Икари Синдзи. Больничный корпус «NERV». Я вишу посреди пустоты

Я вишу посреди пустоты. По мне непрерывным потоком бьет яростное пламя. Оно постепенно сжигает меня дотла. Я пытаюсь кричать, но что-то мешает мне. Что-то стягивает мои челюсти.

«Крепления».

Обычно я легко разрываю эти механические замки, но эти – другие. Они крепче. Их не разорвать. Пламя бьет прямо в лицо. Я пытаюсь отвернуться, но это не помогает.

«Стреляй, Рей».

Я не помню, кто такая Рей. Не знаю, почему она должна стрелять. Но я точно знаю, что как только она выстрелит – пламя исчезнет.

Кроме огня и боли есть мысли. Предметы, которыми я могу думать. Их всего несколько:

«Я больше не могу». «Стреляй, Рей». «Почему ты не стреляешь?». «Уберите пламя».

Я перебираю эти предметы один за другим, но они не помогают. Я дроблю их. Меняю местами их части. Должна быть верная комбинация. Комбинация, что избавит меня от боли. Комбинация, что погасит огонь. И время от времени я нахожу ее. И тогда исчезает пламя, угасает боль. Приходит тьма. На время. Затем тьму вновь прорезает поток огня. И я вновь ищу подходящую комбинацию мыслей.

Пламя. Тьма. Пламя. Тьма...

Они вечны. Вечно чередуют друг друга. И нет никакой возможности убрать пламя навсегда.

«Рей».

Эта мысль особенная. Она важнее остальных. С ней связано что-то очень важное. Возможно другая мысль? Мысль, которую я забыл. Я пытаюсь вспомнить. Вспомнить, пока огонь неспешно пожирает мое тело. Я ненавижу огонь.

«Рей... Аянами...»

Новая мысль. «Аянами». Она связана с «Рей», но как? Что их объединяет? Я постепенно понимаю это. «Аянами» - это замена «Рей». Но более слабая. Ненужная. Но тогда зачем она есть? Я стараюсь ее запомнить.

«Рей Аянами».

«Аянами Рей».

Второй вариант кажется более правильным. За ним что-то скрывается. Еще одна мысль? Возможно. Но как тяжело искать новые мысли, когда тебя пожирает ненасытное пламя! Оно мешает. Но во тьме я мысли не ищу. Не хочу. Там я просто отдыхаю. Отдыхаю до следующего потока огня. До следующего огненного потока, который вновь и вновь будет терзать мое тело.

«Рей... Стреляй, Рей».

Постепенно что-то меняется. Меняется реальность. Или нет. Не меняется. Просто добавляется еще одна. Это тоже тьма. Но в ней я могу мыслить нормально. Я могу помнить. Слышать. Чувствовать.

Я где-то лежу. Я практически не ощущаю своего тела. Что-то по-прежнему не дает мне разжать челюсти и сказать хоть одно слово. А лучше два:

«Стреляй, Рей».

Я вновь погружаюсь во тьму. Нет. Я засыпаю. И вновь приходит пламя. Беспощадное всепожирающее пламя. Я ненавижу его.

Я несколько раз просыпался. Не полностью. Я по-прежнему очень нечетко воспринимал окружающий мир, который был для меня просто более детальным сном. Но я знал – рано или поздно я проснусь полностью. И огонь уйдет навсегда.

Тьма. Тьма и тишина окружают меня. Но я понимаю – я наконец-то пришел в себя. Я наконец-то могу четко мыслить и нормально двигаться.

«Только почему так темно и тихо вокруг? Я что, ночью проснулся? А, пофиг! Спать уже не хочется».

Мозг постепенно приходил в норму. Осталось понять, что с моим телом.

«Не зря же меня в больницу положили? Или для профилактики, как в первый раз?»

То что я нахожусь в больнице было достаточно просто определить – характерные запахи, попискивание приборов где-то над головой. Да и кровать была явно не моя.

Я попробовал пошевелиться. Несмотря на общую вялость в теле («слишком долго лежал без движения!») руки более или менее шевелились. Хуже было с ногами – вместо осознанных, пусть и вялых, движений получалось лишь какое-то робкое подергивание. Кроме того левую ногу что-то сковывало и при попытке ею пошевелить бедро пронзала острая боль.

Я провел по нему левой рукой. Под рукой обнаружилась твердая шероховатая поверхность, покрытая слоем бинтов. Вывод напрашивался сам собой.

«Перелом. Интересно, откуда?»

Но раз ноги шевелятся – значит и ходить буду. Пусть и не сразу.

«Продолжаем».

Правой рукой стараюсь особо не шевелить – в сгиб локтя воткнута игла, по-видимому – от капельницы. На жидком питании сижу. Хе. Мисато в подобной ситуации наверняка попросила бы себе вместо глюкозы заливать пиво. В моем сознании быстро нарисовалась соответствующая картина: блаженно улыбающаяся Мисато с закрытыми глазами возлежащая на больничной койке. Из правой руки тянется стандартная пластиковая трубка, соединенная другим концом с полулитровой жестяной банкой. Я немного подумал и заменил на получившейся в моем сознании картинке полулитровую банку пива на пятилитровую бочку. Картина сразу стала выразительней. Потом вспомнил про неизбежно содержащиеся в пиве газы и кессонную болезнь. После чего заменил пиво на спирт. Улыбка у Мисато стала совсем блаженной.

Я улыбнулся. Точнее попытался. Только тут я понял, что вся поверхность головы какая-то онемевшая. Я кое-как вытащил из-под одеяла левую руку и провел ею по лицу. Бинты. Они обматывали голову практически целиком. Свободным оставался только нос и рот. Дыхательные пути другими словами.

«Интересно, что у меня с лицом? И самое главное – с глазами все в порядке?»

Последняя мысль заставила меня передернуть плечами. Я попытался отогнать от себе дурные предчувствия.

«Ничего, все нормально. Вон, у Рей недавно тоже раньше повязка на правом глазу была! И ничего – сейчас нормально все видит!»

Мысли плавно перетекли на приятное. На Рей. Интересно, где она сейчас? Я конечно не ждал, что она придет меня навещать – не в ее это стиле. Но это было бы очень приятно. Эх, мечты, мечты... Глупые и бессмысленные. Хотя если посмотреть на это с точки зрения логики, то она вполне может придти. Все же перед последним боем с Ангелом она достаточно четко дала понять, что мое состояние ей не безразлично. Или я просто принимаю желаемое за действительное? Возможно и такое.

Я тихо вздохнул. Затем попробовал усмехнуться. Не получилось. Получились только мысли:

«Даже если Рей не придет – ничто не помешает мне навестить ее. Тем более что мне надо будет обговорить с ней условия ее проживания. Они ненормальны. А насколько мне известно из нашего дома мечтает съехать куча народу. И не только из нашего. Так что если предложить им более или менее приличную цену за квартиру, то они с радостью освободят жилплощадь. У Аянами на счету сейчас чуть больше пяти миллионов йен должно быть. Да и у меня ненамного меньше. Хватит и на покупку квартиры, и на мебель, и на все остальное».

На некоторое время я ударился в мечты, скрытые под вывеской «Детальная планировка процесса переезда Рей в квартиру по соседству. Варианты действий и их последствия». Все равно заняться было больше нечем. Впрочем, когда мои мысли начали плавно переходить на хентай, я понял, что пора завязывать с «планированием». Кстати, что интересно – когда мне снился всякий хентай (а что вы хотели – 16 лет все-таки!), то Рей там не было. К чему бы это?

За мыслями о соотнесении сознательного и бессознательного прошло еще какое-то время. Причем некоторые мои итоговые выводы заставили бы дядю Фрейда перевернуться в гробу. Впрочем, так ему и надо. Изучал психологию на сумасшедших и применял полученные выводы к здоровым нормальным людям. К себе бы их применил лучше.

Некоторое время спустя раздался шорох открываемой двери и приближающийся стук каблуков.

«Кто бы это мог быть?»

- Икари-сан? Вы пришли в себя? Как ваше самочувствие?

Чей-то незнакомый, хоть и приятный женский голос. Медсестра видимо. Я начал по порядку отвечать на вопросы:

- Без «-сан» пожалуйста, мне не так много лет, – мой голос звучит хрипло и неестественно. Что это с ним? – Да, я пришел в себя. Самочувствие – средней паршивости. Вялость в теле, скучно, лицо какое-то онемевшее и повязка глаза закрывает.

На некоторое время наступила тишина.

- Хорошо, Икари. Сейчас я сделаю вам укол и вызову дежурного врача, с которым вы обсудите все интересующие вас вопросы.

Мне показалось или в ее голосе действительно слышались какие-то нервные (или грустные) интонации? Наверное показалось. Тем временем медсестра протерла влажной ваткой мне сгиб на левом локте и секунду спустя я почувствовал легкий укол.

- Вот и все. Лежите и постарайтесь не шевелиться.

В моем положении это было не сложно. Тем более, что вскоре после ухода медсестры на меня навалилось какое-то равнодушие ко всему окружающему. Мысли текли вяло и не спеша.

«К чему бы это?» – мелькнула в сознании ленивая мысль.

Через некоторое неопределенное время в мою палату снова кто-то зашел.

- Очнулся наконец, Икари?

Спокойный и слегка холодноватый голос. Акаги Рицко.

- Очнулся и уже давно, – даже язвить не хотелось. Мне вкололи успокоительного? Зачем? Тем временем Акаги продолжала:

- Минут через пятнадцать сюда примчится Мисато. Я бы хотела поговорить с тобой до ее прихода.

- Говорите.

В голове лениво текли мысли. Мне было интересно, почему Мисато должна была именно «примчаться»? Но спрашивать я об этом не стал. Зачем? Я был уверен, что мне и так все сейчас расскажут.

- Итак, так ты помнишь, я говорила тебе, что если Аянами не попадет по цели со второй попытки, то ты умрешь, – судя по звукам, Акаги села на стул.

- Сварюсь живьем. Я помню, – я легко кивнул головой. – Видимо, МАГИ ошиблись. Ведь я все еще жив.

- МАГИ не ошиблись. Температура в капсуле примерно соответствовала расчетной. Тем не менее ты как-то умудрился не свариться. Но бесследно для тебя плавание в кипятке не прошло...

Пауза. Я малость поморщился.

- Рицко-сан, не надо драматических элементов. Говорите конкретно – что со мной случилось?

Ответ последовал незамедлительно.

- Серьезно пострадали кожные покровы твоей головы и части шеи, неприкрытой контактным комбинезоном. С этим мы более или менее справились. Но кроме того, ты получил серьезные тепловые ожоги глаз. Вскоре могло начаться разложение омертвевших тканей глаза. Учитывая то, что таковых тканей было чуть меньше половины, а шансов восстановить тебе зрение не было, было принято решение об удалении твоих глазных яблок. В том числе и с целью недопущения заражения окружающих здоровых тканей.

Я молчал. В душе, там где раньше были эмоции и мысли, стремительно разрасталась холодная пустота. Пустота, чье имя – необратимость. Тем временем Акаги продолжала говорить.

- Это было неизбежно. По сути твои глаза представляли собой кусок мертвой плоти.

Я по-прежнему молчал. Холод и пустота в душе распространялись с неимоверной скоростью. Мне только что вынесли приговор.

- Сейчас у тебя шок. Для твоей психики будет лучше, если ты не станешь загонять эмоции внутрь себя, а выплеснешь их наружу. Кроме того сейчас они ослаблены действием успокоительного и срыв произойдет без каких-либо особых последствий. В любом другом варианте твой срыв будет представлять опасность для тебя и, возможно, для тех, кто тебя окружает. Я сейчас про Мисато и Аянами говорю.

Мне было больно слышать ее слова. Но эта боль была ничем по сравнению с той пустотой, которая царила в моей душе. Она поглощала все.

- Тебя лишили статуса пилота и вскоре ты будешь отправлен назад к своим опекунам.

Эта фраза была тем единственным, что вызвало хоть какой-то отклик в моей душе. Где-то под слоем льда робко шевельнулась мысль.

«Я не хочу назад».

А что я могу сделать? Что?!

Я ничего не могу.

«Это конец».

И тут же пришел страх. Знакомая волна неконтролируемого ужаса, поднимающаяся из глубин моего сознания.

- Акаги... – я изо всех сил старался, чтобы в моем хрипе не слышался тот ужас, что постепенно мной овладевал. – Выйдите. Быстро!

- Зачем? – ее голос был все так же холоден и спокоен.

Я изо всех сил стиснул кулаки и сжал зубы.

«Я не должен показывать... этого... никому...»

Чувство страха все нарастало. Я ничего не мог сделать. Как всегда. Я мог только терпеть. Голову начала заполнять какофония звуков. Непонятных. Они шептали, и их шепот разрывал сознание не хуже самого дикого крика. Звуки накладывались друг на друга и взлетали до крика. Резкий, пробивающий насквозь звук.

Из моей груди вырвался судорожный всхлип.

«Тебе страшно?»

Забота. Чей-то неожиданно приятный голос.

«Если ты ничего не можешь – уходи».

Презрение. Холодно-грязная волна, захлестнувшая мой разум.

Что? Что я могу сделать?

«Но это не главное».

«А что тогда главное?! Что может быть главнее?!»

Отчаяние. Резкий звук, раздирающий тебя на части.

Не главное... Я понял... Замолчите...

Скрипят судорожно стиснутые зубы.

- Синдзи? – голос снаружи. Из той тьмы, что не является моей частью. Это Акаги. Она не понимает. Пока что не понимает.

Главное... Я чувствовал его. Чувствовал сквозь какофонию звуков в моей голове. Стоило только протянуть руку...

«Главное... Почему?»

«Правильно».

Знакомый резонирующий голос в моей голове. Нет. Не голос. Это хор голосов, одновременно произносящих одно и то же слово. Я только теперь это понял.

Голоса затихли. Страх ушел, не оставив после себя ничего. Ушел неожиданно быстро.

- Почему? – я произнес это вслух. – Почему меня хотят отправить назад?

- Командующий считает, что раз ты не можешь пилотировать Еву, то тебе нечего здесь делать, – в голосе моей собеседницы проскользнули какие-то эмоции. Уж не гнев ли?

Хоть это было и не легко, но мне все же удалось растянуть губы в некое подобие улыбки. Кривое подобие, но под ситуацию – самое оно.

- Все будет хорошо, доктор Акаги, – в моем хриплом голосе слышалось даже не уверенность. Нет. Превосходство. Наличие знания, ставящего тебя выше окружающих. – Вы можете идти.

Через некоторое время раздался недоуменный хмык, скрип отодвигаемого стула и цокот удаляющихся каблуков.

Я удовлетворенно выдохнул.

«Не пилот, да? Отправить назад, да? Черта с два!»

Выход был мной найден практически мгновенно. «Берсерк». Состояние, когда тело пилота становится практически бесполезным придатком. Носителем разума. Разумом Евы. А Евангелион восстановить намного проще, чем его пилота. А возможные (практически гарантированные!) расспросы – это неизбежная плата.

Начальные действия были определены. Я думал дальше. Просчитывал возможные реакции окружающих на тот факт, что «Берсерком» по сути управлял я сам. Свои дальнейшие действия. Что угодно! Лишь бы ни на секунду не задумываться о своем состоянии. Не слушать постепенно возникающий в голове тихий всепроникающий шепот.

«Это навсегда...»

Я лихорадочно перебираю в памяти образы из моего прошлого. Рей, Мисато, Тодзи. Другие люди, другие места. Перебираю все то, что когда-либо видел. То, что не хочу потерять.

«Это навсегда...»

Тут по комнате разносится громкий стук распахнувшейся двери. Цокот каблуков. Тяжелое, но сдерживаемое дыхание. Кто-то подходит к моей кровати.

- Мисато-сан, это вы? – изо всех сил стараюсь говорить спокойно. Стараюсь подавить дрожь в голосе. К счастью в хрипе, вырывающемся из моего рта, сложно различить какие-либо эмоции. Плюс к этому вновь начало ощущаться действие успокоительного.

- Да, Синдзи-кун, это я, – Мисато накрыла мою правую кисть своей ладонью. Теплая. Мягкая.

- Мисато-сан, успокойтесь, я уже все знаю, – эту фразу я произнес совсем спокойно. Можно даже сказать – немного усталым голосом. Пик эмоций прошел, все было решено, следующая остановка – апатия. – Доктор Акаги мне все рассказала.

- Командующий хочет отправить тебя назад к родственникам, – ее голос звучал как-то напряженно. – Но ведь ты этого не хочешь?

- Именно, – я слегка кивнул головой. – Мисато-сан, позвоните командующему.

- Я уже с ним говорила, – звук резкого выдоха. И фраза сказанная на одном дыхании. – Теперь я считаюсь твоим официальным опекуном.

И пока я осмысливал (я действительно пытался это сделать!) данное заявление, Мисато тихо добавила:

- Если конечно ты не возражаешь...

В моем продолжающем издавать ненормальные хрипы голосе звучало неприкрытое удивление:

- А с фига ли я должен возражать?

Пауза. Немного погодя сдавленный голос, в котором слышны нотки гнева, произносит:

- Это я планировала ту операцию. И именно я отвечаю за жизни пилотов.

- А... Тогда понятно, – привычной ухмылки не получилось. Надо поскорее избавляться от бинтов. – Имея одну покалеченную и одну просто нестабильно работающую Еву, вы конечно просто обязаны были придумать план по уничтожению этой летающей крепости без каких-либо потерь.

Уфф... Хоть я и продолжал интенсивно хрипеть, сарказм передать мне все же удалось. И не давая женщине сказать еще хоть слово в свое обвинение (нефиг самоедством заниматься!) я продолжил:

- А сейчас наберите на телефоне номер командующего и дайте мне трубку.

- Надеюсь ты не наговоришь ничего лишнего... – с сомнением произнесла Мисато.

Но телефон все же достала – слышались короткие попискивания набирания номера. Затем мне в левую руку лег продолговатый предмет. Ничуть не сомневаясь, что это телефон, я поднес его к уху.

Через некоторое время из трубки послышалось:

- Да?

«Видать учился общаться у Рей. Или наоборот. Ну так я с ней тоже хорошо знаком!»

- При высоком уровне синхронизации я могу видеть глазами Евы.

И нажал отбой. Затем протянул телефон в сторону, где сидела Мисато:

- Вроде бы ничего лишнего я не наговорил, – в моем голосе сквозь хрипы слышалась задумчивость. Через несколько секунд Мисато забрала у меня трубку и медленно произнесла:

- А что ты ему вообще сказал? – в ее голосе слышалась некая озадаченность.

- Вам подробно объяснить? – и дождавшись утверждения продолжил. Точнее говоря начал. Начал диалог на два голоса. Один здорово напоминал стандартное сипение небезызвестного Дарта Вейдера. Второй можно было принять за прокуренный голос Вейдера-младшего. Сына, другими словами. Почему прокуренный? Так потому что я другой изобразить не мог!

- Что вам нужно, капитан Кацураги?

- Поправочка, это Икари Синдзи.

- Не звони мне больше.

- Я по поводу работы.

- Ты не можешь больше пилотировать Еву. Уезжай, ты мне не нужен.

- Еще одна поправочка, я могу пилотировать Еву.

- Каким образом?

- Когда я перевожу Еву в режим «Берсерка», я начинаю видеть ее глазами.

- Это требует проверки.

- Готов в любое время.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина. Я переводил дыхание.

«Черт, как же сложно поддерживать нормальный разговор! Держись, Син. Потом обязательно устроишь истерику. Потом. Не сейчас».

И я держался. Мой голос был спокойно-язвителен, мои руки не стискивали в судорогах одеяло. Только изнутри не переставая нашептывал тихий шипящий голос:

«Это навсегда...»

Наконец Мисато подала голос:

- То есть, когда Ева выходила из-под контроля... – она пыталась осмыслить сказанное мной.

- Она управлялась мной, – я слегка кивнул головой. – Точнее не совсем управлялась, скорее контролировалась. Хотя это тоже не точное определение.

Я задумался.

- Это сложно, Мисато. «Берсерк» – это объединение двух разумов – моего и Евы. Что любопытно – Ноль Первый отдельно от меня разумом не обладает. При обычной синхронизации – тоже. А в режиме «Берсерк» – у него появляется разум. Причем свой.

- Ноль Первый? Ты так назвал свою Еву? – дождавшись моего утвердительного кивка, женщина продолжила. – А вы с ним во мнениях никогда не расходитесь?

Я весело хмыкнул.

- Какой у нас был уровень синхронизации в последний раз? Девяносто с лишним? Вот и считайте на сколько оставшихся от ста процентов мы можем разойтись во взглядах.

- То есть такого не было? – в голосе Мисато слышалось сомнение.

- Почему же, было один раз. При моей первой стычке... с этим хреновым октаэдром.

При последних словах я чуть не сорвался на крик. Пришлось сделать пару глубоких вдохов, успокаиваясь. И как ни в чем не бывало продолжил:

- В конце боя – когда активировалась катапульта – Ева хотела атаковать Ангела, а я хотел отступить. Но это не было разногласием. Скорее просто два варианта действий. Знаете, иногда сложно понять, составляем ли мы одну личность или у нас их две...

Я замолчал. Я действительно не знал, что такое «Берсерк». Я просто принимал происходящее как должное.

- А то что Ева или, как ты ее называешь, Ноль Первый тебя защищает? Почему это происходит?

- Я не знаю, Мисато-сан, – я покачал головой в темноту. – Я просто пользуюсь. Не я делал Ев.

И снова молчание. Мисато по-видимому обдумывала свалившуюся на нее информацию. Я – размышлял о феномене «Берсерка». Вспоминал все детали связанные с этим состоянием. Обдумывал их. Снова вспоминал. Изредка проскакивали мысли типа «Как там Ноль Первый?».

- Капитан Кацураги? – неожиданно для меня раздался голос от двери в палату. – Вас просят пройти на командный мостик.

Судя по звукам Мисато поднялась со стула.

- Синдзи, сегодня я заберу тебя домой. Потерпи до вечера, – небольшая пауза. – А еще к тебе часа через два придет Аянами. Она у твоей палаты уже больше недели дежурит. Ты... на нее...

Мисато явно испытывала затруднения с формулировкой. Но я все понял.

- Все будет хорошо, Мисато, – я сам не знал, относилась ли эта фраза только к Рей или моему будущему в целом. Было бы хорошо, если и ко второму...

«Хорошо, но невозможно».

Еще одна попытка усмехнуться. И снова неудачная. Как же мешают эти бинты на лице!

- Мисато-сан! – когда она уже выходила, я вспомнил один мучавший меня вопрос. – Как там Ноль Первый?

Мисато остановилась.

- Не волнуйся за него. Восстановительные работы идут в три смены. Техники клянутся, что через три-четыре недели будет, как новенький.

Я позволил себе расслабленно выдохнуть. Мисато ушла, тихо прикрыв дверь. В голове вяло текли мысли. Нет, не о том, что ослеп. Эту тему я старательно обходил стороной. Я думал о Ноль Первом. Странном создании, способном думать и чувствовать... Но только тогда, когда я открывал ему свой разум. Интересно получается, он что же – думает моим мозгом? Этот ответ напрашивается, но почему тогда его образ мыслей так отличается от моих? Нет, тут есть что-то еще... Что же я не учел?

Я вспоминал. Вспоминал каждый случай, когда я сливал свой разум с разумом Ноль Первого. И все больше понимал – да, у него есть свой разум. В режиме «Берсерка» мы всегда действовали на пару – я управлял осознанными процессами, вроде движения Евы. А он работал на более тонком уровне – не давал мне потерять сознание, блокировал работу ограничивающей меня электроники, он даже как-то ухитрился поставить временный блок на мою память! Пусть не сильно качественный (какие-то смутные ощущения все равно оставались), но ведь поставил же! Сумел. И дважды он спасал мою жизнь. Один раз – когда прикрыл рукой от падающих плафонов. И второй – во время битвы с последним Ангелом. Ведь я выжил. Выжил, хотя должен был стать куском вареного мяса. Я очень смутно помнил то, что было после активации «Берсерка» – только яркий свет и дикая боль сгорающего заживо тела. По телу прошла неконтролируемая волна дрожи.

«Нет. Не хочу это вспоминать. Никогда».

Тем более что первый случай был гораздо интересней. Ева защищала меня, хотя я с ней в контакт еще не вступал. И к тому же – Ева не была активной. Почему? Почувствовала будущего пилота, как я почувствовал ее? Но тогда получается, что Ева разумна и без «Берсерка»? Или это был такой рефлекс? Интересный рефлекс, ничего не скажешь... Ладно, раз уж теперь играю в открытую – то могу позволить себе задавать вопросы.

Шло время. Я думал. И при этом старался не замечать, что многие мысли я обдумывал уже не первый раз. И даже не второй. Я ждал Рей. Ждал голоса, способного если не разогнать темноту, то хотя бы дополнить ее. Показать, что кроме нее есть и что-то еще.

Дверь открылась почти бесшумно. Послышались чьи-то легкие шаги. Я догадывался кто это, но молчал. И не шевелился. Шаги затихли около моей кровати. И судя по звукам, кто-то сел на стул рядом с моей кроватью. Наступила тишина.

- Сейчас ты должна произнести следующее, – сказал я громким шепотом. – «Как ты себя чувствуешь, Икари?»

Тишина.

- Рей, это ты? – в моем голосе слышалось беспокойство (наигранное, впрочем). – С тобой все в порядке? Ты можешь говорить?

- Да, это я, – ее голос звучал как-то непривычно. – Со мной все в порядке.

Я облегченно выдохнул.

- Это хорошо, что с тобой все нормально, – я задумчиво побарабанил пальцами по гипсу на левой ноге. Затем вновь оживился. – Знаешь, у меня тоже есть хорошие новости! Я рассказал командующему о том, что могу контролировать «Берсерка» и что в этом режиме я вижу глазами Евы. Так что я остаюсь пилотом!

И снова тишина. После продолжительной паузы я услышал.

- Почему, Икари? – в ее голосе слышалось непонимание. И что-то еще. Какая-то дрожь, как будто... она плакала? Это возможно?

«Маловероятно, возможно и абсолютно не нужно!»

Я протянул левую руку в ее сторону.

- Рей, пожалуйста приложи мою руку к своему лицу, – вот теперь мое беспокойство было не наигранным!

Рей обхватила мою ладонь своими и прижала ее к своей щеке.

«У нее... приятные руки».

Я аккуратно провел ладонью по нижней части ее лица. Щека, нос, губы, подбородок, другая щека. Кожа настолько мягкая, что я начал понимать значение слова «бархатистая». Я-то всегда думал, что это такое литературное преувеличение. Но нет – действительно... бархатистая. И очень приятная. Слез не было. Я еще на секунду задержал руку на ее щеке и, старательно подавляя вздох, положил руку обратно на кровать.

Я пребывал в какой-то странной задумчивости. На душе была странная и непонятная гамма то ли ощущений, то ли эмоций. Что-то похожее я испытывал, когда в первый день в местной школе рассматривал перемотанную бинтами Аянами. Тогда я назвал это сочувствием. Мои теперешние ощущения были похожи на те, но несомненно были более приятными. Хотя и немного болезненными. Что это было? Я не знаю. Я просто лежал на кровати и ни о чем не думал. Не хотелось. Я раз за разом вспоминал, как провел ладонью по ее лицу. Я прислушивался к своим ощущениям. Странно, но даже боль была приятна...

- Икари? – голос Рей не дрожал, но что в нем слышалось теперь я определить не мог. Что-то слишком сложное для меня. – Зачем ты это сделал?

- Я должен был убедиться... Нет, я хотел проверить...– моя речь звучала на редкость невнятно. Я выдохнул, глубоко вдохнул и выпалил на одном дыхании. – Я не хочу, чтобы ты плакала.

- Плакала? – спросила Рей после небольшой паузы.

- Не хочу быть источником твоей боли, – тихо произнес я, отвернув голову в другую сторону. Старое рефлекторное движение, вызванное нежеланием встречаться взглядом с тем, с кем говоришь. Бесполезное для меня. – Не хочу, чтобы ты плакала. Пусть и из-за меня.

Еще одна пауза. Интересный у нас разговор получается: фраза – ответ – пауза, фраза – ответ – пауза...

- Знаешь, Рей, я ведь очень люблю слушать музыку. У меня дома плеер лежит, так на нем почти четыре гигабайта различных песен. И бывает так, что случается что-то плохое и настроение резко портится. Или просто делать нечего. Так включаешь песню какую повеселее и знаешь – проблемы отступают. Настроение улучшается. И собственная жизнь уже не кажется такой мрачной...

Еще одна неудачная попытка усмехнуться. Это уже начинало понемногу меня раздражать.

- Икари-кун, – голос Рей звучал как-то... более уверенно чем обычно что ли? – Мне нужно идти.

Я был немного удивлен и расстроен этой ее фразой, но вида не подал. Учитывая мое состояние это было совсем не сложно.

Рей быстро вышла из комнаты. Я вновь остался один. Вновь тишина. Тишина и темнота. И тихий вкрадчивый голос из глубины сознания:

«Это навсегда...»

Руки судорожно сжимаются в кулаки, стискивая зажатые в них куски одеяла. Резкий короткий скрип зубов.

«Черта с два... Черта с два... Черта с два!»

Последнюю фразу я выкрикиваю вслух. Перевожу дыхание. Сердце колотится, как сумасшедшее.

- Черта с два я сдамся... Я научусь...

«Я выживу».

Жить. Старая, не раз выручавшая меня установка. Жить, что бы не произошло. Иногда может показаться, что жить уже незачем, что жизнь кончилась. Такое уже было. Уродливый самообман! Жизнь заканчивается только тогда, когда останавливается сердце, отключается мозг и твое тело закапывают под землю. А до тех пор – жизнь продолжается. И за нее надо держаться обеими руками. А если нужно – то и цепляться зубами!

Мое лицо под слоем бинтов искажается в кривом подобии злобного оскала.

Я буду жить. Буду цепляться за жизнь до тех пор, пока мое холодное тело не окажется в продолговатом ящике на глубине двух метров. Или, что более вероятно, пока в ящике не окажется то, что от моего тела останется. Фотография, например.

***

Дата добавления: 2015-09-06