Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава четвертая. Сдав последний экзамен, Ази прямо из гостиницы «Москва»

Читайте также:
  1. Беседа четвертая
  2. ВЕРСИЯ ЧЕТВЕРТАЯ
  3. ГАВА ЧЕТВЕРТАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ
  4. Глава двадцать четвертая
  5. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
  6. Глава двадцать четвертая
  7. Глава двадцать четвертая

 

 

Сдав последний экзамен, Ази прямо из гостиницы «Москва», где жил во время учебы, созвонился с Ленкоранью. Правда, он всю ночь ждал, пока его соединят с далеким пограничным городком; Ленкорань дали только под утро. Он обрадовался, как ребенок, услышав дрожащий голос матери.

– Мама, это ты?..

– Я, я сынок, да перейдут на меня все твои заботы и горести! Откуда ты говоришь, сынок? Где ты? Здоров ли?

– Далеко я, мама, из Москвы говорю. Я здоров, мама, а как ты?

– Как мне быть, дорогой, все мои мысли о тебе, сердце мое с тобой. Скажи, когда домой‑то приедешь, хоть на денек? Увидеть бы тебя, на жену, на детишек взглянул бы…

– Хотел приехать. Не смог. Работы очень много. Завтра снова на фронт.

– Куда, ты сказал? Опять на фронт? А домой? На часок бы…

И мать замолчала. Встревоженный, Ази дул в телефонную трубку, звал «Алло, алло!», и наконец, в отчаянии крикнул:

– Мама! Мамочка, почему молчишь?

Давясь слезами, мать тихо ответила:

– Я не молчу, сынок. Я просто слушала тебя, родной мой, говори, говори! Скажи, чтобы я знала, кто тот человек, который не пустил тебя домой на денек‑другой? Большой командир? Янарал или кто там? Если он близко, дай ему трубку, я сама с ним поговорю.

Растроганный Ази мягко упрекнул:

– Что ты, мама? Сейчас я в гостинице. Что здесь начальству делать? Нас война по домам не пускает. Не горюй, мамочка, береги себя, скоро свидимся. Больше половины войны прошло, немного уже осталось. Как там детишки? Как Хавер? Что нового в Ленкорани?

– Дети, слава аллаху, хорошие. Спят оба. Если хочешь с ними поговорить, пойду разбужу, а Хавер у телефона стоит…

Ази, так мечтавший услышать голоса ребят, сначала хотел было сказать, чтобы их разбудили, но потом передумал:

– Нет, мама, не буди, только поцелуй их завтра за меня!

– Эх, сынок, сколько раз я их за день целую! Наверно, уже опротивела им. Но за тебя сто раз поцелую, родимый, не тревожься о детях, слава аллаху, здоровы, подросли, если увидишь – не узнаешь.

Голос Нушаферин был слышен так отчетливо, словно Ази сидел с ней и беседовал за одним столом. Говоря, мать тяжело вздыхала, всхлипывала. Как хотелось Ази побыть с ней рядом, прижать к груди, поцеловать ее морщинистые, худые руки!.. Так бы и лег, положив голову ей на колени, как в детстве… И хорошо, если бы мать погладила его по голове…

В разговор вмешалась телефонистка, и Нушаферин поняла, что времени мало, и заторопилась:

– Будь здоров, сынок, благословляю тебя. Не рискуй зря, а о нас не думай. Мы тут кое‑как обходимся. Прощай, сынок, опора дома нашего, до свидания, родной, – и она передала трубку Хавер. – На, говори, доченька, только смотри, чтобы слова твои сердце ребенка не задели, а то он будет потом на чужбине терзаться.

Услыхав эти наставления, Ази засмеялся:

– Не скажет она такого, мама, не беспокойся. Сердце твоего усатого‑бородатого ребенка крепкое, не растает и не дрогнет.

… Пока Ази говорил с Хавер, проснулся Тофик. Старушка взяла внука на руки вместе с одеялом, хотела было успокоить. Однако Тофик не унимался. Голос сына услышал и отец. Хавер прижала трубку к уху ребенка. Тофик, глядя то на трубку, то на бабушку, вытер мокрые от слез глаза. Он еще не понимал со сна, в чем дело.

– Это твой отец, сынок, говорит по телефону. Слушай и отвечай, сынок, а то время кончится, – заторопила старушка внука.

Тофик обеими руками прижал к уху трубку.

– Папа, папа, это ты? Ты меня слышишь?

– Слышу, мой джейран, очень даже хорошо слышу. Как ты?

Не понимая, что время разговора истекает, Тофик говорил не спеша, по‑детски растягивая слова. Каждое его слово, как бальзам, проливалось на сердце отца.

– Папа, тебя здесь в кино показывали. Я тебя звал, звал, а ты мне не откликнулся… Я закричал громко, неужели ты меня не слышал? Почему ты к нам не приедешь, папа? Я хочу тебя видеть. Мы все тебя ждем…

На этом разговор оборвался. Ази с сожалением повесил трубку. «Бессовестные! Прервали разговор, оборвали ребенка на полуслове. Кто знает, когда я еще смогу поговорить с ним?.. Даже с Хавер поговорить не успел».

Вечером ему предстояло ехать на фронт. Из‑за чрезмерной перегруженности телефонной связи заказать разговор заново было просто невозможно. Чтобы еще раз поговорить с Ленкоранью, придется весь день сидеть в гостинице. А время его поджимало. Надо еще столько успеть, и все дела закончить до вечера. Надо зайти в Управление бронетанковых и механизированных войск. Получить назначение. Выслушать пожелания и наставления. Заглянуть в канцелярию, привести в порядок документы. Да, все это потребует времени. Но главное увидеть командующего бронетанковыми и механизированными войсками. Тут опоздать нельзя, все планы нарушатся. Кроме того, надо попрощаться с товарищами, генералами и офицерами, с которыми несколько месяцев учился. Было еще много мелких забот, и на все про все – один день.

Рассветало. Включив настольную лампу, Ази отодвинул занавеску. На улице виднелись редкие прохожие. Только что вышедшие на линию автобусы были еще пусты.

Зима сдавала свои позиции, немного оставалось до весны, но в Москве было еще холодно. А в Ленкорани уже вовсю бушует весна. Подумав об этом, Ази почувствовал усталость во всем теле. Откинув одеяло нетронутой постели, лег на кровать, однако заснуть не мог. Разве после такого разговора уснешь?

Ази вспомнил слова сына: «Папа, здесь тебя в кино показывали, я тебя звал, звал, а ты мне не откликнулся. Почему ты к нам не приедешь?»

Вздохнув, Ази повернулся на правый бок. Сын, как наяву, встал перед его глазами, и он представил себе, как тот мечется: «Я хочу говорить с папой, с папой хочу говорить!» А телефон молчит. Эта воображаемая сцена некоторое время неотступно стояла перед мысленным взором Ази.

Хавер писала, как долго мальчик не мог успокоиться после того, как увидел его на экране. Целую неделю после этого Тофик кружил по двору, и чуть что – вспоминал отца; «отец» – единственное слово, которое было у него на языке. А если бы он снова услышал голос отца? Нервное потрясение повторилось бы снова, он тосковал и волновался бы не по‑детски, нагоняя страх и тревогу на мать, а что говорить о Нушаферин, – у старой женщины сердце разрывалось бы.

Но раздался телефонный звонок, и Ази вскочил, решив, что телефонистка вторично соединила его с Ленкоранью.

– Алло, алло! Я слушаю!

– Кто говорит? – спросил мужской голос.

– Я, Асланов, – Ази прислушался. Человек спросил его по‑азербайджански, к тому же интонация была очень знакома. – Алло, алло, откуда, откуда вы? Это Ленкорань?

В трубке послышался смех:

– Э‑э, друг, какая Ленкорань? Ты что, не узнал меня? Это Самед говорит. Я рядом с тобой, в Москве.

– Поэт Самед Вургун?

– Ну, поэт он или нет, этого сказать я не могу, а что он Самед – это точно.

– Здравствуй, Самед! Какими судьбами? Когда приехал? Где остановился?

– Я же говорю: в Москве. В гостинице «Москва», между нами один этаж!

– В каком номере? Я спущусь к тебе.

– Пока ты оденешься, то, се, а я готов, сейчас поднимусь.

И действительно, едва Ази успел одеться, в дверь постучали.

Прямо на пороге они обнялись и расцеловались.

– Сердце по тебе истосковалось. О том, что ты здесь, в академии учишься, я еще в прошлом месяце узнал от Нушу хала, когда был в Ленкорани. Ну, неверный, в последнее время совсем ты меня позабыл, даже писем не пишешь!

– Да, Самед, виноват, времени отдышаться не было. Но ты же знаешь и без писем: стихи твои у меня на устах, а любовь – в сердце. Я тебя всегда помню…

Самед смутился.

– Я, как только в Москву приехал, в академию сразу позвонил. Сказали, что ты живешь в гостинице «Москва». Ну, вот, тут уже я тебя разыскал.

– Ну, а ты? Когда из Баку? Как там дела? Как в Ленкорани?

– Приехал вчера ночью. – Самед сел на диван, вытащил из серебряного портсигара папиросу, прикурил. – Все по‑старому, особых новостей нет. Но, конечно, на каждом шагу чувствуешь и в Баку, и в Ленкорани, что мужчин мало… – говоря, Самед приглядывался к Ази. – Вид у тебя усталый, хмуришься. Все ли благополучно с учебой, с экзаменами? Или чем другим озабочен?

– Экзамен я сдал на отлично.

– Тогда что же? – настойчиво допытывался Самед.

– Да ничего особенного. Ночью говорил со своими, ну, и на полуслове прервали. Тофика к телефону подвели, а поговорить с ребенком не удалось. А вечером уезжаю. Если заново заказать Ленкорань, придется весь день ждать, а тьма дел, надо все успеть.

– Из‑за этого расстроился? Жаль, конечно, что не дали поговорить со всеми, особенно с сыном, но что делать, связь перегружена… Я в Москве тоже не задержусь, завтра уезжаю, а как только вернусь в Баку, сразу поеду в Ленкорань, что нужно передать, какое поручение выполнить, – скажи, все в точности сделаю.

– Большое спасибо, Самед, но я против того, чтобы ты из‑за моих поручений ездил в Ленкорань. А пока давай закажем что‑нибудь по случаю встречи.

Но Самед не дал ему даже за трубку телефона взяться.

– Постой, я рад быть твоим гостем, но только давай сначала условимся: если ты сможешь отыскать в ресторане то, что есть у меня, тогда я остаюсь, звони! Если же нет, мы спускаемся вниз, ко мне, идет?

Ази засмеялся.

Беседуя, они спустились на третий этаж. Неиссякаемый оптимизм Самеда, его веселость развеяли мрачное настроение Ази, хотя, конечно, не могли заставить его забыть о сыне, о семье.

 

 

После встречи с Самедом Ази поехал в Управление бронетанковых и механизированных войск, на прием к командующему.

– Поздравляю вас, товарищ Асланов, – сказал маршал бронетанковых войск, крепко пожимая ему руку. – Вам присвоено звание генерал‑майора танковых войск. Оно вами заслужено. В академии вы обдумали и обобщили накопленный опыт и едете на фронт с новыми силами. Фронт нуждается в способных, решительных военачальниках, в молодых генералах, как вы.

Командующий, полный, с кротким, мягким лицом человек, был добр и сердечен, его слова окрыляли.

… О присвоении Ази Асланову генеральского звания никто в академии еще не знал, разговоров на этот счет среди слушателей не было, это событие явилось для Ази полной неожиданностью. Купив в газетном киоске, в вестибюле гостиницы, «Красную Звезду», он увидел и прочел постановление Совнаркома СССР о присвоении высших воинских званий, и среди фамилий ряда товарищей увидел свою фамилию. Он был рад этому событию в своей жизни, целиком отданной армии.

Командующий прошел за стол, сказал:

– Садитесь, генерал Асланов. Я знаю, как вы сражались на Сталинградском фронте, знаю о ваших действиях в районе Верхне‑Кумского, наслышан об отваге ваших танкистов при форсировании Днепра. Впереди много еще трудных дел.

И маршал заговорил о положении на фронтах. Сказал, что на танковые войска, и, конечно, на танкистов Асланова, командование возлагает большие надежды.

– Ваша бригада переводится из резерва в состав войск третьего Белорусского фронта, сказал маршал. – Это новый для вас театр военных действий. Подумайте о возможных его особенностях…

Как будто сказано было все, но, прежде чем отпустить Асланова, маршал переговорил с кем‑то по телефону и вызвал к себе молодого полковника:

– Знакомьтесь, полковник: перед вами генерал‑майор танковых войск Ази Асланов. Поручите, чтобы его обеспечили генеральской формой!

– Товарищ маршал, я могу поехать на фронт и в этой форме… Разве что сменю погоны, – сказал Ази, представив, сколько времени потребуется на экипировку.

– Генералу нельзя носить форму полковника, маршал повернулся к офицеру. – Так раздобудьте форму, погоны, фуражку, сапоги, вообще все, что положено.

Маршал пожелал молодому генералу боевых успехов и попрощался.

Ази, не теряя ни минуты, к обеду выправил все необходимые документы и завершил все важные дела, потом поехал в академию, попрощался с преподавателями и сокурсниками, накупил груду книг, в детском отделе магазина прихватил два игрушечных танка для своих сыновей и охапку других игрушек, и поспешил в гостиницу.

Дежурная передала ему телеграмму.

«Дорогой мой брат, от души поздравляю тебя, обнимаю, целую. В шесть буду в гостинице. Обязательно подожди меня. Твой Самед Вургун».

Взволнованный, Ази поднялся в номер.

Следом за ним горничная принесла пачку телеграмм из Баку, Ленкорани, из других районов Азербайджана. Мать и Хавер, Рза, друзья и знакомые – все поздравляли его с присвоением генеральского звания.

«Как быстро узнали об этом, – думал Ази, сидя на кровати. – Как выразить им свою признательность и благодарность? Одних адресов я не знаю, другие позабыл… Пишут совсем незнакомые люди…»

Поезд отходил в девять часов вечера. Еще было время. Ази аккуратно сложил вещи; упаковал игрушки и подарки детям, заглянул в памятку: все ли сделано? Все. Он ничего не упустил из виду. Написал матери и жене, отдельно – Тофику, потом разделся и лег в постель. Ноги гудели от усталости, в голове шумело. Закрыв глаза, он задремал.

Проснувшись, Ази перечитал телеграмму из дому; вспомнил мать, жену, сыновей, и погрустнев, глянул на часы: еще час до отъезда.

Он спустился к Самеду. Номер был заперт.

– Ох, как вовремя ты пришел, брат, – сказал подоспевший Самед, останавливая Ази, который уже повернул назад. – Извини, я задержался. Ну, поздравляю тебя! Сегодня наш праздник. Давай, проходи, садись, сегодня ты именинник, ей‑богу! Ты хоть представляешь, как радуются в Азербайджане? Там читают все, что пишут о тебе в газетах. И сами пишут. Рады! А почему? Потому что наш народ испокон веков любил своих героев, чтил их имена!

– Мне кажется, ты увлекаешься, Самед, и слишком расхваливаешь меня. Я не из тех героев, о которых пели поэты. Я просто служу. Сейчас такое время, что каждый старается делать все, на что только способен, во имя победы. Выполняю свой долг. – Ази сел на мягкий диван в углу комнаты. – Этого от нас требуют, этому нас учили. Ну, а насчет генеральства… Генералов у нас было немного. Но были. И каждый был яркой личностью. Я вот сегодня вспомнил Шихлинского. В двадцать шестом году – мне было тогда шестнадцать лет, – я был в Баку на курсах. Однажды нашу школу военной подготовки посетил генерал Алиага Шихлинский. Он тогда непосредственно занимался подготовкой национальных командирских кадров. Переводил на азербайджанский язык военные уставы, инструкции, наставления, учебные пособия, потому что большинство юношей, обучавшихся на курсах и в военных школах, прибыло из уездов и районов Азербайджана, и русского языка не знал почти никто… Так вот, нам говорят, что придет генерал. Мы прямо трепетали от волнения, потому что много слышали о Шихлинском, наши учителя и командиры много о нем рассказывали, да, честно сказать, и генерала живого мы не видывали, тогда ведь это звание было упразднено, но за ним оно оставалось. Участник русско‑японской войны, проявивший героизм в боях при Порт‑Артуре, известный специалист в артиллерийском деле, автор своей системы артиллерийской стрельбы, известной под названием «треугольник Шихлинского», «бог артиллерии»… Мы, курсанты, ждали встречи с ним, и не обманулись в своих ожиданиях. Помню его лицо. Оно как бы излучало свет. Он был очень приветлив, внимателен. Ознакомился со всеми делами, с методикой, говорил и расспрашивал… А нам, курсантам, сказал: «Быть командиром народной армии, дети мои, огромная честь. Любите эту истинно мужскую профессию, которую вы избрали, всем сердцем, овладевайте ее тайнами и секретами. Старайтесь вникнуть во все, постичь всю глубину военных знаний и никогда не останавливайтесь на полпути. Без знаний и без решительности победы в бою не одержать!» Помню, у меня был составленный Шихлинским «Краткий русско‑тюркский военный словарь». Мой собственный экземпляр. Вижу, генерал человек доступный. Я осмелел, взял словарь и подошел к нему: «Если можно, напишите несколько слов на память». Он спросил у меня имя, фамилию, и наискось на первой странице написал: «Курсант Ази Асланов, я хотел бы, чтобы ты стал достойным командиром нашей армии. Чтобы наш народ, наша родина гордились тобой. Алиага Шихлинский». Ты не можешь представить себе, Самед, как я был горд! Радости моей не было предела. Этот словарь я берег пуще глаза. Товарищи завидовали мне. Но однажды мы поехали на тактические учения, а вернувшись с них, я обнаружил, что словарь исчез. Я и сейчас, после стольких лет, жалею об этой потере… Но вот еще момент: сдавал я экзамен одному старому артиллерийскому генералу. Узнав, что я – азербайджанец, он сказал, что хорошо знал моего земляка Алиагу Шихлинского, и долго о нем говорил. И именно от него я узнал, что Шихлинский скончался в августе прошлого года… И сегодня я первым долгом о нем вспомнил. Кажется, какую‑то часть его наказов я выполнил… А известие о его смерти меня потрясло…

– Да, он долго и тяжело болел.

– Если бы он не болел, я убежден, несмотря на преклонный возраст, был бы занят чем‑нибудь полезным, делал бы для Родины, для народа все, что мог.

– Такой человек не мог жить без дела… В последний раз я видел его в начале сорок третьего года в АзФАНе.[9]Он приходил к профессору Гейдару Гусейнову. К тому времени он совсем обессилел. Академия просила, чтобы он написал воспоминания. Рад бы, говорит, но плохо вижу… Просил дать человека, которому он мог бы диктовать. Что делать, говорит, мне бы не мемуары надо писать, а помогать народу и армии, чем могу… Проклинал старость и болезнь…

– А успел хоть закончить воспоминания?

– Завершил. Книга в типографии. В этом году должна выйти из печати.

– Ты мне непременно пришли экземпляр этой книги, очень прошу и буду ждать.

– Будь спокоен, пришлю.

– У нас не больше часа осталось, давай спустимся в ресторан, пообедаем.

– Об этом не беспокойся. Я еще утром заказал все, сейчас принесут. В ресторане толкотня, не успеем ни поесть, ни поговорить, – говоря, Самед достал из чемодана и поставил на стол две бутылки вина. – Азербайджанское «Матраса». – Так что, товарищ генерал, хотя по званию я и ниже тебя, сегодня ты подчиняешься мне. Ну, что смеешься, или из поэта командира не выйдет?

– Почему не выйдет? Может выйти преотличный командир! Высоты, которыми полководцы не могут овладеть, поэты берут словом. А вот из командира поэта не получится. – Ази взял в руки бутылку вина, прочел этикетку. – Да, вино хорошее, а где же обед?

– Будет, будет. Вот что есть еще, – Самед доставал из чемодана пахлаву, шекербуру,[10]складывал на столе. Той порой появилась официантка с подносом.

Открыв бутылку, Ази наполнил стаканы вином.

– Давай выпьем это за твое здоровье, Самед!

– Нет. Мы договорились: ты подчиняешься мне. Я имею право отсрочить тост за мое здоровье. Послушай меня, Ази. Во‑первых, сегодня ты едешь на фронт. Во‑вторых, получил генеральское звание. Каждое из этих событий можно бы отмечать отдельно. Но объединим эти два события, выпьем за твое здоровье, за будущие боевые успехи генерала Асланова.

Распили одну бутылку. Вторую Ази не дал открыть.

– Хватит. Лучше отведать этих вот сладостей. Давно не пробовал домашнего печеного. Помню, мама пекла пахлаву, шекерчурек. Мы с сестренками всегда ей помогали. Вокруг «семени»[11]кружились, пели: «Семени, семени, меня храни, зеленей каждый год», – Ази вздохнул. – Да, было время…

– И будет еще, – подхватил Самед. – Будут весны, и будут праздники, будут в чести прекрасные обычаи и традиции, лишь бы только пришла победа. Выпьем за грядущую победу, наш генерал!

Перед отъездом на вокзал Ази передал Самеду маленький легкий сверток.

– Если не затруднит, передай детям.

– Только это?! Что‑нибудь еще хочешь послать? Не стесняйся, я отвезу.

– Только это.

И вот наступила минута расставания. Ази и Самед все еще стояли на перроне. И только когда поезд потихоньку тронулся, Ази обнял Самеда, поцеловал его и вскочил на подножку вагона.

– Будь здоров, Самед. В следующий раз встретимся с тобой в Баку.

– Счастливого пути! За детей и за своих не волнуйся: я присмотрю!

Самед стоял на перроне, пока последний вагон поезда не исчез из виду. Потом, заложив руки за спину, медленно пошел по улице. Задумавшись, он не замечал ни холода, ни мелкого, колючего снега. Перед глазами его было лицо Ази, который долго махал ему рукой из дверей вагона. Кто знает, удастся ли еще когда‑нибудь свидеться? Такое время, что никто не сможет угадать, что ждет его завтра. Боль разлук – не самое ли большое несчастье, которое принесла людям война?

 

 


Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 76 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Глава двадцать третья | Глава двадцать четвертая | Глава двадцать пятая | Глава двадцать шестая | Глава двадцать седьмая | Глава двадцать восьмая | Глава двадцать девятая | Глава тридцатая | Глава первая | Глава вторая |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава третья| Глава пятая

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.019 сек.)