Глава 4

После того, как Поттер подвергся самой изощренной пытке – изнасилованию дементором, парень находился на грани помутнения рассудка. Они победили, они сумели его сломить, и юный аврор в тот миг мечтал лишь об одном – оборвать свою жизнь и прекратить этот кошмар, который будет теперь преследовать его до самой смерти. В тот момент семнадцатилетний мальчишка уже не думал о судьбе всего магического мира и ценности своей собственной жизни, о том, что должен выжить любой ценой, ибо только от него зависело будущее волшебного сообщества. Ему хотелось только одного – прекратить свои невыносимые, нечеловеческие мучения, и он выл, как раненый, загнанный звереныш, проклиная всех, кто обрек его на такие запредельные страдания. Когда–то, очень–очень давно, в том, другом, мире, где не было пыток и кровавого безумия, находясь на летних каникулах в доме Дурслей, от нечего делать Гарри прочитал книгу, которая произвела на него сильное впечатление одной сценой – пойманный в капкан волк перегрыз себе лапу, чтобы вырваться на свободу. Сейчас он ощущал себя таким же загнанным животным, почти утратившим рассудок, и единственным выходом, чтобы прекратить этот кошмар, был побег из этой жизни. Глаза Гарри страшно, безумно заблестели. Он поднял руку и вцепился зубами в запястье. Первые капли крови устремились на пол, падая и разбиваясь брызгами об каменные плиты. Но как ни странно, Поттер уже не чувствовал боли, только легкое жжение в области прокушенной кожи. И вдруг потоки ярости захлестнули его сознание, теряя рассудок, парень бешено вгрызся в свое запястье, разрывая зубами кожу, перекусывая вену, мышцы, сухожилия. Он захлебывался собственной кровью, но только сильнее стискивал зубы и скулил от отчаяния. Перед глазами потемнело, камера потонула в крови – на стенах, на полу, на его обнаженном, покрытом трупным гноем теле – кровь была повсюду, много крови. Падая на пол, Поттер взвыл от боли, почти теряя сознание от шока. В широко раскрытых глазах застыл страх, а затем холодная мгла окутала тело, погружая сознание в темноту.

Заключенный 415/3 почти неделю находился в тюремном госпитале, под действием заклятия Петрификус Тоталус. Люциус пришел в ярость, узнав о попытке самоубийства, которая в Азкабане приравнивалась к побегу. После того, как Гарри нашли в тюремной камере в луже крови с перегрызенным запястьем, комендант отдал распоряжение держать его все время под действием парализующего заклятия и интенсивно лечить. Поттер помнил, как лежал на холодной плите в темной комнате, и только узкий луч света падал из маленького круглого отверстия в стене. Несколько фигур в черных мантиях с капюшонами, склонившись над ним, совершали какие–то действия, и Гарри не мог понять, что это – магический ритуал, зловещее колдовство или просто изощренное надругательство, но в любом случае он чувствовал омерзение, когда чужие холодные пальцы гладили его тело, чертили знаки на коже, проделывали пассы, проникали в рот и другое, более интимное место. Ему казалось, что по его телу еще ползают черви и змеи, но потом ему влили в полуоткрытый рот какую–то горькую микстуру, и остатки сознания покинули парализованное тело…

Поттер знал, что его подвергнут наказанию за то, что он хотел себя убить. Постоянное присутствие дементоров в Азкабане часто доводило заключенных до сумасшествия, и суицид не был редкостью, но горе тем, кто не мог довести задуманное до конца и по несчастной случайности оставался в живых. Попытка самоубийства, приравненная к побегу, жестоко каралась для устрашения всех остальных. Заключенного 381/2, который пытался разбить себе голову о прутья решетки, в качестве назидания остальным публично казнили, посадив на кол.
Гарри отлично помнил тот страшный день, когда он стоял под проливным дождем в первом ряду шеренги, не смея отвести взгляда от посаженного на кол мужчины, и до боли в челюстях сжимал зубы, думая о том, что все равно стены Азкабана не удержат его, и он совершит побег. Заключенный 381/2 сидел посреди тюремного двора на высоте около метра. Его пятки были подтянуты к связанным за спиной рукам. Узник сидел на колу – гладко обструганном толстом шесте, загнанном в его задний проход. Под ягодицами мужчины находилась тонкая перекладина, на глазах опускающаяся вниз. Свежеструганное дерево было залито кровью, собирающейся под колом в большую лужу. Узник умирал долго и мучительно. Грузное тело очень медленно опускалось вниз, и острый кол все глубже входил в истекающую кровью плоть, разрывая внутренности. Прошло несколько часов, когда казненный мужчина изогнулся в последней судороге. Кожа на груди лопнула, выпуская наружу окровавленный кончик кола, наполненные болью глаза заключенного закрылись навсегда, и его голова безвольно склонилась на бок. Некоторое время тело казненного еще слабо подергивалось в посмертных конвульсиях, а кровь стекала между ног. Помощники палача приподняли быстро остывающий под ледяным дождем труп и швырнули его на каменные плиты тюремного двора, а закованных в цепи заключенных, которые провели под ливнем несколько часов, вынужденные наблюдать за изуверской казнью, снова, как скот, погнали по тюремным коридорам, загоняя в тесные, вонючие казематы.
Теперь и Гарри ожидало нечто подобное, хотя Малфой никогда не повторял одну и ту же пытку дважды, а это означало, что его не посадят на кол. Поттер мог не бояться этой изуверской казни, потому что для него придумают что–то другое, особенное, но не менее кровавое, мучительное и жестокое, поэтому его так старательно и лечили, чтобы он во время наказания мог продержаться максимально долго. Юный аврор понимал, что умереть ему, скорее всего, не дадут. Они могли бы оставить его в камере истекать кровью, или милосердно добили бы на месте, однако его доставили в тюремный госпиталь и каким–то темным колдовством вернули к жизни. Теперь же за свой поступок он должен будет жестоко поплатиться. Гарри в этом не сомневался.

После госпиталя узника снова притащили в маленький зловонный каземат и приковали цепями к стене, лишив его возможности предпринять повторную попытку суицида. Поттер стоял, согнувшись в три погибели и упершись ягодицами в стену. Его руки, вывернутые за спину и вздернутые вверх, были привязаны к кольцу на стене. Он уже вторые сутки находился в таком положении, не имея возможности даже пошевелиться, без риска переломать себе кости и выломать плечи. Под ним на холодные каменные плиты уже натекла лужа жидкого дерьма и мочи, парень чувствовал мерзкие потеки между ног и задыхался от смрада собственных экскрементов. Душераздирающий вой из соседней камеры не умолкал на протяжении многих часов ни на секунду, сводя с ума, и прерывался лишь изредка глухими ударами. Крики пытаемого за стеной человека ни на миг не давали Гарри забыть о том, что очень скоро эта участь ожидает его самого.
Тяжелая, окованная железом дверь камеры со скрипом распахнулась, и в неровном свете факела Поттер увидел за ней тюремщика, который посторонился, пропуская коменданта. За спиной Люциуса Малфоя маячили еще два здоровенных, одинаково одетых мужика, их лица были скрыты полумасками. В завершении процессии находился Макнейр, главный палач Азкабана.

– Поттер, сегодня тебя ожидает масса новых, удивительных ощущений, – сухо произнес Люциус.
Гарри судорожно сглотнул. Он знал, что никакой пощады не будет, и Малфой постарается рассчитаться с ним за все. «Только бы не кол» – пронеслось в сознании юного аврора. Он почувствовал, как свело живот, сердце билось как бешеное, в висках стучала кровь, волны дрожи пробегали по телу, покрытому липкой холодной испариной. От понимания того, что его сейчас, возможно, поведут на мучительную казнь, подкатывала тошнота, но хуже всего было чувство абсолютной беспомощности и полной неспособности хоть как–то защититься. От ощущения собственного бессилия хотелось выть. Мысль о том, что совсем недавно в отчаянной попытке оборвать свою жизнь он перегрыз себе вены, отошла на второй план, а осознание того, что его сейчас поведут на экзекуцию, становилось невыносимым. Умирать в семнадцать лет было страшно, и именно сейчас, перед казнью, отчаянно хотелось жить и бороться. Гарри вдруг стало еще холоднее, ледяной, туго свернутый ком, до этого момента лежавший где-то в животе, вдруг стал быстро раскручиваться и доставать до горла. Страх. Тошнотворный, холодящий внутренности ужас…
Макнейр снял с него ошейник и цепи, приковывающие к стене, и аврор с трудом расправил затекшие от неудобной позы конечности. Один из тюремщиков поднял его скованные за спиной руки вверх, и Гарри застонал сквозь зубы, когда вывернулись плечевые суставы. Узник поспешно поднялся на ноги. Малфой схватил его за руки и стал поднимать до тех пор, пока Поттер не встал на носочки, а его голова не оказалась между полусогнутых колен. Парень сдерживал рвущийся из груди крик и упрямо молчал, терпя все усиливающуюся боль в вывернутых суставах. Люциус немного подержал его в такой унизительной позе и чуть встряхнул, вырвав из груди аврора хриплый стон. Малфой довольно ухмыльнулся, а затем шлепнул затянутой в кожаную перчатку рукой по выставленным ягодицам Гарри.
– Ну и засранец же ты, Поттер, – произнес комендант, слегка поморщившись. – Если сегодня не сдохнешь, заставлю языком всю камеру вылизать, – добавил он, подталкивая заключенного на выход. О том, что всего полтора года назад он сам по несколько суток сидел в куче собственного дерьма, закованный в колодки, Малфой предпочитал сейчас не вспоминать.
Чтобы подросток мог идти, Люциус чуть опустил вывернутые руки, и Гарри вынужден был передвигаться сгорбленным в три погибели, на носочках, постоянно спотыкаясь. Его долго вели по бесконечным мрачным коридорам Азкабана, затем процессия стала подниматься наверх. На лестнице было еще холоднее, чем в камере, по коридорам гуляли ледяные сквозняки, которые неприятно обдували обнаженное тело узника. Он окончательно продрог, ступая по выстуженным каменным ступеням, забиравшим все тепло его тела. Поттер чувствовал, как начал громко стучать зубами. Наконец, его вывели на широкий тюремный двор, наполненный народом. После полутьмы камеры хмурый октябрьский день показался Гарри намного более ярким, чем был на самом деле. По небу бежали низкие серые тучи, но в их разрывах мелькало голубое небо. Недавно закончился дождь, булыжники под ногами были еще мокрыми, а порыв пронизывающего осеннего ветра заставлял сжиматься от холода. К этому моменту Поттер замерз настолько, что публичная нагота заботила его уже не в смысле нравственности и стыда, а сугубо с физиологической точки зрения.
На тюремном дворе построенные рядами находились более сотни заключенных, закованные в цепи. Гарри знал, что их всех согнали сюда, как и в прошлый раз, чтобы его наказание послужило назиданием тем, у кого еще остались проблески разума, силы на сопротивление, и не умерла надежда на побег. Во дворе стояла оглушающая тишина, несмотря на такое количество народа. Его довели до площадки, где были установлены столбы с перекладиной, и Люциус с силой толкнул узника вперед. Поттер не смог удержаться на ногах – поскользнувшись на мокрых булыжниках, и, громко вскрикнув от боли, он упал. Сапог коменданта тут же ударил Гарри по ягодицам. Парень, обдирая в кровь колени, распластался на каменных плитах, а за его спиной просвистел хлыст, не давая возможности подняться. Жуткая боль обожгла спину юного аврора. Малфой хлестнул еще раз, оставляя на коже свежий красный след. Нанеся еще пару ударов, Люциус, наконец, опустил хлыст и пнул беспомощного подростка. Двое тюремщиков подхватили Гарри под руки и поставили перед комендантом. Аврор вздрогнул от их прикосновения, его сердце бешено заколотилось, и он невольно задержал дыхание, инстинктивно подавшись чуть назад, в стремлении отстраниться от них. Люциус, не скрывая своего самодовольства от вида публично униженного мальчишки, которого многие до сих пор считали спасителем волшебного мира, презрительно улыбался, с удовольствием рассматривая свою жертву. Став комендантом Азкабана, Люциус со временем познал всю сладость полной власти над людьми – их достоинством, здоровьем, стыдом, страхом, надеждой, жизнью и смертью. И, чувствуя себя абсолютно безнаказанным, Малфой наслаждался этой властью. Пусть даже он не получил министерский портфель и высокий чин в правительстве, сейчас комендант Азкабана упивался восторгом от чувства полной и абсолютной власти над тем, кого так ненавидел.
– Заключенный 415/3, за попытку самоубийства, приравненную к побегу, приговаривается к дисциплинарному наказанию в виде пятидесяти ударов хлыстом и распятию на кресте, – громко объявил комендант.
Среди заключенных, собравшихся на тюремном дворе, раздался приглушенный шум, но для Гарри эти голоса слились в однотонный, мерный гул. В глазах потемнело, на лбу выступили капли едкого пота, и аврор дернул головой, стряхивая их. Распятие на кресте – вот что придумал для него Малфой. Только сейчас Поттер заметил длинный свежеструганный столб с поперечной перекладиной, который лежал поодаль на каменных плитах. Юный аврор широко раскрытыми глазами смотрел на крест, к которому его тело прибьют гвоздями. Лицо Гарри медленно становилось пепельно–серым, а тело начала бить мелкая дрожь. Он понял, что на этот раз дело не закончится пытками, какими бы чудовищными они ни были. Его привели на казнь, и очень скоро все эти люди, закованные в цепи, будут безмолвно наблюдать за его предсмертной агонией. А затем весь волшебный мир узнает о том, что Гарри Поттер был казнен, распятый на кресте, и все его жалкие попытки выжить в этой ужасной тюрьме оказались напрасными, а с его смертью те, кто верил в уничтожение Волдеморта и возвращение волшебного мира в привычное русло, утратят эту веру. Без него их борьба и сопротивление окажутся бесполезными. Он перенес все эти пытки и унижения, продолжая надеяться на то, что обретет свободу и продолжит свою борьбу, отомстит за смерть своих друзей, покарает предателя, и в нужный момент встретится с Волдемортом в решающей битве, предначертанной ему самой судьбой. Но в финале своей жизни он оказался на тюремном дворе Азкабана, стоя перед ненавистным Люциусом Малфоем в ожидании страшной казни, с ужасом и отчаянием понимая, что нет никакой возможности изменить ход событий. Мысленно простонав, Гарри осмотрелся вокруг себя. Сознание аврора отказывалось поверить в неизбежную близкую смерть и лихорадочно работало, ища пути к спасению. Не давая узнику опомниться после ужасного приговора, объявленного комендантом, помощники палача быстро подхватили парня под мышки и поволокли к столбам с перекладиной, затем подняли его руки вверх и ввели их в веревочные петли, которые тут же затянули на запястьях. Узник беспомощно повис в воздухе на поднятых над головой руках, его тело вытянулось в струну, чуть покачиваясь и не доставая ногами до каменных плит. Растянутое между деревянной балкой и каменными плитами, оно было напряжено так, что все мышцы отчетливо проступали под смуглой кожей. Веревка больно врезалась в запястья, кожа на ребрах натянулась, и стало трудно дышать. Люциус Малфой с кривой улыбкой подошел к своей жертве вплотную, ткнул рукояткой хлыста в солнечное сплетение Гарри и заглянул ему в лицо:
– Ну что, грязный ублюдок, страшно подыхать?
– Да пошел ты, мразь… – с трудом, на выдохе, выдавил из себя аврор и опустил голову, пытаясь восстановить дыхание.

– Скоро ты запоешь по–другому, Поттер, – Малфой провел рукой по спине Гарри и погладил напрягшиеся ягодицы, которые судорожно подрагивали, сжимаясь и разжимаясь в напряженном ожидании боли.
Люциусу нравилось сейчас гладить еще нетронутую хлыстом кожу своей жертвы, ощущать страх и внутреннее волнение, видеть, как у парня расширяются в ужасе зрачки, а тело, не смотря на октябрьский холод, покрывается каплями пота. Малфой вдруг ощутил особое волнение и возбуждение в это последнее мгновение перед истязанием, когда Поттер отлично понимал, что пощады не будет. Помощники палача застегнули на щиколотках Гарри цепи и развели его ноги широко в стороны. Это зрелище придало дополнительный импульс возбуждения и так уже эрегированному члену Малфоя, и, если бы они сейчас находились не на переполненном людьми тюремном дворе, а в камере, Люциус не отказал бы себе в удовольствии трахнуть мальчишку перед тем, как его тело превратится в окровавленный кусок мяса.
Поттер весь напрягся в ожидании первого удара, отлично зная, что такое хлыст в руках садиста Малфоя и боясь предстоящей экзекуции до темноты в глазах. Но вдруг затянутая в тонкую кожу ладонь Люциуса прошлась по внутренней поверхности его бедра и оказалась в промежности. Гарри вздрогнул и дернулся, когда палец Малфоя грубо вошел в его анус.
– Масса волнующих впечатлений, Поттер, – наклоняясь к его уху, прошептал мужчина, а через миг извлек палец из заднего прохода.
По дрожащему телу Гарри стекали тонкие струйки пота. Тишина на тюремном дворе была абсолютной. Поттеру казалось, что он приготовился к боли. Юный аврор хорошо знал, что такое Круциатус, перенес чудовищные пытки на дыбе и в «ведьмином кресле», и знал что такое настоящая, интенсивная, запредельная боль. Но такого ужаса он даже представить себе не мог. В следующий миг хлыст ударил по ягодицам, захлестнув низ живота и промежность. Дикая, ни с чем не сравнимая боль почти вышибла дух из Гарри. Он откинул голову назад и заорал изо всех сил. Тут же, без передышки, последовали следующие два удара, погрузившие сознание Поттера в багровый, с привкусом крови во рту, кошмар. Следующий удар был еще страшнее первых трех. Хлыст опустился на грудь аврора, рассекая кожу, из разорванного темного соска потекла тонкая струйка алой крови. Страдания, которые он сейчас испытывал, были настолько невыносимы, что Гарри полностью забыл в этот момент о жгучей боли в спине. Парень содрогнулся всем телом, оглашая страшным воплем тюремный двор. Не успел он прийти в себя, как ощутил новый обжигающий укус хлыста, который, задев грудные мышцы, разорвал тонкую натянутую кожу над ребрами. Огненная полоса обожгла его грудь и заставила задохнуться от боли. И тут же хлыст рассек кожу на животе. Удары следовали один за другим, без передышки и Гарри совершенно обезумел от боли и кричал уже непрерывно, до хрипоты. Несколько раз хлыст направлялся наискось, через нижнюю часть спины, захлестывая живот и впиваясь парню между ног, и тогда тюремный двор оглашался дикими воплями обезумевшего животного. Что было потом, Поттер не помнил. Сознание он не терял, крепкий молодой организм пока не позволял ему такой роскоши. Просто весь мир Гарри Поттера сузился до одного ощущения боли, временами становившейся просто невыносимой. И тогда он срывал горло до хрипа, стараясь с криком вытолкнуть из себя боль. Иногда это получалось, но лишь самую малость и ненадолго. Кровь уже стекала по его спине и ребрам, выступая сразу из нескольких глубоких рубцов, рассекших кожу.
Затем удары стали более редкими и размеренными, и где–то до двадцатого Гарри еще пытался считать, но дальнейшее помнил очень смутно. Хлыст опускался на тело юного аврора со всех сторон, безумная боль превратила подростка в воющее дикое животное, полностью потерявшее контроль над собой. Он чувствовал, как по его спине и ребрам бежит что–то горячее, а потом чудовищные мучения вдруг резко прекратились и организм, не выдержав такой нагрузки, погасил сознание, и Поттер провалился в спасительное забытье. Но его быстро привели в чувства, и боль снова заполнила все его тело, каждую клетку его организма, она была столь нестерпимой, что у парня перехватывало дыхание. Очередной удар хлестнул его по чувствительной коже нижней части живота, и Гарри показалось, что он сейчас сойдет с ума. Его голова дернулась, он широко раскрыл глаза и судорожно хватал ртом воздух, не в силах даже закричать, пораженный силой боли. Наконец, после короткой паузы, Поттер испустил такой отчаянный вопль, что многие собравшиеся на тюремном дворе вздрогнули от ужаса.
Сейчас Люциус Малфой был по–настоящему счастлив, видя как этот наглый, паршивый щенок, эта тварь–полукровка, которая убила его сына, вопит и корчится под ударами его хлыста, а очень скоро он завоет еще не так, когда Макнейр будет прибивать его гвоздями к кресту.
«Получай, ублюдок» – всю свою ненависть Малфой вложил в следующий удар и через мгновение хлыст стегнул по напряженным ребрам мальчишки, вырвав из его глотки хриплый вопль. Тут же последовал удар по груди, рассекая второй сосок, затем еще и еще. С этого момента Гарри кричал почти непрерывно, на пределе возможностей своих легких. Малфой порол его с расстановкой, не спеша и смакуя, делая длинные паузы, чтобы парень получал максимум боли. Даже в этот момент Люциус, наслаждаясь местью, оставался холодным и расчетливым, выбирая самое подходящее для ударов место – ягодицы, бедра и промежность – максимум боли при минимуме риска.
Красные вздувшиеся полосы постепенно перечертили все тело Гарри. Он чувствовал, как струйки крови сбегали по спине и сочились по ложбинке между его ягодиц на внутреннюю сторону бедер. Боль накатывала обжигающими волнами и стала просто невыносимой. Его хриплые крики метались над стенами Азкабана, становясь все тише и тише. После очередного удара остатками меркнущего сознания Поттер успел еще ощутить, что обмочился, но эта мысль совершенно его не смутила и была отброшена за ненужностью. Люциус взмахнул хлыстом и с силой опустил его на окровавленную спину своей жертвы, но удар пришелся по совершенно бесчувственному телу. В полной тишине хлыст с ужасным чавкающим звуком соприкоснулся с изувеченной плотью Гарри Поттера, который уже не шевельнулся и даже не вскрикнул. Парень был без сознания от болевого шока, и на этот раз привести его в чувства удалось не сразу.

Когда Поттер очнулся, он лежал на холодных, каменных плитах тюремного двора, с раскинутыми в стороны руками и широко разведенными ногами. В левую щеку больно упиралось что-то очень твердое и холодное, оказавшееся тростью Малфоя, однако у парня не было никаких сил сдвинуть голову в сторону. Он почти не чувствовал тела. И времени тоже. Казалось, что его не было вообще. Была только боль, и ничего кроме боли, но теперь она перестала вздыматься обжигающими пиками через равные промежутки времени. Гарри снова мог дышать, правда, каждый вдох давался с большим трудом и сопровождался болью в избитых хлыстом ребрах. Окровавленное тело била крупная дрожь, как от холода, силы совершенно оставили юного аврора, теперь их хватало только на то, чтобы натужно дышать, загоняя холодный воздух в легкие. Его мысли текли вяло, как застывший, студенистый кисель, и он с удивлением подумал о том, что этот кошмар остался позади, а он все еще жив. Парень со слабым стоном открыл глаза и вдруг почувствовал, как ему в рот вливают какую–то жидкость. В тот же миг по крови словно потек жидкий огонь, распространяясь по всему телу, и там, где он ожег нервы, боль немного утихла. Голова Гарри вдруг сделалась пустой и легкой. Парень догадался, что его заклятиями привели в чувства и дали эликсир антиболи, чтобы он не умер от шока или остановки сердца, когда экзекуция продолжится.
– Встать! – приказал Люциус, и одновременно со словами команды в воздухе снова просвистел хлыст, опустившись на многострадальную спину Гарри. Капли крови брызнули Малфою в лицо, скатываясь по бледной коже, и оставляя багровые потеки.
Неожиданно для самого себя, впрочем, как и для всех присутствующих, Поттер подтянул ноги к животу, встал на колени, а затем медленно поднялся, но мир вокруг него сразу же накренился, дрожащие от напряжения ноги подкосились, однако двое помощников палача не дали ему упасть, подхватив юного аврора под локти. Парня приподняли и поставили прямо. Гарри тошнило, все вокруг кружилось, но его снова встряхнули, потрепали по щекам и еще раз влили в рот горькую жидкость. Стало чуть лучше, мир вокруг него перестал кружиться, а вот боль, несмотря на все зелья, никуда не делась, хотя немного и притупилась, но была в каждой клеточке его тела.
Использование заклятий и эликсир все же сделали свое дело и, когда Гарри подтолкнули вперед, он уже мог сам переставлять ноги. Все тело было в багровых рубцах, на спине и ягодицах они сливались в сплошной кровоподтек, ноги дрожали от напряжения, едкий пот заливал глаза. Его руки опять закрепили в веревочные петли, послышался скрип лебедки, и запястья снова потянуло вверх. Поттер с ужасом понял, что ничего еще не закончилось, и экзекуция будет продолжаться, пока он не получит все положенные ему пятьдесят ударов, а затем его распнут на кресте, если к тому времени он не умрет от болевого шока.
«Это еще не конец», – эта простая мысль пробивалась сквозь густой багровый сироп, в котором сейчас плавали мозги Гарри.
Юный аврор снова безвольно повис на руках, чуть раскачиваясь из стороны в сторону, но цепи на ногах натянулись, широко разведя их в стороны, и вновь его тело было растянуто, как струна. Довольно ухмыльнувшись, рассматривая исполосованное и покрытое рубцами тело, по которому стекали струйки крови, Люциус снова замахнулся и с оттяжкой хлестнул Гарри через спину с такой силой, что парень на миг ослеп от боли. На его коже остался темно–багровый след, на котором выступили капельки крови. Боль была неописуемо сильной, и Поттер на какое–то время задохнулся, но вскоре сковавший гортань спазм прошел, и парень испустил дикий вопль, слившийся с другими. Однако прежде, чем он смог сделать вдох, чтобы набрать воздуха для нового крика, последовал второй удар – резкий, обжигающий, страшный. За ним еще и еще… Обезумев от боли, Поттер извивался всем телом, пытаясь вырваться из оков. Огненные полосы прочерчивали его спину, грудь, живот, бедра, оставляя после себя невыносимо жгучую боль. Удары продолжали сыпаться с небольшими интервалами, но иногда пауза между ними затягивалась, и тогда парень чувствовал, как по его спине и ребрам текут все новые и новые теплые струйки, как его мышцы завязываются в узлы от перенапряжения, а к горлу подкатывает тошнота…
Ослепнув от невыносимой муки, Гарри уже ничего не видел вокруг себя, он просто непрерывно кричал так сильно, как только мог, а Малфой продолжал наносить удары по сжавшимся ягодицам, а потом бил поочередно, чуть выше и ниже, делая небольшие перерывы и давая своей жертве небольшую передышку. Это не было актом милосердия со стороны коменданта Азкабана, просто садист прекрасно понимал, что при желании несколькими ударами он вполне может превратить тело в отбивную. «В дохлую окровавленную отбивную», – поправил Люциус сам себя. Поттер же должен был испытать еще весь ужас и муку на кресте, поэтому Малфой сейчас сек не в полную силу, хотя Гарри бился всем телом, запрокидывая голову после каждого удара. Под смуглой кожей парня напрягались сильные, тренированные мышцы, но цепи и веревка крепко удерживали его на привязи. Малфой видел, как перед каждым ударом окровавленные ягодицы мальчишки непроизвольно сжимаются и разжимаются, а вскоре судорожные подергивания мускулатуры стали видны во всех группах мышц.
Безжалостный хлыст снова и снова падал на его беззащитное тело, срывая кожу со спины, ягодиц, бедер… В мире, в котором очутился Гарри Поттер, была только боль, еще раз боль, и ничего кроме боли. В какой-то момент обжигающее жало захлестнуло его между расставленных ног, и боль стала запредельной. Гарри зашелся криком, когда хлыст задел чувствительные яички, а все присутствующие содрогнулись от ужаса, невольно плотнее сжимая ноги. Его дикие вопли оглушили всех, кто находился на тюремном дворе. Дав своей жертве минутную передышку после такого изуверского удара, Малфой продолжил экзекуцию. Тело юного аврора было доступно для наказания со всех сторон, и Люциус вовсю пользовался этим, постоянно меняя место нанесения ударов – спина и ягодицы, правый бок, живот и грудь, левый бок, иногда промежность и гениталии. Каждое прикосновение хлыста оставляло на теле жертвы багровые рубцы и там, где они пересекались, кожа лопалась, и из ссадин стекали струйки крови. Гарри казалось, что его освежевали заживо, а мясо густо присыпали солью. Несколько раз жалящий хлыст снова захлестывал его промежность, и тогда боль становилась просто невыносимой, а сознание затухало от шока.
Его приводили в чувства заклятием «Энервейт», обливали ледяной водой, смывая с тела кровь, мочу и пот, вливали в рот зелья и давали нюхать какую–то гадость; затем экзекуция возобновлялась. Хлыст садиста продолжал оставлять на теле Гарри новые глубокие кровавые рубцы, ложившиеся поперек предыдущих. Парень извивался всем телом перед очередным ударом, которым, казалось, не будет конца. Вскоре его отчаянные крики стали срываться на хрип, с его искусанных в кровь губ слетали уже какие–то нечленораздельные звуки, а конвульсивные рывки тела стали более вялыми. Парень совсем ослабел и вновь был на грани беспамятства. Люциус понимал, что может запороть мальчишку до смерти, и не хотел лишать себя главного удовольствия увидеть убийцу своего сына распятым на кресте, поэтому мужчина в быстром темпе нанес последние четыре удара между ног и по внутренней поверхности бедер своей жертвы. Издав хриплый стон, Поттер забился в конвульсиях, дикие судороги стали сводить его растянутые руки и ноги. Парень со стоном уронил голову на грудь и потерял сознание. Люциус Малфой опустил окровавленный хлыст.

На этот раз Гарри выводили из болевого шока значительно дольше. Тюремщики опустились у ног бессознательного узника и освободили их от цепей – на лодыжках парня остались глубокие ссадины. Его обмякшее тело опустили на каменные плиты и несколько раз окатили ледяной водой, но Поттер так и не пришел в сознание. Он лежал на боку с поджатыми к животу ногами, будто большая сломанная кукла. Только по его тяжелому дыханию можно было судить, что парень еще жив. Тюремные колдомедики склонились над полуживым узником, пытаясь вывести его из глубокого обморока. Люциус отлично понимал, что в таком состоянии мальчишка не протянет на кресте и пяти минут, если не сдохнет еще во время вбивания гвоздей, поэтому комендант Азкабана дал колдомедикам достаточно времени, чтобы они с наибольшим эффектом смогли восстановить силы Поттера в максимально короткое время. Помощники палача обливали его ледяной водой, в рот стонущему от дикой боли подростку вливали горькую микстуру, от которой у Гарри крутило живот, но в голове немного прояснялось. Юный аврор корчился на каменных плитах тюремного двора, и пока все применяемые к нему методы исцеления не давали нужного результата. Рубцы на коже потемнели и сильно опухли, спазмы боли, выворачивающие внутренности наизнанку, скручивали его тело в тугую пружину. Корчась на холодных булыжниках, парень уткнулся лицом в колени, пытаясь удержать рвущийся вопль. Судороги, оставшиеся после чудовищной экзекуции, пронзали его тело с головы до пят, заставляя снова непроизвольно мочиться под себя, но ему было уже все равно, его больше не волновали такие мелочи. У измученного парня не осталось больше никаких сил, ни физических, ни моральных.
Прошло уже больше получаса, прежде чем узник под действием исцеляющих заклятий постепенно стал приходить в себя, хотя малейшее движение вызывало острую боль и головокружение.
– Мистер Малфой, если не дать ему снова хотя бы несколько глотков эликсира антиболи, мальчишка не выдержит, – наклонившись к коменданту Азкабана, тихо произнес один из колдомедиков.
Люциус на короткий миг задумался, глядя на скорчившуюся фигуру своего личного врага, а затем кивнул в знак согласия, решив, что если он хочет как можно дольше наслаждаться истинными мучениями убийцы своего сына, то дать мальчишке короткую передышку просто необходимо, и эта гуманность будет оправдана страданиями на кресте. Один из лекарей опустился на колени перед Гарри, вытащил волшебную палочку и прошелся ей по глубоким ранам, нанесенным хлыстом Малфоя, бормоча при этом обезболивающие и заживляющие магические формулы. Парню снова влили в рот зелье, от которого по венам стал разливаться жидкий огонь, а через несколько минут помощники палача уже подхватили узника под руки и потащили к тому месту, где находился приготовленный для него крест. Ноги юного аврора волочились по каменным плитам, обдирая в кровь кожу, голова болталась как у тряпичной куклы, болело все, что могло болеть, а к горлу подкатывалось что-то горько-соленое…
Посреди тюремного двора на каменных плитах лежал массивный деревянный столб, на одном конце которого была закреплена длинная перекладина для рук, внизу крепилась прямоугольная площадка для ног, а посередине торчал трехгранный штырь с заостренным ребром, предназначенный для дополнительных страданий жертвы. Рядом со столбом были разложены деревянные клинья, большой молоток и мешок с крупными металлическими гвоздями. Сам Поттер идти не мог. Тюремщики тащили его под руки мимо замерших шеренг заключенных, но исцеляющие заклятия и зелья уже начинали действовать, и Гарри нашел в себе силы приподнять голову. Его чуть не стошнило, в глазах все плыло, в ушах стоял сильный гул. Он никак не мог понять, почему его куда–то тащат, а не могут оставить лежать на холодных плитах, которые приносили хоть какое–то облегчение истерзанному телу. Поттер не осознавал своей наготы, его ноги волочились по земле, и ему никак не удавалось заставить их слушаться. Он ощущал себя очень странно – он чувствовал боль, понимая, что это болит его тело, но это как будто его не касалось. В результате примененных заклинаний, боль сейчас существовала как бы с ним и одновременно вне его. Но сознание Гарри быстро прояснялось, и вскоре он смог различить и понять самое главное – его тащат к большому деревянному столбу с поперечной перекладиной. И тут в голове юного аврора все стало на свои места, он вспомнил, что с ним случилось, а одновременно с памятью вернулся страх от осознания неизбежного, и мертвящим холодом свело низ живота.
Под действием болевого шока сознание Поттера как будто раздвоилось. Несмотря на приближение развязки, какая–то часть Гарри еще продолжала думать о происходящем, как о чем–то отстраненном и не имеющем к нему никакого отношения. Другая, более трезвая, отвечающая за инстинкт самосохранения, вопила от страха и отчаянно пыталась достучаться до первой, затуманенной кровавой пеленой боли. Эта вторая часть «я» Поттера кричала, чтобы он отчаянно сопротивлялся, отбивался, кусался, сражаясь за свою жизнь, потому что хлыст еще не самое худшее, что окончание порки отнюдь не означает прекращения мучений, а является лишь прелюдией к основной пытке. И у парня будто бы открылось второе дыхание – инстинкт самосохранения стал основным и единственным чувством, заглушая в этот момент все остальные.
Тюремщики тащили Поттера к столбу, удерживая его за вывернутые за спиной руки. Каждая клетка его покрытого рубцами тела вопила от боли и усталости, но, несмотря на это, парень начал вырываться, в отчаянной попытке избежать страшной участи быть распятым на кресте. Он с ужасом наблюдал, как Макнейр раскладывал звякающие гвозди возле деревянной перекладины. Мозг Гарри отчаянно искал варианты спасения и… не находил. И снова искал. И снова не находил – и так по кругу. Все, что приходило в голову, было из разряда дешевой фантастики и подходило разве что для комиксов, а в данной конкретной реальности побег был невозможен в принципе. Тем более – на рывок. Желудок Гарри снова скрутило, и его чуть не стошнило. Он извивался всем телом и отчаянно брыкался, и на какой–то миг парню все же удалось вырваться из крепкого захвата конвоиров. Он упал на каменные плиты тюремного двора и попробовал привстать или куда-нибудь отползти, но эта последняя вспышка инстинкта самосохранения закончилась так же быстро, как и началась. Его схватили за руки и за ноги, приподняли и положили спиной на крест. И вдруг чудовищное ожесточение охватило душу юного аврора. В этот момент, прижатый к кресту, он в полной мере осознал, что вскоре умрет, причем тяжелой смертью, очень медленно, в страшных мучениях. Без вариантов… И тут с Гарри что-то произошло. Страх внезапно исчез, бесследно испарился, сменившись лютой, отчаянной ненавистью к палачам. Если ему суждено сейчас умереть, то он не станет облегчать работу своим убийцам.
– Сволочи… Ублюдки…Ненавижу! – закричал парень, выплевывая эти слова в лица склоненных над ним палачей, а в голове отчаянно билась мысль, что если уж ему суждено сейчас умереть, то хотя бы одного он должен забрать с собой. Если повезет. Если удастся вцепиться зубами в горло… Но как Поттер ни пытался вырваться из рук подручных Макнейра и приподняться, те крепко удерживали его на кресте, вытянув руки на перекладине. Кто–то из них поднял его ноги и положил на столб – парень почувствовал, как пятки уперлись в деревянную площадку, а остроугольный штырь оказался у него между бедер. Лежать было очень больно и неудобно, Поттер поморщился и зашипел, когда его иссеченная спина соприкоснулась с грубым деревом, исполосованной кожей он ощущал древесину столба и перекладины, покрытую острыми занозами, которые впивались в его тело, раздирая рубцы на плечах. Кое–где тонкая корочка над рассеченной кожей лопнула, и на перекладину стали стекать струйки крови.
Поттер сопротивлялся до тех пор, пока вдруг не почувствовал, что его руки и ноги крепко прижали к кресту, и он практически лишился возможности двигаться. Гарри чуть повернул голову в тот момент, когда один из помощников палача сильнее придавил коленом его левый локоть. Парень увидел мужской силуэт, который навис над ним, держа в руках молоток и длинный черный гвоздь с широкой шляпкой. Юный аврор дернулся в попытке приподняться, чтобы вцепиться зубами в глотку Макнейра, но тюремщики сильнее придавили его руки к перекладине. Поттер напряг все свои силы, пытаясь вырваться и подняться с креста. Он извивался всем телом в бессмысленной попытке освободиться, и крепкие мужчины с трудом удерживали его на месте. Макнейр присел на колени и поместил первый гвоздь поверх левого запястья Гарри. Он прижал острие к руке узника, проверяя, правильно ли рассчитал место – сквозь кожу просвечивались пульсирующие синие жилки. Все тело Гарри напряглось, губы непроизвольно задрожали, когда он ощутил укол на своем запястье, а палач начал примериваться перед первым ударом. Поттер, чувствуя острие гвоздя на своей руке, чуть выше запястья, стиснул зубы и зажмурился, чтобы не видеть, как ему будут калечить руку.
– А ну, ублюдок, не смей закрывать глаза, – гаркнул один из тюремных приставов, при этом грубо нацепив на переносицу Гарри очки. – Это тебе подарок от коменданта, если уронишь – гвоздями приколочу, – пообещал он и стал удерживать узника за голову, чтобы аврор не мог отвернуться.

Поттер задержал дыхание, обреченным, потерянным взглядом наблюдая за страшными приготовлениями. Наконец, Макнейр в последний раз примерился, поднял молоток и резко опустил его на шляпку гвоздя, затем послышался глухой звук удара, и тишина взорвалась диким криком ужаса и отчаяния. Острая боль пронзила левую руку и ослепила Гарри. Он истошно закричал, когда палач ударил по шляпке гвоздя, и кричал изо всех сил, пока холодное железо с глухим стуком и противным хрустом пробивало его кожу, мышцы, раздвигало кости и, наконец, глубоко вонзилось в сухое, твердое дерево балки. Макнейр, не обращая внимания на дикие вопли заключенного, перешагнул через окровавленное, корчащееся в муках тело Гарри, и опустился возле его правой руки, а затем снова последовали резкий удар и сильнейшая боль. Огромный гвоздь с отвратительным хрустом пробил плоть, легко прошел сквозь запястье, как и первый, беспрепятственно разрывая руку, и глубоко впился в деревянную перекладину. Поттер содрогнулся всем телом, выгнулся и заорал во всю силу легких. Молоток ударил еще пару раз, и наступила короткая пауза. Гарри кричал охрипшим голосом, не переставая, и напрягался всем телом, тщетно пытаясь вырваться из смертельного захвата металла. Напрягая последние силы и приподняв голову, он увидел, что из его запястья торчит вбитый наполовину гвоздь, а из–под квадратной шляпки медленно бежит несколько тонких струек алой крови, скатываясь вниз, на перекладину. Несмотря на жуткую боль, парень попробовал пошевелить пальцами, и ему это удалось – пальцы сжались в кулак. И это было так страшно… По замыслу Люциуса юный аврор должен был видеть, как калечат его тело, для этого ему и вернули очки на время изуверской пытки. Поттер инстинктивно попробовал дернуть рукой, но гвоздь не шелохнулся. Острая боль из пробитых запястий проникала во все клетки тела и туманила сознание, но сильнее боли его мучил ужас от осознания полной беспомощности и необратимости происходящего. Стук молотка повторился, и парень взвыл на новой, более низкой ноте. Холодный металл пробивал мягкую, податливую плоть, и среди ручейков крови медленно вошел в твердое дерево с глухим стуком. Еще раз сильно ударив по гвоздю, Макнейр вогнал его в руку своей жертвы почти по самую шляпку. Теперь руки аврора уже никто не держал, вбитый в плоть металл удерживал жертву намного крепче, чем подручные палача. Совершенно обезумев от страдания, Поттер дико орал и выгибался дугой, пытаясь встать. Он мотал головой из стороны в сторону, безумным взглядом смотря на гвозди в своих руках, судорожно сжимал кулаки, и тут же вновь разжимал – вспышки боли от этих движений были просто сумасшедшими. Задавленный болью мозг не контролировал происходящее, тело реагировало само по себе. Обезумевший от жестокой муки парень попытался приподняться и посмотреть, что делает Макнейр с его ногами. Палач взял последние два гвоздя и подошел к ступням своей жертвы.
Из–под металлических шляпок в руках Гарри обильно сочилась кровь и собиралась в тонкие струйки, которые начали стекать на перекладину. Поттер извивался, дергая ногами, и пытался приподняться. Помощники экзекутора крепко держали его за щиколотки, но парень рванулся и со всей силы вдарил ступней одного из склонившихся над ним мужчин. Макнейр схватил дергающиеся ноги Гарри и крепко прижал их к столбу. Тюремщики, грязно ругаясь, навалились со всей силы, помогая палачу. Сквозь страшную боль в пробитых руках Поттер почувствовал, как его правую ногу согнули в колене и прижали ступней к столбу, как к ней приставили острие гвоздя. Макнейр занес молоток, а затем последовал удар и дикая боль, взорвавшая сознание, когда холодный металл пробил свод стопы, раздвигая и ломая кости. Гарри страшно закричал. Вторым ударом острие окончательно пробило плоть и с хрустом глубоко вошло в древо креста, а третий удар загнал гвоздь по шляпку в ступню Поттера, пришпиливая ее к столбу. То же повторилось и с левой ногой. В три сильных удара палач прибил стопу своей жертвы к деревянной площадке. Когда приколачивали ноги Гарри, он, казалось, совсем обезумел. Гвозди с противным хрустом прорывались сквозь его ступни и крушили все на своем пути.
Ужасная, нестерпимая боль пронизывала Поттера сверху донизу. Его ступни были крепко приколочены к наклонной площадке для ног, а руки – к поперечной перекладине. Когда его отпустили, Поттер, совершенно обезумев от боли, инстинктивно дернулся пару раз, стараясь приподняться и освободиться от гвоздей, но быстро понял, что эти напрасные усилия приводят лишь к еще большим страданиям. Особенно болела левая ступня, где гвоздь, по всей видимости, сломал одну или несколько костей. Теряя рассудок от невыносимой муки, Поттер напряг все силы и предпринял последнюю попытку вырваться из смертельного захвата железа, но ничего, кроме вспышки запредельной боли в пробитых конечностях, это не принесло. Палач достал из мешка терновый венец и натянул его на голову юного аврора. Гарри закричал во весь голос, когда острые шипы глубоко впились в его кожу. В завершение распятия экзекутор вытащил из казавшегося бездонным мешка деревянную табличку с надписью «Святой Поттер» и приколотил ее над головой вопящего аврора.
– Все готово, мистер Малфой, – обращаясь к коменданту, крикнул Макнейр, перекрывая истошные вопли заключенного.
Люциус с улыбкой направил палочку на распятую жертву, и верхняя часть креста оторвалась от площадки, начав медленно приподниматься вверх, одновременно чуть скользя вперед. Крест грузно скользнул по каменным плитам в приготовленную яму, торец столба с гулким стуком опустился, ударившись о дно. Поттер заорал изо всех сил, когда крест поднялся, и он под собственным весом заскользил вниз, обдирая израненную спину и ягодицы о грубое занозистое дерево, а тело оказалось висящим только на гвоздях. Дикий вопль оглушил уже привыкших к крикам присутствующих. Гвозди в запястьях приняли на себя вес его тела, повисшего лишь на двух точках, растягивая и разрывая плоть, причиняя невыносимые страдания и вынуждая перенести часть веса на ноги, так же пробитые гвоздями. Раздирая в кровь спину и оставляя кровавые следы на столбе, с диким криком Поттер сползал все ниже и ниже, пока острый угол штыря не впился в его яички, глубоко вонзаясь в промежность, раня нежную кожу. От боли в паху у Гарри потемнело в глазах, парень дико взвыл и привстал на ногах. Но стоило только попробовать перенести чуть больше веса на ноги, как сразу в голове взорвалась вспышка боли от пробитых гвоздями ступней. Теряя рассудок от невыносимого страдания, парень опять опустился на ужасное острие, и деревянное ребро, словно нож, глубоко впилось в его промежность. Из груди вырвался хриплый стон, от боли Поттер чуть не потерял сознание и дернул головой, ударившись затылком о столб. Тут же предательские шипы венца еще сильнее впились ему в кожу, по лицу Гарри побежали струйки крови. Поттер рванулся, но снова ощутил несокрушимую крепость железа и в отчаянии повис на кресте, наблюдая, как тюремщики у его ног заколачивают последние клинья между столбом и краями ямы. Крест еще несколько раз качнулся из стороны в сторону и неподвижно замер, став единым целым с каменной площадкой тюремного двора Азкабана.
На лбу и шее Гарри вздулись жилы, тяжело дыша, он опустил голову, наблюдая за тем, как кровь, тонкая струйка которой вытекала из–под гвоздя, пробившего ступню, скатывалась по большому пальцу правой ноги, и капала вниз, на каменные плиты тюремного двора. Там уже образовалась небольшая лужица. Кровь также сочилась из рубцов, оставшихся от хлыста, и вытекала из–под гвоздей на руках. Багровые капли падали на темные булыжники и вместе с ними вытекала его жизнь.
Поттер с высоты своего креста с мукой смотрел на лица окружавших его людей и кричал – просто орал, не произнося ничего членораздельного. Он еще раз попробовал вырваться из смертельного захвата металла, но взвыл от жуткой боли, чувствуя, как гвозди в его руках приняли на себя вес тела и стали растягивать плоть. Тело осело на остроугольный штырь, и из горла парня вырвался отчаянный вопль, который сменился протяжным воем. Гарри показалось, что ему содрали всю кожу с промежности, а затем плеснули между ног кипятком. Заостренный конец штыря, на который он сейчас опустился, буквально разрезал его пополам.
Боль в пробитых руках и ногах была просто неописуемой. Она не шла ни в какое сравнение с той, что осталась в рубцах от хлыста. Гарри просто тонул в океане страдания, теряя разум и человеческий облик. Это походило на непрерывную ампутацию рук и ног, только проводимую без анестезии, однако скоро Поттер понял, что если не шевелиться, то боль от гвоздей становится чуть меньше, и он замер, лишь тяжело дыша. Струйки крови из ран на запястьях скатывались до локтей и подмышек, тяжелые багровые капли падали на черные каменные плиты и разбивались на мелкие брызги. Из пробитых ступней кровь бежала сильнее и у основания креста уже образовалась большая лужа. Из–под тернового венца по лицу Гарри стекали тонкие багровые струйки и капали на грудь.
Распятое тело юного аврора замерло в смертельной муке. Громкие крики Поттера постепенно смолкали, сменившись протяжными стонами на выдохе. Оттянутые вверх и назад руки растягивали грудную клетку, и это не давало Гарри свободно дышать, а вскоре он почувствовал недостаток воздуха, его легкие начали гореть от желания сделать вдох. Парень застонал от одной только мысли о том, что ему придется подтягиваться на руках и упираться на пронзенные гвоздями ноги. Он терпел, сколько мог, а затем инстинкт самосохранения взял вверх. Гарри понял, что смерть от удушья еще более невыносима, чем боль. Юный аврор собрался с силами, сжал зубы и попытался привстать на пробитых ногах, потянувшись вверх. Боль взорвалась ослепляющей вспышкой и нанесла сокрушающий удар через руки и ноги прямо в мозг. Поттер потерял над собой контроль и закричал изо всех сил. Это длилось целую вечность, пока он корчился на кресте, выталкивая себя вверх. Наконец, парень встал на выпрямленные ноги и жадно вздохнул полной грудью. Он дышал и никак не мог надышаться вдоволь. Постепенно он стал уставать, боль в ногах становилась все нестерпимее, и, сделав еще несколько быстрых вздохов, Поттер обессилено опустился вниз. В тот же миг острый деревянный штырь глубоко врезался в незащищенную промежность, грозя разорвать тело пополам. Тюремный двор снова огласился надрывным криком юного аврора.
Спустя несколько минут медленное удушье снова начало брать свое, и Поттеру пришлось все делать заново. Хриплый стон вырвался из пересохшего горла Гарри, когда он выпрямил ноги. Он осторожно перенес часть веса на них, чувствуя, что, стоя на подставке, к которой приколотили его ступни, он снова может сделать глубокий вдох. Боль в израненных конечностях была поначалу совершенно нестерпимой, но понемногу стала чуть угасать и снова становиться просто болью. Гарри стало немного легче, теперь он знал, как нужно бороться с крестом: «Я не могу себе позволить потерять сознание. Движение на кресте – это воздух и жизнь… Пока дышу – надеюсь».

Поттер быстро научился упираться пятками в ребро площадки и получать столь необходимую опору для ног. Пробитым ступням было ужасно больно, огромные гвозди разрывали его плоть, но зато он мог дышать, и скорая смерть от удушья ему пока не грозила. Пока он мог дышать, он продолжал бороться и надеяться, хотя жизнь на кресте была просто растянутой мучительной агонией.
Распятый Поттер начал приспосабливаться к новому способу выживания – он подтягивался на руках, выпрямляя полусогнутые колени, упирался пятками в подставку, затем дышал, пока хватало сил терпеть боль в искалеченных конечностях, и обессилено опускался на остроугольный штырь. Гарри старался как можно дольше стоять на выпрямленных ногах, потому что каждый раз, когда он опускался вниз, острое ребро больно вонзалось ему в промежность. Хуже всего парню приходилось, когда штырь впивался в яички, причиняя невыносимую боль и заставляя вновь и вновь подниматься на ногах, перенося вес тела на пробитые гвоздями ступни и запястья. Поттер приспособился упираться ногами в подставку и дышать, когда подтягивался вверх, но усталость брала свое, и он снова опускался на штырь, который, несмотря на доставляемые страдания, брал часть веса на себя, давая отдохнуть усталым рукам и ногам. Можно было сидеть на нем и дышать, пока хватало сил терпеть боль. Но когда Гарри садился слишком резко, острое ребро, как пила, разрывало его промежность, от резкой боли парень орал и буквально подпрыгивал на кресте, добавляя к боли в промежности резкую боль в истерзанных запястьях и ступнях. Вскоре деревянный штырь был весь в крови, и с него на столб потекли алые струйки. С каждым мгновением острие все больше впивалось Гарри между ног, и боль, пронзавшая все его тело, становилась просто адской. Чтобы не сойти с ума и не потерять сознание, парень искал хоть что-то, что бы помогло удержаться на поверхности сознания. Джинни. Рыжеволосая девушка, в которую он когда–то был влюблен, но вынужден был ее бросить. А она не смогла его простить… Поттер попытался удержать перед глазами ее лицо, но очень скоро понял, что ее образ причиняет ему не меньше страданий, чем искалеченная плоть.
Гарри уже свыкся с постоянной болью в пробитых конечностях, в иссеченной рубцами коже, в раздираемой острием промежности и научился, сцепив зубы, переносить страдания, когда требовалось привстать на ногах и подтянуться на руках, чтобы сделать несколько глубоких вдохов. Эти вынужденные движения распятого человека приносили парню адские мучения, потому что он упирался ногами не на ступни, точкой опоры ему служили гвозди, пронзившие их. И подтягиваться на руках узнику приходилось напрягая не сами кисти, а пробитые гвоздями мышцы и связки… Это была воистину зверская пытка, а вскоре растянутые руки и напряженные ноги начало сводить болезненной судорогой, двигаться на кресте становилось все труднее, но Поттер продолжал непрерывно подниматься вверх и опускаться вниз. Узника мучили судороги в уставших мышцах, каждое движение отзывалось вспышкой боли в пробитых конечностях. Его начал бить сильный озноб и тошнило от спазмов в желудке, но чтобы дышать на кресте, юный аврор должен был постоянно подтягиваться на руках и напрягать ноги. Вскоре его мышцы ослабели, и Поттер почувствовал одышку, а затем его начал донимать сухой кашель. Из пересохшего горла вырывалось клокочущее дыхание, однако борьба за воздух заставляла его непрерывно двигаться в одном и том же ритме – вверх и вниз, вверх и вниз, скользя по окровавленному кресту. Вскоре его тело начали мучить судороги мышц от постоянного напряжения, и распятый на кресте аврор понял, что впереди его ждут еще большие страдания. Несмотря на мучившую его боль в руках и ногах, Поттер начал осознавать, что прибивание гвоздями к кресту – это было только начало страданий. Больно, но не смертельно. Настоящая пытка ждала его впереди, и эти боли в мышцах были только слабыми предвестниками настоящих судорог и спазмов мускулатуры, которые будут терзать его руки, ноги, пресс, становясь со временем все сильнее и продолжительнее. Постепенно они захватят грудные мышцы, и тогда начнутся настоящие проблемы с дыханием. А в итоге перетруженная мускулатура просто откажется работать, и смерть наступит от медленного удушья, если к тому времени он не умрет от отека легких, или от обезвоживания, или от потери крови, или болевого шока.
Чуть подтянувшись на руках и выпрямив согнутые ноги, Гарри приподнялся вверх, сделал шумный вдох, чуть постоял и снова опустился на окровавленный штырь, уронив голову на грудь. При этом кровь, струйки которой тянулись из–под огромных гвоздей, с новой силой выплеснулись из ран, оставляя новые багровые ручейки на истерзанном теле. Лицо Гарри было искажено страшной гримасой, но парень продолжал медленно двигаться вверх и вниз, как молитву шепча окровавленными губами: «Пока дышу – надеюсь», изредка коротко постанывая и подолгу отдыхая на деревянном острие. Волны пульсирующей боли непрерывно пронизывали мозг, Гарри чувствовал себя так, будто бы раскаленные гвозди вбили в каждый глаз и в темя. Каждый удар пульса вызывал яркую вспышку позади закрытых век и волны чудовищной боли в голове. «Это, должно быть, и есть то, что называется адом!» – подумал юный аврор. Малфой не врал, ад существует. Поттер, будучи магом, никогда не верил в реальность маггловского бога, и, конечно, не верил ни в дьявола, ни в преисподнюю. Но теперь парень был совершенно уверен – ад существует. И он именно здесь, в этом самом месте, и Люциус Малфой, как и обещал, стал его персональным дьяволом…
Поттер облизал пересохшие губы и вдруг почувствовал, как судороги, начавшиеся в его икрах, постепенно перешли на бедра. Болезненные волны скручивали мышцы в узлы и становились все более сильными. Гарри закричал, но из его пересохшего горла вырвался только хриплый стон. Парень отчаянно боролся, пытаясь расслабить ноги, но все напрасно. Судороги распространялись все выше, выкручивая ему руки и плечи. Постепенно спазмы мускулатуры превращались в волны, уже сотрясавшие все его тело. Невыносимая боль достигла своего пика, но, когда парень уже совсем потерял надежду, судороги постепенно утихли, оставив его болтаться на кресте совершенно изможденным.
Время почти остановилось, оно будто бы специально замедлило ход, чтобы распятый аврор в полной мере мог понять, что такое боль и страдание. Периодически Гарри уже начинал заходиться в мучительном кашле, голова безвольно упала на окровавленную грудь, волосы слиплись от пота, по рукам, ребрам и груди скатывались струйки крови, но тело продолжало двигаться и сражаться за жизнь. Поттер чувствовал себя уже настолько плохо, что не мог стоять на ногах и все чаще садился на острый штырь, но пока ему еще хватало сил, чтобы приподниматься с него, хотя парень ощущал, как кровь по его ногам течет все сильнее. Превозмогая страшную муку, он в очередной раз подтянулся на руках и тихо простонал от боли, разрывающей руки.
– Пока дышу – надеюсь, – потрескавшимися губами прошептал Гарри, приподняв голову вверх, и застонал, сквозь кровавую пелену в глазах в последний раз глядя на небо, благодарный Малфою за то, что он вернул ему очки...

Кровь обильно сочилась из его ран и струйками скатывалась вниз, оставляя багровые дорожки на обнаженном теле. Искусанный язык Гарри распух и не помещался во рту. В очередной раз, без сил опустившись на острие и ощутив новое приближение судорог, Поттер понял, что надолго его уже не хватит. С каждым разом становилось все труднее и труднее заставлять себя подниматься вверх и дышать. Гарри на короткое время впал в забытье. Он очень измучился, сражаясь с болью и с судорогами мускулатуры. Его дыхание постепенно становилось все более напряженным, все чаще его начинала мучить жестокая одышка и кашель. Парень чувствовал, что сил уже не хватало даже для самого главного – для дыхания.
Муки юного аврора достигли своего апогея, и он понял, что дошел до предела своих возможностей, больше терпеть он уже не мог, изможденный страданиями парень почти потерял рассудок. Жизнь, смерть, гордость, стыд – все это стало бессмысленно–пустыми словами, потерявшими для него всякий смысл, потому что сейчас существовала только боль, жажда и горящие от асфиксии легкие. Болезненные спазмы участились, становясь все более интенсивными и продолжительными.

Гарри безвольно обвис на руках и чувствовал, как непрерывные судороги превратили его мускулы в твердые камни, неспособные к сокращению. Только диафрагма еще каким-то чудом продолжала работать, загоняя самый минимум воздуха в легкие. Каждый нерв горел огнем, передавая свой отчаянный вопль в мозг. Парень уже не ощущал своих конечностей, силы окончательно покинули его. Судороги выкручивали все мышцы, подниматься вверх и делать глубокие вдохи он уже не мог. Пришел момент, когда юный аврор опустился на острый штырь и уже не нашел в себе сил подняться. В какой-то момент Гарри почувствовал приближение смерти. Оттянутые вверх и назад руки не давали нормально дышать, и ему оставалось только сидеть, терпеть боль и ждать скорого конца своих страданий. Парень безвольно висел на руках, опустив голову на грудь, по ногам обильно струилась кровь из разорванной промежности. Постоянно, одна за другой, накатывали волны тошноты. Внезапно живот свела страшная судорога, и Поттер почувствовал себя так, как если бы его разорвали надвое. Омерзительно соленая жидкость с металлическим привкусом поднялась из желудка и заполнила рот. Спазмы кишечника продолжались, и вдруг Гарри почувствовал, как все его мышцы вдруг расслабились, и боль прекратилась. Последней сдалась диафрагма. Поттер успел подумать: «Я больше не могу дышать!..» Сердце еще упрямо стучало, пытаясь доставить из легких в мозг хоть немного кислорода, но его не было. Лицо Гарри стало серым, в уголках рта пузырилась розовая пена, по телу прошла длинная судорога. Все собравшиеся на тюремном дворе наблюдали за агонией распятого аврора. Гарри Поттер умирал и это поняли все.
Увлекшийся страданиями своего врага, Люциус Малфой вдруг энергично поднялся с кресла:
– Быстро снимайте мальчишку с креста, иначе он сейчас сдохнет! Живо!
Сразу же началась суета; один из тюремных приставов направил палочку на крест и принялся опускать его на землю, а когда он с глухим звуком упал на каменные плиты, подручные палача попытались клещами вырвать окровавленные гвозди. Но Макнейр вбил их в древесину на совесть, и пришлось применять магию, чтобы извлечь металл из покалеченной плоти подростка. Истерзанное, истекающее кровью тело осторожно сняли с креста и положили на каменные плиты. Впервые Люциус Малфой испугался, что пересек недопустимую черту и совершил роковую ошибку. Смерть Поттера могла привести к необратимым последствиям, более того, он имел прямой приказ Темного Лорда сохранять мальчишке жизнь, и если сейчас Поттер умрет, Волдеморт, так и не простивший Люциусу провала в Отделе Тайн, второго шанса ему не даст. Малфой это отлично понимал, по иронии судьбы его жизнь сейчас напрямую зависела от жизни Поттера, с которым он на этот раз явно перестарался в эгоистичном стремлении отомстить за смерть единственного сына.
– Если мальчишка сдохнет, вы займете его место на кресте, – процедил Люциус побледневшим колдомедикам, которые немедленно склонились над окровавленным телом подростка, бившимся в предсмертных конвульсиях.


Со стороны могло показаться, что Поттер пришел в себя самостоятельно. Это произошло как–то само по себе, одним мощным рывком, выхватившим мальчишку из багрового полумрака и швырнувшим прямиком в объятия боли. Он резко вздохнул, и все тело сотрясла судорога.
– Ну что? Живой? – кто–то прижал пальцы к шее Гарри, а затем слегка пнул ногой в правый бок. Это отозвалось новой волной боли в измученном теле. Протяжный, исполненный нечеловеческой муки стон захлебнулся в булькающем кашле, перешедшем в долгий, страшный хрип.
Видя, что Поттер пришел в сознание, Люциус вздохнул с облегчением и, не скрывая брезгливости, ногой бесцеремонно перевернул Гарри на спину. Тот что–то захрипел, пытаясь сказать, и комендант Азкабана, усмехнувшись, склонился над своей жертвой, корчившейся от чудовищных мучений у его ног. Разлепив веки, Гарри затуманенным взглядом посмотрел на своего палача, и вдруг Люциус громко вскрикнул и, смертельно побледнев, отпрянул от скорчившегося в луже крови полуживого мальчишки. Никогда в жизни Люциус Малфой еще не видел столько ненависти во взгляде человека, хотя сейчас этот взгляд не принадлежал человеку – кроваво–красные глаза с узкими вертикальными зрачками сощурились от злости, прожигающей Люциуса испепеляющей ненавистью. Малфой почувствовал, как на него будто бы подуло могильным холодом.

– Простите, милорд, – прошептал Пожиратель Смерти побелевшими губами, не в силах оторвать взгляд от чудовищных глаз своего разгневанного хозяина, благодаря вмешательству которого Гарри Поттер был возвращен к жизни.
Через миг Люциус уже смотрел в затуманенный болью взор темно–зеленых глаз юного аврора. Гарри судорожно глотал воздух, тяжело дыша; изнемогающие легкие горели огнем, кровь молотами стучала в висках, а все тело продолжало еще биться в конвульсиях на каменных плитах тюремного двора Азкабана, обильно политых кровью Святого Поттера.

Дата добавления: 2015-10-13