сияния, плачь,
Ничего нет прекраснее смерти!

Плачь, слышишь - Небо зовет нас, так плачь,
С гулом рушатся времени своды,
От свободы неистовой плачь,
Беспредельной и страшной свободы!

Плачь, мы уходим навеки, так плачь,
Сквозь миры, что распались как клети
Эти реки сияния! Плачь!
Ничего нет прекраснее смерти!

(с) С. Калугин

"Хан ничего не делает. Он сказал, что это их выбор, они сами всё решили. Он ушёл в Город. Снова. Как он может! Как он может так говорить про них, как будто они чужие! Как будто он готов их бросить! А ведь мы могли сказать ему так же, когда он решил остаться в Многограннике.
Да мы же друзья! Как можем мы не пытаться? Как можем просто уйти? Как можно будет жить после этого!
Хан, что с тобой стало? Где наш некоронованный король, тот, кому мы всегда доверяли? Как я могу смотреть тебе в глаза теперь?.."

"Мы решаем как быть. Нас пятеро. Я, Тим, Ласка, Мишка и Селестина – это степнячка-сказительница, которой Клара вернула зрение. Она тоже может заходить в Многогранник. Ведёт себя как одна из нас. Раздражает, но сейчас не до того.
Что мы можем придумать?
Что от нас зависит?
Неужели они не любят нас?"

Небо волнуется, будто готовое пролиться дождём. Стены дрожат, прячутся в тумане. Тронный зал отзывается звонким многоголосым эхом на любое слово. Девочка сидит на троне, впервые позволив себе это. В руках у неё мешочек с драгоценностями. Внутри самое ценное: ореховая скорлупа, пополам сломанный медальончик, обрывок красной ленты, порванный браслет из бусинок, красивые камешки, засушенный цветок. Девочка подкидывает его на ладони, задумчиво, не обращая внимания на окружающих. Потом швыряет его в сторону. Динь-дилинь. Мальчик-колокольчик возвращает мешочек обратно. Девочка снова кидает в другую сторону. Мешочек летит из одни рук в другие, в третьи, кружится по кругу…
Дети улыбаются, смеются и шутят. Дети быстро забывают о бедах. Они умеют играть.
Мальчик в высоких сапогах вбегает в комнату, у него новости, но он видит только пустой тронный зал. Сердце болезненно сжимается у него в груди. Кажется, откуда-то издалека доносится знакомый смех и в руки ему падает маленький мешочек, полный какой-то мелочи. Мальчик моргает и с улыбкой возвращает мешочек одному из пятерых, сидящих кругом и глядящих на него вопросительно и выжидательно.
- Они дали нам ещё час. Нам и всем остальным. Через час всё будет решено. На этот раз окончательно.
Звенящая тишина виснет в зале.
- Лия. Твой брат хочет поговорить с тобой.
- Который?
- Оба.
- Хорошо. Приведи их, я выйду.
- Обещайте не играть без меня,- эта фраза звучит настойчиво и каждый понимает, что он имеет в виду.
Дети кивают.

Небо хмурится, запах твири становится резче, громче. Предчувствие дождя. Свежий ветер и странная духота. Город выжидает. Девочка вдыхает вечерний воздух и ей хочется плакать. Босые ноги бесшумно ступают по пыльному мрамору.
Они ждут её. Она знает зачем. Лица их озабочены и напряжены. Сейчас они очень похожи – хотя этого никогда не было заметно. Её берут за руку и ведут. Подальше, через мост.
- Лия, что ты задумала?
Голос городского врача, занятого фанатика медицины, неприступного и всегда равнодушного вздрагивает от волнения.
- Ничего,- просто отвечает девочка. Ей не нужно врать,- Я там не останусь.
- Тогда что ты там делаешь? Уходи.
- Двое из нас внутри. Они играют, и мы их не видим. И они нас также. Я хотела бы их вытащить, но не знаю как.
- Ты действительно не собираешься там остаться?
- Конечно, нет!
Девочка поднимает на брата светло-серые честные глаза и в них плещется недоумение – неужели они могут верить, что она оставит их? Никогда.
- Никогда,- повторяет она.
- Поклянись… поклянись памятью своих родителей, что уйдёшь оттуда, когда будет нужно!
- Клянусь… я обещаю тебе, Стах, и тебе, Борис, что выйду из Многогранника. Постараюсь выйти. Сделаю всё, что смогу.
- Ты сможешь,- кузен улыбается,- не зря же ты такая самостоятельная, сестренка. Я верю в тебя.
Девочка кивает. Ей приятно слышать это – она редко получает от кузена ласковые слова.
- Ты мог бы не просить меня о клятве.
- И почему же?- он улыбается так, будто знает ответ.
Девочка хитро щурится, смотрит по очереди на каждого полным нежности взглядом и тихо говорит, обнимая обоих:
- Потому что у меня два самых замечательных в мире брата, которых я никогда не оставлю и люблю безо всякой клятвы. Я вернусь. Непременно вернусь. Но я должна что-то делать, вы понимаете?
Они понимают. Понимают, что спорить с ней бесполезно.

Дата добавления: 2015-09-06