Книга вторая 23 страница

маловероятных или просто неосуществимых способов спастись - и каждый раз

возвращалась к единственному решению, которое представлялось ей

действительно возможным, единственно разумным и надежным: этим решением

был брак. Почему бы Клайду не жениться на ней? Разве она не пожертвовала

для него всем вопреки своей воле и своим убеждениям? Он настоял на этом. В

конце концов, кто он такой, чтобы ею пренебрегать? Действительно, по

временам, особенно с тех пор, как пришла эта беда, Клайд в страхе, как бы

из-за всего этого не рухнули его мечты и планы, связанные с Сондрой и

Грифитсами, вел себя так, что Роберта не могла не понять: его любовь

мертва, и он озабочен ее несчастием не ради нее самой, а лишь потому, что

оно может повредить ему, Клайду. Чаще всего это безмерно пугало ее, но

иногда и возмущало, и понемногу она пришла к мысли, что, оказавшись в

таком отчаянном положении, она вправе потребовать того, о чем и не мечтала

бы при обычных обстоятельствах, - даже брака, раз нет другого выхода. А

почему бы и нет? Разве ее жизнь не так же ценна, как его? И разве Клайд не

связал добровольно свою жизнь с ее жизнью? Так пусть он постарается помочь

ей теперь, а если это не удастся, пусть принесет последнюю жертву -

единственную, которая, видимо, может ее спасти. В конце концов, кто все

эти светские люди, с которыми он так считается? Как может он требовать,

чтобы она в такую критическую минуту пожертвовала собою, своим будущим,

своим добрым именем только потому, что он заинтересован в этих людях! Они

сделали для него не так-то много, - уж конечно, меньше, чем она. Он убедил

ее уступить ему, а теперь она ему наскучила, и только поэтому он покидает

ее в такой тяжелый час? В конце концов, каковы бы ни были его отношения с

людьми, которыми он так дорожит, разве не признают эти люди, что она

вправе поступить так, как она вынуждена поступить?

Она много размышляла об этом, особенно после второго безуспешного

визита к доктору Глену. В иные минуты на лице ее под влиянием тяжких

мыслей вдруг появлялось столь несвойственное ей вызывающее, решительное

выражение. Она крепко стискивала зубы. Решение принято. Клайд должен на

ней жениться. Она заставит его, если другого выхода не будет. Она должна!

Должна! У нее семья, мать. А что подумают Грейс Марр, Ньютоны, все, кто ее

знает? Какой ужас, и стыд, и горе ожидают всех ее родных - отца, братьев,

сестер! Невозможно, невозможно! Этого не должно и не может быть. Трудно ей

будет настаивать, зная, как много значат для Клайда его надежды на

будущее. Но что же, что ей остается делать?

И поэтому на другой же день, к немалому своему удивлению (так как

накануне они провели вместе весь вечер), Клайд получил новую записку, в

которой говорилось, что вечером он опять должен быть у Роберты. Ей нужно с

ним поговорить. В тоне записки было что-то вызывающее и требовательное,

чего никогда не бывало раньше в ее письмах к нему. И сразу он с тревогой

подумал, что это новое настроение, если его не удастся рассеять, легко

может оказаться гибельным для него; и ему пришлось принять кроткий вид и

согласиться: он пойдет и выслушает все ее соображения или жалобы.

Придя поздно вечером к Роберте, Клайд нашел ее такой спокойной, какой

она не была ни разу за весь последний месяц, - это его немного удивило: он

ожидал увидеть ее в слезах. Но Роберта казалась настроенной более

примирительно; в тревожных раздумьях, в поисках спасительного выхода

пробудилась и теперь пришла ей на помощь ее врожденная изворотливость.

- Что ж, Клайд, нашел ты другого доктора или придумал еще что-нибудь? -

спросила она, прежде чем сказать о своем решении.

- Нет, Берта, - ответил он мрачно и устало: его мозг был измучен и

напряжен до предела. - Я пытался, ты же знаешь, но чертовски трудно найти

кого-нибудь, кто не побоится впутаться в такую историю. По совести говоря,

я совсем стал в тупик. Не знаю, как нам быть, разве что ты что-нибудь

придумаешь. А ты не слыхала, к кому можно обратиться?

Еще тогда, когда они возвращались после первого визита к врачу, Клайд

предложил Роберте поближе сойтись с девушками из иммигрантских семей:

через них постепенно можно было бы получить полезные сведения. Но у

Роберты был неподходящий характер для такой легкой дружбы, и из этого

ничего не вышло.

Заявив, что он "стал в тупик", Клайд дал ей желанную возможность

предложить ему тот выход, который она считала неизбежным и неотложным.

Однако она не знала, как примет Клайд ее решение, и потому колебалась,

подбирая нужные слова. Она покачала головой и наконец с неподдельным

волнением заговорила:

- Ну, вот что я тебе скажу, Клайд. Я много думала обо всем и не вижу

никакого выхода... если... если только ты не женишься на мне. Ты сам

знаешь, прошло уже два месяца. Если мы не поженимся сейчас же, все

откроется, понимаешь?

Она сказала это с видимой твердостью, порожденной убеждением, что она

права, но в глубине души с тревогой ждала, как примет ее слова Клайд. На

его лице внезапно отразились изумление, негодование, растерянность и

страх, и из этой сложной мимической игры можно было понять только одно:

что ему нанесли жестокую, несправедливую обиду. Сближаясь все больше и

больше с Сондрой, он слишком высоко занесся в своих надеждах, - вот почему

теперь, выслушав требование Роберты, он сразу нахмурился, и его хоть и

тревожную, но сравнительно мягкую предупредительность сменил испуг,

смешанный с возмущением и решимостью во что бы то ни стало избежать столь

тяжких последствий. Для него это означало бы полный крах: потерю Сондры,

потерю места, крушение всех надежд на карьеру и честолюбивых замыслов,

связанных с Грифитсами, - словом, всего! Мысль эта была ему отвратительна,

и в то же время он не знал, как быть дальше. Но он не согласен! Не

согласен! Он никогда на это не пойдет! Никогда! Никогда! Никогда!!!

Однако после короткой паузы он сказал уклончиво:

- Ну, видишь ли, это хорошо для тебя, потому что тогда все устроится

без всяких хлопот. А как со мной? Не забывай, что мне нелегко это сделать

при теперешнем положении вещей. Ты же знаешь, у меня совсем нет денег. У

меня только одно и есть - моя работа. И потом мои родственники о тебе пока

ничего не знают, решительно ничего. И если теперь вдруг откроется, что мы

с тобой все это время были в связи и что получилась такая история и я

должен немедленно жениться... Уж я и не знаю! Они увидят, что я врал им, и

наверняка рассердятся. И что тогда? Они могут даже выгнать меня.

Он замолчал, чтобы посмотреть, как подействуют его объяснения на

Роберту, но заметил особое недоверчивое выражение, которое в последнее

время всегда появлялось на ее лице, как только он начинал оправдываться. И

он прибавил бодро и вместе с тем уклончиво, пытаясь какой-нибудь хитростью

оттянуть развязку:

- И потом, я еще не потерял надежды найти доктора. До сих пор мне не

очень везло, но это еще не значит, что и дальше ничего не выйдет. Ведь у

нас еще есть немножко времени, правда? До трех месяцев, во всяком случае,

можно подождать, ничего страшного в этом нет (он получил письмо от

Ретерера, который сообщал ему эти сведения). Я слышал на днях, что в

Олбани есть один доктор, который может помочь. Я хотел сперва повидаться с

ним, а потом уже сказать об этом тебе.

Клайд сказал это с таким неуверенным видом, что Роберта поняла: он

просто лжет, чтобы выиграть время. Никакого доктора в Олбани нет. Кроме

того, совершенно ясно, что он обозлен ее предложением и думает лишь о том,

как бы вывернуться. Она хорошо знала, что он никогда не обещал ей

жениться. Правда, она может настаивать, но в конечном счете принудить его

к чему-либо невозможно. Он попросту уедет из Ликурга - так он сказал ей

однажды, когда зашла речь о том, что он может из-за нее потерять место. И

желание уехать станет неизмеримо сильнее, если он лишится общества,

которое так его влечет, и окажется перед необходимостью связать себя женою

и ребенком. Это соображение сделало ее осторожнее и заставило отказаться

от первого властного побуждения говорить решительно и резко.

А Клайд представлял себе сияющий мир, центром которого была Сондра и

который теперь был поставлен на карту, и, потрясенный, не мог собраться с

мыслями. Неужели он должен отказаться от всего этого для той жизни, какая

ждет его с Робертой: тесный домишко... ребенок... скучное, будничное

существование в заботах о том, как прожить с нею и с ребенком на скудный

заработок, и никакой надежды снова стать свободным! О боже! Ему едва не

стало дурно. Нет, нет, он на это не пойдет!

И, однако, он понимал, что стоит ему сделать один ложный шаг, и Роберта

с легкостью разрушит все его мечты. Это вернуло ему осторожность и

заставило впервые в жизни понять необходимость выдержки и хитрого расчета.

Но в глубине души он со стыдом сознавал, что в нем произошла глубокая

внутренняя перемена.

- Ну да, Клайд, - ответила ему Роберта, - но ведь ты сам говоришь, что

стал в тупик. А для меня страшен каждый лишний день. Вдруг мы не сумеем

найти доктора? Не можем же мы пожениться так, чтобы ребенок родился

слишком быстро после свадьбы, ты это и сам понимаешь. Тогда все станет

известно всему свету. Кроме того, видишь ли, я должна думать не только о

тебе, но и о себе, и о маленьком тоже. (При одном лишь упоминании о

ребенке Клайда передернуло, и он отпрянул, точно от удара. Роберта это

заметила.) Одно из двух: либо нам надо сейчас же, немедленно обвенчаться,

либо я должна от этого избавиться. А ты, как видно, не можешь найти

доктора, ведь правда? Раз ты уж так боишься дяди - что он подумает и как

поступит, если ты жениться на мне, - продолжала она тревожно, но мягко, -

давай сейчас обвенчаемся, но будем пока держать это в тайне... столько

времени, сколько сможем или сколько ты найдешь нужным, - прибавила она

колко. - Тем временем я могу поехать домой и сказать родителям, что я

замужем, но что пока это нужно держать в тайне. А потом, когда нельзя

будет больше скрывать, мы можем уехать куда-нибудь, если захотим, - то

есть если ты не захочешь сказать дяде, - или сможем тогда объявить, что мы

уже довольно давно женаты. Теперь многие так делают. А насчет заработка, -

продолжала она, заметив, что по лицу Клайда вдруг прошла мрачная тень, -

что ж, мы всегда сумеем найти работу. Я наверняка сумею, во всяком случае,

сразу после рождения ребенка.

Когда Роберта начала говорить, Клайд сидел на краю кровати и беспокойно

и недоверчиво слушал, что она предложит. Однако когда она заговорила о

браке и об отъезде, он вскочил: непреодолимое желание двигаться охватило

его. А когда она в заключение заявила, что сразу после рождения ребенка

пойдет работать, он взглянул на нее чуть ли не с паническим ужасом.

Подумать только - жениться на Роберте! Ему придется на это пойти!.. А если

бы не она и если бы ему еще немного повезло, он мог бы жениться на Сондре!

- Да, конечно, тебя это вполне устраивает. Твои дела таким образом

отлично улаживаются, а со мной как будет? Вот ловко выходит: только я

начал здесь работать - и вдруг все брошу и уеду! Придется уехать, если все

узнают об этой истории... И уж не знаю, что мне тогда делать! У меня нет

никакой специальности. Все это может плохо кончиться для нас обоих. И,

кроме того, дядя дал мне место на фабрике потому, что я просил, а если я

теперь уеду, он никогда больше не станет мне помогать.

В своем волнении он забыл, что раньше не раз говорил Роберте, будто его

родители довольно состоятельные люди и, если ему здесь не понравится, он

может вернуться на Запад и найти себе там какое-нибудь занятие. А Роберта

теперь вспомнила об этом и потому спросила:

- Но разве мы не можем поехать хотя бы в Денвер? Неужели твой отец не

захочет тебе помочь, по крайней мере на первое время?

Она говорила очень мягко, почти умоляюще, стараясь заставить Клайда

почувствовать, что будущее не так плохо, как он воображает. Но простое

упоминание об отце в связи со всем этим, предположение, что именно он

может спасти их обоих от нужды, - нет, это было уже слишком! Это

показывало, до чего плохо она представляет себе действительное положение

Клайда. Хуже: она ждет помощи с этой стороны! И, не дождавшись - кто

знает, - быть может, впоследствии станет упрекать его за то, что он ей

лгал. Ясно, что необходимо сейчас же, немедля разбить все ее замыслы

насчет брака. Этого не будет - никогда!

Но как без риска для себя заставить ее отказаться от этой мысли? Ведь

Роберта считает, что имеет на него права! Как сказать ей открыто и

холодно, что он не может и не хочет жениться на ней? А если не сделать

этого теперь же, она вообразит, что будет справедливо и законно попросту

заставить его жениться! Пожалуй, она сочтет себя вправе пойти к его дяде,

к двоюродному брату (он представил себе холодные глаза Гилберта) - пойдет

и выдаст его! И тогда гибель! Крушение! Конец всем его мечтам о Сондре и

обо всем, что с нею связано. Но он только и сумел сказать:

- Я не могу сделать этого, Берта... по крайней мере сейчас. - Эти

последние слова - "по крайней мере сейчас" - сразу заставили Роберту

предположить, что при создавшихся условиях у него не хватит решимости

воспротивиться этой ее идее о браке. Но едва она так подумала, Клайд

продолжал торопливо: - И потом, я не хочу жениться так скоро. Это слишком

сложно для меня сейчас. Во-первых, я еще очень молод и у меня нет средств,

чтобы жениться, и потом - я не могу отсюда уехать. В других местах я не

заработаю и половины того, что получаю здесь. Ты не понимаешь, что для

меня значит эта служба. У отца, конечно, положение неплохое, но он не

может сделать для меня то, что может дядя. Если бы ты это понимала, ты

никогда не предложила бы мне уехать.

Он замолчал. На лице его застыло выражение замешательства, страха и

упрямства. Он походил на затравленное животное; за которым по пятам

гонится охотник с собаками. Но Роберта думала, что он сопротивляется

главным образом из страха перед ликургским общественным мнением (ведь она

простая работница), а вовсе не потому, что без памяти влюбился в другую

девушку; и она воскликнула с раздражением, которого не сумела скрыть:

- О да, я хорошо знаю, почему ты не можешь уехать отсюда! Твоя служба

тут ни при чем, - это все из-за общества, где ты постоянно бываешь. Я

знаю! Ты меня больше не любишь, Клайд, вот в чем дело, и ты не желаешь

ради меня расстаться с этими людьми. Я знаю, в этом все дело. А ведь так

недавно ты любил меня, хотя, кажется, уже не помнишь об этом. - Ее щеки

раскраснелись, глаза сверкали. Она остановилась на миг, а он пристально

смотрел на нее, не понимая, чем все это кончится. - Но все равно, ты не

бросишь меня на произвол судьбы, я не допущу этого, Клайд! Я не могу! Не

могу, говорю тебе! - Ее голос звенел и срывался. - Это слишком важно для

меня. Я не знаю, что я буду делать одна, мне не от кого больше ждать

помощи, и ты должен мне помочь. Мне надо выбраться из беды - вот и все. Я

не могу явиться к родным вот так - одна, без мужа, без поддержки. - Взгляд

ее стал и умоляющим и яростным; как бы подчеркивая сказанное, она

трагически сжимала руки. - Раз ты не можешь выручить меня тем способом,

каким хотел, значит, должен выручить по-другому, вот и все, - с отчаянием

вырвалось у нее. - Ты не можешь меня бросить, по крайней мере сейчас, пока

я не могу обойтись без тебя. Я не прошу тебя жениться и остаться со мной

навсегда, - прибавила она: у нее явилась мысль, что, смягчив таким образом

свое требование, она скорее убедит Клайда согласиться на брак, а потом его

чувства, быть может, изменятся к лучшему. - После ты можешь оставить меня,

если захочешь. После, когда со всем этим будет покончено. Я не могу

помешать этому и не захочу мешать, даже если бы и могла. Но теперь ты не

можешь меня бросить! Не можешь! Кроме того, - прибавила она, - я ведь не

хотела, чтобы со мной случилось такое, и никогда бы этого не случилось,

если бы не ты. Ты заставил меня, ты настоял, чтобы я позволила тебе сюда

приходить. А теперь ты хочешь меня бросить, чтобы я выкручивалась сама, и

все потому, что боишься: вдруг тебя не станут больше пускать в общество,

если узнают про меня.

Роберта замолчала: ее усталые нервы не выдерживали напряжения этой

борьбы. Она начала негромко, судорожно всхлипывать, видно было, что она

изо всех сил старается снова овладеть собой. Они стояли друг против друга:

Клайд - тупо глядя на нее и не зная, что отвечать, Роберта - силясь взять

себя в руки; наконец ей это удалось, и она продолжала:

- Скажи, разве я теперь другая, чем два месяца назад? Я хочу понять,

почему ты так изменился? В чем причина? До рождества ты был так ласков со

мной... кажется, нельзя быть ласковее. Ты проводил со мной все свободное

время, а теперь я каждый раз должна умолять, чтобы ты пришел. В чем тут

дело? В ком? Я хочу знать: что это - другая девушка? Эта Сондра Финчли,

или Бертина Крэнстон, или кто-нибудь еще?

Говоря так, она зорко следила за ним. Клайд всегда со страхом думал о

том, что скажет и сделает Роберта, узнав о Сондре, и теперь с радостью

убедился, что она до сих пор не только ничего не знает наверняка, но даже

не подозревает какую-либо определенную девушку. Горе Роберты его почти не

трогало, потому что он больше не любил ее. Но положение Роберты было

слишком серьезно, ее требования слишком опасны, а Клайд не отличался

храбростью. Как ей сказать, в ком и в чем истинная причина перемены? И он

трусливо ответил:

- Ты ошибаешься, Берта. Ты не понимаешь, в чем дело. Здесь все мое

будущее. Если я оставлю это место, у меня никогда не будет другого такого

случая выдвинуться. Если я должен буду жениться вот таким образом или

уехать отсюда, все пойдет прахом. Я хочу подождать, понимаешь, сперва

устроиться, скопить немного денег, а уж потом жениться. А если я сейчас

все брошу, нам обоим не на что будет надеяться, - прибавил он беспомощно,

забыв на минуту, как перед этим старался показать ей, что впредь не желает

иметь с нею ничего общего. - И, кроме того, Берта, - продолжал он, - если

ты найдешь кого-нибудь, кто тебе поможет, или уедешь куда-нибудь на время

и справишься с этим одна, я буду на все посылать тебе деньги. Я могу взять

это на себя до тех пор, пока ты не придешь в нормальное состояние.

На лице его при этих словах отразилась полная беспомощность, и Роберта

увидела, что все его недавние планы и намерения помочь ей пошли прахом. И,

поняв, до какой степени дошло его равнодушие, если он готов так небрежно,

так бессердечно отделаться от нее и от их будущего ребенка, она не только

возмутилась, но и испугалась.

- Как ты переменился, Клайд! - воскликнула она горячо, с такой

смелостью и вызовом, каких еще ни разу не обнаруживала за все время их

знакомства. - Каким жестоким ты можешь быть! Ты хочешь отослать меня одну,

просто ради собственной выгоды, чтобы самому остаться здесь и жить

по-прежнему. А когда я не буду стоять у тебя на дороге и тебе больше не

надо будет заботиться обо мне, ты женишься на какой-нибудь другой девушке.

Нет, я так не хочу! Это несправедливо. И я не хочу, вот и все. Не хочу - и

кончено... Либо найди доктора, который мне поможет, либо женись на мне и

уедем куда-нибудь, хотя бы до тех пор, пока не родится ребенок, чтобы

потом я могла спокойно смотреть в глаза моим родителям и всем, кто меня

знает. После можешь меня оставить, мне все равно. Раз ты больше не любишь

меня и не хочешь иметь со мной дела, я тоже не хочу. Но все равно, ты

должен помочь мне, должен! Господи!.. - Она снова тихо, горько заплакала.

- Если б я знала, что наша любовь кончится так... Что ты предложишь мне

уехать куда-то одной, совсем одной... а сам останешься здесь... Господи

боже мой!.. Одна, с ребенком на руках, без мужа...

Она ломала руки и в отчаянии качала головой. А Клайд понимал, конечно,

как жестоко и бессердечно то, что он предлагает, но в своем страстном

увлечении Сондрой считал, что ничего лучше или по крайней мере безопаснее

нельзя придумать, и теперь стоял перед Робертой, не находя слов.

Еще долго тянулся этот тяжелый разговор, и под конец было решено, что

Клайд в течение недели или двух постарается найти врача или кого-нибудь,

кто помог бы Роберте. А через две недели, если за это время ничего не

удастся сделать, ну, тогда (это была подразумевающаяся, хоть и не

высказанная напрямик угроза)... тогда он на ней женится. Пусть брак их

будет хотя бы временный, но все же вполне законный, - это нужно до тех

пор, пока она не сможет снова существовать самостоятельно. Это была

угроза, тяжкая и унизительная для Роберты, невыносимо страшная для Клайда.

Когда стремления двух людей столь противоположны и когда к тому же оба

не способны выпутаться из создавшегося затруднительного положения, это

может привести лишь к еще большим трудностям и даже к катастрофе, если

только не придет на помощь какой-то счастливый случай. Но случай не

приходил. А присутствие Роберты на фабрике не позволяло Клайду забывать о

грозящей беде. Если б только убедить ее уехать куда-нибудь, найти работу

где-нибудь в другом месте, чтобы она не была все время у него перед

глазами! Тогда он мог бы обдумать все более спокойно... Но сейчас, когда

она всем своим видом непрерывно спрашивала, что он намерен предпринять, он

совсем не мог думать. А его теперешнее равнодушие к ней заставляло его

забывать о том, что он обязан считаться с ее интересами. Он был слишком

влюблен в Сондру и потому совсем сбит с толку.

Как ни сложна была стоявшая перед Клайдом задача, он все-таки продолжал

мечтать о Сондре, и тяжелые затруднения, связанные с Робертой, казались

ему подчас всего лишь тенью, облаком, омрачавшим эту мечту. И вот по

вечерам, так часто, как только позволяли ему еще не порванные отношения с

Робертой, он стремился насладиться всем тем, что могли дать ему светские

знакомства. К его величайшей гордости и удовлетворению, его приглашали то

на обед к Гарриэтам или Тэйлорам, то на вечеринку к Финчли или Крэнстонам,

и он либо должен был сопровождать Сондру, либо шел в радостной надежде с

нею встретиться. А она теперь уже не прибегала к хитростям и притворству,

которыми раньше прикрывала свой интерес к Клайду, и зачастую открыто

искала встречи с ним в обществе. Но так как эти встречи происходили на

обычных для ее круга сборищах молодежи, то старшие, разумеется, не

придавали им особого значения. Правда, миссис Финчли, крайне щепетильная и

проницательная при выборе знакомств, вначале была не слишком довольна тем

вниманием, которое проявляли к Клайду ее дочь и все остальные. Но, видя,

что его все более охотно принимают не только у нее в доме, но и в

компании, к которой принадлежит Сондра, да и в других домах, чуть ли не

повсюду, она в конце концов стала думать, что Клайд, вероятно, занимает

более солидное положение в свете, чем ей говорили раньше. Она попробовала

расспросить о нем сына и даже Сондру. Но Сондра лишь сказала уклончиво,

что раз он двоюродный брат Гила и Беллы Грифитс и его всюду охотно

приглашают, потому что он очень милый, - даже если у него и нет денег, -

так почему бы ей и Стюарту не принимать его? Миссис Финчли решила пока

удовлетвориться этим и только посоветовала дочери ни в коем случае не

заводить с Клайдом слишком большой дружбы. Сондра понимала, что мать

отчасти права, но ее слишком тянуло к Клайду, и потому она решила

обманывать мать, - во всяком случае, тайком она будет вести себя с Клайдом

так свободно, как ей вздумается. Так оно и шло, и всякий, кто был

свидетелем их встреч, мог бы сказать, что близость Сондры и Клайда

становится все более тесной, и, знай об этом Финчли-родители, они бы,

конечно, очень встревожились. Не говоря уже о том, как мечтал о ней Клайд,

и сама Сондра была теперь во власти таких мыслей и настроений, которые

граничили с самыми гибельными проявлениями таинственной алхимии любви. В

самом деле, кроме рукопожатий, поцелуев и обмена восхищенными взглядами в

минуты, когда предполагалось, что никто этого не видит, тут были и

туманные, но возникавшие снова и снова мечтания о будущем, которое

каким-то образом, еще не ясным ни Клайду, ни Сондре, должно было их

соединить.

Вот настанут летние дни - до этого уже недалеко, - и они вдвоем

поплывут на байдарке по Двенадцатому озеру... Длинные тени прибрежных

деревьев протянулись по серебристой воде, ветерок рябит водную гладь,

Клайд лениво гребет, а она полулежит на корме и мучает его намеками на

будущее... Поросшая мягкой травой, пестрая от солнечных пятен лесная

тропинка, уходящая на юго-запад от дач Крэнстонов и Фэнтов, неподалеку от

владений Финчли, - по ней в июне и в июле они будут ездить верхом к

живописному мысу Вдохновения (около семи миль к западу)...

Благотворительный базар в Шейроне, где она в цыганском костюме -

воплощенная романтика - будет хозяйничать в каком-нибудь киоске или в

щегольской амазонке показывать свое искусство наездницы... Пикники, танцы

днем и при лунном свете, когда, томно покоясь в его объятиях, она будет

смотреть ему в глаза...

Никаких материальных забот. Никаких мыслей о возможном сопротивлении со

стороны ее родителей. Одна только любовь, лето и идиллическое, полное

счастья приближение к той минуте, когда в конце концов, наперекор всем

препятствиям, прочные узы соединят их навеки.

А тем временем прошло еще два долгих, тоскливых и страшных месяца, и

Роберта все не решалась на тот шаг, который должен был погубить Клайда.

Хотя она и была убеждена, что Клайд только обдумывает, как бы ускользнуть

от ответственности, и вовсе не собирается на ней жениться, однако и она,

как он, плыла по течению, боясь действовать решительно. Ибо после того

разговора, когда она сказала ему о необходимости обвенчаться, Клайд уже

несколько раз неясно, намеками угрожал, что не женится на ней, даже если

она обратится к его дяде, - просто возьмет и уедет отсюда.

Клайд изображал дело так, что, если ему помешают сохранить его нынешнее

положение в Ликурге, он будет не в состоянии жениться, более того, он,

вероятно, ничем не сможет помочь Роберте как раз тогда, когда она будет

чрезвычайно нуждаться в помощи. Этот намек навел Роберту на размышления об

известной жестокости в характере Клайда, которая до сих пор в полной мере

еще не обнаруживалась; впрочем, если бы Роберта как следует поразмыслила,

она бы заметила эту его черту уже давно, когда Клайд впервые настоял,

чтобы она впустила его в свою комнату.

Однако, видя, что Роберта ничего не предпринимает, и все же побаиваясь,

как бы она не отважилась его разоблачить, Клайд несколько изменил свое

поведение: вместо полнейшего равнодушия, с каким он держался до тех пор,

пока она не стала ему угрожать, он проявлял теперь притворное внимание,

доброжелательство и дружелюбие. Положение, в котором оказался Клайд, было

достаточно: опасным и пугающим, чтобы развить в нем изворотливость, прежде

ему несвойственную. Кроме того, Клайд весьма наивно надеялся, что,

пожалуй, ему удастся смягчить, обезоружить Роберту: нужно вести себя так,

словно он по-прежнему живо озабочен ее положением и, на худой конец, если

не найдется другого выхода, даже готов на ней жениться (в действительности

никто никогда не убедил бы его взять на себя такое обязательство). Тогда

она не станет заставлять его немедленно что-то предпринимать, и он,

выиграв время, постарается всеми правдами и неправдами увильнуть от брака

Дата добавления: 2015-09-06