Фрагмент схемы временно́го цикла чю 1 страница

Расшифровка:

ЧЮ-1 — «настоящий» Чарльз Ю.

ЧЮ-2 — «будущий» Чарльз Ю.

А — ЧЮ-1 оставляет МВ-31 в ангаре 157.

В — ЧЮ-1 видит ЧЮ-2 выходящим из МВ-31 и стреляет в него.

С — ЧЮ-1 возвращается на МВ-31 обратно к событию В, зная, что при выходе из капсулы займет место ЧЮ-2 и будет застрелен ЧЮ-1.

D — неизвестное событие в будущем, которого ЧЮ-1 не может достичь.

X — некоторый момент времени, в который ЧЮ-1 узнает о себе что-то важное.

ВС — интервал между событиями В и С определяет «протяженность» цикла.

Примечания:

— Интеграл по объему от функции, определяющей параметры цикла, отражает максимальное количество жизни, отведенное ЧЮ-1, включая горе и радость.

— Традиционно считается, что для выхода из зацикливания хронопутешественнику необходимо отказаться от собственных воспоминаний.

— Истинная протяженность отрезка ВС может существенно отличаться от его субъективной продолжительности при ретроспективном анализе хронопутешественником своих ощущений, то есть одно мгновение может растянуться для него на месяц.

(Модуль «β»)

из руководства «Как выжить в НФ-вселенной»:

Что делать, если вы оказались заперты внутри временного цикла:

1) постарайтесь определить последовательность событий, составляющих цикл;

2) необходимо помнить, что, скорее всего, это ваша собственная вина;

3) очевидно, вы — не важно, по какой причине — вступили во взаимодействие с самим собой;

4) если вы хотите остаться в вашей нынешней реальности, вам необходимо воспроизводить все свои действия строго в том же порядке; в противном случае существует вероятность непреднамеренного изменения собственного прошлого и перехода в другую, альтернативную реальность;

5) установив, в какой последовательности происходят события, постарайтесь выяснить, чем обусловлен такой ход вещей;

6) выясните, не удастся ли вам, будучи запертым внутри цикла, узнать что-то о себе самом;

7) в большинстве случаев ничего узнать вам не удастся. Вы просто будете двигаться по кругу, пока это не надоест вам настолько, что вы решите вырваться из него любой ценой, даже ценой собственной жизни, ценой выхода из реального мира в некий иной мир.

Я в капсуле. Коленку разрывает пульсирующая боль. Пытаюсь завернуть штанину и посмотреть, что же там.

Черт бы все побрал. Сказать, что дело плохо — значит, ничего не сказать. Каждый боится, что однажды в его жизни наступит такой день — день, когда ты перестаешь двигаться вперед и начинаешь двигаться по кругу.

Я попал во временной цикл.

МИВВИ утешает меня, мол, не стоит себя винить. Со всеми случается, с некоторыми даже по собственной воле. Я отвечаю, что мама не в счет. Матери вообще не в счет. Да и, говорю я, когда обычно такое происходит? Когда ты уже что-то совершил, когда тебе уже есть что вспомнить, а не когда ты еще совсем молод, еще ничего в жизни не успел, а она вдруг взяла, да и кончилась, да еще так по-идиотски. Это надо же — самому пристрелить свое будущее. Прямо в живот. Я сам засунул себя во временную петлю. Видимо, теперь можно и успокоиться — мой хрономаршрут установлен раз и навсегда.

В довершение ко всему, когда мы выбираемся из ангара, я вдруг замечаю оставшегося внизу Эда. Свесив язык, он в замешательстве смотрит на меня.

Вызов от Фила. Не сообщение, как обычно, — в капсуле раздается его ненатуральный голос. Конвертер имитирует послоговое произношение, получается что-то среднее между игрушечным синтезатором речи и пятилетним пацаненком, изображающим робота, но Фил уверен, что говорит совершенно нормально.

— При ветдружи ще, чтота мутебя стря-аас лось?

— Сам не знаю, Фил. Кажется, я психанул. Увидел этого идиота и думаю — хрена с два я дам ему запихать себя в хроноцикл.

— Тебенеза чем бе-ежать. Вот! Слышишь? Правильно я говорю? Бе-ежать не-енужы но. Ва-азвращай сявгла выный офис.

— Не могу, Фил, ты сам знаешь.

— Еще ка-акмо жешь. Вы пьемпи вка и всепо решаем.

— Нет, Фил, ничего не получится. С пивком точно. А знаешь почему?

Вот опять та же самая фигня. Вы когда-нибудь ловили себя на том, что сейчас наговорите чего-нибудь такого, о чем потом будете жалеть? Ведь чувствуешь, что надо остановиться, что зашел слишком далеко, но в голове как будто рычажок какой-то щелкает и ты прешь все дальше и дальше.

— Фил, ты просто компьютерная программа. Ты не знал, да? Ты не в курсе? Ну давай, попробуй сам проверить, убедись.

На секунду повисает гнетущая тишина. Все как тогда. Я как будто снова сижу с отцом в машине, припаркованной перед видеопрокатом. Потом Фил откликается. Он уже не использует речевой синтезатор.

ВИДИМО, ТЫ ПРАВ. Я МЕНЕДЖЕРСКАЯ ПРОГРАММА. НАВЕРНОЕ, НУЖНО СКАЗАТЬ ЖЕНЕ.

ГОСПОДИ, ФИЛ, ПРОСТИ. НЕ ЗНАЮ, ЧТО НА МЕНЯ НАШЛО. Я ПРОСТО ПОШУТИЛ.

СТОП. Я ПОНЯЛ. ОНА ВЕДЬ ТОЖЕ НЕ НАСТОЯЩАЯ, ДА? И ДЕТЕЙ У НАС, ЗНАЧИТ, ТОЖЕ НЕТ?

ФИЛ, ПРОСТИ, ПРОСТИ МЕНЯ. ЗАБУДЬ О ТОМ, ЧТО Я СКАЗАЛ. ДАВАЙ СЧИТАТЬ, ЧТО ЭТОГО НЕ БЫЛО, ЛАДНО?

НЕ МОГУ. Я НЕ УМЕЮ ЗАБЫВАТЬ. ЗАБЫВАТЬ, НАВЕРНОЕ, ХОРОШО. ДА?

Хуже всего, что Фил даже не злится. Этого он тоже не умеет, у него нет такой функции.

НУ, МНЕ ПОРА. ДУМАЮ, ЭТО К ЛУЧШЕМУ, ЧТО ТЫ МНЕ СКАЗАЛ. ВСЕГДА ЛУЧШЕ ЗНАТЬ ПРАВДУ. НАВЕРНОЕ. А НАСЧЕТ ПИВКА ТЫ ВСЕ-ТАКИ ПОДУМАЙ. ШУТКА. ХА-ХА.

Я ЗНАЮ, ЧТО ЭТО НЕВОЗМОЖНО. НО МЫ ВСЕ РАВНО МОЖЕМ ВСТРЕТИТЬСЯ. ТЫ БУДЕШЬ ПИТЬ, А Я НУ, ЧИСЛА ПОСКЛАДЫВАЮ ИЛИ ЕЩЕ ЧЕМ ЗАЙМУСЬ.

Лицо МИВВИ на экране меняет выражение на «легкое неодобрение» — самое суровое из возможных. Я выхожу из себя: «Какого хрена ты на меня так смотришь?». Слишком грубо, грубее, чем я думал, так грубо нагрубить я не хотел.

МИВВИ уходит в спящий режим — ей нужно остыть. Я остаюсь один, в тишине, вне времени, вне пространства. Иногда мне кажется, что именно этого я и добиваюсь. Почему-то я всегда отталкиваю от себя всех и вся. Само так получается. Моментов, когда на самом деле приходится делать выбор, и без того немного — чаще всего мировая хронолиния просто несет меня вперед, но даже в тех редких узловых точках, на развилках, где что-то действительно зависит от свободы воли, я умудряюсь сделать больно кому-то, кого люблю, кого должен бы оберегать. Я по-доброму отношусь к незнакомым людям, которым чиню машины, к случайно встреченным сексботам, которые просят одолжить им денег, но с теми, кто мне по-настоящему дорог, все заканчивается вот так. С мамой, с Филом, с отцом.

Можно валить все на этот идиотский, недоделанный мир, где все так плохо, что даже не осталось по-настоящему плохих людей. Но что, если их и не было никогда? Были только вот такие, как я. А значит, я и есть плохой человек. И героев никогда не было. Герой — это тоже я. Герой с дырой — в животе и в будущем.

Может, будущий я и хотел, чтобы я понял — не стоит оно того. Пытался положить конец всему этому. Либо он стреляет в меня и получается временной парадокс, либо я стреляю в него и лишаю себя будущего. В любом случае проблема решена, и никаких больше ни забот, ни тревог. Я уже сейчас готов отправиться обратно, в тот момент, когда я еще не успел испортить Филу сегодняшний день и всю оставшуюся жизнь, и пусть прошлый я меня застрелит — я этого вполне заслуживаю. Но вообще, наверное, всему свое время. Мое от меня не уйдет.

Потом я замечаю на панели управления какую-то книгу. Беру в руки, провожу ладонью по задней обложке. Вижу вроде в первый раз, но чувствую — как будто что-то знакомое, как будто уже догадываюсь, что это. Переворачиваю и читаю заглавие. Книга, которую я держу в руках, называется «Как выжить в НФ-вселенной».

из руководства «Как выжить в НФ-вселенной»:

Страница 101

Вот что пишет здесь будущий я: «Эту книгу предстоит создать тебе, и так и случится — в определенный момент времени».

В следующем абзаце он продолжает: «Я понимаю, что все происходящее выглядит не особенно правдоподобным, пожалуй, даже бессмысленным. Но прошу тебя: хоть раз в жизни поверь мне. Поверь себе самому».

Книга довольно-таки тонкая, в серебристой, отливающей металлическим блеском обложке. Несмотря на скромные размеры, вес у нее вполне ощутимый — как будто перемещения во времени добавили ей релятивистской массы. Обычно такой бывает научная литература, даже издания в бумажной обложке, отчасти — из-за более плотной бумаги, отчасти — из-за большего количества типографской краски. Один значок, одна маленькая черточка, буква, цифра, запятая, точка, двоеточие, тире сами по себе — практически ничто, но вместе каждый из сотен тысяч символов понемногу, незаметно, по чуть-чуть добавляет что-то в общую копилку, и все они оттискиваются на бумаге чуть сильнее, чуть отчетливее, чуть весомее, чем в других книгах.

Теперь, очевидно, мне нужно написать эту книгу — насколько я понял, нечто среднее между практическим руководством и автобиографией. Точнее, я ее уже написал, так что мне придется просто записать ее. То есть я достигаю какого-то момента времени, когда она уже написана, потом возвращаюсь назад, получаю пулю в живот и отдаю книгу себе, чтобы я мог переписать ее. Все предельно просто, кроме одного — с какого перепугу мне этим заниматься?

Если кто-то просит тебя поверить ему, эффект, как правило, бывает прямо противоположный. Особенно если этот кто-то — ты сам. Но штука в том, что точно такой же пример описан в главе третьей учебника по топологическим свойствам пространства вероятностей как «крайне маловероятная, однако гипотетически возможная ситуация для мира со связной структурой и внутренне непротиворечивым набором НФ-законов».

Я даже подумывал выбрать в качестве темы диплома не исследованный ранее частный случай и доказать, что в системе Цермело-Френкеля с континуум-гипотезой данная модель развития событий — то есть то, что происходит сейчас со мной, — является (1) грамматически правильной, (2) логически безупречной и (3) метафизически реальной. И будущий я, давая мне книгу, это, конечно, знал и знал, что я буду знать, что он это знал, и поэтому у него есть шанс. От руки он подписал — почерк мой, ошибки быть не может — следующее:

Ты должен прочитать эту книгу. Потом ты должен ее написать. От этого зависит твоя жизнь.

МИВВИ говорит, что книгу нужно поместить в штатное устройство чтения/записи МВ-31. Справа от меня открывается панель, которой я раньше никогда не видел, и из нее выдвигается прозрачный плексигласовый короб.

— Это называется «Устройство документо-анализа встроенное», — объясняет МИВВИ.

Сокращенно, значит, УДАВ. Интересно, кто только придумывает такие сокращения.

Крышка откидывается на петлях, словно обложка невидимого тома, открывая пустой прямоугольник пространства. МИВВИ говорит, чтобы я положил книгу внутрь.

Крышка закрывается, и УДАВ втягивается обратно. Панель снова становится гладкой, и только обложка с буквами названия серебрится внутри.

Внутри корпус армирован нановолокном на основе сплава титана и нонэкзистана, благодаря чему текст можно изменять непосредственно в режиме реального времени.

И вот теперь я читаю это руководство и одновременно, каким-то непонятным образом, при помощи МИВВИ и УДАВа, переписываю его — в смысле, создаю свою, новую версию, и она сохраняется в банке памяти, заменяя предыдущую. Так, воспроизводя уже сделанное в будущем, я становлюсь автором той самой книги, которая однажды будет мной написана. Книги, с одной стороны, еще не существующей, с другой — существующей извечно, книги, которая пишется то ли сейчас, то ли всегда, то ли никогда и не писалась.

ИЗ РУКОВОДСТВА «КАК ВЫЖИТЬ В НФ-ВСЕЛЕННОЙ»:

Прямо сейчас, в этот самый момент, происходит вот что: я читаю сгенерированный УДАВом текст книги, который выводится на главный экран. Взгляд скользит по буквам, и краем глаза я отмечаю, что слова — иногда чуть впереди, но чаще всего сзади — как будто немного изменяются, словно устройство подправляет их в максимальном соответствии с тем, как я осознаю прочитанное. Другими словами, читая текст, я в то же время и создаю его, а УДАВ фиксирует результат. Я ввожу книгу в память машины — точнее говоря, использую записывающий когнитивный аудиовизуальномоторный модуль МВ-31, который, как нетрудно догадаться, реагирует одновременно как на активность нейронов, так и на речь, движения пальцев и зрачков и сокращения лицевых мускулов. В нем задействованы и клавиатура, и микрофон, и оптическое сканирование, и отслеживание мозговой деятельности. Если я собираюсь печатать, то протягиваю руки перед собой, ладонями вниз, словно над клавишами, и под пальцами возникает виртуальная клавиатура. Если предпочитаю переключиться на голосовой ввод, просто начинаю проговаривать текст, и модуль тут же настраивается на аудиальное распознавание, внося изменения «на слух». Когда надоедает и то и другое, продолжаю читать уже про себя, а устройство по движениям глаз, по малейшим смещениям зрачков вверх-вниз, вправо-влево практически безошибочно определяет, на каком я сейчас слове, дополнительно обрабатывая данные об активности головного мозга, интенсивности кровотока и изменении температуры различных зон в долях, отвечающих за мышление и речь.

Переход от одного режима к другому не вызывает никаких задержек, можно работать одновременно в двух и даже во всех трех, то есть машина будет следить и следовать за моим голосом, моими глазами, пальцами, мыслями — за всем сразу. Хотя при чтении в любом случае задействованы и глаза, и мозг, можно выбрать только клавиатурный режим или только голосовой, то есть в расчет будет приниматься только то, что произносится вслух или печатается.

Свои плюсы и минусы есть и в каждом отдельном режиме, и в разнообразных их комбинациях. Пока я остановился на голосовом и ручном наборе — книга, которую передал мне будущий я, оказалась частично повреждена (МИВВИ даже предполагает, что как раз из-за этой самой передачи, и тогда все получается еще страннее), и некоторых слов просто не разобрать. Где-то буквы расплылись от влаги, где-то — выцвели от долгого воздействия света. Кое-где текст как будто соскоблен — в нескольких местах, судя по следам, в результате случайного механического воздействия, словно листом задели о что-то очень твердое и тонкое, вроде кромки стола (или люка капсулы), но некоторые слова и даже целые фразы стерли явно намеренно, аккуратно подчистив лезвием или чем-то подобным.

Например, следующий абзац начинается со слов «что, если…», а дальше только грязно-серая смазанная полоса, причем бумага прямо вдавлена — с такой силой терли. Видимо, кто-то — читатель, владелец, может быть, даже я сам когда-то в будущем — решил уничтожить, скрыть, исказить смысл вопроса. Только и осталось:

причем ни из контекста, ни откуда-либо еще уяснить, что на этом месте было и было ли там что-то вообще, совершенно невозможно.

Еще больше беспокоит другое: мало того, что в книге попадаются пропущенные или стертые слова и фразы, так есть места, где текст отсутствует вовсе (хоть я и понимаю, что это полная бессмыслица — откуда мне знать, что они будут, мне ведь еще ни один такой пробел не попадался и впереди их тоже пока не видно, я все еще честно читаю/пишу/подправляю сам себя, но даже отсебятина, которая в скобках, была здесь еще до того, как я начал ее набирать, вся до слова — вот этого, и вот этого, и этого, и этого, и все, что я сейчас пишу — а пишу я, что в голову придет, набор фраз, поток мыслей, — заставляет меня здорово сомневаться в существовании свободы воли и склоняться в пользу детерминизма, потому что текст книги, попавшей мне в руки, совпадает с моими мыслями полностью, совпадает вплоть до — ЭВРИКА! — до какой-то ерунды, которая тут ни к селу ни к городу и которую я прямо сейчас решил про себя — и попытался — вставить именно для того, чтобы хоть чуть отклониться в сторону, а она, «эврика» эта самая, уже там, и ничего не выходит, и пора, наверное, закругляться, пока я совсем не увяз в метафизических противоречиях).

Итак, по всему тексту встречаются пробелы, которые мне нужно заполнить. Пробелы в моей автобиографии.

И вот первый такой пробел[6].

А вот еще один[7].

Однако это не так. Как показано Либетом, на самом деле моя рука начинает двигаться к коробке А прежде, чем я осознаю сделанный мною выбор. То есть получается, что я решил взять печенье именно из нее раньше, чем понял это. Так каким из них был я? Я — который «я»? Тот, кто решил, или тот, кто осознал решение? Или я — это они оба? Или ни один из них?

Сейчас я просто с максимальной точностью воспроизвожу текст и, где надо, заполняю промежутки, отгадывая по возможности, что там было — будет — должно быть. Так что полной уверенности в том, что на выходе получится та самая книга, которая попала мне в руки, у меня нет. Я сильно сомневаюсь, что после всех повреждений и правок это вообще возможно — она уже стала другой и другой останется. Ну и нечего ломать себе голову: я ведь не создаю книгу заново, кто-то уже ее создал и поломал над ней голову так, что дальше некуда. Чем книга заканчивается, я тоже не знаю, потому что, как уже говорилось, чтение у меня идет параллельно с набором. Набором текста, появившегося из ниоткуда, массива информации, самопроизвольно возникшей из ничего и пропущенной через призму моего восприятия и моей памяти.

Чтобы убедиться в том, что это действительно так, я прогнал уже набранное через штатный анализатор подтверждения достоверности и получил положительный ответ. Будущий я не соврал — книга действительно появилась и существует сама по себе как результат причинно-следственного зацикливания. И все же, хотя источник происхождения однозначно определить невозможно, создана она не кем иным, как мной.

— Да, — подтверждает МИВВИ, — это копия копии копии копии и так далее. Продолжать можно до бесконечности, если пожелаешь.

Копия чего-то, что еще не существует. Книга, скопированная с себя самой.

Жизнь в каком-то смысле — непрекращающийся диалог с будущим собой о том, по какой наклонной плоскости ты пустишь свою судьбу в ближайшие годы. До некоторой степени я автор этой книги, но в то же время я просто первый ее читатель. Я пишу и читаю ее одновременно, впечатываю прочитанное, продуманное, прочувствованное, своей волей переключаюсь с одного режима на другой, выступая и в активной, и в пассивной роли, параллельно воспринимая и создавая текст, повторяющий один в один мои мысли со всеми лакунами и прочим. И просто пытаясь заполнить эти лакуны, редактируя описание собственной жизни, я незаметно для себя самого что-то вдруг понимаю — что в ней было, чем она была, чем будет. Я впервые вижу этот текст, который воспроизвожу, слово за словом, пальцами, глазами, нейронами мозга, голосом, но в то же время знаю все, что в нем, о моем отце и обо мне, и о машинах времени, обо всех машинах, в которых сидели вместе он и я, мы оба, вдвоем.

Я читаю, переписываю, передумываю заново историю своей жизни, полученную от будущего меня. Читаю — записываю — правлю. Повторяюсь, повторяю себя. Вижу в процессе ущербность, а может быть, и полную несообразность текста, но ничего другого не могу сделать, кроме как двигаться по нему вперед-назад, чтобы узнать, куда он приведет меня, чтобы выяснить, что с моим отцом, что произошло с ним, с нами обоими, что из написанного здесь правда, понять свои нынешние мысли, свои будущие мысли. Разобраться в жизни отца — сыновьям отцов, путешествующих сквозь время, не остается ничего другого, как становиться их биографами, НФ-жизнеописателями, идейными душеприказчиками, которым досталось наследие в виде спутанного, ни порядка, ни смысла, клубка чьего-то бытия, и свою машину времени со всем, что в ней есть, они используют, чтобы постараться распутать его, превратить в линию, в судьбу, в линию судьбы.

Я в общем-то понимаю, что в каком-то смысле во всем вышесказанном нет ни капли смысла. И еще я не знаю, к чему это все приведет и чем окончится.

из руководства «Как выжить в НФ-вселенной»:

Побочные продукты замкнутых временеподобных кривых

В любой связной временной петле присутствуют некоторые объекты, порожденные ею и существующие только внутри нее. Хрестоматийным примером является Книга Ниоткуда: человек, отправившись назад во времени, передает самому себе некую книгу с указанием как можно более точно воспроизвести ее. Когда книга выходит из печати, человек покупает ее, садится в машину времени, и цикл повторяется. Книга, таким образом, является реально существующим, стабильным физическим объектом, хотя при этом, очевидно, возникла из ниоткуда.

С меньшей уверенностью можно говорить о том, что подобным же образом устроена человеческая память.

— А почему бы мне просто не забить на все? — спрашиваю я МИВВИ.

— Не думаю, что так можно, — отвечает она, но я не вижу проблемы. Сегодня первый день моей новой жизни, в которой можно уже ни о чем не беспокоиться, так ведь? Можно просто двигаться по циклу — все равно все закончится тем, чем закончится, и ничего тут не поделаешь. Ситуация в прямом смысле безвыходная. Сегодня — начало конца. Или конец начала. Я убил будущего себя, и теперь я сам — будущий я, и рано или поздно я вернусь в прошлое, и все повторится заново. Все просто и понятно.

— Погоди-ка, но ты ведь тоже в цикле. У тебя ничего нигде не сохраняется, не откладывается? Какой-нибудь счетчик итераций, например? Сколько кругов я уже намотал — сотню, тысячу? Что-то мне это давало — хоть раз? Я сделался хоть чуть-чуть лучше?

— По моим данным, цикл запущен впервые.

А на самом деле? МИВВИ говорит, что это первый заход, что мы только вышли на первый круг, предыдущих не было. Да, я попал в цикл, но буквально вот-вот.

По-моему, она врет, я так ей и говорю. МИВВИ напоминает, что не способна сказать мне неправду, но тут до меня доходит. Раз в цикле все время повторяется тот же самый набор событий, она просто не может отличить одну итерацию от другой. Для нее этот набор событий — единственный, который происходит за некий определенный промежуток времени, и нет никаких меток, никакого надциклового счетчика, никакого регистрирующего устройства более высокого уровня, где записывались бы исходы разных прогонов цикла. Так работает ее память, вот что я понимаю и тут же понимаю кое-что еще: моя собственная память работает точно так же. Мне никак не узнать, как долго я уже в петле, никогда не выяснить этого. Я буду просто двигаться по кругу, сколько бы он ни длился — час, день, целую жизнь, — выходя на каждый последующий виток без единого воспоминания о предыдущем, напуганный как в первый раз.

Здесь, среди текущего массива событий, я только пассивный наблюдатель. Хотя почему, собственно? Почему я должен плыть по течению? Почему сразу не перейти к конечной цели, к центру притяжения, туда, где сердце всего, туда, где его сердце, к моменту истины, к финалу, к смыслу существования всего цикла? Почему не отправиться сейчас к той точке, где все завершится, где я скажу те слова, после которых уже не скажу ничего больше, и что будет, то и будет? К чему вся эта шелуха, зачем тратить время на излишнюю, ненужную материальную форму, в которую облечен весь процесс, на этот текст, на все то, что отделяет Сейчас от момента, к которому я стремлюсь? Что может меня остановить? Ничего, насколько я понимаю. Ничто не удерживает меня от того, чтобы просто перепрыгнуть через всякое там читаю/пишу/и-еще-по-всякому-вроде-как-создаю то-не-знаю-что. В смысле, вот эту вот книгу, автобиографию и руководство по автоэксплуатации (самопринуждению и самоприменению), этот набор операторов, задающих параметры пространства-времени, в котором стал возможен разворачивающийся сейчас хроноповествовательный эксперимент — судя по тому, что уже со мной произошло, не самый удачный и не лучшим образом организованный.

Вообще, может, так и задумано, чтобы я сразу перескочил в финал, пропустив всю тягомотину посередине? В конце концов, кто автор этого всего — чем бы оно ни было? По словам будущего я, текст создан мной, так что автор — я. Автор и единственный читатель.

Я хочу знать, чем все закончится. Хочу знать, смогу ли я когда-нибудь выбраться отсюда. Хочу знать, увижу ли снова своего отца. Увижу ли маму. Не может же быть, чтобы так все и шло, а потом — просто конец. Я хочу знать.

«Не стоит делать этого», — говорит МИВВИ.

«Не стоит», — подтверждает УДАВ.

Я жму «Перейти к последней странице».

Не стоило делать этого. Стенки МВ-31 тут же начинают несильно, но все же вполне заметно вибрировать. Нажимаю кнопку у люка и после декомпрессии отворяю его. И вижу вот что:

[эта страница оставлена незаполненной намеренно]

Теперь дрожит уже вся капсула, сперва слабо, потом она начинает буквально ходить ходуном, как неотбалансированная центрифуга. Мигают огоньки индикаторов. МИВВИ сообщает нейтральным, но все же слегка озабоченным тоном, что заданный мною маршрут не может быть вычислен.

О чем я только думал?! Ведь, если уж так, по-честному, я не знаю даже толком, что бы от этого изменилось, как бы я изменил себя. Ну перепрыгну я сразу к концу, а дальше? Что, я уже на следующий день стану другим человеком, полностью пересмотрю свою жизнь? На какое чудо я рассчитываю, выбравшись из колеи, вырвавшись из цикла? Что я могу сделать, чтобы этот следующий день так уж отличался от всех предыдущих? А ведь за ним будет еще день, и еще один, и еще, и еще.

Капсула трясется, как в припадке. В голосе МИВВИ некоторая озабоченность сменяется легкой тревогой. Что ж я такого наделал? Черт, вот я идиот! Это же элементарщина, базовый курс: из-за переполнения анализирующего алгоритма УДАВа закоротило логическую цепь между ним и МИВВИ. Ну почему до меня не дошло чуть раньше!

Вибрация, до сих пор относительно небольшая по амплитуде и неустойчивая, нарастает. Кажется, достигнута резонансная частота — все начинает дребезжать, декогерент-модуль вырывается из ослабших креплений и обрушивается на пол, все электронные потроха наружу, в неприкрытой вещественной наготе, голая физическая реальность ирреального. Торчат провода и диоды генератора хаотичности, который вот-вот затопит избыточностью данных целой Вселенной, данностью Вселенной, странностью всех Вселенных — возможных, должных, если-б-не-вон-тожных и даже тех крошечных скрытых мирков, что воспринимаются только сверхвысокочувствительными приемниками, настроенными специально на их восприятие.

И дальше — темнота.

Прихожу в себя. Я в огромном буддийском храме, перед входом в главный зал. В прохладном воздухе разлит аромат благовоний. Внутри царит полумрак. Слабый свет, проникающий снаружи сквозь щели под и между створками врат, в этом священном месте кажется излишним. Часов здесь тоже нет, ни одних.

Главный зал отделен невысокими перилами с проходом в середине, по обе стороны от которого оставленная прихожанами обувь. Всовываю ноги в тесные синие шлепанцы, приятно холодящие пальцы и внешние края стопы. Среди всего многообразия замечаю поношенные строгие мужские туфли коричневого цвета, которые выглядят смутно знакомыми.

Замираю на границе огромного прямоугольника зала, у края темно-красного ковра, расстилающегося вперед и в стороны чуть ли не на милю. На другом конце сидят на постаментах три статуи Будды. Они смотрят куда-то поверх моей головы, в бесконечность. Не смотрят — созерцают.

Слева и справа двери в боковые залы, отведенные второстепенным буддам, у каждого из которых своя специальность: будда Семейной гармонии, будда Безопасного пути, будда Вечной памяти. Кроме трех статуй далеко впереди, ряда изваяний поменьше у их подножия и немногочисленных изображений по стенам, ничего материального в зале больше нет. Мягкий ковер с длинным ворсом, в котором полутонешь-полуплывешь, а надеваемая специально храмовая обувь только усиливает ощущение — ни к чему не прикасаясь, ты в то же время полностью погружаешься в атмосферу храма, она обволакивает тебя со всех сторон, ты, твоя личность, твоя душа словно растворяется в прозрачной беспримесной пустоте, все вбирающей в себя и все в себе заключающей, в невесомом ничто, которое не газ, не жидкость и не твердое тело, но все три вместе. Будто горящая палочка благовоний, ты развеиваешься дымом, постепенно становясь частью этого пространства. Мысли, всегда затуманенные, смешивающиеся, сбивающиеся в кучу, ни на миг не задерживающиеся на чем-то одном, нетерпеливые, напирающие, налезающие одна на другую, сменяющие друг друга в какой-то лихорадочной спешке (я только теперь понимаю, что до сих пор существовал в каком-то постоянном форс-мажоре, как будто выработанный миллионами лет эволюции инстинкт «дерись или беги» вышел из-под контроля, и каждый божий день, с утра до вечера, проходит для меня в состоянии легкой, но никогда не прекращающейся паники), так вот теперь суетливые, обрывочные мысли мои понемногу уходят куда-то, раскрывая истинную свою сущность: все они были одной и той же мыслью, прокручиваемой снова и снова. И тут же весь этот бессодержательный поток, лишь притворявшийся мыслями, пустые мемы, паразитная информация, внезапные всплески нейронной активности — весь этот белый шум в моем мозгу полностью пропадает.

Наступает тишина, какой я еще никогда не знал. Густая, почти материальная, она наполняет мою голову вязким, тягучим гелем. Желание есть страдание. Простое уравнение, броская фраза. Но если его перевернуть, получится нечто куда более запутанное: страдание есть желание. Ведь нигде не говорится, что связь между ними односторонняя, что желание — причина, а страдание — следствие, что желание ведет к страданию. Нет, желание само по себе есть страдание, а значит, страдание само по себе есть желание, наше желание. Диннь — слышу я колокольчик. Я оглядываюсь по сторонам, но не замечаю никого, кто мог бы позвонить в него, ни монаха, ни монахини. Колокольчик звонит сам по себе. Диннь. Диннь. Диннь. Звук, ровный, размеренный, очистительной волной проходит сквозь пространство храма, стирая загрязнившие его мысли, мои мысли, и они уходят. Прямо перед собой — и почему-то я ничуть не удивляюсь этому — я вижу маму или, по крайней мере, какое-то из ее отражений. Она стоит на коленях чуть в стороне от центра зала, замерев в легком поклоне, обе руки подняты ко лбу, в каждой, сжимаемые за кончики указательным и средним пальцами, курящиеся палочки благовоний.

Дата добавления: 2015-10-13