Глава 3. Тюрьма была забита до отказа, изо дня в день сюда доставляли новых заключенных

Тюрьма была забита до отказа, изо дня в день сюда доставляли новых заключенных, большинство из которых были ни в чем не повинными людьми. Комиссия по учету маггловских выродков, возглавляемая Долорес Амбридж, работала без перебоев, и камеры Азкабана были переполнены узниками. Озлобленные и отчаявшиеся, содержащиеся в нечеловеческих условиях, они старались выместить свою ненависть на Гарри, мальчишке, из–за которого их жизнь, и так превратившаяся в жалкое существование, с его появлением в камере становилась еще тяжелее. Стоило Поттеру только оказаться в общем каземате, там сразу же ухудшалось содержание всех заключенных. Люциус намеренно создавал для сокамерников Гарри невыносимые условия, зная, что узники свою злость будут вымещать на мальчишке, и расчет Малфоя всегда оправдывался. Обезумевшие от горя и отчаяния люди, особенно сквибы, в глубине души ненавидящие магов, жестоко отыгрывались на Гарри Поттере. Юного аврора били и насиловали почти круглосуточно, пока за ним не приходили конвоиры и не уводили на очередной допрос к коменданту, или не уносили бессознательного узника в тюремный госпиталь.
Единственная мысль, которая не давала парню сойти с ума, была мысль о побеге, а ненависть к Малфою стала его невидимым стержнем, который поддерживал в нем жизнь. Его сознание и его тело будто бы существовали отдельно друг от друга, и в то время, когда грязные, со смердящим дыханием, покрытые коростой заключенные насиловали и истязали его тело, сознание парило где-то далеко от этого места, анализируя все возможные варианты побега и оценивая шансы на спасение. Мысль о том, что Сириус Блэк сумел это сделать, давала надежду на то, что и он обретет свободу. Поттер старался не думать о том, что у Сириуса на это ушло долгих двенадцать лет. У него, в отличие от крестного, времени как раз и не было. Гарри понимал, что не сможет долго держаться, иногда ему уже казалось, что он на грани безумия. Все чаще он начинал слышать посторонние голоса в своей голове, которые шептали ему, что выход всегда есть, что он в любой момент может все это прекратить, желанная смерть близка, а разбить себе голову об стену или перегрызть вены совсем не сложно, и тогда все закончится, он получит долгожданную свободу и, наконец, обретет покой. Но Поттер находил в себе силы противостоять искушению и бороться с охватывающим его время от времени помешательством. Как бы не было велико желание оборвать свое жалкое существование и избавиться от ужасных страданий, он не мог поступить так трусливо и эгоистично. Теперь целью его жизни стало выживание. Они стремились его сломить, страданиями довести до сумасшествия, превратить в обезумевшее от боли животное, существо, утратившее разум, а он назло им продолжал жить и оставаться человеком.
Единственное, что Поттер мог сделать в таких условиях, это сохранить самого себя и, несмотря на предательство, сохранить веру в людей, оставшихся на свободе и продолжавших бороться с ненавистным режимом. Гарри невыносимо больно было осознавать, что в их рядах оказался изменник, отправивший возглавляемый им отряд на смерть. Его окружали люди, которым он верил безоговорочно, как самому себе, и никогда не мог усомниться в них, а сама мысль о предательстве кого-то из них была кощунством. Рядом с ним были друзья, многих он знал с детства и вырос вместе с ними. Возле него находились люди, которые не раз спасали ему жизнь, готовы были, не задумываясь, закрыть его собой от смертельного заклятия, и он ради любого из них сделал бы то же самое. И вот среди тех, кому он доверял и считал друзьями, единомышленниками, боевыми товарищами, с которыми не раз сражался плечо к плечу в жестоких схватках с Пожирателями Смерти, оказался изменник, нанесший подлый удар в спину; осознание этого ранило и терзало Гарри не меньше, чем пыточные инструменты палача. Он пытался найти оправдание этой измене, но не мог, он хотел понять мотивы этого чудовищного преступления, но не понимал их, это не укладывалось в его сознании, такого просто не могло произойти, настолько это казалось неправдоподобным. Что же могло заставить кого–то из его друзей пойти на такое подлое преступление и отправить их всех на верную смерть? Гарри не знал, совершил ли этот человек предательство необдуманно, под действием заклятия подвластия или по слабости характера, но для него самого предательство всегда было самым гнилым поступком, который мог бы совершить человек. Он не мог и не хотел искать ему оправданий, потому что предателей презирают даже те, кому они сослужили службу. Его отец со своими друзьями когда–то был предан Питером Петтигрю, мать умерла по вине Северуса Снейпа, а теперь коварный удар в спину от кого–то из друзей постиг и его самого… Наверное, предательство стало родовым проклятием Поттеров.
Не переставая думать об этом, юный аврор понимал, что, несмотря на подлость и все испытания, которые ему выпали, боль, страх, пытки и унижения, которые он пережил и которые еще предстоит пережить, он не имеет права струсить и оборвать свою жизнь, иначе это тоже будет предательством. Если он это сделает, смешав все планы Люциуса Малфоя и Волдеморта, люди, оставшиеся на свободе, будут лишены последней надежды, и с его смертью мир окончательно погрузится в кровавый кошмар и хаос. Поэтому, несмотря ни на что, он должен жить, и каждый раз, когда его тело билось в агонии боли, юный аврор разбитыми в кровь губами, как молитву, шептал:

– Пока дышу – надеюсь.


В тесной камере, переполненной людьми, стоял тяжелый смрад от давно немытых человеческих тел и испарений нечистот, мерзко несло блевотиной. Прошло уже больше трех суток с того момента, как деревянное ведро, служившее для всех отхожим местом, убрали из камеры, и заключенные вынуждены были справлять свои физиологические потребности в одном из углов каземата, откуда и шло тяжелое, удушающее зловонье.
Поттер стоял на коленях перед голым мужиком, мошонка и бедра которого сплошь заросли густыми, курчавыми волосами. Заключенный крепко сжимал голову бывшего аврора в своих ручищах, с каждым разом все глубже засовывая огромный член в рот Гарри. Парень давился и никак не мог отдышаться, но кроме удушья он постоянно испытывал рвотный рефлекс. Он мычал, но больше ничего не мог поделать, возможности сопротивляться не было никакой. Несколько раз в его голове мелькала мстительная мысль о том, что челюсти у него крепкие, а зубы – острые, но инстинкт самосохранения приказывал Гарри заткнуться и терпеть, пока хватает сил, чтобы не лишиться зубов, которые ему тут же вобьют в глотку. Однако выдерживать это с каждой секундой становилось все труднее. Насильник сжал его голову сильнее и еще крепче прижал к заросшему волосами вонючему паху. Его хуй, как кляп, скользнул глубоко в горло парня, окончательно перекрывая воздух. Поттер замычал и отчаянно попытался вырваться. Он чувствовал, как мужчина весь напрягся, еще сильнее придавливая его затылок и до упора запихивая член в глотку. Нос Гарри зарылся в густые заросли курчавых лобковых волос, а спустя мгновение в горло парня ударила горячая струя спермы. Чтобы не поперхнуться, Поттер принялся глотать эту тошнотворно–вязкую массу, однако спермы было так много, что он не успевал сглатывать и давился. Удушье стало невыносимым. Воспользовавшись тем, что на какую–то секунду хватка насильника ослабла, Поттер замотал головой и вырвался из его рук, отклонившись назад всем телом. Через мгновение Гарри скрутил жуткий приступ выворачивающего наизнанку кашля, заставивший парня согнуться пополам, и его тут же несколько раз вырвало. Липкие слюни и тягучие зловонные рвотные массы потянулись изо рта, как студень, растекаясь по полу. Стоящие рядом с ним заключенные вдруг устроили перебранку, не поделив свою очередь. Пытающийся совладеть с рвотой и отдышаться, Гарри отстраненно слушал грязную ругань сокамерников, но ему уже было все равно. Пока его насильники спорили об очередности, он просто отдыхал, уткнувшись лицом в собственную блевоту.
Лязг открываемой двери прозвучал подобно раскатам грома. Заключенные шарахнулись от Гарри, как от прокаженного, а парень тут же забился в самый дальний угол камеры и сжался в комок, уткнувшись носом в сбитые колени. Его трясло, как в лихорадке, а желудок продолжали скручивать рвотные спазмы. В камеру с громкими криками и отборной руганью ворвались несколько тюремщиков, ослепляя заключенных пламенем горящих факелов и выпуская в сбившихся в кучу перепуганных людей пыточные заклятия. Хватило несколько секунд, чтобы в переполненном каземате наступила полная тишина и порядок. Заключенные в два ряда выстроились вдоль стены, стоя на коленях, широко разведя ноги и заложив руки за голову. Когда тишина стала абсолютной, и не было слышно даже дыхания, на пороге темницы появился Люциус Малфой собственной персоной и медленно осмотрел присутствующих. Ему хватило одного взгляда в дальний угол камеры, где, скорчившись, лежал Гарри, чтобы сделать соответствующие выводы.
– Добрый вечер, господа, – с ухмылкой произнес комендант Азкабана, – Я вынужден извиниться за причиненные неудобства, но обстоятельства требовали моего личного безотлагательного вмешательства. – Малфой сделал эффектную паузу, затем продолжил, – С величайшим прискорбием вынужден констатировать, что в последнее время я наблюдаю неподдельное разложение нравов в нашем исправительном заведении. Вместо того, чтобы раскаиваться за свои гнусные преступления перед обществом и искупать тяжелые грехи, вы, неблагодарные ублюдки, воспользовавшись моей добротой, благоденствуете, творите, что хотите, суете друг другу в рот половые органы и даже гадите в камере, – Люциус снова замолчал, с самодовольным видом разглядывая перепуганных до полусмерти жалких узников в грязных полосатых робах. Чувствуя в этот момент свою абсолютную власть над этими людьми, Малфой довольно усмехнулся и продолжил:
– Полное отсутствие дисциплины и порядка в корне недопустимо и я вынужден подобные тенденции сразу же пресекать. А посему, все вы, грязные свиньи, будете подвергнуты дисциплинарному наказанию по моему усмотрению. А сейчас, каждый из вас подойдет к своему дерьму, тщательно соберет его ручками и отнесет в парашу, где ему и надлежит быть. Кстати, а где у нас параша? – поинтересовался комендант, – И почему номер 415/3 до сих пор не в строю? Никакой дисциплины!
Кто–то из тюремщиков поспешно внес в камеру большое деревянное ведро, а двое других бросились к Гарри и, подхватив его под руки, подняли с пола и швырнули в общую шеренгу стоявших на коленях заключенных. Люциус еще раз самодовольно осмотрел коленопреклоненных узников и, цинично улыбаясь, продолжил:
– Повторяю для тех скотов, которые не поняли с первого раза. Каждый из вас, ублюдки, по очереди, подходит к дерьму, со всем старанием нагребает полные ладони и несет его в парашу. Кто не будет проявлять должного старания и энтузиазма при уборке помещения, отправится отсюда в пыточную. Мистер Макнейр сегодня не в настроении и, думаю, будет рад встретиться с любым из вас, чтобы интересно провести этот вечерок.
Когда Гарри загребал ладонями с пола неизвестно чье дерьмо, он думал что его вот–вот вывернет наизнанку. Весь организм сотрясало от нескончаемых рвотных позывов, он кашлял и перхал, но его так и не вывернуло. Видимо, все содержимое желудка было исторгнуто организмом после того, как его оттрахали в рот. Заключенные один за другим подходили к фекальной куче, образовавшейся за трое суток, в течение которых не было параши, зачерпывали ладонями говно и шли к деревянному ведру, стоящему посреди камеры, стараясь держать руки подальше от себя.
– Цените мою доброту, подонки, – наблюдая за заключенными, произнес Люциус. – Я ведь мог заставить вас все это сожрать, а пол вылизать языком.

Поттер с ужасом и стыдом вынужден был признать, что Малфой прав. Ему ничего не стоило наложить заклятие подвластия. Еще на четвертом курсе на уроках лже-Грюма Гарри единственному почти удалось без использования волшебной палочки создать барьер против Империус. Позже он сумел развить в себе эту способность, но сейчас, в таком изможденном состоянии, после стольких пыток и изнасилований, вряд ли он смог бы проявить такую стальную волю, чтобы сопротивляться. И он грыз бы каменные плиты зубами от бессилия и ярости, но делал бы все, что приказал Малфой – и говно бы сожрал, и языком пол вылизал. Однажды он уже стал свидетелем таких нечеловеческих унижений, которым Люциус подверг трех заключенных. После того, как его, полуживого, сняли с деревянного верстака и бросили на пол, в камеру пыток загнали трех обнаженных узников со скованными за спиной руками. Гарри в тот момент плохо соображал, от нечеловеческой боли его сознание будто бы плавало в кровавом тумане, но после первых исцеляющих заклинаний он все же смог понять, для чего в камеру пригнали этих людей. Опустившись на колени, они склонили головы и принялись вылизывать мокрые потеки на полу – желтоватые, зловонное лужицы под дыбой, брызги крови на каменных плитах и коричневое, вонючее пятно на верстаке…
Держа в руках зловонную массу, Поттер чувствовал себя, как в кошмарном сне, сознание отказывалось воспринимать происходящее, холодный ужас скручивал кишки в тугой узел. Каждый из заключенных сделал по две ходки к фекальной массе, а потом всем пришлось снять с себя робы, и, стоя на коленях, оттирать каменные плиты пола своими же собственными рубахами до тех пор, пока бдительно надзиравший комендант Азкабана не смилостивился и не объявил, что, на его взгляд, должная чистота, наконец, достигнута.
Многие вздохнули с облегчением, когда Люциус отдал приказ всем одеться, и узники принялись поспешно натягивать на голые тела вымазанные в дерьме робы. Но комендант не спешил покидать камеру, и Гарри почувствовал, как у него в животе все словно сжалось в комок. Он остро ощущал, что именно для него, в отличие от остальных, еще ничего не закончилось, и Малфой придумал что–то особо извращенное, по сравнению с чем уборка говна руками может показаться приятным времяпрепровождением. И Гарри не ошибся. Когда Люциус взглянул на него и неприятно улыбнулся, бывший аврор, все еще держа в руках грязную тюремную робу, покрылся холодным потом.
– А мистера Поттера я попрошу прошествовать на выход. У вас сегодня будет незабываемый вечерок, это я вам гарантирую, счастливчик вы наш. Вас ожидает одна молодая леди, так что попрошу не задерживаться. Она так стремилась на свидание, что с вашей стороны будет настоящим свинством заставлять ее ждать.
Двое тюремщиков грубо подтолкнули Гарри на выход. Парень хотел было торопливо натянуть на себя зловонную, грязную тряпку, единственную одежду, что была у него, но Люциус небрежно взмахнул рукой и произнес:
– Не стоит беспокоиться, мистер Поттер. Думаю, юная леди оценит ваши достоинства, так что отбросьте свои ханжеские привычки.
Конвоиры, заломив руки Гарри за спину, выволокли его из камеры в мрачный коридор, освещаемый чадящими факелами. Его тащили по холодным переходам подземелья, мимо многочисленных металлических дверей и решеток. Коридор показался Гарри бесконечным. Он терялся в догадках, что на этот раз придумал извращенный мозг сумасшедшего садиста, а известие о том, что его волокут на свидание с некой юной особой заставляло сердце Поттера до боли сжиматься от ужасного предчувствия. Уставившись в пол, он слепо шел вперед, едва не ударившись головой об приоткрытую дверь, когда босая ступня попала в липкую холодную лужу, натекшую под порог. С громким скрипом металлическая дверь каземата широко распахнулась перед ним, узнику торопливо всунули в руку его очки и заставили их надеть.
– Думаю, вы отлично проведете этот вечер, мистер Поттер, – с нескрываемой насмешкой произнес Люциус Малфой. – Я даже вам немного завидую.
Не успел Гарри что–либо ответить, как кто–то из тюремщиков дал ему сильного пинка под зад, и парень полетел на каменный пол, с трудом успев выставить вперед руки. Он упал на колени, сбивая их в кровь, но нашел в себе силы подняться и оглядеться в маленькой камере, освещенной тусклым отблеском единственного факела.
– Нет, – с ужасом прошептал Поттер, отказываясь верить в то, что он видел. В глазах потемнело, но причиной этому была не боль в теле. – Нет, – губы самопроизвольно шевелились, выталкивая наружу только одно слово.
Гермиона Грейнджер висела посреди маленького помещения, похожего на те, где его всегда пытали, забрызганного кровью от пола до потолка, как лавка мясника. Девушка была подвешена вниз головой за большие пальцы широко расставленных ног, привязанных к палке под потолком. Лишенное всякого достоинства, искореженное тело еще жило, хотя разум, вероятно, давно умер. Лохмотья полусодранной кожи свисали с тела Гермионы, как чудовищная бахрома. Груди девушки вырезали вместе с мышцами, и теперь в зияющих кровавых ранах белели кости грудной клетки. Пальцев на ногах несчастной не было, кроме больших, за которые она была подвешена. Из напоминавшего кровавый фарш влагалища торчал толстый деревянный кол, загнанный глубоко внутрь. Рук, завернутых за спину, Гарри не видел, зато он видел лицо… Бывшее лицо, уже ничем не напоминающее человеческое, похожее на маску кошмаров из фильмов ужасов. Девушке отрезали уши, нос, губы и язык, выкололи глаза, выбили все зубы. Гермиона была мертва, но ее тело еще жило, слабо подергиваясь в предсмертных конвульсиях.
– Нет! – дико закричал Гарри, сдирая горло в кровь, и бросился к обезображенному телу подруги, обнимая его и прижимаясь щекой, по которой текли его слезы, смешиваясь с ее кровью.

Поттер просто лежал на спине и бессмысленно глядел на закопченный потолок. Он уже много дней и ночей вот так лежал, как живой труп, и молча смотрел в темноту. Оказалось, что это очень хорошо – просто так лежать и просто смотреть в потолок, не думая ни о чем и не вспоминая смерть своих друзей – обезображенное тело Гермионы, обезглавленного Рона, бьющегося в агонии Невилла, зажимающего окровавленными руками вспоротый живот, из которого вываливалась осклизлая зловонная масса копошащихся кишок…
В коридоре раздался звук приближающихся шагов, и узник невольно вздрогнул от лязга засовов. Дверь со скрипом открылась, и Гарри зажмурился от ослепительного света, каким показалось ему коптящее пламя факела. Закрыв лицо руками, бывший аврор забился в угол камеры.
– Иди жрать, Поттер, – двинув в направлении заключенного носком сапога миску с какой-то серой размазней, гаркнул один из тюремщиков.
Никогда еще склизкая, холодная овсяная каша не казалась Гарри такой вкусной. Изголодавшийся узник накинулся на еду, не обращая внимания на присутствующих и на то, что каша, сваренная на воде, изрядно пересолена, с кучей остяков и… «Ну и хрен с ними, с червяками, они переварены… и вообще, это просто мясо» – со злостью подумал Поттер, облизывая испачканные пальцы. Парень слегка отрыгнул и посмотрел в пустую тарелку. Она была идеально чистой, но все же узник еще раз прошелся по ней языком. Тюремщики забрали у него посуду, но пока не уходили, чего–то медлили, и Гарри понимал, что ничего хорошего от этого визита не будет. Мужчины тихо переговаривались между собой, а затем один из них, гаденько ухмыляясь, приказал:
– А ну, Поттер, становись на четыре кости. За жратву надо расплачиваться.
Но вместо беспрекословного подчинения, которое тюремщики уже привыкли видеть со стороны всех заключенных, мальчишка смотрел на них исподлобья, как маленький волчонок, готовый вцепиться в глотку любому, и этот взгляд очень не понравился пришедшим мужчинам. Тяжелый пинок отбросил Гарри назад, следующий удар пришелся в живот. Скорчившись на холодном полу, Поттер подтянул колени к груди и уткнулся в них лицом, чтобы спастись от новых побоев. Узника подняли с пола, поставили на колени и локти, крепко удерживая в такой позе. От бессилия Поттер заскрипел зубами. Его телом в очередной раз решили воспользоваться – тюремщики, принесшие червивую овсянку, старались не упустить возможность и попользоваться узником в свое удовольствие. Один из насильников всунул свой дряблый член в рот юного аврора, другой начал пристраиваться к его заднице. Через мгновение Гарри почувствовал, как залупа прижалась к его анусу, а затем мужчина одним сильным толчком глубоко вошел в его кишечник, не испытывая сопротивления ослабленного многочисленными сношениями сфинктера. Поттер яростно вертел жопой, надеясь хоть как–то уменьшить боль в насилуемом заднем проходе, который в последнее время превратился в саднящую и постоянно кровоточащую рану, из-за чего оправление нужды превращалось в еще одну пытку. Парень корчился при каждом толчке насильника, пытаясь отстраниться от него, но при этом хуй второго тюремщика глубоко проникал в его горло, вызывая рвотный позыв. Гарри давился, ему некуда было девать образовавшуюся слюну, член в его рту становился все больше и тверже, отчего парень уже почти задыхался. К счастью, это продолжалось недолго, вскоре ему в рот ударила горячая струя семени, и удовлетворенный тюремщик отошел от юного узника, на ходу застегивая брюки. Другой насильник, утробно рыча от удовольствия, с силой насаживал тело подростка на свой здоровый конец, чувствуя приближение оргазма. Вгоняя хуй на всю длину, тюремщик рычал по–звериному, а его волосатые яйца громко шлепались об ягодицы жертвы. Наконец, мужчина сделал еще один, последний, толчок, и Гарри почувствовал горячую сперму, заполняющую его воспаленный кишечник, подобно едкой кислоте. После небольшой паузы насильник вытащил из него свой обмякший член и разжал пальцы, стискивающие бедра подростка. С тихим стоном обессиленный Поттер упал на живот и тут же свернулся в комочек, сжимая бедра и подтягивая к груди колени.
– А ну, вставай, падаль! – чей-то сапог больно ткнул Гарри под ребра.
Парень вздрогнул и приподнял голову, оглядываясь вокруг себя затравленным, затуманенным болью взглядом.
– Подъем, грязный полукровка! – тюремщик снова ткнул его сапогом.
Поттер разжал руки и приподнялся, опершись левой ладонью о пол. Ноги не слушались, тело было словно ватным. Он сделал несколько попыток подняться на ноги, но все, что ему удалось, это встать на четвереньки, низко опустив голову.

– Эта падаль будет тут до утра ковыряться, – озлобленно произнес один из тюремщиков, а затем Гарри подхватили под руки, крепко встряхнули и подняли. Парня подтащили к стене и прислонили к ней спиной, но его ноги подкосились, и Поттер тут же стал медленно сползать вниз. Мужчины, ругаясь в полголоса, снова приподняли его, развели руки в стороны и застегнули на запястьях кандалы, свисавшие с вмурованных в стену колец. Юный аврор оказался распятым на стене, повиснув в цепях. Отпустив пару сальных шуточек, насильники, прихватив факел и посуду, ушли, захлопнув металлическую дверь. Где-то вдалеке лязгнула решетка.
Некоторое время Поттер просто без сил висел в своих оковах, согнув ноги в коленях и касаясь спиной стены, но острые углы кандалов врезались в запястья все сильнее, плечи выворачивало из суставов, а растянутые мышцы грудной клетки мешали нормально дышать. Вскоре Гарри почувствовал настоятельную необходимость сделать глубокий вдох и дать отдых рукам. Он собрался с силами, напрягся и медленно встал на ноги, чуть прогнувшись вперед и упираясь задом в стену. Колени дрожали, но так стоять было намного легче. По крайней мере, теперь можно было спокойно дышать, и руки не так сильно выворачивало из суставов. Каменный пол неумолимо забирал тепло его тела, заставляя суставы ног ныть, отдавая в позвоночник. Кожа зудела от покрывавшей ее грязи, парня все время подташнивало, а в довершение ко всему из тупо ноющего ануса продолжала сочиться липкая, холодная сперма, которая медленно стекала по бедрам до самых колен, чтобы затем засохнуть и добавить ощущение нечистоты. Боль от насилия не шла ни в какое сравнение с моральными страданиями, которые испытывал Гарри. Его насиловали постоянно, унижая его человеческое достоинство, превращая в жалкое, ничтожное существо, лишенное чести и уважения. К этому невозможно было привыкнуть, и если пытками палачи истязали его тело, то изнасилованиями калечили его душу…
Время тянулось очень медленно и совершенно неощутимо. Вися в кандалах, прикованный к стене, аврор получил еще одну, причем весьма изощренную, пытку. Поттер был вынужден все время напрягать мышцы, чтобы продолжать стоять на гудящих от постоянного напряжения ногах. Стоило только немного расслабиться, как он тут же сползал по стене, и вес тела начинал безжалостно выламывать плечевые суставы, а через некоторое время Гарри начинал чувствовать удушье. Усталость медленно, но верно брала свое. Пару раз парень отключался и некоторое время проводил в забытьи. Несколько минут он стоял, опустив голову на грудь, широко расставив ноги и наклонившись вперед, опираясь задом о стену, руки при этом оставались вывернутыми за спину. Затем колени подкашивались, ноги разъезжались в стороны, и узник тряпичной куклой повисал на цепях, как на дыбе. Через мгновение Гарри со стоном приходил в себя, вскидывая голову, безумным взглядом осматривался вокруг, и торопливо вставал, чтобы через некоторое время все повторить сначала. Так продолжалось бесконечно долго, до тех пор, пока вконец измученный парень не услышал далекий лязг металла – кто–то открывал дверь.


Гарри было уже все равно, куда его тащат, он чувствовал в себе какую–то странную отстраненность, как будто все случившееся происходило не с ним, и только когда его ноги стали больно биться о ступени, парень понял, что его волокут в подземелье, снова в камеру пыток. В нос ударил крепкий тюремный дух – смесь запахов сырого погреба, спекшейся крови, каленого железа, блевоты и нечистот. Тюремщики свернули в очередной коридор и заволокли Гарри в одно из тюремных помещений, оказавшееся просторным, мрачным залом, скудно освещенным факелами на стенах. Сильный толчок в спину бросил его вперед, и парень, потеряв равновесие, упал на пол, обдирая в кровь колени и ладони. Но его тут же подхватили под руки, рывком приподнимая с каменных плит. В зале находились нечеткие темные фигуры в черных мантиях с низко опущенными капюшонами, но Гарри не мог их детально разглядеть из–за окружавшего его полумрака. Присутствие здесь этих зловещих теней, будто дьявольских существ из преисподней, лично ему не предвещало ничего хорошего. Будто бы прочитав его мысли, одна из мрачных фигур отделилась от остальных и, приблизившись к нему, сухим голосом произнесла:
– Возьми это.
Поттер взял в руку протянутый предмет, узнав в нем свои очки, которые ему возвращали только в том случае, когда Люциус Малфой хотел показать ему что–то очень страшное, что–то такое, от чего Гарри начинали мучить кошмары на протяжении многих ночей. Когда парень надел очки на переносицу и окружающий его мир внезапно приобрел четкость, Поттер почувствовал непроизвольную нервную дрожь в теле, из него как будто выдернули внутренний стержень, который поддерживал его, и силы в раз покинули измученное тело. Разум еще кричал, протестовал, умолял, но тело уже не слушалось, покрываясь липким потом и дрожью. В голове Гарри зашумело, перед глазами поплыли огненные круги. Парень с ужасом смотрел на толстый, гладкий штырь, покрытый коричнево–красными потеками, торчащий из середины сиденья «ведьминого кресла», усеянного металлическими шипами.
– О боже, нет, – хрипло произнес юный аврор, невольно отступая назад, вмиг осознав, какой чудовищной пытке его намерены подвергнуть на этот раз.
Узника тут же схватили двое конвоиров, заламывая руки за спину, и в следующий миг черные фигуры стали сбрасывать свои капюшоны, а затем снимать уродливые маски с лиц, и Гарри узнавал в собравшихся Пожирателях Смерти Люциуса Малфоя, палача Азкабана Макнейра, Беллатрикс Лестрейндж, Антонина Долохова, Трэверса, Джагсона, Торфинна Роули, Селвина, Яксли. Последним капюшон снял сам Темный Лорд, чьи змеиные глаза в этом мрачном подземелье при свете чадящих факелов горели дьявольски-красным огнем. Шрам на лбу Гарри начал пульсировать обжигающей болью.
– Я хочу видеть тебя искалеченным и изуродованным, Поттер. Я буду наслаждаться твоими криками и судорогами, – прошипел Волдеморт в тишине тюремного застенка, где был слышен только треск горящих факелов.
Единственное, что почувствовал Гарри в этот момент, глядя в кровавые глаза своего смертельного врага, это ненависть – черную, всепоглощающую, яростную.

– Я уничтожу тебя, Риддл, – глухо пообещал Поттер в тишине пыточного застенка. – А затем буду убивать их, одного за другим, уничтожать, как бешеных зверей. Клянусь!
В ответ юный аврор услышал издевательский смех. Угрозы голого, перепуганного мальчишки, которого притащили на пытку, вызвали у собравшихся полюбоваться его страданиями Пожирателей Смерти приступ веселья и чувство торжества.
Упирающегося и вырывающегося Гарри потащили к массивному железному креслу, и парень с содроганием смотрел на сиденье и спинку чудовищного пыточного приспособления, усеянного короткими, но острыми шипами, которые медленно будут впиваться в его истерзанное тело, а толстый кол, на который его насадят, будет рвать его внутренности. Закричав, узник рванулся, но тюремщики сумели удержать подростка. А затем раздался страшный вопль, от которого в жилах стыла кровь, когда Макнейр со своими помощниками усадили юного аврора в кресло и застегнули ремни на его запястьях и лодыжках. Острая боль, пронзившая Поттера, заставила его безумно закричать, когда шипы впились в его тело, а в задний проход с силой вошел ужасный штырь. Извиваясь на страшном сидении, парень не переставал орать хриплым сорванным голосом, пока шипы мягко входили в податливое тело. Под креслом медленно начала собираться темная лужица крови.
Жесткая кожа обхватывала его широко расставленные бедра, пристегивая их к подлокотникам. Еще один ремень сжимал его грудную клетку с такой силой, что перехватывало дыхание. Обмотанный вокруг спинки, ремень намертво прижимал к креслу связанные руки Гарри. Следующий ремень поперек лба вдавливал в высокую спинку его затылок, чтобы парень не имел возможности крутить головой и не мог сбросить очки. Сквозь мутную пелену, застилающую глаза, Поттер видел, как Пожиратели Смерти и Волдеморт не спеша рассаживаются в удобные кожаные кресла с высокими спинками, чтобы полюбоваться на его страдания. А он сидел совершенно голый, беспомощный, насаженный на ужасный штырь, будто на кол, истекающий кровью от ссадин и ран, нанесенных шипами «ведьминого кресла», и ждал новых нечеловеческих мук, которым собирались его подвергнуть эти маньяки и садисты. И не потому, что он был в чем–то виноват, а потому что так хотелось кучке подонков, готовых на все ради наслаждения истязать его, Гарри Поттера, и упиваться его страданиями. В какой–то момент юному аврору отчаянно захотелось умереть, чтобы не дать этим сволочам возможности любоваться агонией его тела.
Волдеморт медленно приподнял свою палочку и направил ее на Гарри. Закрыв глаза, Поттер громко завыл от отчаяния, как загнанный раненый зверь, угодивший в капкан, бессильный бороться и оказывать сопротивление. В следующий миг вспыхнул яркий свет и перед юным аврором распахнулись врата ада...

На Гарри обрушилась сокрушительная волна чистой боли, которая в первый миг совершенно парализовала юного аврора, не оставив сил даже на рвущийся из горла крик. Сквозь тело прошел даже не разряд, скорее это была вспышка откровенной, ничем незамутненной боли, начавшейся в паху, раскаленной иглой прожегшей хребет и растекшейся по нервным волокнам по всему телу. Ощущение было такое, как будто к каждому из нервных окончаний подключили ток высокого напряжения и одновременно прижгли кислотой. Боль текла сквозь него, пронизывая насквозь все нервы, подобно раскаленной добела проволоке. Перед глазами заплясали огненные точки, мышцы скрутили судороги. На фоне этой адской пытки Поттер сразу даже не понял, что у него болит сильнее: просто болело все, сразу и везде. Причем сказать «болело» – значило ничего не сказать. И только спустя некоторое время, показавшееся ему вечностью, он смог выделить эпицентр. Это было нечто раскаленное и безумно острое, нечто, что царапало, обжигало и выгрызало низ живота.
Гарри Поттер кричал. Кричал во всю силу сорванного горла. Кричал потому, что эти мучения невозможно было терпеть, и он мог только кричать. Дикие судороги сотрясали привязанное тело снизу до верху, наполняя нестерпимыми страданиями каждую его клетку. Сильнейшие удары пыточного заклятия, направляемые Волдемортом прямо на гениталии, дополнили удары, выпущенные Малфоем в солнечное сплетение. Тело юного аврора подбросило вверх, золотистая струйка мочи полилась у него между ног, разбиваясь об каменные плиты пола многочисленными брызгами. Сквозь пелену кровавого тумана Поттер услышал громкий, издевательский смех. На время пытка Круциатусом прекратилась и ему дали короткую передышку.
Никогда в жизни Гарри ничего так не радовало, как это отступление боли. Словно в голове приглушили невыносимо громкий звук, и он обрел способность думать. Он снова становился собой, когда боль опустилась до привычного уровня резаных ран, сломанных рук и ожогов. С этим он уже мог справиться, не теряя достоинства. На какое–то мгновение Поттер словно воспарил, свободный от боли. Он наконец–то снова смог дышать, и это было просто замечательно, потому что пока он мог дышать, у него оставалась надежда – надежда на побег, надежда на месть, надежда на победу. Пребывая на краю блаженства потому лишь, что боль ушла, Гарри перестал сопротивляться и погрузился в упоительное небытие…
Вокруг него кружились какие–то неясные тени, то совершенно исчезая в багровом тумане, то появляясь снова. Они что–то шептали, но Поттер никак не мог разобрать, чего они от него хотят. Постепенно к парню пришло осознание того, что он все еще сидит в «ведьмином кресле» с разведенными ногами. Гарри казалось, что по нему проехал грузовик, а затем его разорвали пополам и небрежно сшили. В ноздри бил острый запах желчи. До слуха долетал близкий шум бегущей воды. Спустя какое–то время Поттер стал различать и другие звуки: кто–то говорил, причем совсем близко, и говорил о нем. Неясные тени продолжали кружиться вокруг него в бесконечном хороводе, но теперь он почти мог различить то, что ему говорили. Горло сильно болело, а из области живота вновь поднималась волна, скручивающая внутренности в тугие жгуты. Волна достигла горла, и Гарри несколько раз вывернуло наизнанку. Запах желчи усилился, затем ему в рот влили какое–то горькое зелье. Он чувствовал, что по лицу текло что–то теплое и липкое. Облизнув пересохшие губы, Поттер ощутил знакомый металлический привкус крови. И вдруг тихое, змеиное шипение вползло в его голову, мешая сосредоточиться. Он снова ощутил в своем сознании присутствие Волдеморта. Аврор чувствовал, как Темный Лорд сейчас испытывает нечто, близкое к сексуальному экстазу…

Цепочка событий медленно восстанавливалась в измученном, воспаленном мозгу. Подробности страшных событий, которые неторопливо нанизывались на эту цепочку, он хотел бы забыть навсегда. Превозмогая боль, Поттер тихо застонал и сквозь туман, застилающий глаза, увидел, как к нему приближаются две фигуры, в которых аврор узнал палача Азкабана Макнейра и безумно смеющуюся Беллатрикс Лестрейндж, держащую в руках тиски, которые она явно собиралась использовать, чтобы раздавить ему пальцы. Лицо Гарри, белое, как мел, исказила гримаса ужаса. Обнаженное тело аврора мелко задрожало от боли и страха, широко открытые глаза с отчаянием смотрели на приближающихся извергов, обещающих ему новые мучения. Поттер приготовился выдержать новые страдания, и, когда Беллатрикс приладила свой инструмент к пальцам его левой ноги, а затем сделала первый оборот винта, Гарри только глухо застонал, сжав зубы до хруста.

– Мне нравится, как ты кричишь, красавчик, – наклонившись к перекошенному гримасой муки лицу юного аврора, прошипела Беллатрикс, – Меня это очень возбуждает, мальчик, – облизнув языком прокусанные до крови губы Гарри, добавила она, и сделала следующий оборот винта, вызывая ужасные, нечеловеческие мучения своей жертвы.
Тело Поттера содрогнулось от боли, но он не произнес ни звука. Он что было сил сжимал зубы, лишь бы не закричать, лишь бы выдержать. Гарри тяжело и надрывно дышал, а капли пота струились по лицу и телу. Еще один поворот винта, и металлические пластины начали давить кости. Волна острой боли вынудила юного аврора глухо застонать, а безумная ведьма, воодушевленная страданием жертвы, сделала очередной поворот винта, сильнее сжимая тиски. Кончики пальцев на ноге Гарри стали темно–синими, а Беллатрикс, глядя в перекошенное лицо подростка, искаженное страшной гримасой, продолжала медленно сдавливать тиски. Поттер закричал во всю силу своих легких, когда кровь выступила из–под ногтей от невероятного давления. Макнейр, до этого не принимавший никакого участия в истязании, теперь подошел к другой ноге Гарри, вынул тонкий нож и, взяв стопу узника, медленно вонзил острие под ноготь. Поттер завопил еще сильнее, а палач начал двигать ножом под его ногтем. Собравшиеся в зале Пожиратели Смерти наблюдали за тем, как судорожно извивается беспомощное тело подростка, посаженное на кол, как вздуваются крупные вены на его висках, как пузырится розовая пена на искусанных в кровь губах. Малфой встретился взглядом с широко открытыми зелеными глазами, наполненными болью. Тяжелый запах пота, мочи и страха, исходящий от Гарри Поттера, пьянил Люциуса не меньше вина. Глядя на трепещущее обнаженное тело, распухшие яички, растянутый штырем кровоточащий анус, почерневшие раздавленные пальцы, комендант Азкабана ощущал невероятный экстаз и чувствовал, как кружится голова от возбуждения. В этот момент не только Малфой испытывал подобное состояние – вопли, кровь и страх жертвы приятно будоражили всех собравшихся.
Когда Макнейр, взяв маленькие клещи, медленно отделил ноготь от ногтевого ложа своей жертвы, Гарри, казалось, обезумел от нечеловеческих страданий. Он испускал вопли, в которых звучала сама боль, и изо всех сил извивался в кресле, металлические шипы которого продолжали ранить его тело, а штырь только сильнее разрывал анус. Все время, пока продолжалась эта изуверская пытка, Гарри кричал, не умолкая ни на минуту. Кричал, даже когда голос сорвался совсем, потому что боль была настолько сильной, что не кричать было невозможно. Когда он потерял сознание от болевого шока, присутствующий при истязании колдомедик немедленно вывел парня из спасительного забытья, и эта изощренная пытка продолжилась. Палач сорвал ноготь мизинца, и Поттер испустил пронзительный вопль. Три оставшихся пальца были так же изуродованы один за другим, а Беллатрикс продолжала дробить тисками ему пальцы на другой ноге, ступня которой чудовищно раздулась, пальцы почернели от сжатия, а на двух отслоились ногти. Беллатрикс, тяжело дышавшая от возбуждения, сделала еще один поворот винта, но ее последнее старание пропало впустую, узник уже был обессилен настолько, что у него не хватило даже сил закричать, и он лишь в безмолвном вопле раскрыл рот, уставившись в никуда закатившимися глазами. Впав в прострацию, Гарри уже не реагировал на оживленные возгласы, смех и шум, слившиеся в неясный гул. Глядя прямо перед собой, он застыл, не в силах пошевелиться. Палачи на время оставили свою бессознательную жертву, над которой тут же склонился лекарь. Голое, изувеченное тело, била крупная дрожь, пальцы рук и ног судорожно сжимались, на грудь стекала струйка слюны из полураскрытого рта...

Последняя пытка высосала из него все силы. Боль нарастала очень медленно, не прерываясь ни на секунду. Под действием заклятий кол, на который он был насажен, медленно увеличивался в размерах и постепенно нагревался, выжигая его внутренности с такой силой, что Гарри казалось, он сходит с ума. Он снова обмочился, теплые, вонючие струйки побежали по штырю у него между ягодиц и скоро он сидел в зловонной луже. В ушах звенело, и он не слышал собственных криков. Новые удары Круциатуса стали сильнее, хотя это казалось невозможным. Темный Лорд работал методично, искусно поднимая Гарри на вершину боли и удерживая его на этом пике, не давая сорваться в спасительное беспамятство, каждым ударом заклятия исторгая из беспомощного тела нечеловеческие вопли.
Поттер потерял счет времени, в течение которого длился этот кошмар. Боль накатывала на него тяжелыми, жгучими волнами. Когда очередная волна запредельного страдания достигала своего пика, Гарри изо всех сил тужился, выворачивая себя наизнанку, заходясь дикими воплями. На какие–то краткие мгновения Волдеморт опускал свою палочку, боль чуть отступала, и Поттер получал возможность немного перевести дух.
Залитое слоем пота и крови обнаженное тело юного аврора поблескивало в свете мерцающих огней. На время отступившая острая боль оставляла за собой судороги, выкручивающие все тело. Но не успел Гарри перевести дух, как тут же новая волна немыслимой муки накрыла его с головой. На этот раз в игру вступил Трэверс, и очередной цикл восхождения к пику страдания начался раньше обычного. Поттер попытался закричать, но сведенные болью челюсти были сжаты так плотно, что во рту уже чувствовался привкус обкрошившейся зубной эмали. Немыслимо яркий свет ослепил его, и нечто громом взорвалось в его ушах, из которых полилась кровь. Спазм перехватил горло. Он задыхался. Что–то раскаленное уперлось Гарри в область солнечного сплетения и стало проникать внутрь тела…
Яксли выпустил еще один удар Круциатуса, и острая боль заставила Гарри вскрикнуть, но крик обратился удушливым хрипом. Болевой спазм сжимал горло, парень не мог даже набрать воздуха в горящие легкие. А кошмар продолжался, с каждой секундой становясь все более невыносимым, невероятный жар душил юного аврора, выжигая все внутри и снаружи. С каждым мгновением терпеть комок в горле становилось все труднее, удушье чувствовалось все сильнее, горящие огнем легкие требовали кислорода.
Сколько длилась пытка, Поттер не знал, время растянулось, став бесконечным. В какой–то момент Гарри показалось, что его гениталии вскипели и взорвались кровавыми ошметками, а вся кожа обуглилась и отвалилась, оставив после себя обнаженное мясо, которое кто–то заботливо поливал кислотой и присыпал солью. Несколько раз юный аврор терял сознание, и тогда колдомедик применял заклинание «Энервейт», после которого он снова возвращался в страшную реальность, и так продолжалось бесконечно долго...
Поттер уже давно не кричал, сорвав голос, и только харкал кровью, но для палачей, впившихся взглядами в обнаженное, растерзанное тело, это было неважно. Он еще мог чувствовать боль, а это было главное, и чудовищные пытки продолжали разбивать его волю и тело. Очередной удар, выпущенный Волдемортом, заставил Гарри забиться в судорогах страшной агонии, дикий, нечеловеческий хрип вырвался из его горла, кровавая пена потекла изо рта. Новые волны боли погребли под собой меркнущее сознание Поттера, а истерзанное тело бессильно опало в кресле, еще глубже напарываясь на металлические шипы.
Самый сильный человек мог выдержать действие пыточного заклятия не больше часа. Многие значительно раньше сходили с ума или умирали от болевого шока или разрыва сердца. Гарри Поттер, не утратив рассудка, сумел выжить в аду в течение полутора часов.

К нему медленно возвращалось сознание. Вначале он испытал что–то вроде легкого удивления по поводу того, что все еще жив, а затем нахлынул прежний ужас, призраки бесконечно тягостного будущего обступили его. Поттер застонал, но из горла вырвался только невнятный вой. Разбитые губы распухли и превратились в твердые наросты с колючими краями. Тяжелые удары сердца отдавались в барабанных перепонках. Оттолкнувшись от пола рукой, Гарри перевернулся на спину, глядя в темноту слезящимися глазами. Даже после всего, что ему пришлось пережить, произошедшее казалось настолько ужасным, что рассудок отказывался верить. Поттер осторожно облизнул разбитые губы и медленно провел языком по острым граням на месте выбитых зубов, которые пока что едва ощущались, но это было уже значительно лучше, чем кровоточащие рыхлые десны, превращенные палачом в сплошную рану. За то время, что он находился в огненно–багровом удушливом тумане беспамятства, к нему несколько раз приходили тюремные лекари, чтобы поддержать слабую искру жизни в его истерзанном теле, и начать регенерацию искалеченной плоти с помощью заклятий и магических зелий.

Дементор хрипло вздохнул, и Гарри обдало гнилым запахом разлагающейся плоти, в камере запахло как в мертвецкой, наполненной покойниками. Парень чуть не задохнулся от трупного смрада, перемешанного с тошнотворным запахом прелых экскрементов, исходившим от отхожего места. Поттер почувствовал, как волна дурноты накатила на него, желудок судорожно сжался. Ледяной холод и сырость пробирали обнаженного узника насквозь, но хуже всего была тьма, которая в этот момент надвигалась на него, поглощая весь мир, абсолютная и беспросветная тьма.
– Экспекто патронум! – отчаянно выкрикнул Гарри, остро чувствуя, как его окатило могильным холодом и смрадом.
Его жалкая попытка не могла остановить дементора, без палочки Поттер был бессилен что–либо сделать. А жуткий демон из его кошмаров продолжал медленно надвигаться на свою жертву. Гарри охватил ужас, настоящий ужас, от которого замирало сердце, а единственной оставшейся мыслью было осознание того, что сейчас он получит поцелуй дементора, это существо высосет из него по капле душу, разум и чувства, превратив в кусок мяса, в бесполезную пустую оболочку. Смертельный ужас перед неизбежным – вот самая сильная и самая опустошающая из всех эмоций. Только ужас впрыскивает в кровь самый мощный «наркотик» из всех известных – адреналин, который заставляет бешено стучать сердце, напрягает до судорог мышцы и заставляет мозг работать со сверхскоростью. Дементор, почувствовав сильный всплеск эмоций свой жертвы, издал довольный утробный хрип.
– Нет! – срывая голос от крика, завопил Гарри, чувствуя, как спиной уперся в холодную стену – дальше отползать было некуда. – Экспекто патронум!
Он понимал, что это конец, его заочно приговорили к пожизненному тюремному заключению, но, не сломив его волю к сопротивлению и не сумев довести до сумасшествия, они решили подвергнуть его поцелую дементора, после которого от него останется только пустая телесная оболочка, абсолютно безопасная для Волдеморта и уже бесполезная для Малфоя. Весь его разум восстал против этого, и несмотря на дикий ужас, который Гарри испытывал перед этим существом, источающим могильный холод и гнилостный смрад, юный аврор с отчаянием обреченного решил сражаться, спасая свою душу. Цепляясь за склизкие камни стены, парень поднялся с пола, готовый голыми руками драться со стражем Азкабана, рвать его ногтями, грызть ему глотку зубами, но не дать завладеть своей душой и разумом. Задыхаясь от приторного зловонья разлагающегося трупа, Поттер выставил перед собой ладони, в стремлении оттолкнуть нависающую над ним фигуру, но в следующий миг дементор взмахнул рукой, и Гарри отбросило в сторону. Одного, едва уловимого движения стража Азкабана было достаточно, чтобы опрокинуть узника навзничь. Удар был такой мощный, что Поттер ударился затылком о каменные плиты и на мгновение потерял сознание. Черная одежда дементора с шелестом упала на пол, и перед бесчувственным парнем склонилось жуткое существо. Если бы Гарри был в сознании и в состоянии разглядеть истинную сущность дементора, не скрытую черным балахоном, парень мог бы лишиться рассудка, так как сейчас перед ним склонился живой труп. Многочисленные безобразные гниющие язвы покрывали сизовато–серой гнилостной коркой почти все тело дементора. Вздувшаяся, осклизлая плоть с гнойными струпьями и слизью источала тошнотворный запах разложения. Во многих местах серозной кожи, покрытой трупными пятнами и сукровичными язвами, энергично шевелились белые черви, ползающие по поверхности гнилой плоти или копошащиеся под распухшей кожей. Беззубый рот дементора, словно бездонная яма, был открыт, и из него вывалился длинный, черный язык. Вместо носа была ввалившаяся дыра, а из пустых глазниц вытекал серо–зеленый гной, стекая по щекам.
Дементор навалился на обнаженного узника сверху, и Гарри, которого обдало ужасным зловоньем, мгновенно придя в сознание, ощутил невероятную тяжесть, словно его придавило каменной плитой надгробья. От нахлынувшего на него ужаса и отвращения, задыхаясь от гнилого тошнотворного запаха, чувствуя склизкую, ледяную кожу, Поттер дико закричал и судорожно задергался в желании столкнуть с себя этот оживший труп. Но в следующий миг тело Гарри вдруг сделалось ватным и бессильным, словно в кошмарном сне, и он с ужасом понял, что не сможет сопротивляться, пораженный жутким колдовством стража Азкабана. А потом твердые и холодные губы дементора нашли его губы и жуткий крик Гарри так и замер, застывший в воздухе.
«Это конец» – пронеслось в его сознании.
Поттер едва не задохнулся от нестерпимого отвращения, когда невероятно мощная струя чужого, зловонного и ледяного дыхания насильно влилась в его рот, и он вдруг почувствовал, что она содержит нечто большее, чем просто гнилостный воздух – в ней была мистическая сила. Стражи Азкабана обладали своей собственной жуткой магией, неподвластной людям. От ужаса у Гарри волосы взмокли на голове, если бы он мог кричать, то его вопли разнеслись бы по всем тюремным коридорам и казематам. К его губам присосался своей пастью дементор, твердый язык этого чудовища длинной сосулькой свешивался в раскрытый рот Гарри, и тот уже не мог сомкнуть челюсть. Разлагающаяся плоть дементора, покрытая язвами, слиплась с кожей Поттера, и обоих пронзил сильный зуд; трупные черви, копошащиеся под кожей стража Азкабана, выползали наружу и теперь ползали по телу Поттера. Из пустых глазниц чудовища вытекал зловонный гной, заливая глазницы Гарри смолистыми лужицами, во рту у него продолжал шевелиться мертвый язык, но что самое дикое и противоестественное, парень в следующий миг ощутил, как нечто ледяное и склизкое, подобно гигантскому трупному червю, стало извиваться у него между ног и уперлось ему в промежность, ища вход в его тело. Жуткая догадка пронзила сознание Поттера, отчего он едва не лишился сознания. Его не приговаривали к поцелую дементора, то, что сейчас происходило, было намного хуже, его тело отдали этому кошмарному существу для удовлетворения извращенных, противоестественных потребностей. Чудовище не высасывало из него душу, как это могло показаться изначально, страж Азкабана насиловал Гарри, и сейчас его член извивался, подобно жирному червю, врываясь в тело парня, и копошился в кишечнике, наполняя его мертвой плотью и протухшей слизью. Их тела будто бы слиплись, срослись в одно целое; то, что было шевелящимся членом дементора, заполняло кишечник Гарри, распирало его внутренности, вызывая жгучую боль и нестерпимый зуд. Язык, этот длинный кусок гнилой плоти, проникал глубоко в горло, вползая в пищевод. В какой–то миг Гарри казалось, что он близок к помешательству. Он мечтал о смерти, потому что знал, что пережить такое не сможет. Даже свихнувшийся после смерти сына садист Малфой не мог бы додуматься до такой чудовищной, извращенной и ужасной пытки для него. За этим кошмаром стоял Волдеморт, и моментами Поттер ощущал свою связь с Темным Лордом и чувствовал восторг, радость и сексуальное возбуждение, которое испытывал Волдеморт в этот момент, когда страж Азкабана насиловал Гарри.
Юный аврор, парализованный жутким колдовством дементора, лежал с окоченевшими конечностями, и его попеременно бросало то в холод, то в жар. Иногда ему отказывали служить органы чувств, и тогда он терял представление о себе и о том, где находится; в такие моменты временного забытья парень не слышал булькающих, гортанных звуков, исторгаемых дементором, и не ощущал зловонья разлагающейся плоти. Гарри находился в состоянии глубокого шока, который был реакцией организма на происходящий с ним кошмар. Дементор, на секунду замерев, выпустил в кишки парня ледяную струю зловонной субстанции, обдав тело своей жертвы поистине обжигающим холодом, и отпрянул назад, но Поттер уже не чувствовал, как ледяной вязкий гной наполнял его внутренности. Через мгновение живой мертвец приподнялся с него, и темная фигура начала удаляться в сторону двери.
Юный аврор лежал на спине, его глаза были открыты и нечеловечески пусты, будто его опоили зельем, опустошающим мозг. Он пребывал в ступоре, который стал защитной реакцией психики на пережитый кошмар. Все тело Гарри было покрыто остатками вязкой протухшей слизи и тягучим гноем. Под ним уже собралась липкая, зловонная лужица. Из полураскрытого ануса вытекал зеленый гной, трупные отслоения, и вдруг наружу полезли копошащиеся липкие гангренозные черви, которые наполняли кишечник парня после совокупления с дементором. Прошло бесконечно много времени, прежде чем Гарри начал понимать, ЧТО с ним произошло, и от осознания этого парень дико взвыл, как раненый навылет зверь.

Той ночью его спасли. Спасли только потому, что он успел перегрызть вены лишь на одной руке...

Дата добавления: 2015-10-13