Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 2


Это был триумф Тома Риддла. Человек, которого он признал равным себе, находился в неприступном Азкабане, в пыточном кресле, напуганный предстоящей перспективой чудовищных истязаний. Волдеморт, всматриваясь в наполненные страхом глаза мальчишки, который однажды чуть не убил его, сейчас наслаждался полной и окончательной победой над своим врагом; проникнув в сознание Гарри, он ощутил его смятение, отчаяние и страх, а в следующий миг юный аврор услышал змеиное шипение, хотя Темный Лорд не произнес ни слова:
– Ты проиграл, Поттер.
Гарри отлично понимал смысл шипящих звуков, вторгавшихся в его сознание, и чувствовал невероятную мощь, исходящую от темного мага. Поттер с дрожью ощущал это – Волдеморт был силен как никогда.

– Тогда почему ты не убил меня? – не в состоянии оторвать взгляд от кошмарных кроваво–красных глаз, спросил юный аврор, не осознавая, что сам перешел на парселтанг. – Ты же знаешь, что ни один из нас двоих не будет жить спокойно, пока жив другой. Зачем я нужен тебе живым?
– А вот это тебя не касается, тварь, – ответил Том Риддл и улыбнулся самой гадкой из возможных улыбок.
Гарри вдруг захотелось разодрать в клочья это змееподобное лицо, но влияние и сила Волдеморта были непреодолимы, Поттер чувствовал, что не может даже подняться с кресла. Парень откинулся на спинку, тяжело дыша. Он лихорадочно складывал обрывки мыслей, пытаясь догадаться, почему смертельный враг изменил решение и теперь не собирается его убивать, для чего его жизнь понадобилась Темному Лорду. Поттер отчаянно старался понять, что же произошло за это время, и почему он до сих пор жив. Парень пытался зацепиться за свое исчезающее прошлое, которое ему уже не принадлежало, и вдруг очень простая и естественная мысль пришла ему в голову: Волдеморт боится убивать его, потому что между ними существует непостижимая связь. Однажды попытавшись уничтожить его, Темный Лорд чуть не погиб сам. А что, если все, о чем говорится в пророчестве – ложь, и их жизни тесно связаны, а они сами зависят друг от друга? Если толкование прорицания прямо противоположное, и звучит примерно так – со смертью одного не сможет жить другой? Что, если изначально предсказание было понято неверно, и только сейчас Волдеморт осознал это, поэтому и не убил его во время последнего сражения и не позволил Люциусу извести его голодом? Неужели от его жизни зависит существование Тома Риддла, и только его гибель может остановить и уничтожить Темного Лорда? Мысль о самоубийстве снова посетила Гарри и показалась ему не самым худшим выходом из создавшегося положения. Он готов был лишить себя жизни ради того, чтобы прервать существование этого чудовища. Дамблдор пожертвовал собой, и Гарри был намерен повторить подвиг учителя.
– Ты слишком высокого мнения о себе, Поттер, – вдруг засмеялся Волдеморт. – Твоя ничтожная жизнь не имеет для меня никакой ценности. Раньше для возрождения мне нужна была твоя кровь, сейчас же ты абсолютно бесполезен и я убью тебя в любой момент, когда посчитаю нужным. А пока мой скользкий друг Люциус намерен превратить твою жалкую жизнь в ад, и я не стану ему препятствовать в этом. Твои страдания доставляют мне удовольствие, – с неприкрытой издевкой произнес Темный Лорд.
– Ты рано радуешься, Том, – ответил Гарри, стараясь, чтобы его голос не дрожал. – Пока я жив, ты не будешь жить спокойно, так сказано в пророчестве, и ты веришь этому.
Улыбка медленно сползла с уродливого лица Тома Риддла. Он приблизился к сидящему в пыточном кресле подростку, рука с длинными тонкими пальцами приподнялась, и Поттер ощутил, как его шрама на лбу коснулось нечто омерзительное, холодное и смердящее, острая боль пронзила сознание, и Гарри внезапно почувствовал, что весьма близок к помутнению рассудка. Ничего больше ему не дано было ощутить, потому что спустя мгновение он провалился в бездонную пустоту.


Гарри очнулся оттого, что кто–то грубо тряс его за плечо. В первые секунды парень не сразу понял, где он находится, но сознание быстро возвращалось к нему, а вместе с ним и страшные воспоминания. Видя, что мальчишка, наконец, очнулся от глубокого обморока, тюремщики подхватили его под руки, грубо встряхнули и, не дав ему опомниться, потащили к выходу из каземата.
– Куда вы меня ведете? – упираясь и пытаясь вырваться, крикнул Поттер, но тут же получил довольно болезненный тычок в спину.
– К коменданту, на беседу, – усмехнувшись, ответил один из конвоиров.
Предстоящая встреча с Люциусом не предвещала ничего хорошего. Перед мысленным взором снова всплыло жуткое видение пыток, фантазия рисовала сцены истязаний, одну страшнее другой, а в том, что Малфой будет его пытать, Гарри уже не сомневался. Угроза превратить его жизнь в ад не была пустым обещанием. Весь Хогвартс знал, что для Драко отец являлся идеалом и примером во всем, и Люциус очень любил своего единственного сына, хотя и воспитывал его в строгости, придерживаясь старых правил и дисциплины. После смерти сына Малфой, обезумев от горя, поклялся отомстить убийце и принести Волдеморту голову Гарри Поттера на золотом блюде. Сейчас же, очутившись в застенках Азкабана, в полной власти тронувшегося умом Малфоя, Гарри прекрасно понимал, что в один миг стал не только бесправным узником, но и жертвой в руках садиста, мечтающего отомстить за убийство Драко. От одних только мыслей о том, что с ним может сделать Люциус, у парня темнело перед глазами, ужас накатывал волнами, сжимая сердце своими холодными липкими пальцами. Поттер никогда не был трусом и не боялся смерти, напротив, его многие называли отчаянным и храбрым до безумия, но мысли о запредельных по своей жестокости пытках, которые совершались за этими неприступными стенами, приводили семнадцатилетнего мальчишку в панику. Никогда раньше он не видел, как жертве, закованной в цепи, палач выжигает каленым железом гениталии, и никогда не слышал таких душераздирающих воплей обезумевшего от боли человека.

Сейчас юного аврора вели по одному из многочисленных коридоров, как две капли воды похожему на тот, в котором он побывал совсем недавно, когда его тащили мимо пыточных камер на встречу с Волдемортом. Но на этот раз конвоиры не повели его на нижние этажи подземелья, а, напротив, стали подниматься вверх по узкой винтовой лестнице, и Гарри с облегчением перевел дух, предположив, что застенки палачей находятся в самом нижнем ярусе тюрьмы. По лестнице они поднялись еще на один этаж и оказались в коридоре с низким сводчатым потолком и грубыми каменными стенами, на которых в черных металлических держателях чадили многочисленные факелы. Здесь оказалось полно народа – все суетились, толкались, бегали, кричали, командовали, матерились. Скрипели засовы, хлопали двери, кого–то били и он вопил, кого–то волокли и он отчаянно упирался, кого–то, наоборот, заталкивали в камеру и не могли запихнуть, кого–то пытались вытащить из каземата, а он истошно кричал и цеплялся за дверь. Лица встречных тюремщиков были деловиты и озабочены, каждый спешил, и никому не было дела до Поттера и его конвоиров. Такая суета была непривычна, и Гарри начал озираться по сторонам, пытаясь хоть что–то рассмотреть и понять, что происходит. В течение того короткого времени, что парень провел в тюрьме, он неизменно ощущал леденящий душу холод, страх, отчаяние и гнетущую тишину, сводящую с ума, время от времени нарушаемую возней крыс и капающей с потолка водой. Постоянное близкое присутствие дементоров вымораживало все светлые чувства и обостряло одно единственное желание – оборвать свою жизнь, навсегда лишенную радости и любви. Здесь же, в этом тесном коридоре, наполненном громко матерящимися тюремщиками и орущими заключенными, Поттер даже испытал некоторое облегчение от присутствия этих живых людей. Азкабан оказался местом, где тоже есть жизнь, а не каменным мешком с разлагающимся трупом, голодными крысами и заледеневшими стенами, под дверями которых тихо шелестят одежды жутких демонов из преисподней, питающихся человеческими чувствами и эмоциями, высасывающих по капле из своих жертв жизнь. На этом этаже Азкабана присутствие дементоров не ощущалось, видимо, эти твари обитали только на самых нижних уровнях тюрьмы, там, где были пыточные камеры и темницы особо опасных и значимых узников.
Вскоре они свернули еще в один коридор, который освещали редкие дымящие факелы, закрепленные в стеновых нишах, и возле каждого стояла фигура закутанного в мантию человека. Поттер догадался, что где–то за одной из этих многочисленных дверей сейчас находится Люциус Малфой, а эти безликие стражи являются личной охраной нынешнего коменданта Азкабана. Гарри не ошибся – за решеткой чуть дальше по коридору оказалась низкая дверь, обитая полосами железа. В нее–то и вошел идущий впереди конвоир, а двое других подтолкнули узника вперед, и, наклонив его голову, впихнули в низкий дверной проем. Поттер, удерживаемый за руки, оказался в просторном помещении, ярко освещенном по сравнению с коридорами, в которых царил полумрак. Зал был длинным и просторным, в кованых держателях горели большие факелы, а дым уходил под высокий сводчатый потолок. Вдоль стены стоял массивный деревянный стол, за которым на высоких удобных стульях сидели Люциус Малфой и несколько человек, чьи головы были скрыты под капюшонами, и из–за этого могло показаться, что вместо лиц у них черные дыры. В помещении было значительно теплее, чем в камерах и коридорах, но стоящий босыми ногами на ледяных каменных плитах Гарри дрожал от холода, а возможно, и от предчувствия того, что его здесь может ожидать. То, что в этом застенке кого–то совсем недавно пытали, парень определил по забрызганному кровью полу и разложенному на грубом деревянном столе пыточному инвентарю. Любой, кого приводили в это мрачное помещение, был потрясен зрелищем ужасных инструментов, развешанных на стенах и с любовью разложенных на маленьких столиках по углам – щипцы, клещи, железные прутья, иглы и многое другое. В центре зала стоял пыточный верстак со специально пристроенной опорой для ног, а позади него стояла жаровня с пылающими углями, в которой различные металлические предметы раскалялись докрасна. В очередной раз Гарри пытались запугать видом этих жутких инструментов, чтобы подавить его волю к любому сопротивлению. Еще из уроков истории магии Поттер помнил, что для морального давления на жертву инквизиторы часто применяли метод запугивания в начале допроса, и перед самой экзекуцией заключенному показывали страшные пыточные инструменты, а палач, не упуская ни одной детали, рассказывал о том, какие чудовищные повреждения наносятся этими предметами и со всеми подробностями описывал саму пытку. Многие не выдерживали и, чтобы предотвратить будущие страдания, брали на себя всю вину, сознавались в любом преступлении, ереси и колдовстве, оговаривали друзей, близких, соседей. К нему сейчас тоже применяли этот метод, они стремились сломить его морально, и Гарри при виде Люциуса, на тонких губах которого блуждала легкая улыбка, решил собрать все свое мужество и силу воли, чтобы максимально достойно выдержать все, что ему уготовил чокнутый комендант Азкабана.
– Мистер Малфой, осужденный доставлен, – отрапортовал один из конвоиров и больно толкнул Гарри в спину, отчего парень, которого больше не удерживали, чуть не растянулся на полу.
– Я не осужденный, – процедил сквозь зубы Поттер. – Вы не имеете права держать меня в Азкабане без приговора суда.
– Мистер Поттер, – снисходительно улыбнулся Люциус Малфой, приподнимаясь из–за стола, – Как представитель закона, в силу своих служебных обязанностей, я довожу до вашего сведения, что вы обвиняетесь в измене, участии в антиправительственной организации, заговоре с целью свержения законной власти, в диверсионной деятельности, направленной на подрыв авторитета Министерства Магии и правительства, неправомерном использовании магии, массовых убийствах лиц, состоящих на государственной службе…, – Люциус продолжал зачитывать длинный список преступлений, в которых обвиняли Гарри, и за любое из этих преступлений грозил или смертный приговор, или поцелуй дементора.
– Ложь! – запальчиво воскликнул юный аврор, но комендант Азкабана, не обращая внимания на взволнованного мальчишку, продолжил:
– Вы признаны виновным по всем пунктам обвинительного акта и приговорены к пожизненному тюремному заключению, без права обжаловать решение членов Уизенгамота.
– Но суда же не было! – воскликнул парень. – Вы не имеете права ….
– Суд состоялся, мистер Поттер, – усмехнулся Люциус Малфой. – Но вы пропустили его по состоянию здоровья.
– Это противозаконно! Я должен был присутствовать там, и я имею право на защитников. Черт, да что же здесь происходит?! – с закипающей злостью прокричал парень. – Вы без суда и следствия отправляете невинных людей в тюрьму до конца жизни, вы подвергаете здесь заключенных пыткам и морите голодом, и кто вам дал такое право?! Волдеморт? Тогда я буду бороться с ним до конца жизни, и вы не сможете удержать меня здесь. Рано или поздно я убегу отсюда и окажусь на свободе! – с озлоблением выкрикнул Поттер, но тут же один из тюремщиков ударил юного аврора кулаком в живот, отчего парень поперхнулся на полуслове и, задыхаясь от боли, согнулся пополам.
– Заключенный номер 415/3, за неуважительное отношение к представителю закона ты будешь подвергнут дисциплинарному наказанию, а сейчас, согласно тюремным правилам, пройдешь процедуру осмотра в присутствии свидетелей, – раздался из–под капюшона приглушенный мужской голос, и было совершенно невозможно разобрать, кто это говорит.
– Начинайте, пристав, – кивнул Люциус в сторону сидящего рядом с ним человека в черной форменной мантии.

– Снимите с заключенного одежду и приготовьте к осмотру, – распорядился тюремный исполнитель.
Конвоиры, которые доставили Поттера сюда, мерзко усмехаясь, подошли вплотную к подростку. Видимо, эта процедура была им хорошо знакома, и мужчины даже не скрывали своего гнусного удовольствия от происходящего. На Гарри были надеты порванная рубашка и брюки, и он понял, что сейчас лишится и их. Его собираются раздеть догола, как того заключенного в пыточной камере, и он окажется обнаженным, беспомощным и униженным. Чтобы морально сломить человека, его надо раздеть догола – известная истина, применяемая с далеких времен. Обнаженный человек особо остро, каждой клеткой организма, начинает чувствовать свою незащищенность и уязвимость, особенно в присутствии одетых людей.
Несмотря на то, что на шестом курсе, будучи капитаном Гриффиндорской команды по квиддичу, Гарри пользовался у девушек большой популярностью, он так и не смог избавиться от своих детских комплексов и остался очень застенчивым парнем. В детстве он был заморышем и самым маленьким в классе начальной маггловской школы, к тому же дурацкие круглые очки, сломанные и склеенные скотчем, всегда служили поводом для злых насмешек и обидных прозвищ. И хотя в Хогвартсе отношение к нему изменилось, а с годами очкарик–заморыш из гадкого утенка превратился в красивого парня со спортивной фигурой, о котором вздыхали и мечтали многие студентки, Поттер так и не избавился от чувства собственной неполноценности. С девушками он чувствовал себя неуверенно, комплексовал и постоянно краснел. Он вообще не допускал мысли о своей привлекательности и стеснялся лишний раз обнажаться даже в присутствии других парней, не говоря уж о девушках. Гарри предпочитал купаться не в общем душе со всеми, а в ванной комнате старост, к которой имел доступ благодаря Рону, чтобы лишний раз не становиться объектом пристального внимания посторонних, от которого он так устал еще с детства. К тому же, уединившись в ванной для старост, он мог заниматься самоудовлетворением, не опасаясь, что кто–то войдет и застанет его за этим постыдным делом. Научившись у Гермионы заклятию, создающему мощный барьер для призраков, он не боялся даже появления вездесущей Плаксы Миртл, любившей подглядывать за голыми мальчиками в душе и в туалетах. Бессовестное привидение в свое время приводило его в смятение внезапным появлением то в ванной, а то и прямо из унитаза во время справления нужды, мерзко хихикая над его смущением.
Поттер никогда не играл в карты на раздевание и в бутылочку на желания, и даже в спортивной раздевалке старался по возможности уединяться и переодеваться без посторонних, отлично зная, что парни любят оценивающе пялиться на члены друг друга, отпуская при этом сальные шуточки и хвастаясь своими любовными похождениями, которые в большинстве случаев оказывались враньем. Рассказывать Гарри было нечего, а становиться объектом для новых насмешек ему не хотелось. Такое поведение Поттера высмеивалось за глаза его сокурсниками. Ему даже придумали обидное прозвище «Последний девственник Гриффиндора», насмехаясь над тем, что парень до сих пор еще не трахнулся ни с одной девчонкой. Рон Уизли старался подвести к этому своего застенчивого друга и знакомил его то с одной, то с другой подружкой Лаванды Браун, но Гарри так и оставался безнадежным девственником. Красивый, общительный и самый популярный парень в школе, Гарри Поттер, который был любимчиком самого директора и профессора Слизнорта, состоял в закрытом клубе Слизней, и мог позволить себе нахамить даже Северусу Снейпу, оставаясь один на один с какой–нибудь голубоглазой красоткой, превращался в застенчивого, робкого и неуклюжего подростка, не проявляющего никакой инициативы. Если же инициативу на себя брала девушка, то парень, боясь ее разочаровать своей неопытностью в любовных вопросах, старался поспешно покинуть место их свидания, робко извинялся, заикаясь от волнения, ссылаясь на другие дела, отработку у Снейпа, тренировку по квиддичу и глобальное спасение мира от всех сил тьмы. Даже Рон Уизли в какой–то момент потерял надежду сделать из своего друга секс–символ Хогвартса и плюнул на это дело, решив, что проблемы Поттера – это его собственные проблемы, и когда–нибудь, рано или поздно, его друг все равно станет настоящим мужчиной. А в Хогвартсе и без Поттера хватало секс–символов – здесь всегда лидировали слизеринцы, и место первого красавчика школы между собой делили приятели Драко Малфой и Блейз Забини, про которых ходили весьма пикантные слухи, особенно про смазливого итальянца.
Однажды, после очередного неудачного свидания, одна из девушек разнесла об этом по всей школе, и тут же кто–то намалевал на стене карикатуру с подписью «Святой Поттер». Издевки слизеринцев были невыносимы, Гарри бесился до белого каления, и хотя понимал, что ведет себя глупо, но ничего не мог поделать со своей природной застенчивостью.
И вот сейчас его собирались насильно раздеть догола в присутствии посторонних людей, среди которых могли оказаться женщины, и подвергнуть какому–то унизительному осмотру. Поттер почувствовал, что его начинает бить нервная дрожь. Он понимал, что не сможет сопротивляться грубой силе троих здоровенных тюремщиков, и мужчины справятся с ним без особых усилий, даже не используя магию. К тому же в любой момент к нему могут применить какое-нибудь из заклятий, чтобы раздеть или подавить сопротивление, или даже используют Империус, и он сделает все, что они захотят.
– Не надо, я сам, – отстраняясь от тюремщиков, готовых сорвать с него одежду, охрипшим голосом произнес юный аврор и, глядя прямо перед собой невидящим взглядом, принялся расстегивать дрожащими пальцами оставшиеся пуговицы на порванной рубашке. Полураздетый парень под пристальными взглядами собравшихся, при ярком свете многочисленных факелов, стоял босиком на холодном каменном полу, чувствуя, как его лихорадит, а кожа покрывается мурашками. Рубашка соскользнула с его плеч и бесформенным белым комком упала к ногам.
– Шевелись, ублюдок! – прикрикнул кто–то из сидящих приставов.
Поттер принялся расстегивать непослушными пальцами молнию на брюках. Его лицо то ярко краснело, то покрывалось мертвенной бледностью. Теперь на нем остались только трусы. По ногам начало тянуть сквозняком, к ощущению холода примешивалось чувство страха и стыда, отчего парня знобило, ему казалось, что холод от пола пронизывает до самых костей. К горлу подкатил горький комок. Он надеялся, что среди присутствующих хотя бы нет женщин, но из–за низко надвинутых капюшонов сидящих и плохого зрения парень не мог рассмотреть лиц своих тюремщиков. Нервным движением Гарри обнял себя за плечи, пытаясь успокоиться и унять дрожь. Кто–то из стоящих рядом конвоиров протянул к нему руку, чтобы сорвать с узника последний кусок ткани, отделявший его от полной наготы и позора.
– Я сам, – отстраняясь, произнес Поттер и, решившись, одним резким движением стянул трусы почти до колен, а затем, согнувшись, снял их и бросил на пол, после чего тут же прикрыл ладонями низ живота.
Он чувствовал, как румянец заливает лицо, а по обнаженному телу время от времени проходила нервная дрожь. Сердце бешено колотилось, голова шла кругом. Чувство стыда, унижения и собственной беспомощности было невыносимо для Гарри, и он знал, что это только начало. Он совсем потерял ощущение реальности происходящего, все вокруг воспринималось, как в тумане, будто дурной, гротескный сон.
Малфой вышел из–за стола, поигрывая в руках хлыстом, с которым, видимо, не расставался здесь так же, как со своей тростью.

– Руки за голову, ноги на ширину плеч, – приказал хозяин Азкабана, цинично рассматривая стоящего посреди зала униженного мальчишку, безуспешно пытавшегося прикрыть руками свое мужское достоинство, словно боясь, что его сейчас коснутся клещи палача.
От стального голоса Люциуса Поттер невольно вздрогнул, но не пошевелился. Поигрывая хлыстом, мужчина спокойно повторил:
– Номер 415/3, руки за голову, ноги на ширину плеч, – и в следующий миг резко ударил Гарри хлыстом поперек ягодиц.
Вскрикнув от неожиданной боли, парень непроизвольно схватился обеими руками за зад, а Люциус нанес следующий мощный удар по плечам, заставив мальчишку заскрипеть зубами от злости. Хлыст просвистел в воздухе еще несколько раз, оставляя на плечах, спине и ягодицах узника быстро вспухающие красные полосы.
– Для начала двадцать розг за неподчинение, – опуская хлыст, приказал Малфой, и тюремщики, схватив упирающегося и вырывающегося узника, потащили его в угол камеры, туда, где стояла широкая дубовая скамья с деревянным валиком посередине. Мужчины растянули сопротивляющегося подростка на лавке, вытянув его ноги и руки, удерживая их и крепко прижимая к скамье. Один из сидящих за столом людей в низко опущенном капюшоне подошел к месту экзекуции и взмахнул палочкой – запястья и щиколотки Гарри в тот же миг оказались крепко связанными невидимыми веревками. Парень ерзал по скамье в тщетной попытке освободиться от магических пут, валик больно давил на живот, а его задница оказалась приподнятой и удобно подставленной под розги экзекутора. Один из тюремщиков притащил к скамье кадку с соляным раствором, в котором были замочены длинные прутья, и гнусно усмехаясь, одной рукой пошлепал Гарри по ягодице.
– Все готово, господин пристав, – доложил тюремщик, ставя кадку перед человеком в форменной мантии. Пристав вытащил несколько прутьев и, сложив их в пучок, взмахнул для пробы в воздухе пару раз.
Никогда в жизни Поттера не пороли. Хотя дядя Вернон был той еще сволочью и терпеть не мог наглого племянника, но не подвергал его телесным наказаниям. Дурсль мог, конечно, дать хороший подзатыльник или выкрутить ухо, а любимым наказанием родственников было лишать Гарри еды и держать закрытым в чулане или комнате, но его ни разу в жизни не подвергали унизительной порке. Несмотря на притеснения Дурслей, Поттер вырос нахальным парнем, которому очень часто не удавалось контролировать свои эмоции, и который не всегда испытывал должное уважение к старшим. В Хогвартсе к студентам тоже не применяли телесных наказаний, это считалось пережитком прошлого, хотя во многих старинных чистокровных родах порка до сих пор оставалась популярным методом воспитания. Но к Гарри это не имело никакого отношения, и сейчас, растянутый на скамье и скованный по рукам и ногам заклятием, близоруко всматриваясь в забрызганный темными пятнами крови пол и пропитанные соляным раствором прутья, которые с противным звуком рассекали воздух, он с неведомым доселе трепетом ожидал начала предстоящей экзекуции. Гарри чувствовал, как струйки пота стекали по телу, пока он лежал в ожидании порки, желудок неприятно сводило спазмами.
В следующий миг розги просвистели в воздухе и с силой опустились на судорожно сжатые ягодицы подростка.
– Сука! – сквозь стиснутые зубы прошипел юный аврор, адресуя это оскорбление то ли приставу, выступающему в роли экзекутора, то ли Люциусу Малфою, то ли самому Темному Лорду.
– Удар не засчитывается, – безразлично констатировал тюремный исполнитель. – По правилам при наказании заключенный должен громко и внятно отсчитывать удары вслух, – и тут же последовал резкий свист и новый обжигающий удар.
Поттер застонал через зубы.
– Считай! – приказал экзекутор, и новый удар пришелся чуть выше первого, прямо по центру ягодиц. От невыносимо жуткой боли перехватило дыхание.

– Один, – со стоном выдохнул Поттер, понимая тщетность своего неподчинения – его будут бить до тех пор, пока он не примет правила их игры.
– Удар не засчитывается, – снова произнес пристав. – Заключенный должен уважительно обращаться к должностному лицу при исполнении служебных обязанностей.
«Чтоб ты сдох, сволочь», – подумал Поттер и чуть не произнес это вслух, но вовремя сумел сдержаться. Жопа ужасно болела, причем с каждой секундой все сильнее и сильнее, а ни один из ударов еще не был засчитан этим уродом. Гарри напряг все силы, чтобы не закричать при новом ударе, который иначе снова не засчитают. Он тяжело дышал, на лбу от напряжения выступил холодный пот. И тут последовал следующий удар, на этот раз розги попали на то место, где ягодицы переходят в бедра, и это было намного хуже первых двух ударов. Боль стала просто кошмарной.
– Один… сэр! – закричал Поттер, с ужасом ожидая услышать спокойный и даже немного скучающий голос пристава, сообщающий, что удар не засчитан, потому что… да мало ли почему еще. Но экзекутор промолчал, и Поттер с облегчением выдохнул, но в этот момент раздался резкий свист, и жгучая боль снова обожгла его тело. На этот раз пристав хлестнул так сильно, с оттяжкой, что Гарри показалось, что розги рассекли кожу до костей. Экзекутор расчетливо ударил прямо посередине между красными рубцами, вздувшимися от предыдущих ударов.
– Два, сэр! – закричал Поттер, вовремя вспомнив, что надо считать.
Его зад горел огнем, жгучая боль заставляла его спазматически сжимать и разжимать ягодицы. Резкий свист и новый хлесткий, обжигающий удар, который снова пришелся по месту предыдущего.
– Три, сэр! – задыхаясь от боли, завопил юный аврор во всю силу легких.
После пятого удара он уже вопил изо всех сил, судорожно напрягая ягодичные мышцы, покрытые красными вздувшимися полосами, которые после новых ударов очень быстро превращались в узкие багровые рубцы, во многих местах уже выступили капли крови. Послав всем дементорам в жопу свою гордость, парень громко кричал и извивался всем телом, не забывая при этом вести отсчет. Один раз он сбился, и удар снова не засчитали. Невидимые путы крепко удерживали тело, а когда розга ложилась поперек ягодиц, Гарри изо всех сил стискивал их, делая почти каменными, одновременно вздрагивая всем телом. Пристав порол юного аврора без ожесточения, но с большим знанием дела, и для причинения жертве дополнительных страданий наносил удары в одно и то же место дважды, стараясь задевать прутом кровоточащие рубцы. Лицо Гарри было обезображено гримасой боли, пряди мокрых волос прилипли ко лбу, кулаки сжались настолько сильно, что ногти впивались в кожу ладоней. Пот и слюна, смешиваясь, текли по лицу и капали с подбородка. Под конец экзекуции Поттеру казалось, что с его жопы содрали всю кожу, превратив ее в кровавое месиво. В довершение его страданий, отбросив розгу, экзекутор взял кадку с соленым раствором и окатил им растянутого на скамье выпоротого подростка. Когда соленый раствор обжег исполосованные, окровавленные ягодицы, Гарри пронзительно взвыл, по–звериному, полностью забыв, где он и что происходит. Перед глазами все поплыло, его затошнило, а в следующее мгновение вырвало желчью.
Пристав снова взмахнул палочкой, освобождая запястья и щиколотки юного аврора от магических пут, а стоящие рядом тюремщики подняли подростка со скамьи и подтащили ближе к столу, за которым по–прежнему во главе комиссии восседал Люциус Малфой со своими безликими молчаливыми помощниками. Поттер нетвердо стоял на ногах, поэтому конвоиры поддерживали его.
– Ну что, господа, думаю, мы можем продолжить стандартную процедуру осмотра нового заключенного? – обращаясь к своим коллегам, поинтересовался комендант Азкабана, и один из них утвердительно кивнул головой.
– Номер 415/3, руки за голову, ноги на ширину плеч, – последовал приказ того самого пристава, который только что его порол, и Гарри выполнил то, что от него требовали, уже не беспокоясь, что стоит совершенно голым. Стыд ушел куда–то на второй план. Сейчас его больше волновало то, чему еще он будет подвергнут, ведь наверняка поркой дело не закончится, а кто–то из тюремщиков говорил и про дисциплинарное наказание. Порка была очень унизительной и болезненной процедурой, но эту боль можно вынести, тем более, парень быстро понял, что не стоит сдерживать крик, ведь гордости можно было наступить на горло, а стыд и унижение – проглотить. Сейчас его собирались подвергнуть какому–то осмотру – стандартной процедуре, которую, как он догадался, проходили все новые заключенные. Хотя Гарри пока не понимал, что они собираются осматривать, ведь он и так сейчас стоял перед ними полностью обнаженным, и прятать ему было нечего и некуда.
Один из сидящих за столом мужчин подошел к нему почти вплотную, и только сейчас Поттер узнал в нем тюремного колдомедика, одного из тех двоих, которые исцеляли его от истощения.

– Гуатус, – равнодушно произнес лекарь, и на его руке появилось тонкое защитное покрытие, наподобие резиновой перчатки, применяемой маггловскими врачами. – Открой рот. Шире! – приказал медик и ввел Гарри в рот два пальца, тщательно рассматривая ротовую полость и горло. Парня чуть снова не вырвало, когда тюремный медик ввел пальцы настолько глубоко в глотку, насколько это было возможно.
– В ротовой полости посторонних предметов не обнаружено, – констатировал производящий осмотр маг.
Он обошел узника и встал у него за спиной, видимо, рассматривая кровоточащие рубцы на опухших ягодицах.
– Руки за спину, – последовал уже знакомый приказ. – Повернись задом и наклонись. Ноги на ширину плеч. Шире!
Поттер без пререканий выполнял команды, отлично понимая, что бессмысленным сопротивлением добьется повторной экзекуции, а исполосованная рубцами жопа и так горела огнем, особенно сейчас, когда ему пришлось низко нагнуться и кожа натянулась, отзываясь новым приступом дергающей, спазматической боли. В этот момент он стоял спиной к сидящему за столом Люциусу, низко наклонившись и широко расставив ноги.
«Наверняка белобрысому выблядку нравится, что я стою перед ним в такой унизительной позе» – подумал Поттер. – «А может еще и дрочит под столом на мою жопу, старый педрила».
– Держите его за руки, – приказал колдомедик, и тут же двое тюремщиков вывернули руки Гарри и подняли их вверх так, что парню пришлось согнуться еще сильнее и даже привстать на носки.
Поттер, наконец, догадался, что с ним собираются делать в такой позе, но не мог даже пошевелиться – малейшее движение вызывало резкую боль в вывернутых плечевых суставах.
«Зачем?» – пронеслось у него в голове, – «Я ведь ничего не мог спрятать туда, я же разделся у них на глазах». Но процедура осмотра заднего прохода предназначалась скорее не для выявления посторонних предметов, хотя и такое иногда случалось, а чтобы подвергнуть жертву очередному унижению. Трудно держаться с достоинством и тем более с вызовом, когда у тебя только что в присутствии многих людей ковырялись пальцем в жопе.
– Шире ноги! – снова приказал колдомедик, а стоящий рядом пристав ударил по лодыжкам, грубо раздвинув ноги Гарри, и перед глазами всех присутствующих предстало темное колечко плотно стиснутого ануса. Поттер инстинктивно сжал очко еще сильнее, пытаясь избежать насильственного проникновения в задний проход, но тут же громко вскрикнул от резкой боли, когда сразу два пальца колдомедика грубо проникли в его прямую кишку. Парень качнулся на носках и сделал шаг вперед, но упасть ему не дали, крепко удерживая за вывернутые руки. Колдомедик грубо ввел третий палец, и Гарри, с трудом сдерживая рвущийся наружу крик, непроизвольно подумал о том, что ему могут засунуть в жопу всю руку, и от этой мысли покрылся холодным потом. Не в силах больше терпеть, узник стонал все время, пока тюремный лекарь исследовал его задний проход, стараясь посильнее растянуть сфинктер. Поттер до крови прикусил губу, когда ему ввели четвертый палец, и боль стала совсем невыносимой, медик же мучительно долго ковырялся пальцами в его заднице. Наконец, анальный обыск, превратившийся в настоящую замедленную пытку, закончился. Медик извлек руку из заднего прохода заключенного, и перед взглядом собравшихся сейчас зияло раскрытое очко, испачканное говном. Всего полтора года назад Люциусу, осужденному после показаний Гарри в Уизенгамоте, самому пришлось пройти через это, а теперь он с улыбкой наблюдал за тем, как этой унизительной процедуре подвергли Поттера.
– Поднимите его, – распорядился медик, и тюремщики, удерживающие Гарри, подняли его из согнутого положения и снова развернули лицом к коменданту тюрьмы. – Посторонних предметов в физиологических отверстиях заключенного 415/3 не обнаружено, – официальным голосом добавил медик, взмахом палочки убирая с руки защитный слой.
– Руки за голову, ноги на ширину плеч, – снова приказал пристав, и Гарри, сгорая от стыда и глядя в пол, встал в уже привычную позу.

Задний проход болел так, будто в него вбили кол, исполосованные ягодицы подергивало, а мышцы время от времени сводило судорогой. По горящему, пунцовому лицу юного аврора стекали слезы, которые скатывались по щекам и собирались в уголках рта, и Гарри ощущал их соленый вкус. Пережив небывалое унижение от анального осмотра, он чувствовал себя морально раздавленным и сломленным, ему было так плохо, что он не мог сдержаться, как ни старался, и слезы горечи продолжали течь по его пылающим от стыда щекам, давая его врагам еще один повод для злорадства.
– Благодарю, господа, – медленно произнес Люциус Малфой, цинично рассматривая обнаженного плачущего подростка. – Медицинское освидетельствование закончено. Дальше я сам продолжу беседу с заключенным 415/3. Медикам и конвою ждать в коридоре.
Безликие фигуры молча встали и покинули камеру, следом за ними поспешно вышли тюремщики, понимая, во что сейчас превратится личный допрос комендантом нового заключенного. Все знали, что Гарри Поттер убил единственного сына Люциуса Малфоя.
Люциус подошел вплотную к Гарри, долго и пристально смотрел на подростка, который лишил его всего, а затем тихо, в самое лицо своей жертве, произнес:
– Я долго ждал этой минуты, Поттер. И теперь ты ответишь мне за все. Я пообещал превратить твою жизнь в ад, и я сделаю это. Ты сам проклянешь свою грязнокровку–мамашу и тот день, когда она выродила тебя, ублюдок.
– Можешь делать со мной, что хочешь, сука, но этим ты все равно не вернешь своего сыночка, такого же убийцу и садиста, как ты. Я прибил гаденыша, а когда-нибудь уничтожу и гадину, – проглотив слезы, со злостью ответил Гарри, близоруко всматриваясь в лицо своего мучителя.
Люциус побледнел больше обычного, на скулах заходили желваки, а на левом виске едва заметно забилась тонкая голубая жилка. Обтянутая в кожаную перчатку рука сжалась в кулак, и в следующий миг Малфой нанес такой мощный удар Гарри в лицо, что парень упал спиной на каменные плиты, и только сипло и громко дышал, вздрагивая всем телом, и сглатывал кровь, быстро наполнявшую его рот.
– Ты сгниешь в этом каменном мешке заживо, мразь! – заорал взбешенный Малфой и, схватив подростка за горло, принялся душить, ощущая сладкую власть в любой момент легко переломить шею. Он сжимал руку до тех пор, пока тело Гарри не начало конвульсивно дергаться, затем резко отпустил и с размаха швырнул снова на пол. Тут же в воздухе свистнул хлыст, и поперек живота узника, наливаясь кровью, вспух багровый рубец. Страшная боль обожгла Гарри, а Люциус продолжал жестоко избивать скорчившегося на полу мальчишку, нанося удары хлыстом и ногами, заставляя юного аврора завывать от боли. Но вскоре, вернув былое хладнокровие, Малфой в последний раз пнул узника носком сапога в живот и приказал встать.
У Поттера тряслись ноги, покрытое крупными каплями пота и крови тело содрогалось от конвульсий, из разбитого рта вырывались всхлипы, но парень, собрав все свои силы, сначала приподнялся на колени, а затем медленно встал и вдруг харкнул кровавыми сгустками и осколками зубов в лицо своего палача. Малфой отшатнулся, инстинктивно пытаясь закрыться вскинутой рукой, но не успел, и кровавая масса забрызгала и его лицо, и элегантный костюм. Прошло несколько мгновений, которые обоим показались вечностью, прежде чем мужчина достал из внутреннего кармана мантии свою палочку и, сотворив очищающее заклятие, привел в порядок и свою одежду, и испачканное кровью лицо. Презрительно глядя на мальчишку, он тихо произнес:
– Не надейся, Поттер, на быструю смерть. Подыхать ты будешь очень медленно и очень мучительно.
Малфой направил палочку на Гарри, и в следующее мгновение запястья парня оказались связанными за спиной такими же магическими путами, как те, что удерживали его на скамье во время порки. Люциус едва заметно взмахнул палочкой, и невидимая веревка натянулась, а тело узника стало медленно подниматься в воздух под свод подземелья. Поттер пронзительно закричал, повиснув в воздухе на связанных за спиной руках. Его ноги отчаянно дергались, пытаясь нащупать пол вытянутыми босыми ступнями, но Люциус продолжал направлять палочку на свою жертву, и вскоре обнаженное тело Поттера поднялось уже на метр над полом. Гарри глухо стонал, вися на невидимой дыбе, суставы плеч трещали, но сам подросток был недостаточно тяжелым, чтобы вывернуть собственные руки, и тогда, медленно опустив палочку и совершив ей несколько замысловатых пассов, Малфой сотворил очередное заклинание. Юный аврор дико закричал, когда к его щиколоткам будто бы подвесили чугунные гири. Тело Гарри, покрытое кровью и потом и сверкавшее в свете факелов холодного застенка, снова начало медленно подниматься вверх, и со страшно вывернутыми плечевыми суставами Поттер повис на руках под самым потолком. Узник громко кричал, его сотрясала судорога невыносимой боли, он чувствовал, что его тело готово буквально разорваться пополам. Люциус продолжал какое–то время держать палочку высоко поднятой, наслаждаясь видом истязаемого врага, а затем вдруг резко опустил ее, и невидимая веревка внезапно ослабла. Юный аврор с высоты рухнул вниз, но прежде чем ноги Гарри коснулись каменных плит, Люциус снова резко взмахнул палочкой. При падении тела кости затрещали, суставы не выдержали, и Гарри повис на руках, раньше вывернутых назад, а теперь вертикально поднятых над головой. Из груди парня вырвался нечеловеческий вопль, тут же перешедший в тихий, протяжный хрип. Тело юного аврора с искалеченными плечевыми суставами опять стало подниматься под высокий сводчатый потолок. Поттер кричал от нестерпимой боли, и его крики страшным эхом отражались от стен холодной камеры. Люциус с безумным блеском в глазах и улыбкой, блуждающей по тонким губам, еще несколько раз бросал Гарри с высоты потолка вниз, а затем резко подтягивал и снова поднимал вверх. Пытка на дыбе казалась бесконечной. Малфой в очередной раз опустил палочку, на этот раз резко, и Поттер рухнул на каменные плиты, разбив лицо, а затем новый взмах и новая острая, жгучая боль пронзила истерзанное тело, подбросив его в путах. Гарри закричал, но крик, вырвавшийся из пересохшего горла, напомнил скорее звериный вой. На этот раз Люциус не стал поднимать тело высоко вверх, и сейчас узник висел практически на одном уровне со стоящим рядом палачом, хрипя от боли. Юный аврор с трудом приподнял голову. Сквозь кровь, слезы и пот, заливающие глаза, он видел лишь мутную фигуру. Малфой спрятал палочку и снова взялся за хлыст, оценивающе рассматривая покачивающееся в воздухе обнаженное тело, поблескивающее от выступившего пота, покрытое рубцами, кровоподтеками и ушибами и со всех сторон открытое для ударов. Налитые ужасом зеленые глаза уставились на Люциуса в безмолвном вопросе. Улыбнувшись, мужчина взмахнул хлыстом, рассекая воздух, подошел вплотную к убийце своего сына, и, схватив за взмокшие волосы, резко запрокинул его голову назад:
– Поттер, я обещаю тебе, что будет очень больно, но от этого ты не сдохнешь. Это было бы слишком хорошо для тебя, подонок, – прошипев это в лицо своей жертве, палач немного отошел от растянутого на дыбе подростка, встал позади, отвел руку с хлыстом назад, а затем, резко взмахнув, ударил со всей силы.

Гарри почувствовал удар по натянутой коже спины и ребер, за которым последовала нарастающая боль, как будто его прижгли раскаленным железом, и эта боль даже заглушала ту, в вывернутых и распухающих суставах. Поттер вскрикнул, но тут же потерял дыхание – на него обрушился следующий свистящий удар, потом еще и еще. Хлыст оставлял на спине ярко–красные полосы, которые быстро вспухали и багровели. Там, где рубцы пересекались, брызгала кровь, и вскоре мелкие красные струйки сетью покрыли спину Гарри. Это было очень больно, но когда Малфой стал наносить удары, захватывающие промежность, боль стала просто невыносимой. Поттер закричал во весь голос, слезы брызнули из широко распахнутых глаз, слюна потекла из открытого рта на подбородок. Сквозь эту нечеловеческую муку Гарри чувствовал, как хлыст рвет его тело, а по коже стекают теплые струйки крови. В какой–то миг сознание почти покинуло его, но Люциус не позволил своей жертве спастись от страданий в забытьи и простым заклинанием быстро вывел аврора из состояния болевого шока. Не дав Поттеру времени на отдых, Малфой вновь взмахнул хлыстом и опустил его по диагонали на спину юного узника с другой стороны, оставив на коже крестообразный кровавый след. Голова Гарри запрокинулась назад, все тело выгнулось дугой, пытаясь вырваться из пут, а через мгновение из широко раскрытого рта вырвался жуткий крик. Новые удары посыпались без особых задержек, Малфой вымещал на нем всю накопившуюся ненависть. Кричал Поттер уже непрерывно, на пределе возможностей легких, и лишь изредка крики сменялись жалобными стонами. Гарри казалось, что его агония будет бесконечной, избиение вытянутого на дыбе тела сводила с ума. Очередной удар оставил темно–красный след, который наискось пересек спину от правой лопатки до поясницы. В некоторых местах на коже появились глубокие раны, и Гарри казалось, что на его теле не осталось живого места, а кровь течет отовсюду, сочится из каждой поры. Хлыст бил по спине и ягодицам, рассекая прежние рубцы, и боль нарастала и нарастала, хотя казалось, сильнее болеть уже не может. Хлыст врезался в тело со страшной силой и с отвратительным хлестким звуком. После каждого удара парень выл подобно раненому зверю, в нескольких случаях его крики были настолько длинными и истошными, что язык, казалось, вываливался полностью изо рта. Его глаза были широко открыты, но не видели ничего вокруг, изгибающееся тело трясло, дикие вопли уже срывались на страшный хрип. Следующий удар хлыста скользнул между ног юного аврора, и, рассекая нежную кожу яичек, задел член, по ногам потекла теплая кровь. Ослепнув от дикой боли, Поттер забился в судорогах, выгибаясь, как только мог. Крик нечеловеческой муки разнесся по мрачным коридорам Азкабана, заставив многих содрогнуться от ужаса. Последние удары разбрызгали кровь Гарри далеко вокруг, так, что она попала даже на каменные стены, и теперь медленно багровыми струйками стекала вниз. Поттер в очередной раз потерял сознание. Обмякшее тело юного аврора, слегка раскачиваясь на вывернутых руках, висело на дыбе. Его грудь судорожно поднималась и опускалась, все тело узника пересекали вздувшиеся багровые рубцы, из рассеченной кожи по ребрам, спине и бедрам сочилась кровь. После падения на каменные плиты тело было покрыто многочисленными ушибами, которые стали превращаться в темно–синие гематомы, разбитое лицо сильно опухло, становясь сплошным кровоподтеком. Под ним натекла большая лужа крови. Истерзанное тело Гарри Поттера сейчас напоминало освежеванную тушу на скотобойне, подвешенную на крюк.
Люциус снова направил палочку на свою жертву, возвращая ее из плена спасительного забытья. По телу Поттера пробежала судорога, он тихо застонал и чуть пошевелил ногами. Парень медленно приходил в себя, а вместе с сознанием возвращалась и дикая боль, которая в один миг снова обрушилась на него. Рассеченная кожа горела огнем, и Гарри казалось, что его освежевали заживо, а тело представляет одну сплошную рану. Поттер громко застонал и открыл глаза, видя неясную фигуру своего палача сквозь пелену кровавого тумана.
– Будь ты проклят, сука, – прохрипел парень, подавшись вперед, в инстинктивном желании добраться до своего мучителя, но тут же взвыл от дикой боли в вывихнутых плечах.
Обжигающе горячие слезы отчаяния и бессилия потекли по его подбородку и закапали на грудь. Усмехнувшись, Люциус отбросил окровавленный хлыст и принялся медленно расстегивать брюки.
– Очень скоро ты начнешь проклинать свою мамашу и тот день, когда эта блядь родила тебя, – зайдя за спину висящего на дыбе узника, пообещал комендант Азкабана, и в следующую секунду Гарри почувствовал, как Люциус притянул его к себе, обхватив за бедра, и уперся членом в его ягодицы. Вмиг осознав, чему его сейчас подвергнет этот садист, Поттер, превозмогая боль, забился в путах в отчаянной попытке вырваться из рук своего мучителя и не допустить, чтобы Малфой изнасиловал его, подвергнув такому жестокому унижению и надругательству. Юный аврор дергался в магических узах, его лицо исказилось в гримасе жуткой муки, глаза закатились, по окровавленному телу прошла длинная судорога, раскачивая невидимую веревку, на которой он был подвешен. Но жалкие попытки сопротивления растянутой на дыбе жертвы еще больше возбуждали Малфоя, и мужчина крепче прижал к себе окровавленного убийцу своего сына, отчаянно стремящегося избежать изнасилования. Люциус сжал бедра Гарри сильнее, натягивая его на призывно торчащий член, и резко надавил. Поттер взвыл от боли и попытался отстраниться, но Малфой сильнее насадил на себя свою жертву, которая продолжала яростно извиваться, мешая насильнику проникнуть в тело противоестественным путем. И тогда Люциус, отпустив дергающегося на дыбе мальчишку, обильно смочил два пальца в крови, сочившейся по всему исполосованному телу, и, надавив липкими пальцами на анус Гарри, принялся смазывать его, вводя пальцы на всю длину и растягивая плотно сжимаемые мышцы заднего прохода, причиняя дополнительные страдания. Когда садист извлек пальцы из анального отверстия, на перчатке были следы кала с розовой слизью.
– Ты у меня кровью будешь срать, Поттер, а потом языком это вылизывать, – пообещал Малфой, вытирая перепачканную перчатку об мокрую от слез щеку Гарри, а затем, одной рукой прижав к себе аврора, взял член, приставил его к растянутому и смазанному кровью и говном заднему проходу, и резко надавил. Член начал медленно проникать в истерзанное после медицинского осмотра анальное отверстие. Поттер захлебнулся собственным криком, отчаянно извиваясь и выламывая себе руки, жжение в заднем проходе стало невыносимым. И в этот момент сквозь пелену багрового тумана перед своим мысленным взором Гарри увидел призрачную фигуру женщины, которая стояла у противоположной стены. Было ли это видение, существующее только в его воспаленном сознании, близком к помешательству, или бесплотный призрак действительно появился в камере – Гарри не знал, но, увидев стоящую поодаль от дыбы Лили Поттер, он судорожно дернулся всем телом в неосознанном стремлении броситься к своей матери, ища у нее помощи и защиты. Кости затрещали, по всему телу прошла судорога, и Гарри, захлебываясь кровавой пеной, прохрипел:
– Мама, помоги...
Красивая молодая женщина стояла напротив него, и парень мог видеть через ее призрачное тело каменную кладку стены. Лицо его матери было искажено гримасой нечеловеческой боли и страдания, рот раскрывался в безмолвном крике, а огромные жемчужные слезы скатывались по ее щекам и капали на каменные плиты, не оставляя следов.
Малфой покрепче ухватил свою беспомощную жертву за бедра и рванул на себя, чтобы войти в мальчика как можно глубже. Боль все усиливалась, и Гарри казалось, что ему в задний проход медленно заталкивают, выжигая плоть, тот самый раскаленный прут, который он видел в пыточной камере в руках Макнейра. Парень страшно хрипел и беспомощно дергался, его как будто разрывали пополам.
– Мне больно, мама! – закричал Гарри, и ему показалось, что стены пыточной камеры завибрировали от его дикого вопля, на самом же деле из его глотки вырвался беззвучный булькающий хрип.
Призрак Лили Поттер бросился на Люциуса Малфоя в стремлении защитить сына так же, как она сделала это шестнадцать лет назад в своем противостоянии с Волдемортом. Она любила Гарри больше жизни и принесла себя в жертву, чтобы ее мальчик мог жить, и все эти годы она оберегала его силой своей любви. Женщина, как разъяренная волчица, набрасывалась на насильника своего сына, в стремлении спасти, защитить, уберечь и оградить Гарри от любой боли, от бесчестия и унижения, от нечеловеческих страданий, которым его подвергали, но сейчас она была бессильна помочь своему мальчику. Действие защитных чар закончилось, ее Гарри вырос, стал совершеннолетним, и она уже ничего не могла сделать для него. Бесплотное тело легко проходило сквозь Люциуса Малфоя, и мужчина даже не замечал ее. В последний миг жизни в борьбе с Волдемортом она отдала все свои силы и на протяжении многих лет подпитывала своей энергией созданные ей охранные чары. Сейчас же она была слабым эфемерным существом, слабее любого привидения, и уже ничего не могла сделать, но все же продолжала отчаянно бросаться на палача, терзавшего и насиловавшего Гарри, не в силах смириться с мыслью о том, что не в состоянии помочь своему ребенку.
Словно раскаленные шипы пронзали Гарри изнутри, разрывая все внутренности, он снова закричал от резкой боли, когда член садиста глубоко проник в него, растягивая сжимаемые анальные мышцы, но присутствие матери здесь, в пыточной камере, придало ему сил сопротивляться, он верил, что мама спасет его так же, как в тот раз на кладбище, когда ему пришлось сражаться с Темным Лордом и он чуть не погиб. Все эти годы он чувствовал ее присутствие и великую силу любви, которую Лили Поттер передала ему, и он хранил ее в своей душе. Сейчас Гарри с детской наивностью верил, что сумеет противостоять жестокому садисту, что мама поможет ему избежать страшного надругательства, ведь она же пришла сюда, чтобы защитить его от очередной беды...

Дав небольшую передышку себе и своей жертве, Люциус начал медленно двигаться, толкаясь в задний проход Гарри. Парень, вися на вывернутых руках, хрипел и извивался, затуманенным от боли взором наблюдая, как призрак матери пытается защитить его, закрыть своим эфемерным телом от окровавленного члена насильника, разрывающего его тело. Малфой чуть отступил, затем ввел член снова, смакуя ощущения, которые доставляло ему изнасилование мальчишки, даже не подозревая, что одновременно с Гарри насилует его мертвую мать, пытавшуюся в этот момент закрыть собой своего сына, ради которого отдала жизнь и сделала бы это еще раз, если бы могла. Но Лили Эванс сейчас была бессильна что–либо сделать, и Гарри с ужасом начинал это осознавать. Он вырос и лишился защиты, теперь он сам должен был бороться, и сейчас он понимал, что проиграл. Все было кончено, и холодная волна отчаяния захватила его. Парень издал дикий вопль, как раненый навылет зверь, срывая в кровь горло. Вместе с ним в беззвучном крике зашелся призрак его матери, а из глаз потекли багровые слезы. Гарри, насилуемый садистом, смотрел на свою страдающую и плачущую кровавыми слезами мать, и его душа, впитавшая ее любовь, кровоточила так же, как и все его тело.
– Не надо… пожалуйста… – впервые за все время пытки, попросил юный аврор, не в состоянии вынести еще одно, самое страшное мучение – смотреть на жестокие страдания матери, которая не смогла на этот раз спасти его и защитить.
Люциус не спеша проталкивался в задний проход Поттера, и чувствовал, что с каждым разом ему это удается все легче и легче. Гарри едва в очередной раз не потерял сознание, когда от резкого, мощного толчка члена анус треснул, и по бедру потекла струйка горячей крови. Нижняя часть тела онемела, и аврору казалось, что все его существо сжалось до одной маленькой точки между его ягодиц, до эпицентра невыносимой, нечеловеческой боли, в который сейчас превратилось его раздираемое очко.
– Пожалуйста… не надо… – Гарри хрипел и мотал головой, а член насильника проникал в него все глубже и глубже, уже не испытывая сопротивления.
– Мой сын тоже просил тебя не убивать его? Да, Поттер? – прошипел Малфой, насаживая на себя извивающееся окровавленное тело. Он снова резко засадил в Гарри член, стараясь протолкнуть его как можно глубже, вкладывая в эти усилия всю свою жестокость, пытаясь порвать мальчишку еще сильнее.
Призрак Лили Поттер, истекая кровавыми слезами, прижимался к насилуемому телу своего сына – мать словно пыталась взять на себя часть его боли, а взамен снова дать силу и любовь, которые будут поддерживать Гарри в этом жестоком мире. Мертвая мать и живой сын в этот страшный миг снова стали одним целым, превращаясь в единый агонизирующий очаг запредельного страдания. Малфой равномерно двигался в теле своей жертвы, и каждое движение вызывало вспышку острой боли в разрываемом анусе, которая была даже сильнее, чем в рубцах на ягодицах, спине и в вывернутых плечевых суставах.
Вскоре Люциус почувствовал приближение оргазма и начал резко двигаться вперед–назад, насаживая на себя обессиленного юного аврора, вводя член максимально глубоко в его кишечник, вызывая пульсирующую боль внизу живота. Толкающиеся бедра Малфоя продолжали хлопать его по иссеченным ягодицам, болезненно задевая вспухшие кровоточащие рубцы от хлыста. Мужчина участил фрикции и с каждым разом входил в Гарри с большим остервенением, намеренно доставляя аврору, чьи дикие крики только сильнее возбуждали насильника, дополнительные страдания. Он заработал в полную мощь, непрерывно ускоряя темп, а затем дернулся пару раз, глубоко входя в свою жертву, и замер, тяжело дыша, и его хриплое дыхание сливалось с тихим стоном сына и беззвучным плачем матери.
В разорванном заднем проходе Гарри пекло так, будто в его нутро плеснули ядовитой кислоты, кишечник заполнялся спермой Люциуса, растянутый и местами треснувший сфинктер горел огнем и пульсировал жгучей болью. Наконец, насильник вытащил член из истерзанного ануса, издавшего влажный чмокающий звук. Из раскрытой дырки с неприличным звуком начал выходить воздух, накачанный в кишечник, по ногам полилась кровь и сперма. В камере остро почувствовался запах фекалий – теплого, свежего говна. Люциус сильно испачкал член за счет слишком глубокого проникновения. Вгоняя хуй как можно глубже в разъебанное очко Гарри, в стремлении порвать его, он в какой–то момент натолкнулся на фекальные массы и дальше долбился в них. Малфоя передернуло от брезгливости и чувства омерзения, и он поспешно принялся очищающим заклятием уничтожать все нечистоты на своем теле и одежде.
Истерзанный семнадцатилетний мальчишка, над которым только что надругался садист–насильник, безвольно висел на вывернутых и вытянутых за спиной руках, голая кожа, покрытая слоем едкого пота и крови, влажно поблескивала в мерцающем свете факелов. Несколько струек жидкого кала и розовой слизи из спермы, смешанной с кровью, стекали по ногам парня, капая на каменные плиты пола. Люциус нащупал на шее Гарри пульс, медленно вынул свою палочку и, в очередной раз применив заклятие «Энервейт», вернул юного аврора в жестокую реальность из спасительного беспамятства. Поттер громко застонал и приоткрыл глаза. Малфой приподнял его голову за слипшиеся мокрые волосы и поднес к его носу маленький флакончик. Парень закашлялся и попытался отвернуться, комендант Азкабана засмеялся и с размаху несколько раз хлестнул ладонью по щеке Гарри, приводя его в чувство. Звонкие удары эхом отразились от стен камеры.
– Мама.... очень больно… – спекшимися от крови губами прошептал Гарри и с трудом приподнял голову, близоруко всматриваясь в пустую камеру, в которой, кроме его насильника, никого больше не было.
Люциус отошел от своей жертвы, и, взяв со стола бутылку вина, плеснул в хрустальный бокал темно–бордовую жидкость. Осушив его одним глотком, Малфой вернулся к висящему на дыбе убийце своего сына, который бредил, находясь в полуобморочном состоянии, и прижал бутылку к его губам. Гарри судорожно глотнул, а затем стал давиться и захлебываться живительной влагой. Сознание медленно возвращалось к юному аврору, и это было ужасно. Тело болело неописуемо, ему казалось, что каждая клетка его организма воет от боли, но хуже всего было осознание того, что Люциус изнасиловал его, надругался не только над телом, но и над его чистой душой – вот что было для Гарри самым мучительным.
Парень застонал, чтобы услышать свой голос, но изо рта раздался лишь слабый хрип. Боль в истерзанном теле становилась все сильнее.

– Понравилось, Поттер? – поинтересовался Малфой и взял свою трость с набалдашником в виде оскаленной змеи. – У тебя это впервые с мужчиной или уже подставлял жопу своему рыжему дружку?
– Это твой Драко был пидорасом и ебался с Забини, – прохрипел Гарри, слыша свой голос как бы со стороны, отлично понимая, что таким ответом обрекает себя на еще большие страдания, и он не ошибся.
Люциус зашел ему за спину, резко развел ягодицы в стороны, и одним быстрым грубым движением вогнал конец трости в кишечник, обдирая его. Поттер выгнулся на дыбе, его голова мотнулась из стороны в сторону, нечеловеческий крик снова вырвался из горла – безумный вой дикого зверя. Малфой подождал, пока вопль затихнет и перейдет в хрип, и начал вращать и проталкивать конец трости глубже в задний проход, обдирая стенки прямой кишки. Гарри истошно закричал, корчась и тщетно вырываясь из рук своего мучителя, из его рта потекла пена, глаза закатились. Боль сокрушала, и эта камера, как и обещал Люциус, превратилась для него в земной ад. Малфой еще какое–то время продолжал трахать Поттера тростью, загоняя ее глубоко в кишечник, и крутил, раздирая этим ужасным штырем задний проход Гарри, из которого уже не сочилась, а струйкой вытекала кровь. По пепельно–серому лицу юного аврора, искаженного ужасным страданием, обильно заструились слезы, рот широко открылся, жадно хватая воздух.
– Пожалуйста, хватит, – прохрипел узник, – Я больше не могу, – все тело стало извиваться в судорогах, мышцы спазматически сжимались от нечеловеческой муки.
– Что же ты сразу не сказал, Поттер? – цинично усмехнувшись, произнес комендант Азкабана. – А я думал, тебе нравится, – извлекая из заднего прохода свой жертвы окровавленную трость, улыбнулся Малфой.
Он отошел от юного аврора, с нескрываемым удовольствием наблюдая за результатами своих трудов – истерзанное, окровавленное тело мальчишки, на котором не осталось живого места, раскачивалось на дыбе в невидимых путах, словно сломанная кукла, марионетка с натянутыми нитями, которой, впрочем, сейчас и являлся Гарри Поттер в руках Люциуса Малфоя. Мужчина резко взмахнул палочкой, словно обрывая невидимые нити, и Поттер грузно упал на каменный пол.
Парень лежал на холодных плитах, поджав к животу колени, стеная и корчась от боли у ног своего мучителя. Под ним быстро собиралась лужа крови, а суставы плеч начали опухать и синеть. Люциус брезгливо перешагнул через истерзанное тело, не обращая внимания на то, что мальчишка еще в сознании и даже пытается приподняться на скользком от крови полу. Комендант подошел к жаровне, вынул из нее раскаленное докрасна тавро на длинной деревянной ручке и, не спеша, направился к своей жертве.
– Добро пожаловать в Азкабан, номер 415/3, – процедил Люциус, подойдя к Гарри, и, примерившись, сильно прижал клеймо в виде пентаграммы к опухшему плечу юного аврора.
Раздалось сильное шипение, переходящее в бульканье. Над клеймом вспыхнуло и сразу же погасло магическое пламя, и тут же раздался жуткий, истошный вопль. Измученный подросток даже не успел испугаться, как почувствовал вначале приближающийся жар, а мгновением позже запредельная острая боль пронзила его тело. Раскаленное клеймо прижалось к коже на плече, глубоко выжигая плоть. Гарри сначала услышал, как зашипела лопающаяся от жара кожа, его собственная кожа. Вверх взвилось голубое облачко дыма. В нос ударил запах паленой плоти, его плоти. В первое мгновение Поттер почувствовал резкий холод, а затем его пронзила адская боль, вышибая напрочь все иные ощущения, кроме этого ни с чем несравнимого страдания. Гарри взвыл и забился на каменных плитах, запахло паленым мясом. Парень выгнулся всем телом, выпрямив ноги, завозил ими по полу, потом обмяк и затих, в очередной раз потеряв сознание. Люциус смотрел на свежевыжженное клеймо, невольно вспоминая, как сам ползал в точно таком страшном подвале, воя от боли и нюхая запах горелой плоти и собственных испражнений. Он почувствовал, как спазматически дернулось плечо – ведь он сам был клейменым преступником и носил такую же отметину на своем теле по вине этого мальчишки.
Малфой снова плеснул в фужер вино и выпил одним залпом, а потом принялся пить из горла. Когда бутылка опустела, Люциус отшвырнул ее в сторону, не обращая внимания на резкий звук разбивающегося стекла, и стремительно направился к двери. В коридоре его ожидали колдомедики и тюремные приставы.
– Остановите кровь, вправьте суставы и приведите в сознание, – отдал распоряжение комендант Азкабана. – Мальчишка мне нужен живым и относительно здоровым.


Дата добавления: 2015-10-13; просмотров: 210 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава 1| Глава 3

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.01 сек.)