Одиночество презирающего

Презрение пациента к окружающим может иметь разные причины. Оно блокирует нежелательные чув­ства, то есть сохранившиеся с детства в бессознатель­ном чувства отчаяния, стыда и ярости, вызванной тем, что родители не выполняли желания ребенка. Как толь­ко удается пережить эти чувства, уже будучи взрос­лым, презрение к людям может исчезнуть. Презрение к людям и болезненная страсть к разного рода дости­жениям и рекордам («он не может, а я могу») пред­ставляются некоторым гарантией того, что удастся из­бежать депрессии. Но это не так, ибо любят такого че­ловека лишь за его достижения. Стремление к величию питает иллюзии, но оборачивается тем, что в глубине души человек остается презираемым существом. Ведь все, что в нем не попадает под определения «велико­лепный», «сильный» и «умный», достойно презрения. Таким образом, в душе он, как и в детстве, бесконечно одинок. Он презирает бессилие, слабость и неуверен­ность в себе, то есть свойства, которые были присущи беспомощному ребенку. Доказательством этого слу­жит периодически повторяющийся сон одного из моих пациентов.

Сорокапятилетнему Гансу, из-за мучивших его на­вязчивых состояний посещавшему уже второго психо­терапевта, все время снилась смотровая башня, распо­ложенная в болотистой местности на окраине его любимого города. Стоя на ней, Ганс наслаждался ви­дом города, но одновременно испытывал грусть и тос­ку. Да и попасть на башню было не так-то просто, на пути к ней постоянно возникали какие-то препятствия, и входной билет доставался Гансу не так-то легко. В действительности же в этом городе не было смотро­вой башни, но тем не менее Гансу снилось, что башня там есть, и местность казалась ему хорошо знакомой. Характерно, что во сне Ганса никогда не покидало чувство одиночества. Сеансы психотерапии привнесли в этот сон значительные изменения. К немалому удив­лению Ганса, теперь у него не было проблем с входным билетом. Затем саму башню снесли, но зато через бо­лото проложили мост, и он теперь мог ходить в город пешком и видеть «пусть не все, но кое-что» с близкого расстояния. Ганс даже вздохнул с облегчением, так как страдал клаустрофобией и поездки в лифте всегда вы­зывали у него страх, ощутимый даже во сне. Свой сон он истолковал следующим образом: раньше ему непре­менно нужно было доказывать свою правоту и вообще чувствовать свое превосходство, то есть находиться на­верху и быть умнее всех; теперь же ничего подобного ему не требуется, он не испытывает никакого диском­форта, находясь на равных с окружающими, и вполне может пройтись пешком.

Ганс был до глубины души поражен, когда ему по­зднее приснилось, будто он стремительно поднимает­ся в лифте наверх, не испытывая ни малейших призна­ков страха. Более того, он получил от этой поездки удовольствие. Наверху он вышел и увидел, что он на­ходится на плоскогорье, где расположен город, на ули­цах которого кипит жизнь. На площади был устроен рынок, где продавали самые разные товары, в школе дети занимались балетом, и Гансу даже позволили при­соединиться к ним (оказывается, он с детства мечтал об этом). Он непринужденно вступал в разговор с са­мыми разными людьми и чувствовал себя с ними весь­ма комфортно. Курс психотерапии позволил Гансу вы­явить свои истинные потребности. Он хотел, чтобы его любили таким, какой он есть, и не требовали большего. Естественно, сам он тоже хотел любить. А достижения его больше не волновали.

Под впечатлением сна, отразившего, разумеется, сокровенные желания, а не реальные события, счаст­ливый Ганс заявил: «Раньше в моих снах я чувствовал себя бесконечно одиноким. Как самый старший, я опережал в своем развитии братьев и сестер, по интеллек­туальному уровню был на порядок выше родителей и потому домашним были чужды мои духовные интере­сы. С одной стороны, я должен был демонстрировать свои обширные знания, чтобы окружающие принима­ли меня всерьез. Но с другой стороны, я был вынужден тщательно скрывать их, чтобы не дать родителям по­вод сказать: "Учеба тебе явно не на пользу пошла, ты, видать, совсем свихнулся. Считаешь себя лучше дру­гих, так как имеешь возможность учиться? Да если бы мать не жертвовала всем, а отец не трудился бы, не по­кладая рук, тебе пришлось бы забыть об этом". Такие разговоры вызывали у меня чувство вины, и потому я был вынужден скрывать то, что я не такой, как все, скрывать свое Я. Так я изменял самому себе».

Итак, Ганс искал свою башню, преодолевал пре­пятствия (долгий и трудный путь через болото, про­блемы с входным билетом, страх и т. д.). Но, достиг­нув желанной цели, он чувствовал себя одиноким и покинутым.

Нет ничего необычного в противоречивом поведе­нии родителей, не скрывающих недовольства своим ребенком, видящих в нем соперника и одновременно побуждающих его добиваться все более высоких ре­зультатов и откровенно гордящихся им. Вот потому-то Гансу все время снилась смотровая башня, до кото­рой так нелегко добраться. В конце концов постоянное предъявление требований к самому себе вызвало у Ган­са взрыв гнева, он пережил настоящий стресс, и башня вдруг перестала ему сниться. Отныне он мог уже не стремиться к величию и не смотреть на все сверху вниз. Гораздо привлекательнее ему казалась обыденная жизнь в «любимом городе» (символизировавшем его подлинное Я).

Только теперь Ганс понял, что презрение к окру­жающим воздвигло стену между ним и обществом и одновременно не позволило ему вести себя естественно и непринужденно. Ведь, в сущности, Ганс был в ка­ком-то смысле робким, неуверенным в себе человеком.

Чувство скорби, возникшее от переживания своего прошлого, постепенно вытесняет из души презрение, ибо оно помогало лишь игнорировать прошлое. Стано­вится ясно, что лучше обвинить себя в том, что тебя не понимают, чем презирать других. В этом случае можно хоть попытаться что-либо объяснить другим, создавая тем самым хотя бы иллюзию взаимопонимания. (Че­ловек начинает использовать соответствующие спосо­бы для достижения взаимопонимания («Если я пра­вильно выразился...»)[11] и т. д.)

Но без напряженной работы души родители часто не могут понять ребенка, поскольку синдром вытесне­ния переживаний собственного детства мог сделать их невосприимчивыми к потребностям детей. Даже роди­тели, сознательно стремящиеся к тому, чтобы понять детей, далеко не всегда понимают их. Но они, по край­ней мере, не препятствуют тому, что их дети пережи­вают естественные чувства, и ребенку не нужно пря­таться от горькой правды за демонстративным презрением, что, к сожалению, происходит довольно часто.

Национализм, ксенофобия, фашизм, в сущности, есть не что иное, как идеологическая легитимация бег­ства от себя самого, от мучительных, вытесненных в бессознательное воспоминаний о презрительном отно­шении родителей к ребенку, которое приводит впос­ледствии к точно такому же отношению к людям. Именно скрытое насилие над ребенком оборачивается созданием молодежных банд и радикальных группи­ровок, но ни сами жертвы родительского насилия, ни общество в целом не в состоянии понять, почему по­добные группы образуются.

Дата добавления: 2015-09-06