СТАТУС: Закончен

И падал снег

АВТОР: Linden

БЕТА: нет

РЕЙТИНГ: R

ПЕЙРИНГ: ГП/ДМ

ЖАНР: Drama

ОТКАЗ: на героев романов Дж. Роулинг не претендую.

АННОТАЦИЯ: Волею судеб Гарри Поттер спасает Драко Малфоя от преследований Пожирателей Смерти. Заклятые враги путешествуют по Европе, не задерживаясь надолго ни в одном городке. Все дальше и дальше от Хогвартса, Англии, привычного окружения. Каждый шаг здесь - по лезвию бритвы, ведь Пожиратели не дремлют. А рассчитывать приходится только на себя. Очень скоро Гарри Поттер осознает, что влюблен в Малфоя, и почти безнадежная авантюра превращается в сказочное путешествие. События шестой и седьмой книг не учитываются. ООС персонажей, как того и требует избранный жанр.

КОММЕНТАРИИ:

КАТАЛОГ: AU, Книги 1-5, Хогвартс на выезде

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: слэш

СТАТУС: Закончен

ВЫЛОЖЕН: 2008-02-15 00:00:00 (последнее обновление: 2008.10.08)

Глава 1.

Иногда я задаю себе вопрос: почему именно он? Или не так: когда я понял, что это именно он? Загадка. Прошлое сглаживается, стирается, ускользает. Может быть, это произошло, когда я, глядя из окна гриффиндорской башни на падающий снег, подумал о том, что белый снег не сравнится с яркостью волос на строгой черной мантии. Сам не знаю, откуда взялись эти странные мысли. Или знал когда-то, просто уже не помню.

А может быть это произошло, когда белые волосы разметались по старой, складками изуродованной постели, когда на щеке отпечатались неровные линии продавленной подушки, когда я осторожно попытался разгладить зыбкие морщинки (не твои, не твои, это все подушка – и слишком много рома на ужин), а он вдруг открыл глаза – и посмотрел на меня так странно-нежно, как никогда не смотрел раньше? Не знаю.

Надо разобраться в себе, вспомнить все с начала, может быть тогда я смогу справиться с собой, победить это гибельное влечение. Гибельное. Как же иначе. По-другому просто не может быть, если твоим избранником волею судеб стал Драко Малфой.

Вспоминаю, погружаюсь, тону. Серые-серые глаза в закатном сумраке. В угол отброшена стразовая пуговица рубашки, в ней отражается заходящее солнце. Как отблеск, последний луч надежды. И я улыбаюсь. «Не подходи ко мне, Поттер, не приближайся, иначе… иначе я не знаю, что сделаю!»

Нет, так не годится. Надо попытаться воскресить события с самого первого шага по этому безумному пути. Я думал, что в худшем случае все обернется смертью, а в лучшем – просто удастся спастись. Но уже тогда, глядя из окна директорского кабинета, слушая подробности этой безумной авантюры, я понимал с отчетливой ясностью: мне не спастись, не выбраться. Только вот не осознавал, где кроется настоящая опасность. Та, что страшнее смерти. Растворение. Абсолютное растворение. Так Снейп называл какой-то очередной процесс, происходящий в чертовых котлах с чертовыми зельями. Интересно, сколько сотен котлов я отмыл на отработках? Растворение. А как же иначе, если однажды на твоем пути насмешливо-грациозно, из ниоткуда, появится Драко Малфой? Из ниоткуда.

Помню, что именно это пришло мне в голову однажды, во время одной из частых одиноких прогулок, когда я вдруг услышал резкий окрик. Малфой, с растрепанными волосами, звал меня с другого берега озера. Я тогда не удивился столь нетипичному для слизеринского аристократа внешнему виду. В то время меня не занимали подобные мелочи. Сириус канул в небытие – и тогда, не смотря на то, что осознание смерти было для меня не внове, я вдруг почувствовал на плече костлявую, ледяную руку вечности. Жизнь, смерть, тонкая, почти осязаемая грань между ними - вот о чем я думал тогда. Вовсе не о растрепанном Малфое, можете мне поверить.

После гибели крестного все старались подбодрить меня. Я не искал утешения, но все равно с каким-то неустанным вниманием вслушивался в их сочувствующие речи. Как будто они могли вернуть мне его. Единственного близкого человека. Как будто, пока о нем говорят, он остается, не уходит, не растворяется в пелене тайной арки тайного отдела Министерства Магии. Как будто он до сих пор жив, как будто они отдают ему должное своими похвалами. Как будто так было всегда. Или я хотел, чтобы так было. Даже сейчас, не смотря на то, что прошел уже год, мне больно говорить о тогдашних событиях. До сих пор, как только я закрываю глаза, образ смеющегося Сириуса, усталого Сириуса, Сириуса, протягивающего мне руку, стоит передо мной с той четкой ясностью, которая присуща лишь сновидениям.

Во сне. Все во сне.

В тот день Малфой искал меня потому, что Дамблдор попросил учеников найти неугомонного Поттера – и срочно привести к нему в кабинет. Надо же было, чтобы меня встретил именно он. И почему-то на его ехидное «потерялся, Поттер?» хотелось ответить: «Да». Но я молчал, шагая рядом с ним, шаг в шаг, к замку. Тени уже удлинились, и наши копии на яркой весенней траве, в этом цветущем мире, казались почему-то уродливыми, какими-то деформированными. Не настоящими. Не знаю, существуют ли тени мертвых, но если это и правда так, неужели они деформируются так же, как тени живых? Ведь у них уже нет грехов. Смерть искупает все. Их тени должны быть прекрасными.

Я думал об этом, когда внезапно вернулся в реальность. Оказалось, что мы уже не идем к замку, а стоим у опушки запретного леса. Интересно, давно ли мы здесь? «Ты совсем сумасшедший, Поттер, - как-то грустно сказал Малфой, - совершенно больной и ненормальный. Ты вообще соображаешь, что идешь по кругу?»

Не годится, все не годится. Хочу написать совсем не это. Просто хронологию событий. А выводы вы сделаете сами. Так же, как когда-то давно я все понял и осознал. Я попрошу Драко передать дневник Гермионе, а уж она пускай распорядится как знает. Не думаю, что эту нервную исповедь нужно напечатать в «Пророке», пускай она просто будет, если кто-то когда-то заинтересуется тем, как пропал Гарри Поттер, то мне есть, что им рассказать.

В этом старом доме все пропитано горечью и болью. Отсюда Сириус ушел, чтобы встретить смерть. Так и я уйду. Через пару дней. Нужно только все записать. Все-все-все. Даю себе отсрочку, потому что никогда еще не ощущал такого всепоглощающего страха. А на стене фотография: смеющиеся родители, счастливый Сириус Блэк. Я когда-то мечтал, чтобы рядом была и наша фотография, та самая, на фоне альпийских снегов. Я с неровным загаром – и Драко, обворожительный и желанный, смеющийся в мреющем мареве, со снежинками, растаявшими на щеках. Я не сказал, что тогда была сильная вьюга, трассы закрыли. Мы еле спаслись. «Я плакал тогда, причем тут снег? И не смеялся, а орал. Только ты можешь быть такой бесчувственной скотиной, чтобы не отличить…»

Скотиной – быть может, но не бесчувственной, Драко, не бесчувственной.

Он вчера за ужином спросил меня, почему я целыми днями просиживаю в старой пыльной комнате за закрытой дверью. Сказал, что если мне так уж хочется от него спрятаться, то можно просто разойтись – и никогда не встречаться. «Ты отпустишь меня?» - спросил я, не поднимая глаз от тарелки. «Нет, Гарри, - мягко сказал он, - конечно нет».

Его голос до сих пор звучит во мне тысячей перезвонов. Не отпустит, конечно, ведь еще не конец нашего невозможного путешествия. В никуда.

«Ехать в никуда, спасая Малфоя?» - переспросил я Дамблдора, не поверив услышанному. «Да, Гарри, - просто ответил он, - таков наш долг. Мы не можем позволить Волдеморту уничтожить последнего отпрыска древнего волшебного рода. Думаю, что мы обязаны его спасти».

«Долг спасать подлецов и предателей»? – уточнил я нервно. В связи с недавними событиями мое отношение к Дамблдору претерпело серьезные изменения. Я уже понял, что он не так прост, как кажется. Пожертвовать жизнью Сириуса, ну или, для разнообразия, жизнями моих друзей для него ничего не стоило. Нет, он попытался, конечно, нас спасти. Точнее, меня спасти. И ему это удалось, безусловно, как удавалось и удается все, чего он только не пожелает. Только эта мысль оставляла надежду на то, что он не посылает меня невесть куда, чтобы избавиться разом от двух докук – Поттера и Малфоя. Я предполагал, что нужен ему, потому путешествие представлялось мне относительно безопасным. Конечно, я утешал себя. Не смотря на перспективу ежедневно видеть Малфоя, смена обстановки казалась спасением от тоски, боли, безнадежности.

Дамблдор долго что-то объяснял мне, доказывал, успокаивал. Я не вслушивался в его слова. Правды старый хитрец все равно не скажет, а увильнуть – не получится, да мне и не хотелось, собственно говоря. Не смотря на Малфоя. Если бы я только мог на него не смотреть.

Франция.

Мы прибыли в Руан ночью, потому не могли наблюдать тот самый «поистине великолепный вид» и «чудесные, истинно французские здания на склонах». Кстати, я приобрел путеводитель. Полезная вещь, знаете ли, когда нужно идти не знаешь куда – и спасать того, не знаешь кого.

Еще в Хогвартсе было решено путешествовать магловским способом, то есть на поездах, самолетах, паромах, огромных лайнерах, ветхих плотах – «только не используй волшебство, Гарри, это может навредить». Перспектива путешествовать как маглы Малфоя не вдохновила, мало того, он взбесился, узнав о подобном решении. Однако же, не смотря на гневные крики - «всю жизнь жил с маглами, вот к ним и тянешься, лишь бы в грязь» - ему пришлось смириться. А куда еще деваться, если все Пожиратели охотятся за тобой, а Волдеморт не откажется слетать даже в другое полушарие, только бы заполучить тебя. И я бы не отказался, конечно, хоть в Арктику, хоть в Антарктику. Сейчас, не тогда. В то время (мне кажется, что это было не год назад, а очень давно. А иногда я думаю, что прошлое мне приснилось), так вот, тогда присутствие злейшего врага меня тяготило. Мне представлялось ужасным ежедневно видеть это недовольное лицо, слышать указания, которые он раздает горничным, заглядывать через его плечо в разные книги отзывов и предложений – и читать постоянно одно и то же: вы неряхи, постель грязная, окна не вымыты, персонал - хамы. И это еще при том, что мы останавливались в лучших отелях.

Гостиница в Руане порадовала меня отдельными номерами, смежная ванна – абсолютные мелочи, и разозлила Драко какой-то навязчивостью персонала. «Смотрят мне в глаза постоянно, что им надо, в конце концов? Жуткое место. Грязь, вонь, пыль. Они что, едят чистый жир? Нет? А почему тогда так воняет?»

Утром я пригласил Драко погулять по городу. Очень хотелось, чтобы он отказался, тогда я мог бы в одиночестве, без постоянных ехидных комментариев, насладиться лицезрением собора Нотр-Дам, который писал Клод Моне, посмотреть на место, где казнили одну абсолютно сумасшедшую француженку, – и выпить кальвадоса, «волшебного напитка, придающего силы». Если бы Снейп прочитал подобное, то от злости сжевал бы мантию, точно вам говорю.

Драко не отказался, к сожалению.

Мрачная атмосфера Руана не произвела на Драко ровно никакого впечатления. Дворец Юстиции, собор Нотр-Дам, Большие Часы, сотворенные в пятнадцатом веке, казались ему жалкой поделкой по сравнению с великолепием родового замка Малфоев. И – «маглы, всюду маглы, как же я устал». Мой нетерпеливый спутник хотел поскорее вернуться в отель, забыв о том, что там ему абсолютно не понравилось. «Мы очень долго ходим по улицам, - сказал он, - слишком долго, нам нельзя быть на виду». Мне пришлось подчиниться. А что еще оставалось делать?

В номере Малфой плюхнулся на кровать – и проорал в пустоту, что хочет выпить. На мое справедливое замечание об отсутствии здесь домовых эльфов, зло прищурился, хотел ответить что-то – но махнул рукой и заперся в ванной. Его абсолютно ужасная привычка пропадать в местах общего пользования на час, а то и дольше, несказанно злила меня и злит до сих пор. Однако если раньше я не видел, не ощущал подтекста, чувствуя только глухое раздражение от того, что не могу распоряжаться собой, своими желаниями по собственному усмотрению, то сейчас я вижу в таком простом действии множество оттенков. Безразличие. Ледяное безразличие ко всему миру. И ко мне. Больно. Но я совсем не могу сказать тебе об этом. Даже если когда-нибудь решусь, то знаю, что услышу в ответ. «У тебя паранойя, Гарри. Везде ищешь скрытые смыслы. И не надо так на меня смотреть…»

Ледяное безразличие. Холод. Когда мы только вернулись в дом Сириуса, я, разбирая старые вещи, случайно нашел тот рисунок, содержание которого, помнится, ужасно мучило меня во время нашего путешествия по Германии. Не смотря на лето, иссушающую жару, ты рисовал снежинки. Много снежинок - и все разные. Тогда я еще верил в то, что каракули на мятом листке бумаги - отголосок наших швейцарских приключений, память о том, как на склоне одной огромной горы ты сказал мне, что у снега – ледяные поцелуи. «А твои – слишком горячие, Поттер, согревают в метель», - подмигнул – и улетел на новеньких лыжах в новую, специально для тебя созданную снежную муть. Я верил тогда с непреложной ясностью – и верю сейчас, что этот мир создан только для того, чтобы ты был счастлив, Драко Малфой. И так будет, по крайней мере, пока это зависит от меня.

Впрочем, я отвлекся. Не знаю сейчас, не случайное ли происшествие в гостиничном номере задало общий тон этому странному путешествию. Разгадывать знаки судьбы абсолютно безнадежно, незабвенная профессор Трелони не раз пыталась – и всегда безуспешно. Но, вглядываясь в прошлое, мне кажется, что та трещинка, тот хрустальный разлом в наших непростых отношениях появился именно тогда, в пасмурный день в мрачном Руане.

Помню, что, как только Драко скрылся в ванной, я подошел к окну, забрался на подоконник, и, вглядываясь в старые стены близких домов, думал о Сириусе, его нелепой гибели, странности всего сущего. Я пытался разглядеть где-то на горизонте знакомые берега Англии, представлял, что там, в голубовато-серой дымке, Хогвартс – и безмятежная, мирная жизнь. Не знаю, как скоро я поймал себя на том, что уже не грежу о других берегах, а смотрю вниз, на узкую мощеную улочку, разглядывая целующуюся пару. Мне виделось в мужчине нечто смутно знакомое, через пару секунд я понял, что именно. Длинные светлые волосы, рассыпавшиеся по плечам, этот незабываемый оттенок… Не знаю, что случилось со мной в тот момент, но я с криком «Малфой!» спрыгнул с подоконника, подбежал к ванной, плечом вышиб дверь – а навстречу мне из белой пены поднимался некто снежно-белый, невыразимо прекрасный, с мокрыми волосами, струйками воды, стекавшими по острым ключицам. Я остановился пораженный. Он смотрел на меня серыми, пасмурными глазами со слипшимися от влаги ресницами. «А, ты здесь», - на этой простой фразе, казалось, закончились силы, мне не хватало воздуха, я в изнеможении привалился к косяку выбитой двери. Чувства, нахлынувшие на меня, слишком сложно описать. Казалось, что где-то под сердцем зародилась огромная волна, грозившая унести остатки самообладания, сознания, всего, чем я жил до той минуты, когда с криком «Малфой!» вломился в ванную, полную пены и пара, и запаха твоего любимого, чуть терпковатого одеколона, Драко.

«Поттер, я всегда знал, что ты сумасшедший! Где мне быть, по-твоему? В Зимбабве? Или на обеде у Волдеморта? Что ты уставился на меня? Первый раз видишь? И закрой дверь… Вот черт! Прекрати разглядывать меня, слышишь? Убирайся отсюда! Псих ненормальный!»

Шаг. Еще один. Подхожу ближе. Он пытается отступить, но некуда. Стены, Драко, тебя окружили стены и - не выбраться. Белая пена на ощупь оказывается вовсе не мягкой, она скользкая, теплая, манящая. «Убери руки, Поттер! Уйди, ну пожалуйста».

С легкостью, доступной лишь в сновидениях, смахиваю белую пену – и вдруг слышу за спиной отчетливое покашливание. «Ээээ, мистер… Как вас там? – человек, говорящий с сильным акцентом, ничуть не смущен разыгравшейся сценой. – Простите, мы отперли дверь своим ключом. Думали, что-то случилось. Такой шум. Стучали – а вы не открывали…»

Неудивительно, стук моего сердца заглушил ваше жалкое постукивание, мистер бесстыжий голос.

Я не для того сейчас так подробно описываю эту сцену, чтобы вы, мои воображаемые читатели, погрузились в темный, опасный, скользкий, запретный мир и, пожалуй, влюбились в Драко Малфоя. Я всего лишь хочу сказать, что произошедшее было не более чем случайностью, каким-то сдвигом временной параллели. Я никогда до того момента не ощущал влечения к мужчинам, да и помыслить не мог, что подобное когда-либо случится в моей жизни. Безусловно, я знал о таких склонностях, поскольку достаточно прожил в магловском мире. В Хогвартсе тема гомосексуализма не была под запретом, просто не находилось желающих обсуждать этот аспект сексуальной жизни мужчин. И, поверьте, я не был тем единственным, кто вглядывался в лица сокурсников по-собачьи преданными глазами с замершим на губах восклицанием: «Пожалуйста, давайте поговорим об этом». Подобной грязи не было места в светлом мире моей юности. И тем более неожиданным стал такой поворот событий. Не оправдываю себя ни минуты. Очевидно порочная склонность жила во мне, ждала случая, чтобы пробудиться, а как только нашелся повод, расцвела во всей красе, заслонив, убрав то, что прежде было для меня важным, стала единственным, на чем я сосредоточен. Только хочу вам сказать, праведные мои читатели, что Драко Малфой был самым неподходящим избранником. Но так уж случилось – и ничего не изменить. Вы, наверное, представляете себе грязного извращенца, тянущегося трясущимися руками к кому-то чистому и невинному. Не буду вас разубеждать: так оно и было. Презираете меня? Я сам себя презираю. И если бы сейчас попал мне в руки хроноворот, то я вернулся бы в тот день – и сбежал бы из пропахшей жиром гостиницы, города, страны, мира.

Драко не разговаривал со мной два дня. Иногда я ловил его взгляд, до странности задумчивый и немного брезгливый. Как будто он изучал какое-то мерзкое животное, сидящее рядом с ним, даже, по недоразумению, говорящее, или, проще сказать, болтливое. Я никак не мог заставить себя замолчать. Говорил глупости, читал вслух путеводитель. Драко обращал на меня не больше внимания, чем на стук колес. Единственный раз, когда он соизволил что-либо сказать, случился, когда мы выезжали из серой руанской гостиницы. Администратор, принимая деньги за номер и выбитую дверь, с каким-то нелепым, я бы сказал смущенным, если бы верил в то, что в этой гостинице умели смущаться, смешком полушепотом произнес: «Простите, мистер Поттер, мы не знали, что вы любите (хи-хи) развлечься с вашим другом. Вам следовало нас предупредить, чтобы избежать (хи-хи) недоразумений».

«И как тебе это?» - поинтересовался я у Малфоя, наблюдавшего с зоркостью орла («этим французам только дай шанс – все украдут, что плохо лежит») за тем, как таксист загружал чемоданы в багажник. «Ха!» - только это и было ответом на мои скромные старания завязать разговор.

Глава 2.

Драко Малфой. Такой близкий – и бесконечно далекий. Мне стоит всего лишь открыть дверь, спуститься по лестнице, зайти в гостиную – и я увижу тебя, в наглаженной рубашке, в брюках с идеальными стрелками, читающего одну из тех маггловских газет, к которым ты так пристрастился во время нашего дивного путешествия. Подойти, встать на колени, обнять, не слушая нервного «ты все изомнешь, Гарри, нельзя поосторожней?», вдыхать такой знакомый запах – и не думать, не думать, не думать.

Тогда, в Руане, бессонной ночью, разглядывая узоры светотени на стенах и потолке, я решил больше не думать об инциденте в ванной. Я убедил себя, что виной всему была усталость – и, окончательно успокоившись, уснул. А на следующий день придуманная теория разлетелась от одного только краткого прикосновения его руки, когда он передавал мне огромный чемодан с древним гербом какого-то позабытого семейства.

Номер в парижской гостинице «Монте-Карло» на Монмартре я забронировал еще будучи в Лондоне. Не имея никакого представления о предстоящих сложностях и поддавшись нелепому желанию немного сэкономить, я взял номер со смежными кроватями, предполагая, что временное неудобство сторицей окупится возможностью бродить по центру города в любое время суток. Давным-давно, еще в бытность мою жильцом в доме тети Петунии, я частенько мечтал о том, что когда-нибудь покину это негостеприимное обиталище - и непременно отправлюсь путешествовать. Париж манил меня видами с глянцевитых открыток, которые в молодости собирала тетя. «И не трогай их, Гарри, положи на место».

Когда портье подвел нас к апартаментам, - ничем не примечательная дверь, а вот номерок на ключе – произведение искусства, огромный, латунный, с затейливой гравировкой «74», - я украдкой посмотрел на Драко. Его взгляд, похожий на серый мохнатый вопросительный знак, подтвердил мои худшие опасения. Портье медленно поворачивал ключ, и я отсчитывал щелчками мгновения пускай довольно относительного, но все же покоя. Дверь наконец была открыта. Малфой ураганом ворвался в номер – и застыл напротив огромного, в человеческий рост, зеркала. Я остановился в дверях, ожидая, пока портье ласково, неторопливо извлечет ключ из замочной скважины. Наградив медлительного парня чаевыми, я переступил порог – и закрыл дверь. Малфой, увлеченный молчаливым созерцанием, даже не обернулся. Воспользовавшись моментом, я решил пробраться в ванную, пока ее не оккупировал мой усталый и злой спутник. Я уже было открыл дверь, когда меня остановил резкий окрик:

- Неужели ты всерьез думаешь, что я соглашусь здесь жить?

Я напрасно понадеялся на то, что Малфой не разглядел апартаменты, что мне предоставлена хотя бы десятиминутная отсрочка.

- Мы тут будем всего пару дней, - начал я, поразившись умоляющим интонациям, звучащим в моем голосе, - и я не думаю, что…

Он перебил меня, кричал что-то об извращенцах и сальных взглядах, я в ответ орал, что Драко не привыкать к обществу мужчин, сальных от мыслей до кончиков волос. Я позволил праведному гневу затопить сознание, чтобы не думать о том, как румянец украшает бледные скулы, как подергиваются губы от еле сдерживаемой ярости, о том, как невесомая пена обнимала это напряженное гибкое тело.

Он вылетел из номера, хлопнув дверью.

Малфоя не было около часа. С каким-то несвойственным мне злорадством я представлял его возвращение. Вот он заходит, хмурый и злой, а я, так равнодушно, так спокойно говорю ему, чтобы он не смел больше отлучаться, что я не собираюсь разыскивать его по всему городу, что, если с ним что-то случится, виноват будет только он, что мне плевать на гнев Дамблдора, да и на все плевать. Драко опустит голову, признавая мою правоту, а я буду разглядывать его совершенно безнаказанно, пока он не почувствует, что… Дальше мечты превращались в какую-то розовато-сопливую муть, где фигурировал неожиданно покорный, податливый и веселый Драко, такой, каким, я точно знал, он не может быть в действительности.

Прислонившись горячим лбом к прохладному стеклу, я разглядывал улицу, выискивая знакомую фигуру, мечтая и млея, замирая от сладкой невозможности.

Через каких-нибудь полчаса я уже места себе не находил от беспокойства. Куда пропал? Скрылся? Исчез? Где искать? Что делать? Я метался по номеру, хватал случайно попавшие под руку предметы – и бросал их на пол, хватая новые. Наверное, со стороны я выглядел абсолютно ненормальным, но эти хаотичные действия, какая-то иллюзия деятельности хоть немного успокаивала меня. Я уже листал невесть как оказавшийся в номере справочник, разыскивая телефоны полиции, медицинской службы, неотложной помощи, – «не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, Гарри» - когда вдруг открылась дверь – и Малфой, улыбающийся, лучащийся каким-то абсолютным счастьем, немного растрепанный, раскрасневшийся, в расстегнутой у ворота рубашке (экая вольность), предстал перед моим ищущим взором.

«Послушай-ка, Поттер, - сказал он, - мы должны немедленно, слышишь, немедленно пойти на площадь. Ну ту площадь, я не знаю, как она называется, там так…»

Размышляя о том, как разозлится Драко, когда увидит апартаменты в Монте-Карло, выдумывая тысячу оправданий собственной глупости, я совершенно упустил из виду одно немаловажное обстоятельство – мое так неожиданно возникшее влечение. Не думайте, что я был не в состоянии держать себя в руках, отнюдь. Долгие годы жизни в семье Дурслей научили меня выдержке нечеловеческой. Однако я был не готов к тому, что произошло в первую же ночь нашего пребывания в Париже.

Помню, что вечером, вернувшись после долгой прогулки, Драко немедленно отправился в душ, я же, уставший и вымотанный, забрался в постель («только не занимай кровать около окна») и закрыл глаза, погружаясь в сладкую полудрему. Мне грезилось, что вышедший из ванной Драко осторожно, на цыпочках, подкрался ко мне, невесомым, нежным движением отвел непослушные пряди с моего лица, наклонился и…

Я проснулся от ощущения его присутствия. Зная, что он рядом, я боялся, что по изменившемуся ритму дыхания он поймет, что я не сплю. Ничего не происходило. Я приоткрыл глаза. Драко, одетый в призрачный лунный свет, стоял у окна, вытирая мокрые пряди простым отельным полотенцем. Я обрадовался тому, что укрылся толстым одеялом, теперь, даже если он обернется, то не заметит ровным счетом ничего. Все чинно и благопристойно. Спящий Поттер, готовящийся ко сну Малфой.

Капельки влаги стекают вдоль позвоночника, одна за другой. Ниже и ниже. Размеренные, плавные движения рук, прядь за прядью разбирающих отросшие светлые волосы. Я пытался не дышать, чтобы ничем не потревожить дивную красоту, выверенную гармонию света, тени, шороха, блеска. Если бы мне сейчас предложили воплотить те тайные желания, которые возникли от созерцания этой сцены, в обмен на свободу, а может и жизнь, - я согласился бы не раздумывая. Только бы подойти, прикоснуться, ощутить гладкость матовой в лунном свете кожи – и…

В ту ночь я не сомкнул глаз. Драко Малфой давно спал, свернувшись калачиком под тонкой, почти прозрачной простыней, а я старался не смотреть на него, изучая причудливые узоры, сплетенные из покачивающихся за окном ветвей, света далеких уличных фонарей – и моего дикого, необузданного желания.

Около четырех часов утра я поднялся с постели – и побрел в душ. Плотно закрыв за собой дверь, я забрался в кабинку, включил воду – и, стоя под мощными струями, вылил на себя почти весь флакончик той незабвенной пены, которую однажды принял за снег. Там, в старой гостинице серого Руана.

Погружаясь в знакомый запах, я пытался сосредоточиться на возникающем вновь и вновь образе: прядь за прядью, капля за каплей. Медленно. Плавно. Нежно.

А теперь мне пора, Драко…

Мы пробыли в Париже еще три мучительно-сладких дня. Дневные прогулки, вечерние посиделки в маленьких ресторанчиках (столы прямо на улице – дивная романтика), мои ночные бдения в ожидании Драко, возвращающегося из душа. Он проводил там не менее двух часов каждый вечер, не считая еще получаса по утрам! В неверном, тающем свете уличного фонаря я наблюдал за ним из-под ресниц. Не знаю, ощущал ли мой томный спутник тот алчущий взор, коим я созерцал его вечерние приготовления ко сну, не специально ли выбирал наиболее выгодный ракурс, подчеркивающий достоинства, скрывающий недостатки (все еще мальчишескую, немного нескладную фигуру). Хотя я склонен верить тому, что выбор позы для того, чтобы мы, чужие, могли наслаждаться созерцанием, был у него в крови, он бессознательно становился чуть боком, чтобы неверный свет позволял разглядеть (угадать?) тонкие черты его милого лица, но не худенькие руки, которые даже квиддичные тренировки не смогли сделать сильнее.

Его странные представления о том, что красиво, а что нет, помнится, изрядно подпортили мне несколько абсолютно дивных швейцарских ночей, когда белый снег отражался только разноцветными блестками на стенах, потолке, чуть вспотевшем лбу самого красивого мальчика на свете.

Впрочем, я не об этом. Не знаю, подозревал ли Драко о моих ежевечерних наблюдениях, но вел он себя очень естественно. В какой-то момент, гуляя по Парижу, переходя одну из тех шумных магистралей, что встречаются там почти за каждым поворотом, я инстинктивно взял его за руку. В этом жесте не было и намека на влечение, я с детства, после глупой шутки Дадли, желавшего посмотреть, что будет, если гадкого очкарика толкнуть под машину, так вот, с раннего детства я боюсь переходить дороги. Драко тогда не отдернул руку – и уже на середине шумной от галдящих людей и звенящих машин магистрали я вдруг осознал, что мы так и идем, держась за руки, причем Драко даже рассказывал мне что-то о том, что он еще «очень хотел бы посмотреть, и давай останемся чуть дольше, Поттер, Париж ведь – волшебный город». Я не стал объяснять, почему так внезапно схватил его за руку, но я на самом деле не слышал ни звука с того момента, как теплая ладонь накрыла мои ледяные пальцы, как мы пошли по раскаленному, мреющему асфальту куда-то вперед, туда, где было так страшно – и хорошо. Потому что он держал меня за руку.

Вас, наверное, утомляют мои невнятные воспоминания о каких-то нелепых пустяках. Ну подумаешь – не отдернул он руку. Так ведь поступил бы любой воспитанный человек. Но знаете ли вы, дорогие мои читатели, что из таких мелочей, пожалуй, и рождается то странное чувство, которое мы привыкли называть любовью.

Помню, что мы еще очень долго шли, держась за руки, дорога была уже позади, мы болтали, смеялись – и не было ну ровным счетом ничего грязного и пошлого ни в наших жестах, ни в моих мыслях. А когда Драко остановился, чтобы послушать уличного шарманщика, и мягко освободил руку, чтобы достать деньги и положить их в потертую фетровую шляпу, я вдруг ощутил какое-то небывалое, доселе неизведанное чувство потери. Не знаю, что отразилось в моем взгляде, но Драко усмехнулся и сказал:

«Ты краснеешь как мальчишка, Потти, не разучился еще. Пора бы научиться держать себя в руках. А музыка красивая, красивая, красивая, как…»

Пропитанные солнцем французские улочки, мягкие круассаны на завтрак («не усердствуй, Потти, метла может не подняться в воздух, будешь как твой кузен… Ну ты мне рассказывал, что он необычайно толстый»), согревающее вино, мягкие улыбки Драко Малфоя… Никогда больше он не улыбался мне так, как тогда, в сонно-жаркие дни, которые мы провели в Париже.

Утром, после нашей первой, незабвенной ночи в номере 74, что в «Монте-Карло» на Монмартре, Драко обнаружил пропажу столь любимой им пены для ванн.

- Послушай-ка, - сказал он, тряся пустым флакончиком у меня перед носом, - неуклюжий, никчемный слизняк, ты перевернул мою лучшую пену! Как у тебя хватает совести так небрежно обращаться с моими вещами? Ну не молчи, отвечай!

Что я мог сказать? Замирая от гибельной обреченности, ощущая какую-то небывалую отвагу, я четко и ясно произнес:

- Знаешь, Драко, я душ принимал, решил воспользоваться, немного не рассчитал количество… Запах такой… Как снег.

Я ожидал всего, что угодно, криков, истерик, воплей, но только не спокойного, чуть ироничного ответа.

- Снег не пахнет, Потти, - фыркнул Драко, улыбнувшись, - постепенно становишься человеком, да? Просыпается тяга к красивому и приятному? Что ж, было бы странно, если бы ты, находясь рядом со мной, продолжал оставаться мерзким, потным очкариком с непричесанной шевелюрой.

Я запустил в него подушкой. Он – бесполезным флакончиком. Я – одеялом, он – поднятой с пола подушкой. Мы, помнится, устроили настоящий бой, я, не рассчитав траекторию и силу броска, кинул флакончик в Драко, а попал в зеркало. Оно тихо и жалобно застонало. Драко тогда рассмеялся.

- Ты меткий, Потти, просто настоящий стрелок. Теперь я не удивляюсь, как ты выжил после всех стычек с Волдемортом, он, видимо, просто дурел от твоих чрезвычайных способностей – и старался спастись, пока ты, по случаю, не прикончил его каким-то совершенно тупым, ненужным заклинанием.

Он хохотал, катаясь по полу в неудержимом приступе веселья, глядя на него, рассмеялся и я. Мы, очевидно, являли собой совершенно дикую картину: два подростка, хохочущие неизвестно над чем, рыдающие от смеха, задыхающиеся, раскрасневшиеся.

- Знаешь, Потти, нас тогда еще неплохо застали, - вдруг сказал Малфой, чуть отдышавшись, - если бы сейчас кто-то зашел, точно решил бы, что мы – абсолютно сумасшедшие, не находишь?

Впервые после происшествия в серой руанской гостинице он так спокойно, походя, вспомнил те события. Я не расслышал в его интонациях никакого презрения, отвращения, гадливости. Просто, как констатация факта.

- Ага, - улыбнулся я, - коридорный так бы и сказал: «Извините, мистер как-вас-там-зовут, я решил, что вам плохо, что вы сошли с ума, и вызвал неотложку!»

Драко расхохотался еще пуще, в перерывах, задыхаясь, прошептал:

- А потом бы долго удивлялся, почему же мы не сумасшедшие, и распинался, доказывая нам то, что мы должны были бы его предупредить о том, что иногда смеемся просто так, без всякого повода.

Мы хохотали, когда появился коридорный с завтраком на подносе. Это явление продлило и мне, и Малфою жизнь еще на пару часов.

Мы жевали остывшие круассаны, Драко чертил на карте города наш сегодняшний маршрут, а я ощущал только какое-то небывалое счастье, дивную легкость в теле. Появись сейчас передо мной Волдеморт – победил бы сразу, не задумываясь. В этот солнечный день мне казалось, что все возможно.

Дижон

Из Парижа в Дижон мы отправились на такси. Не смущенный расходами Драко заявил, что не поедет более в поезде, к тому же до Дижона всего-навсего 300 километров, так зачем же мелочиться?

В тот день, поутру, случилось одно довольно-таки неприятное происшествие.

Не знаю, упоминал ли я где-то о том, с каким трепетом и благоговением Драко относился к своему имуществу. Пропажа любой мелочи, будь то щетка для волос или же какой-то там особый крем, могла повергнуть Малфоя в бездну отчаяния.

Так вот, он доверил мне тогда сбор чемоданов («Смотри, Потти, проглядишь что-нибудь, пеняй на себя!»), потому что сам, по какому-то странному недоразумению, не выспался ночью и желал привести себя «в более-менее сносный вид». На мое вполне справедливое замечание о том, что выглядит он как обычно, что выспаться можно и в такси, мало того, чем меньше на нас будут обращать внимание, тем лучше, так стоит ли прихорашиваться, Драко ответил, что мне не понять всех тонкостей ухода за собой попросту никогда, – и скрылся в ванной.

Тщательно упаковывая все те «источники ненавязчивой красоты» (так в изрядном подпитии однажды выразился Драко), я думал о том, как же быть дальше. Держать себя в руках с каждым днем становилось все труднее. Невыразимое желание обнять Малфоя, прижаться губами к этой нежной, гладкой коже терзало меня ежеминутно. О том, что могло бы произойти за этим, я старался не думать.

В Дижоне я заказал номер-люкс, с двумя спальнями, дабы не подвергать себя более немыслимому искушению. Знал бы я тогда, в то солнечное парижское утро, чем обернется мое невинное, казалось бы, желание.

Так вот, упаковав абсолютно все, я поджидал Драко, вяло обдумывая возможность еще раз выбить дверь душевой. Как будто услыхав мои мысли, он появился в облаке пара, с полотенцем на плечах, и – абсолютно одетый. Разочарование, к чести Драко, верно им истолкованное, отразилось на моем лице.

- Не дождешься, Потти, грязный извращенец, - протянул он, направляясь к зеркалу.

Только тут он заметил два огромных, уже упакованных чемодана – и мою скромную спортивную сумку.

- Постой-ка, - сказал Малфой, оборачиваясь ко мне, - Поттер, скажи мне, ты точно собрал ВСЕ вещи?

- Ну конечно, - хмыкнул я, - и даже проверил шкаф и полки несколько раз.

- Послушай, мой извращенный друг, - фыркнул Драко, - а ты не подумал о том, что в ванной комнате тоже есть то, что не мешало бы упаковать? Как врываться, выбивая двери, - так ты запросто. А как постучаться и попросить собрать вещи – так зачем же, да?

- Малфой, - ответил я, густо покраснев, - если ты мечтал, чтобы я ворвался к тебе в ванную, то стоило бы только сказать….

Драко отвернулся к зеркалу, всей позой своей выражая величайшее презрение к таким глупцам, как его непонятливый спутник, а я поплелся в ванную, собирать разбросанные там вещи.

Не отличаясь необыкновенной способностью Драко упаковать все в два, пусть даже огромных, чемодана, я решил шампуни и что-то там еще, что осталось, сложить в отельный пакет, дабы снова не возиться с вещами. Малфой к моей инициативе отнесся прохладно, но, так как резкий протест не прозвучал, я исполнил задуманное.

- Ты будешь сам идти с этим пакетом, Потти, - фыркнул Драко, наблюдая, как портье выносит из номера наши пожитки, - поработаешь носильщиком, может быть, это пойдет тебе на пользу, и ты не будешь забывать…

Забывать, Драко, я до сих пор не разучился. Но очень многое мне хотелось бы помнить ясно, вплоть до цвета и запаха. Есть только одна картинка, которую я вижу, стоит только закрыть глаза. Она возникает перед внутренним взором, во всей той четкости, что свойственна маггловским фильмам: огромный зал, множество людей, одетых празднично, пышно, свет нереально ярких софитов – и я, целующий Драко перед всей этой разношерстной публикой. Его губы терпкие, как только что выпавший снег, в его глазах лед, а я все смотрю не отрываясь. И единственное, что раздражает меня, - аромат ванили, исходящий от огромной жабоподобной ведущей этого карнавала, которая пытается схватить меня за руку – и удалить со сцены, полной света и тени, шороха и блеска. И твоего присутствия, Драко Малфой.

Когда мы прибыли в Дижон, у отеля водитель, открыв багажник, бережно передал наш чемодан в руки очередного портье. Второй чемодан – и моя потертая сумка. Пакета со всякой всячиной, собранной в ванной «Монте-Карло», в багажнике не было. Драко Малфой учинил подлинный допрос, было выяснено все с момента нашего выхода из парижского отеля – до прибытия в Дижон. Тот временной вакуум, в который пропал заветный пакет, обнаружен не был. Драко в тысячный раз задавал одни и те же вопросы, когда я, утомленный нелепой перепалкой, пообещал ему завтра же восполнить потерю (ведь, как ни крути, доля моей вины в произошедшем была), он потрепал меня по плечу, расплатился с таксистом («И никаких чаевых, он уже достаточно заработал, эксклюзивная косметика…») и гордо прошествовал в отель.

«О, люкс, да ты расщедрился, Потти, достало мое присутствие в Париже, да? Кстати, хочу тебе сообщить, что за этими французами нужен глаз да глаз, им только дай шанс - все украдут, что плохо лежит! Слышишь меня? Да прекрати ты пялиться на меня! Впервые видишь? О, Мерлин!!!»

После великолепия и блеска Парижа Дижон показался Малфою глубокой провинцией. И это несмотря на великолепие исторического центра Бургундии. Герцогский дворец вызвал в Драко минутное оживление, он даже стал рассказывать что-то о том, как строился Малфой-мэнор, но тут я прервал его самым неожиданным образом.

Дело в том, что, пока Драко рассуждал об архитектуре, сравнивая результат работы «криворуких магглов» и строителей его родового поместья, я, признаться, смотрел больше не на замок, а так, оглядывался в поисках какой-нибудь удобной скамейки в тени. Усталость от переезда, нервное напряжение, преследовавшее меня ежеминутно, - все это под жарким солнцем сказалось самым неожиданным образом. Я очень хотел спать. Настолько, что путь до отеля представлялся бесконечным. Мне хотелось сесть, закрыть глаза – здесь и сейчас. А тут еще Драко выбрал тему, которая сама по себе может нагнать сон даже на самого внимательного слушателя.

В общем, я смотрел по сторонам, когда вдруг, на одной из дорожек, увидел Беллатрикс Лестрейндж. Плетеная шляпка, хлопковое платье, простонародная прическа, чуть глуповатая улыбка, корзина с цветами в руке. Стилизованная под времена Филиппа Доброго цветочница – не более того. Только вот взгляд, живо напомнивший мне Отдел Тайн, Сириуса…

- Малфой, - то ли всхлипнул, то ли вскрикнул я, - посмотри, это Беллатрикс!

- И тогда мой отец приказал перестроить главный вход, - невозмутимо закончил Драко. Через томительно долгую секунду он обернулся ко мне и спросил с преувеличенной заботливостью:

- Перегрелся, Потти?

- Да посмотри же… - прошептал я. - Туда, за мое плечо, левее, видишь?

- Ты о цветочнице? – заинтересовался Драко. – Надеюсь, ты не желаешь подарить мне букет?

- Малфой! - я почти кричал. - Это Беллатрикс, неужели ты не видишь?

Гримаса гнева исказила лицо Малфоя, превратив ехидную улыбку в хищный оскал.

- Слушай ты, - прошипел он, - намекаешь, что моя тетя, урожденная Блэк, торгует цветами в грязной французской деревне? Удивительно, как только ты не заметил моего отца? Вот же он, подметает дорожки!

Бледное лицо Драко разрумянилось, губы дрожали, пальцы сжались в кулаки. Беллатрикс, Волдеморт и присные в тот момент перестали для меня существовать. Малфой в гневе был непередаваемо красив. Мне хотелось дотронуться до него немедленно, сейчас же, обязательно. Я невесомым движением коснулся его плеча. Драко отступил на шаг, фыркнув:

- Ты придумал новый способ ухаживаний, да? Оскорбить – и утешить? Потти, ты милый, очень милый. Кстати, моя тетя идет к нам, не откажи в любезности, познакомься.

Я обернулся. Цветочница была уже в двух шагах, она приветливо улыбнулась мне – и сказала что-то по-французски. Я, признаться, не понял ровным счетом ничего. Передо мной, на расстоянии вытянутой руки, стояла Беллатрикс Лестрейндж, нелепо одетая, нарумяненная как кукла, - и протягивала цветы.

Тут Драко дернул меня за рукав:

- Потти, моя тетушка предлагает тебе купить букет, тем самым ты сможешь поправить плачевное положение нашей семьи! Ты что, оглох?

- Да-да, конечно, - невпопад ответил я, протягивая цветочнице деньги.

Она взяла их, прощебетала что-то на своем, ну право же, птичьем языке, вложила букет в мою протянутую руку, сделала книксен – и медленно, грациозно пошла дальше по посыпанной гравием дорожке. Мало что соображая, я обернулся к Драко – и отдал ему букет. Через секунду цветы лежали на земле, рассыпавшиеся и оскверненные. Непонятно зачем я бросился собирать их. Глупость и блажь. Когда я, наконец, огляделся, Малфоя рядом со мной не было.

Глава 3.

Не знаю, сколько времени я плутал по улицам Дижона. Сонная хмарь, так некстати навалившаяся на меня, не хотела отступать. Помню, что в каком-то старом переулке я привалился к стене – и так стоял, почти ничего не чувствуя. Со мной творилось нечто странное. Казалось, что происходит что-то важное, влияющее на мою жизнь, но, однако, от меня не зависящее. Я ощущал каким-то звериным чутьем, что догадаться обо всем очень просто, достаточно обратить внимание на какую-то мелкую деталь, которая упорно ускользала, растворялась в полусонных размышлениях о Драко, Париже, невозможности. Странным было то, что я никак не мог понять, что же так упорно пытаюсь найти. Вся жизнь, с момента отъезда из Хогвартса, превратилась в какую-то нелепую череду событий, никак не связанную с тем, чем я жил всегда. Волдеморт, смертельная опасность, гибель Сириуса – все это казалось мне далеким, смутным, происходившим с каким-то другим человеком, не со мной. Появление Беллатрикс испугало меня на краткое мгновение – и только. Растворилось в брошенном на гравий букете – и твоем равнодушии, Драко Малфой.

Гостиничный номер встретил меня тишиной. «Драко!» - позвал я. Безответно. Я упал на кровать, не раздеваясь, и забылся каким-то тяжелым сном. Вспоминаю, что там фигурировал Волдеморт, курящий сигару – и стряхивающий пепел прямо на пол, разукрашенный цветами, Люциус Малфой в нелепом парике, читающий вслух отрывок из маггловского романа, – и Драко, безмятежный, отстраненный, сидящий на окне и вглядывающийся в туманную даль. Из одежды – одно полотенце на плечах. Он обернулся, посмотрел на меня и сказал: «Нелепость, Потти, какая нелепость». Я хотел было что-то ответить, но Волдеморт, внезапно оказавшийся рядом, прижал меня к стене и заорал: «Поттер, посмотри на меня! Вот гнусное отродье!»

Я открыл глаза. Драко Малфой, нетерпеливо трясущий меня за плечи и бормочущий ругательства, был до странности взволнован.

- Соизволил очнуться наконец? - как-то слишком громко спросил он.

Я убрал его руки с плеч – и отодвинулся, насколько позволяла кровать.

- Малфой, - медленно, с расстановкой произнес я, - скажи мне, что в Руане делал твой отец?

- Мне сложно понять, Потти, - протянул он, не замешкавшись ни на минуту, - ты уже сошел с ума – или постепенно деградируешь?

Малфой устроился на кровати рядом со мной, закинул руки за голову – и стал рассматривать потолок. В другой ситуации, наверное, я счел бы подобный жест подарком судьбы, но не сейчас.

- Послушай меня, тогда, в Руане, я ворвался в ванную не просто так. На улице я увидел человека с платиновыми волосами, как у тебя. Это странно, не находишь? - я лег на бок, чтобы видеть его лицо.

- Не нахожу. - абсолютно спокойно заметил Малфой. – Мне странно другое: что на тебя нашло? То ты видишь мою тетю в нелепом наряде, то теперь пытаешься оправдать свой ужасный поступок… Сеанс самокопания мальчика, который-ни-в-чем-не-виноват?

- Причем здесь это? – нервно пробормотал я, начиная по-настоящему злиться из-за этого абсолютного спокойствия и равнодушия. – Я говорю о другом: все совпадения слишком уж странные. К тому же, Малфой, за время нашего путешествия мы не встретили ни одного Пожирателя. А ведь, по идее, они должны идти за нами след в след. Что происходит, а?

- Я думаю, Потти, что тебе стоит попить какие-то зелья, дабы избавиться от навязчивых мыслей. Мой отец в Азкабане по твоей милости, видеть его в Руане ты никак не мог. Тетя Беллатрикс, поверь мне, увидев тебя, не стала бы дружелюбно предлагать цветы, а заавадила бы на месте, у нее поводов более чем достаточно. А Пожирателей мы не встречаем потому, что усердно прячемся, мало того, не думаю, что они станут гоняться за нами по всей Европе, скорее подождут нашего возвращения в добрую старую Англию. Не хотелось бы, конечно, встретить их случайно, но пока нам везет. Эти здравые мысли не приходят тебе в голову, а?

Бешенство захлестнуло меня удушливой волной. Я навалился на Драко всем телом, буквально вдавив его в постель, в каком-то сантиметре от презрительно изогнутых губ я прошептал:

- Ты - мерзкая слизеринская дрянь, но я докопаюсь до правды, клянусь тебе. Чего бы мне это ни стоило!!!

Малфой все так же равнодушно смотрел на меня. Пауза затянулась. Я хотел сказать еще что-то, но дурманящий запах его сводил меня с ума. Праведный гнев был благополучно забыт – и я, ощущая абсолютную нереальность происходящего, прижался требовательным поцелуем к его сухим сжатым губам.

Казалось, что я целую ледяного истукана. Никакого отклика на мои действия не было. Малфой просто смотрел на меня невозможными серыми глазами. Я неловко отпрянул, упал с кровати на холодный пол – и замер. Произошедшее казалось мне совершенно неправдоподобным, я разглядывал потолок, думая, что сейчас прозвучит «Авада Кедавра», - и осознавал, что сопротивляться не буду. Минута, другая – ничего не менялось. Все та же давящая, гнетущая тишина. Я приподнялся, сел, потирая ушибленный локоть. Тишина. Я посмотрел на Малфоя: он лежал, вытянувшись в струнку, застывший и нереальный, и – ни звука, даже с улицы не долетал никакой шум. Мне тогда казалось, что так и было всегда: статуя Драко Малфоя – и я, сидящий на полу и рассматривающий это дивное творение.

- Малфой, - позвал я, поражаясь неизвестно откуда взявшейся хрипоте, - скажи хоть что-нибудь, ну заавадь меня, я не против. Только не молчи!

Безответно.

Я рывком поднялся, лег рядом с ним на кровать, прижался к нему – и затих. Какие еще слова? Все было сказано. Через пару секунд я заметил, что он как-то странно вздрагивает. Рыдает, подумалось мне. Уж лучше слезы, чем эта абсолютная тишина. Но тут молчание прервал звук, который я меньше всего ожидал услышать, – заливистый, звонкий смех.

- Какой ты идиот, - Малфой почти кричал, - Поттер, какой же ты кретин.

Я как-то неловко улыбнулся. В его смехе было что-то странное, слишком наигранное, истеричное. Я схватил его за плечи, обнял, прижав к себе, бормотал какую-то чушь о том, что этого больше не повторится, что я действительно идиот, что все будет в порядке, только успокойся, успокойся, успокойся.

Он вырвался грубо, резко вскочил с кровати – и выбежал из номера, хлопнув дверью. Тишина. Я зарылся лицом в подушку, вдыхая его запах, замирая от небывалого ощущения счастья и боли. Больше не повторится. По крайней мере тогда, в гостинице Дижона, я верил в это абсолютно.

Все то время, пока его не было (около трех часов, очевидно), я находился в каком-то странном полузабытьи. Более-менее осознавая происходящее, я был твердо уверен, что Драко уже каким-то образом связался с отцом, Дамблдором, Волдемортом, стадом гиппогрифов и парочкой нюхлеров и сообщил им, опуская подробности, об отвратительном извращенце, с которым они вынудили его сосуществовать. И сейчас, пылая праведным гневом, сюда мчится половина магов Англии, дабы своими глазами посмотреть на мальчика, который-не-оправдал-их-ожиданий. Я спокойно ждал того, что вот-вот кто-нибудь ворвется в дверь и заорет «Авада Кедавра» или же «Гарри, ну как ты мог, я тебя спрашиваю?»

Дверь, наконец, распахнулась, явив моему взору не сотню Пожирателей во главе с Волдемортом, и даже не Дамблдора, укоризненно глядящего на меня из-под очков-половинок, а всего лишь вдрызг пьяного Драко Малфоя. Пошатываясь, он побрел куда-то вбок, сбил один из пуфов и остановился, ошалело оглядываясь. Я смотрел на него в немом удивлении. Мне казалось, что комната расплывается, растворяется в каком-то хаосе, что Драко стоит прямо и ровно, а мир вертится, вращается вокруг него в бешеном хороводе.

- Пр, - выговорил Малфой, затем, очевидно, изумившись, раздельно повторил – Пот-тер, грязный извращенец, где ты?

Я встал с кровати – и подошел к нему. Положил руки на плечи, намереваясь довести (или донести) его до кровати. Мир отплясывал вокруг меня отвратительное танго, все кружилось и вращалось, незыблемым оставался только Малфой.

- Пойдем, Драко, - удалось выговорить мне, - тебе надо отдохнуть.

- Все, что мне надо, - хмыкнул Малфой, - это отдохнуть от тебя. И я планирую устроить себе эти маленькие каникулы.

В этот момент на меня обрушилась темнота.

Я плутал по каким-то длинным черным коридорам, пугая тени дикими криками, иногда откуда-то издалека долетал чей-то знакомый голос, я пытался угадать, откуда идет звук, бежал, оказывался в новых коридорах - и так бесконечно. Мне казалось, что так было всегда – и будет, я плохо осознавал происходящее. Ни одного воспоминания – только вязкая темнота, окутывавшая со всех сторон. Я понимал, что, блуждая в этом зачарованном лабиринте, рискую скоро пополнить ряды теней, которые разлетались от моего приближения, вздымая волны холодного воздуха. «Мне холодно, прекратите, очень холодно!» - орал я в пустоту. Темнота не рождала эха. Только где-то, на самом краю бездны, знакомый голос повторял: «Гарри, Гарри, Гарри». «Я иду к тебе, иду, только не молчи, пожалуйста, не молчи…» Мой голос растворялся в темных коридорах. И я оставался наедине с вязкой чернотой. Снова и снова.

Драко позже рассказал о том, что я пролежал в забытьи почти два дня. Он поведал, что в тот памятный день первого неудачного поцелуя всего лишь оттолкнул меня, я упал на пол – и он никак не мог привести меня в чувство. Малфой испугался, позвал коридорного, тот вызвал неотложную помощь. К счастью, я не был чистокровным волшебником, к тому же привык к маггловским методам лечения еще в детстве, потому парочка стимулирующих инъекций не отправила меня на тот свет, как опасался Драко, а напротив, помогла прийти в себя в рекордные сроки.

Толстенький врач-маггл, весь такой гладкий и розовый, с пухлыми щеками, казалось, перетекавшими в шею, уверил меня, что худшее позади, что я пал жертвой нервного перенапряжения, что мне следует больше отдыхать и набираться сил. Оценив наш недешевый номер, он предложил, мягко и ненастойчиво, отдых в Швейцарии, который пойдет на пользу моему расстроенному здоровью. Испуганный Драко, забыв о своей горячей нелюбви к поездам, заказал два билета до Базеля в рекордные сроки. Я безучастно наблюдал, как он собирает чемоданы. Побледневший, осунувшийся, Драко напоминал эльфа из маггловских сказок белизной кожи – и огромными серыми в пол-лица глазами.

- Малфой, - прошептал я, он, однако, услышал и сразу оказался у моей кровати, - мне кажется, что я не смогу встать, какая-то слабость. Может быть, мы отложим поездку?

- Дижон – отвратительный городишко, - отозвался Драко в своей привычной манере, - к тому же он плохо влияет на здоровье героя волшебного мира. Я все продумал, не беспокойся. Врач из неотложки (Малфой выговаривал маггловские слова без запинок) оказался столь любезным, что предложил помощь в транспортировке тебя к поезду. Так что тебе не придется даже пошевелить пальцем. Отдыхай, извращенец!

Драко гадко ухмыльнулся – и продолжил сборы.

В этот момент мне стало вдруг необычайно легко. Какой-то груз, давивший на плечи невообразимой тяжестью, превратился в легчайшее, невесомое облачко, которое тут же унес легкий ветерок из открытого окна. Я улыбнулся. Малфой, оказывается, наблюдал за мной, потому что издевательским тоном прошипел:

- Вот видишь, Гарри (ударение на имени), нездоровые наклонности доводят до нервного перенапряжения, да.

А через минуту он принес мне огромный бокал с каким-то отвратительным маггловским пойлом, заставив меня выпить все до последней капли. Его забота, пусть и сдобренная немалой долей ехидства, придавала сил, желания жить (никакого преступления, это все болезнь – и только). Потому к вечеру я мог уже без посторонней помощи спуститься вниз и сесть в такси, которое привезло бледного темноволосого мальчика и его насмешливого друга к дижонскому вокзалу.

Базель - Монтрё

В Базеле мы не пробыли и пары часов. Оценив мое улучшившееся состояние, Драко решил не медлить и сразу перебраться в Монтрё. «Один из лучших курортов, - сказал он, наблюдая, как я пытаюсь съесть хоть что-нибудь в маленьком ресторанчике неподалеку от вокзала, - там отдыхали какие-то великие магглы, писатели, музыканты ну и еще кто-то. Шикарное местечко, мсье Шарль очень хвалил».

Мсье Шарль, наш толстячок-доктор, произвел на Драко неизгладимое впечатление. Неизвестно по какой причине, но гордость Слизерина, ненавидевший магглов до глубины души, вдруг проникся к этому обстоятельному, в общем-то милому человеку какой-то странной симпатией, граничившей с восхищением.

Он встречал его в дверях нашего дижонского номера, провожал к моей кровати, предлагал чай, или что-нибудь покрепче (надо отдать должное, доктор никогда не отказывался), в общем, был необыкновенно мил. Из обрывков их разговоров (я мало что был в состоянии тогда воспринимать) я сделал вывод, что мсье Шарль считает Драко одним из богатейших английских аристократов, а меня – его недотепой-кузеном, которого он милостиво пригласил в тур по Европе, надеясь тем самым излечить от тоски и меланхолии, вызванной несчастной любовью к какой-то бедной китайской девочке. Семья, как пояснял Драко, была против, все взбунтовались из-за моего решения связать судьбу с этой грязнокровкой (он так и говорил, и доктор внимал ему без удивления, клянусь). После того, как мою любимую девочку с позором выставили за дверь нашего особняка, я, этакий изнеженный мальчик, решил свести счеты с жизнью, меня еле спасли, вот тогда-то Драко явил необычайную милость, предложив сменить обстановку – и немного развеяться.

Малфой намеками дал понять, что заграничная поездка именно сейчас абсолютно не входила в его планы, какие-то там выборы в палату Лордов или что-то такое, но ради семьи он пожертвовал карьерой – и вот он тут пытается хоть как-то развлечь милого его сердцу кузена.

Мсье Шарль был в восторге от подобной самоотверженности, он выражал надежду, что политическая карьера Драко еще состоится, а доброе дело зачтется на небесах, что же до отвратительного полуненормального кузена, так ведь это бывает, в семье не без урода, что и говорить.

Именно добряк-доктор нашел через каких-то знакомых очаровательную виллу в Во (так французы именуют Монтрё), Драко, не особенно разбираясь в маггловских деньгах, отдал требуемую сумму. Впрочем, к чести доктора надо отметить, что цена оказалась скорее заниженной, нежели завышенной.

Вилла оказалась поистине райским уголком. Небольшое двухэтажное здание, окруженное магнолиями, пальмами, кипарисами, площадка для отдыха в тени лавров, подъездная дорожка, вымощенная яркой плиткой, стены из плохо обтесанного серого камня, увитого плющом, - все это являло поистине идиллическую картину. Не знаю, чем был больше доволен Драко: тем ли, что сам нашел это очаровательное местечко, или же относительным сходством домика с «неплохим жильем» в его понимании, а может быть тем, что в Монтрё кипела бурная жизнь, в которую ему не терпелось окунуться.

Ключи от виллы нам передал седой старик, живущий неподалеку и следящий за порядком в доме. Он пообещал «сэру Малфою», что готовить нам будет его жена, а три раза в неделю дочь поможет сделать необходимую уборку. Он уверил глубокоуважаемого сэра, что никто не помешает отдыху, что его кузен (сплетня ширилась и росла) может наслаждаться абсолютным уединением и покоем. Хитро подмигнув мне, старичок заявил, что здешний климат великолепно исцеляет сердечные раны (он любил выражаться пафосно и цветисто). Я, в свою очередь, поведал, что рана в моем сердце практически излечилась просто от лицезрения сего великолепного обиталища. Малфой надменно фыркнул – и прошествовал в дом.

Чистенькая кухонька, веранда, столовая и гостиная – вот, собственно, и все, что было на первом этаже, на втором – четыре комнаты, одна из которых поражала своими размерами. Не было ничего удивительного в том, что Драко, после обследования дома, заявил, что огромный зал будет «его покоями». Я не выдержал и расхохотался.

- Дорогой сэр, простите, что обращаюсь без должного вашему званию поклона, но мое слабое здоровье и разбитое сердце не позволяют делать лишних движений, так вот, я никоим образом не оспариваю ваш выбор. Позвольте мне занять ту миленькую маленькую комнатку с окнами в сад, мне она очень приглянулась, - ехидно проговорил я, располагаясь в гостиной.

- Придурок, - фыркнул Малфой, устраиваясь на огромном диване, - я, между прочим, спас нашу репутацию. От тебя благодарности не дождешься. Тебе, безусловно, больше понравилось бы, если бы нас считали парочкой законченных извращенцев. Уж извини, но мне это не по нраву.

- Ладно, - примирительно пробормотал я, - вилла очень милая, ты неплохо постарался. Только вот мне интересно, Драко, - я впервые так свободно и легко назвал его по имени, он, казалось, не обратил на это никакого внимания, - чем я заслужил такую заботу?

- Я надеюсь, что этот дивный климат, кузен, излечит тебя от неких неестественных желаний, которые ты в последнее время даже не стесняешься воплощать! - голос его был полон злобы.

Я поспешил ретироваться.

Комната, выбранная мной, выходила окнами на южную сторону, потому солнце светило здесь целый день, что устраивало меня абсолютно. После серости и сырости родной Англии Швейцария казалась мне сказочной страной, и я был почти уверен, что «раны моего сердца» если и не излечатся тут полностью, то, по крайней мере, зарубцуются, зарастут. Как ни странно, в Монтрё я не вспоминал ни о Пожирателях, ни о Волдеморте, ни о Дамблдоре, предположительно волнующемся о нас. Из Парижа я, помнится, отправил ему короткое письмо (некий адрес в Лондоне был мне дан ранее), где сообщил, что наше путешествие проходит нормально. Ответа я не ждал, потому как мы условились, что обратная связь невозможна ввиду условий повышенной секретности. Я решил вдвое повысить секретность – и прекратил эту нелепую переписку. Надо сказать, что никто никогда в этом меня не упрекнул.

В первый же вечер нашего пребывания в Монтрё Драко отправился на прогулку в одиночестве. Я был еще слишком слаб, чтобы сопровождать его, да и он убедил меня, что опасаться нечего, что здесь много людей, и вряд ли Пожиратели, даже если найдут нас, рискнуть предпринять какие-либо действия. Малфой, желая погулять в без навязчивого Поттера, дошел до того, что стал доказывать мне, что оставаться в доме опасней, чем бродить по оживленным улицам.

Вяло слушая его аргументы, я понимал, что мне не остановить его, не удержать. «Ну ничего же не случилось, он отлучался и в Париже, и в Дижоне. Все было в порядке». Не знаю, зачем я убеждал в этом себя, потому ли, что хотел, чтобы Драко как-то отвлекся от моего угрюмого общества, потому ли, что мне самому необходимо было побыть без Драко. Не знаю. Но, когда дверь за ним захлопнулась, я отправился на кухню, сделал себе огромную чашку чая, парочку бутербродов (продукты были предусмотрительно куплены нашими добрыми соседями) – и плюхнулся на диван в гостиной смотреть телевизор.

Волна какой-то странной ностальгии захлестнула меня. Много лет я не сидел вот так, перед телевизором, с бутербродами и чаем. Раньше, еще у Дурслей, я частенько бывал лишен подобной возможности. Всегда оказывалось, что именно я мешаю дяде Вернону смотреть ежевечерний выпуск новостей. Когда же мои нелепые родственники куда-то уезжали, я устраивал себе маленький уик-энд. Я улыбался, переключал каналы (это всегда раздражало дядю, моя дурацкая привычка не останавливаться на чем-то одном, а бездумно, не вслушиваясь и не всматриваясь, щелкать пультом), жевал бутерброд, наслаждался одиночеством – и абсолютным покоем. Без мыслей о Драко Малфое. Впервые за этот суматошный месяц.

Я так и уснул на диване в гостиной, перед включенным телевизором.

- Поттер! Да просыпайся ты! О, Мерлин! Поттер!!!

Под аккомпанемент криков Малфоя и бормотания телевизора я, наконец, открыл глаза. Было темно, только тускло поблескивавший экран освещал часть гостиной. Малфой, какой-то растрепанный, предельно возбужденный, стоял около дивана на коленях и немилосердно тряс меня, как куклу.

- Ну наконец-то, - заорал он, когда я открыл глаза, - у меня такое чувство, Потти, что, если тебя не трогать, ты будешь только есть и спать. Как животное, честное слово.

Я смотрел на него недоумевая, тут внезапная мысль поразила меня – я схватил Малфоя в охапку и рухнул на пол, суетливо извлекая из недр мягкого дивана волшебную палочку.

Дата добавления: 2015-09-06