Глава 2. Для Анастасии Лазаревой наступили тяжелые деньки

Для Анастасии Лазаревой наступили тяжелые деньки. Дело в том, что она оформлялась на заслуженную пенсию и проходила медицинское обследование, чтобы оформить третью степень (из трех возможных) инвалидности. Да, да, так уж все случилось в ее жизни…

Настина мама, Ксения Дорохова, была в свое время известной балериной. Забеременев от женатого, но от этого не менее любимого мужчины, Ксения решила рожать. Такое решение сделало ее счастливой матерью, но стоило ей карьеры на сцене, аплодисментов поклонников и нескончаемых букетов. После сильного гормонального сдвига Ксения сильно поправилась и, что ни пыталась сделать со своей фигурой, былую форму возвратить уже не смогла. Она осталась с дочкой и возложила на свои плечи педагогическую деятельность по обучению хореографии детей. Но вот зато на своей дочурке Насте она была готова оторваться по полной программе – Ксения решила воплотить в дочери все то, чего не сумела добиться в своей жизни.

Девочка сразу же пошла по нужной дорожке. Чуть ли не с трех лет – танцы и художественная гимнастика, ограничение игр со сверстниками, чтобы ничего себе не сломать и не повредить, строгий набор продуктов, чтобы не было ни капли жира. В соответствующем возрасте мама привела ее в балетную школу, и Настино беззаботное детство закончилось, начался серьезный труд.

Через много лет упорных занятий и железной дисциплины Настя стала балериной и была принята в труппу Большого театра. Ей повезло – талант у нее сочетался с потрясающей работоспособностью. Что принесло свои результаты. Девушку заметили, и после пяти лет в кордебалете она стала примой на восемь лет. А потом наложились одна травма на другую, одна реабилитация следовала за другой, один пропуск театрального сезона за другим… В конечном итоге у нее осталась возможность вернуться, но только не на главные роли. Настя пересилила себя, утихомирила гордыню и проработала еще два года в массовке. И вот теперь она была вынуждена уйти по возрасту на пенсию, а по состоянию своих уже сто раз прооперированных коленей – на инвалидность. Для балетных артистов очень важно получать не только пенсионные деньги, но и деньги по инвалидности.

Митя долгие годы был Настиным партнером по сцене и в данный момент уже находился на заслуженном отдыхе. Он оставался ее настоящим другом, способным понять всю ее и физическую, и моральную боль, так как прекрасно знал, через что надо пройти, чтобы стать артистом балета, как надо работать, чтобы выделиться, чтобы тебя заметили. Чем потом все это может закончиться, он тоже хорошо знал. А если сказать точнее, то Митя не друг, а своеобразная «подружка» для Насти, так как изначально не интересовался женщинами. Но Настю он действительно любил. Как сестру.

Сейчас они сидели в его большой гостиной, объединенной с кухней, и пили горячий кофе. Митя был высок, красив, с вьющимися светлыми волосами и очень смазливым лицом. Никакого чрезмерного жеманства, никакого эпатажа в одежде, откровенно говорящих о нетрадиционной сексуальной ориентации, он не допускал. Но многие женщины после пяти минут общения с этим красавцем уже понимали все сами по его абсолютно холодному, незаинтересованному взгляду.

– Согрелась? – участливо спросил Митя. – Не нравится мне твоя короткая дубленка. Продувается насквозь, коленки наружу торчат, так и застудиться недолго.

– Да я все время так хожу…

– Вот и плохо! Я тебе постоянно одно и то же говорю. Не молодая уже!

– Ой, не могу уже слышать этих слов! И ты туда же! Вы меня все сегодня довести решили, что ли?! – воскликнула Настя и закрыла лицо руками.

– Да ты что, Аська, серьезно? Я же пошутил! – кинулся к ней Митя.

– Ну и шутки у тебя… – шмыгнула носом Настя. – А вообще‑то я и правда стала нервная.

– Прикольно же! Я так вот совершенно не стесняюсь, что уже пенсионер.

– Ты мужчина, тебе легче. А я – женщина. Причем не старая, но пенсионерка. Кому я нужна?!

– О, разговор, видимо, будет долгим… – понял Митя и двинулся к барной стойке.

– Коньяк! – заказала ему в спину Настя, которую до сих пор трясло.

– Ты ведь никогда об этом не говорила. То есть я имею в виду… Тебя и в самом деле беспокоит, нужна ты кому‑то или нет? – приблизился к ней Митя.

Себе он налил красного вина, а ей – коньяк красивого темно‑янтарного цвета и даже повесил дольку лимона на край бокала.

– Раньше ведь некогда было думать о таких вещах, – тяжело вздохнула Настя. – Что я видела, кроме станка и своих разбитых в кровь ног?

– Не лги сама себе! Кому надо, все успевали. Сколько романов случилось даже у нас в труппе? Не одна ты пахала, как лошадь. Просто тебе не нужны были романы, ты все какого‑то принца ждала. Балетных ты не хотела, режиссер для тебя был стар, поклонников на расстоянии держала, потому что они якобы тебе мало знакомы. А как с тобой познакомиться, если ты никого к себе близко не подпускаешь? В общем, сама себя и загнала в этот замкнутый круг.

– Говори мне, говори! Вправь мне мозги, Митя! – снова горько вздохнула Настя. – Я, как стрекоза, думала, что всю жизнь протанцую. А когда танец закончился, поняла все свое одиночество, никчемность и разбитость.

Митя грациозно присел перед ней.

– Это первый шок, поверь мне. Ты возродишься, как птица Феникс из пепла. Ты очень сильная, я же тебя знаю, как никто другой.

– Я теперь инвалид…

– Настя, ты же ведь знала, что все именно так закончится. Сколько раз я тебе говорил? Сколько лет у тебя рассыпались сначала хрящи в суставах, потом и кости? А ты примешь обезболивающее и скачешь дальше… – Митя принялся растирать ее худые, торчащие коленки, чтобы хоть как‑то облегчить боль.

– Конечно, я предвидела, что как только перестану заниматься тем, чем занималась всю жизнь, то сразу же впаду в депрессию. Видишь, так и получилось… вроде сама себя запрограммировала…

– Только не раскисай! Ноги надо лечить, инвалидность у тебя рабочая, балетная, а какому‑то другому делу не помешает. Ты еще сможешь найти себя в жизни, вот увидишь, Аська! Выйдешь замуж, нарожаешь кучу детишек и сделаешь дядю Митю крестным. Ты же – красавица! Ну, выше нос!

– Спасибо за поддержку, – обняла его за плечи Настя.

– Ты ведь знаешь, что я всегда на твоей стороне. Эх, если бы я интересовался девушками, я бы женился только на тебе. Ты же и человек классный, очень надежный.

– Спасибо, – потрепала его по волосам Настя.

– Болят? – спросил Митя, поглаживая ее коленки.

– Иногда ничего, а порой ощущение, будто через ноги подают электрический ток. Суставы у меня раздолбаны до такой степени, что уже никакая операция не поможет. Оказывается, мне вообще нельзя было заниматься балетом. Этот вид искусства оказался чересчур тяжелым для моих некрепких костей. Знаешь, врач обвинил во всех смертных грехах мою маму. Ой, царство ей небесное… Он сказал, что нельзя было ребенка в период роста держать на диете. Вот чего‑то моему организму и не хватило, несколько лет он выдержал, а затем развалился.

– Расслабься, Настя! Нагрузки закончились, ты отдохнешь и восстановишься. Не для сцены, конечно, а для жизни, – продолжал успокаивать свою подругу Митя.

– Понимаешь, я очень остро почувствовала свое одиночество, когда осталась не у дел, – пожаловалась Настя.

– А ты прямо сейчас хочешь найти себе новое дело?! Ты сейчас оформляешь пенсию и инвалидность! Действительно, звучит не очень, но не зацикливайся на словах. Найдем тебе работу, жениха…

– Вот! – воскликнула Анастасия.

– Что? – испугался Митя.

– Вот тут‑то и проблемка! Раньше я об этом не думала, ты прав, а теперь, когда задумалась, оказывается, уже поздно. Старая я уже… Не женщина, не мать, никто… Наливай коньяк!

Митя отодвинулся от нее.

– Ну ты молодец, Настя! Мо‑ло‑дец! И правда, оформлять инвалидность тебе надо срочно. Причем плевать на коленки – оформляй на голову! Старая она… С ума сошла? Посмотри на себя в зеркало: ты же красавица, стройная блондинка с чудесными голубыми глазами! Только ты всегда была неприступна, как лед. Эх, дурак я был, раньше тебя надо было гнать. А мы, балетные, все затягиваем. Нас волнует другое: фигуру бы не испортить, не упустить спектакль, не пропустить премьеру… А потом сидим, на жизнь жалуемся. «Жизель» твою за ногу! – вконец разошелся Митя.

Он встал, снова налил напитки и подал бокал Насте.

– Да я не хотела романов. Я хотела так – посмотреть на парня и понять, что пропала, – сказала уже изрядно выпившая Настя.

– Эк тебя проняло, – посмотрел на нее сквозь стекло бокала Митя. – Девочка, ты раскрылась… сексуально, я имею в виду. Созрела, черт побери!

– Митя, прекрати! За десять лет сотрудничества с тобой я не слышала, чтобы ты ругался.

– Прости, моя хорошая, не буду больше. Просто мне очень больно, ты же знаешь, что я переживаю за тебя. Если бы не моя тяжелая ситуация…

– Митя, не оправдывайся. Я все знаю, – прервала она его.

Настя действительно знала судьбу своего партнера и друга.

С женщинами Митя не встречался. Одно время он начал страдать звездной болезнью, желая найти богатого любовника. Анастасия до сих пор со смехом вспоминала, как он кричал в гримерке, вспоминая очень противную, бесталанную балерину, меняющую любовников, которые и протаскивали ее на Олимп славы и успеха: «Ей можно менять и использовать мужиков?! А мне нельзя?!»

Потом у Мити появился тайный поклонник, который заваливал его цветами и признаниями в любви. Он грамотно вел дело – заинтриговал Митю, и тот уже с нетерпением ждал знакомства. Поклонником Мити оказался пожилой иностранец, выглядевший как «огурец». У них случился роман со страстями, ревностью и всякой всячиной… Но потом они расстались. За Митей остались ресторан с не очень большим доходом, как часть совместного бизнеса, и разбитое сердце. Кроме этого, Настя ничего не знала о личной жизни бывшего партнера, а сама ему в душу не лезла.

Митя оставил балет на год раньше, чем она, хотел уйти со сцены, но не смог. И вот по сегодняшний день он один раз в неделю выступал в эротическом шоу фактически ню. Выступления проходили в его же ресторане, и публика была в основном мужская, с определенной ориентацией. Настя несколько раз присутствовала на шоу, и в принципе ей нравилось все, что делали ребята. Очень смело, но без пошлости. А натренированное балетное тело Мити было безупречным. Она не совсем понимала, почему он выбрал именно этот жанр. Могла только догадываться. Он сорвался после расставания со своим Альбертом, который изводил его ревностью, вот и нанес ему удар ниже пояса, пустившись во все тяжкие. Счастливее он, конечно, не стал, но и не жаловался.

– Дорогая моя Ася, чем могу конкретно помочь?

– Работой… только работой, – ответила та, внутренне устыдив себя, что за своими проблемами совсем перестала думать о том, что у других людей проблем может быть не меньше.

– Шоу‑то у меня исключительно мужское… – задумался друг и бывший партнер.

– Да господь с тобой! – воскликнула Настя. – Я бы и не пошла голой танцевать.

– «Голой танцевать»… – передразнил Митя. – Деревня! Это – стриптиз.

– Назови, как хочешь, суть все равно не изменится, – ответила Настя.

– Ладно, ладно, моралистка ты наша. В ресторан тебя взять работать? Но приличные должности все заняты, не увольнять же людей ни за что…

– Нет, конечно! – мгновенно откликнулась Настя. – А что значит – приличная должность?

– Администратора, – пожал плечами Митя.

– Ну да… поваром меня не стоит пускать… Единственный кулинарный шедевр, который я умею готовить, – тост из черного хлеба с расплавленным сыром твердых сортов, – согласилась Настя.

Митя засмеялся:

– Да, балетных на пушечный выстрел к кухне допускать нельзя. У нас с детства воспитано отвращение к еде. Или порции будем накладывать лилипутские, или продвигать сырую спаржу.

– Ага! И прикладывать к блюду таблицу с содержанием калорий в каждом продукте, – поддержала его Настя.

– Вряд ли кто придет в такой ресторан, – согласился Митя.

– А официанткой возьмешь? – спросила Настя. – Мне как раз сейчас санитарную книжку оформить могут.

– И ты пойдешь официанткой? – удивился Митя. – Брось. Я этого не допущу. Ты мой друг, с таким образованием, и – официантка…

– Возьми, пожалуйста! – вцепилась в него Настя. – Мне лишь бы дома не сидеть. Да и не буду же я всю жизнь работать официанткой, потом найду что‑нибудь посерьезнее. Может, учиться пойду… Точно! Правда, возьми меня, Митька, на первое время!

– Ладно, ладно, не фонтанируй энергией‑то, – отшатнулся ее друг и бывший партнер. – Будешь старшей среди официанток.

– Ну, если это хоть как‑то успокоит твою совесть… – засмеялась Настя, увертываясь от его шутливого подзатыльника. – Только не говори, что я стара для этой должности. Второй раз за день я не вынесу!

– Конечно, не скажу. Ты ведь в отличной форме. Но вообще‑то девушки у меня все до двадцати пяти лет, – задумался Митя.

– Так ты поэтому назначаешь меня старшей в смене?! – ужаснулась Настя, чуть не запустив в него пустой бутылкой.

– Вовсе нет, исключительно из дружеских чувств, – успокоил ее Митя.

– Смотри мне! – погрозила она ему.

– Только, Настя, работа официантки опять же сопряжена с нагрузкой на ноги. Мои девочки иногда жалуются, что у них устают ноги, – вспомнил Митя, тревожно посмотрев на подругу.

– Чтобы они не атрофировались на диване, мне нужна хоть какая‑то нагрузка. Да и какая там может быть для меня нагрузка? Я тебя умоляю! Детский сад!

– Хорошо‑хорошо, уговорила. Выходи хоть завтра, – отмахнулся он.

– И к тому же я не собираюсь работать на тебя, капиталиста, каждый день. – Настя показала другу язык.

– Вот за что я тебя ценю, так это за детскую непосредственность, несмотря на твой возраст, – сказал Митя.

И правда, не бутылка, а всего лишь подушка полетела в его сторону.

Дата добавления: 2015-10-13