Mapия Николаевна Ермолова.

ЗНАМЕНИТЫЕ актеры и актрисы в характеристиках, воспоминаниях и анектодах. Бесплатное приложение к «Вестнику иностранной литературы» 1902 г. Очерки А.В. Швырова, под редакцией С.С. Трубачева. СПб., Типография бр.Пантелеевых. 1902. 360 с.

Mapия Николаевна Ермолова.

В Москве есть несколько семейств, члены которых в продолжение целаго ряда поколений служат театру. К одному из таких театральных гнезд принадлежит и фамилия Ермоловых. Предки Марии Николаевны Ермоловой все состояли на службе при московских театрах, хотя ни разу не заявили о себе со стороны талантливости — работа их при театре была очень скромная. Отец М. Н., окончив театральное училище, был определен вторым суфлером. По рассказам, это был человек с умом, обладавший некоторым сценическим талантом, который ему, однако, редко приходилось выказы­вать, так как всю свою жизнь он провел в суфлерской раковине, появляясь в качестве артиста лишь в том случае, когда нужно было кого-нибудь заменить. Неудачно сложившаяся жизнь и вечные недо­статки в семье сделали из Н. А. Ермолова человека желчнаго, раздражительнаго, угрюмаго, который даже к своим детям отно­сился сдержанно, почти сурово.

М.Н. Ермолова родилась 3-го июля 1853 г. в доме просвирни Воиновой у Спаса на Песках, в Каретном ряду. Первые годы жизни были для нея нерадостны. Терпя вечную нужду и не видя ни от кого

ни ласки, ни привета, чуткая, впечатлительная девочка вскоре превратилась в существо замкнутое и до болезненности застенчивое. К театру она рано почувствовала влечение. Еще ребенком, в возрасте 7—8 лет, она уже увлекалась сценой, простаивая целые вечера за кулисами Малаго театра и с восторгом следя за игрой артистов. Научившись читать, она, конечно, прежде всего прочла театральные пьесы, которыя во множестве находились у ея отца. Она заучивала роли наизусть и, играя на старом кладбище, находившемся против ея дома, воображала себя артисткой, декламируя выученные монологи.

Девяти лет М. Н. отдали в театральную школу. Здесь с первых же шагов ее постигла неудача. Ея застенчивасть, угловатыя манеры и не по годам развитая серьезность послужили поводом к насмешкам подруг и издевательствам учителей. М. Н. Ермолова поступила в балетный класс и сразу же почувствовала отвращение к балетным упражнениям. Ее тянуло в драму, но драматические классы в то время находились в сильном запущении. После ухода Самарина классами заведывал Колосов, который к своим обязанностям относился больше чемхалатно. Таким образом, мечты, таившияся в головке маленькой девочки, ея пылкое желание стать артисткой не нашли в школе поддержки и никто не хотел обратить

внимание, какой священный пламень горел в сердце даровитой ученицы.

Но если преподаватели не хотели ею заняться и приглядеться к ней поближе, зато ея подруги-сверстницы вскоре перестали драз­нить ее и издаваться над ея неуклюжестью, преклонившись перед ней и смутно сознавая ея превосходство. Страсть к театру не пропала в школе у юной ученицы, наоборот, она нашла себе здесь выход. Воспитанница Ермолова, на­рядившись вместе с другими девочками в платки и одеяла, разыгрывала самыя ужасныя драмы, причем дарование ея уже сказывалось в то время, и все подростки всегда беспрекословно отдавали ей первыя роли, инстинктивно при­знавая за ней право на то. Эти импровизированные спек­такли были единственным развлечением Ермоловой от «балетной скуки», а также и единственной школой драмати­ческаго искусства, которую она прошла, прежде чем сде­латься любимицей московской публики.

Так шел год за годом ея школьной жизни, готовя М. Н. к балетной корифейке «у воды»; отец своим художественным чутьем предугадывал талант у своей Машеньки и попробовал обратиться с просьбой к И. В. Самарину заняться с девочкой и, если можно, раз­вить в ней данное природой дарование. И. В. Самарин, как мы уже видели, угадал талант у Позняковой, од­нако, юная Ермолова, не от­личавшаяся ни симпатичной внешностью, ни грациозностью, про­извела неприятное впечатление на актера, и после нескольких уроков он отослал девочку обратно, сказав отцу, что толку из его дочери никакого не будет и не стоит понапрасну терять время.

Этим приговором Самарин разбил все надежды отца и дочери, и если бы не случай, то, кто знает, наслаждались ли бы мы теперь игрой М. Н. Ермоловой. Однако, внутренний голос нашептывал де­вушке, что еще не все потеряно, и уверенность, чтоона со временем сделается первой актрисой на московской сцене, не покидала ея. Она,

как Кин, рвалась на большую сцену, где бы ей можно было развер­нуть свои силы, и была убеждена, что выйдет победительницей из всякаго испытания. Случай испытать свои силы не замедлил ей пред­ставиться.

Спустя полгода после того, как Самарин отказался заниматься с нею, Н. М. Медведева, наслышавшись об ея таланте от других воспитанниц, предложила шестнадцатилетней Ермоловой сыграть роль Эмилии Галотти, которую она ставила в свой бенефис.

Со страхом и трепетом приступила М. Н. Ермолова к изучению первой роли, от которой зависела вся ея дальнейшая судьба, но уже на первой репетиции проявила несомненные признаки таланта. Многое, конечно, было далеко от совершенства: жесты, например, были детски-наивны, но общий тон был взят верно, и Н. М. Медве­дева не раскаивалась, что поручила молоденькой воспитаннице такую ответственную роль.

Товарищи-актеры отнеслись к дебютантке далеко не доброжела­тельно, и М. Н. пришлось много вынести обид и насмешек, но первое же представление искупило и вознаградило ее за перенесенныя страдания.

Едва М. Н. вышла на сцену в бенефисный спектакль и произнесла первыя слова роли: «Слава Богу! Слава Богу!», как раздался взрыв аплодисментов, ободривший смущенную артистку. Публику поразил голос начинающей артистки, низкий грудной контральто с мощными красивыми переливами, который и до сих пор остается одним из прекрасных достоинств М. Н. Ермоловой, сразу покорил толпу и заставил простить многие недостатки юной дебютантки, как-то: жесты и мимику, которые так и не удалось исправить, несмотря на многочисленные репетиции. Успех М. Н. был огромный; ее вызвали «за сцену», потом в антракте одну и после окончания пьесы вызвали всем театром двенадцать раз. Газеты отнеслись к ней восторженно, расхваливая ее за верно взятый тон, за искрен­ность и простоту игры и безусловно признавали в ней большой талант.

«Юность, привлекательная наружность и рядом с этим простота внешняго выражения самых напряженных чувств, волновавших душу молодой девушки,—все это приковывало к г-же Ермоловой и слух, и зрение,—писал рецензент «Русской Летописи» *).—В порывистом, лихорадочном разсказе матери об оскорбительных преследованиях принца г-жа Ермолова заставила нас забыть сцену. Истинный жар, простота и искренность исполнения в самых трудных местах выкупали недостатки. Берегите же эту искру таланта и вдохновения и, при помощи труда, смело идите с нею вперед по тер­нистому пути русскаго артиста!». Такими словами заканчивает рецензент свой отчет.

Все признавали в ней талант, но в то же время все же совето­вали ей учиться и трудиться, говоря, что только при таких условиях она достигнет звания первостепенной артистки. Это и понятно: в школе г-жа Ермолова не получила ни теоретической, ни практической подготовки и потому ей предстояло все это наверстывать теперь.

*) «Русская Летопись» за 1870 г., № 6.

Но уже в первый период ея пребывания на сцене Малаго театра г-жа Ермолова выказала два несомненно крупныя качества: талант, то есть тот священный, таинственный огонь, который, исходя от артиста, зажигает сердца зрителей и устанавливает между сценой и толпой какую-то неразрывную связь, и особый элегический тон ея игры, придававший каждой роли, в которой приходилось выступать М. Н., особую оригинальную прелесть. Эти два качества делали ей успех у публики, успех, ободряющий на дальнейшую работу. Не поддерживай М. Н. Ермолову публика, кто знает, может быть, она не выдержала бы испуга и отказалась бы от сценической деятель­ности— слишком уж много нужно было ей преодолеть, чтобы стать

на высоте призвания. Артистке предстояла грандиозная работа. Она должна была выработать в себе плавные и правдивые жесты, ми­мика ея была однообразна, движения угловаты, наконец, у ней был при­родный ум, но не было образования, которое дало бы ей возможность пра­вильно понимать и передавать роль. Правда, уже в первые годы артист­ка умела заражать своими чувствами зрительный зал, но достигала она этого только благодаря тому, что просто, искренно передавала чув­ства, пережитыя ею в раннем детстве, все же, что выходило из этих рамок, оставалось для нея недоступным и вместе с тем не трогало и зрителя, так как передача была холодна.

Кроме того, что г-же Ермоловой нужно было совершенствовать свою игру, ей приходилось еще бороться с закулисными интригами, от которых юная артистка приходила в отчаяние, пожалуй, больше, чем от недостатков игры. Но М. Н. Ермолова уже успела полю­бить театр безграничной любовью и обладала непоколебимой силой воли, благодаря чему сумела выйти победительницей в обоих случаях.

Едва М. Н. Ермолова вступила на подмостки, как около нея сгруппировалась целая толпа горячих поклонников ея таланта, преимущественно из учащейся молодежи, и юная дебютантка вскоре вошла в разные студенческие кружки. В этих кружках еще жили великия идеи шестидесятых годов, шли горячие толки о переустрой­стве общества, спорили о новых литературных произведениях, пе­реоценивали старыя. М. Н. внимательно прислушивалась к искренним, хотя не всегда правильным выводам молодых ораторов, поспешно пополняла свои знания и вскоре насквозь пропиталась но­выми веяньями и, насколько могла, проводила эти идеи и на сцене.

Но в первые годы своей сценической карьеры проводить новыя идеи ей было довольно мудрено, так как молодую артистку беспощадно затирали и, несмотря на ея несомненный талант, на сим­патичное к ней отношение публики, ее выпускали на сцену редко, и то лишь поручая играть бесцветныя, незначительные роли в тогдашних водевилях. В эти первые годы она выступала в роли Машеньки («Рабство мужей»), Луизы («Ветерок»), Маши («Бельэтаж и подвал»), Наденьки («Закинутыя тенета») и др. Зато в эти годы она развила свой ум чтением и общением с студенческими кружками и отделалась от большинства недостатков своей игры. За кули­сами первое время издавались над ея угловатыми манерами и М. Н. по целым часам простаивала перед зеркалом, чтобы вы­работать плавный жест и выразительную, а главное разнообразную мимику. Голос ея, как мы уже говорили, с перваго раза понра­вился публике, но нужно было его развить, нужно было добиться извлекать из него разные оттенки, и артистка непрестанным трудом добилась всего: она поражает нас теперь плавностью и кра­сотой движения, а голос ея производит чарующее впечатление на всякаго слушателя и одинаково хорошо передает как бурные взрывы негодования, так и нежную любовную ласку.

Даже огромный труд, затрачиваемый артисткой на усовершенствование своей игры, не тронул театральное начальство, и ее про­должали игнорировать. Наконец, в 1876 году ей дали бенефис, с котораго отношения закулиснаго мирка к артистке разом изме-

нились. Для своих артистических именин М. Н. Ермолова выбрала пьесу Лопе де Вега, переведенную около того времени С. А. Юрьевым и называвшуюся «Овечий источник». Главная женская роль в этой пьесе, роль Лауренсии, вся проникнута идеализмом и героическим энтузиазмом. М. Н. Ермолова исполнила эту роль с необычайным подъемом и настолько ярко проявила прекрасныя достоинства своего таланта, что дальнейшее игнорирование артистки стало невозможным. С этих пор ей начали давать крупныя ответственные роли, а дра­матурги писали специально приноровленныя для нея роли.

Теперь г-жа Ермолова могла развернуть свои силы и явиться борцом за идеи, которыми прониклась вкружках. В игре ея не чувство­валось уже больше той скорби и грусти, которыми отмечены ея первыя роли, наоборот, после того, как она почувствовала под собою почву, игра ея приняла оттенок мужества и энергии, в ея голосе стал слышаться бурный протест и восторженный экстаз. Может быть, многое было еще незакончено в этой артистке, но не восхи­щаться ею и ее поддаться ея искреннему увлечению не было ника­кой возможности. Но при всей искренности и талантливости игра М. Н. Ермоловой страдала некоторым однообразием и способность придавать характерность создаваемым лицам никогда у ней не до-

стигала того совершенства, какое вызывает другая наша великая ар­тистка—М. Г. Савина.

После роли Лауренсии дарование М. Н. Ермоловой расцвело пышным цветом. Успех ея шел crescendo. Бурные восторги возбу­дила «Орлеанская дева», сыгранная ею в 1884 году. На роль эту артисткой потрачено много труда. Сперва она попробовала выступить лишь в прологе, и только уверившись, что хорошо ознакомилась с характером героини-крестьянки, поставила всю трагедию. В этой роли самое страдание героини М. Н. изобразила победоносно. Героический энтузиазм, так хорошо передаваемый г-жей Ермоловой еще раньше, здесь достиг кульминационной точки, а отдельныя сцены пьесы были переданы с истинно-трагическим пафосом. Кроме Жанны д'Арк, в восьмидесятых годах артисткой с большим успехом была сыграна роль Бурмистровой в комедии г-на Боборыкина «С бою». Роль эта, по справедливости, считается одной из лучших характерных ролей артистки; затем следует указать на роль Лониной («На пороге к делу»), Татьяны Репиной, Евлалии («За право и правду») и Негиной («Таланты и поклонники»). Последняя роль — шедевр М. Н. Ермоловой; характер Негиной задуман и выполнен до мельчайших подробностей, правдиво и жизненно.

Трагическия роли, характеры героев Шекспира, Шиллера, Гёте и испанских драматургов нашли в Марии Николаевне Ермоловой почти идеальную изобразительницу. По характеру таланта г-жа Ермо­лова имеет много сходства с Мочаловым—у нея тот же мощный порыв, тот же трагический пафос и нервность игры. Кроме того, у артистки есть еще, чего не было у Мочалова,—это особенное уменье дер­жать зрителя в состоянии постояннаго нервнаго напряжения и ни на одну минуту не ослаблять интереса к происходящему на сцене действию.

Развитие артистической личности г-жи Ермоловой, несмотря на ея тридцатилетнюю сценическую деятельность, продолжается,—в последние годы она перешла на роли преимущественно трагическаго репер­туара. Она дала публике художественный образ Марии Стюарт, и в 1896 г. выступила в роли лэди Макбет, где «выдвинула на пер­вый план человечныя черты в характере лэди Макбет и оставила в тени все ея свойства, которыя делают жену Макбета главным лицом трагедии; мы не видели безмерно честолюбивой, непреодолимо властной женщины, какою представляется нам по пьесе истинная ви­новница убийства Дункана и событий, явившихся результатом этого преступления» *).

В этой краткой газетной заметке заключается указание на одну особенность таланта г-жи Ермоловой. Уже при самом начале артисти­ческой карьеры г-жи Ермоловой у ней проявилась склонность облаго­раживать создаваемые характеры и стараться находить в каждой роли наиболее симпатичныя черты и выдвигать их на первый план,— так поступила она, изображая лэди Макбет, так же играла и Мес­салину, стараясь вдохнуть сострадание в сердце зрителя к этой греш­нице. Симпатичными же чертами рисует она и другие женские образы — Федры, Сафо, Магды, Марии Шотландской и др.

*) «Русские Ведомости» 1896 г., № 34.

Талант Марии Николаевны Ермоловой находится в настоящее время в полном расцвете и мы можем ожидать от него многаго,— кто знает, какия новыя стороны своего прекраснаго дарования проявит артистка в будущем.

Дата добавления: 2015-09-06