Наша семья

Я стоял, прижавшись к деду.

Потом услышал, как его обнял еще кто-то. И еще.

Посмотрел я, это папа положил дедушке голову на плечо. Мама взяла деда под руку.

Мы стояли маленькой тесной кучкой, прижавшись к дедушке, и он сказал хриплым голосом:

– Какая тесная у нас семья…

– Тесная! – сказал папа.

– И очень дружная! – сказала мама.

– Ну вот, – проговорил дедушка, – теперь вы знаете мою военную тайну.

Он посмотрел на фотографию над папиным столом. Вздохнул.

– Не сдержал я слова, – сказал он грустно. – Лидушка считала, ворошить прошлое незачем, а я не могу уйти с этой неправдой.

– Папа, – произнес отец, – это неправда – моя правда, слышишь? Ты – мой отец, Антошкин дед, вот и все.

– Ты наш самый любимый человек, – сказал я серьезно.

Мы снова сели. Кто на диван. Кто на стулья.

– А ты помнишь что-нибудь, Сережа? – спросил дедушка.

– Только деревья помню, – ответил отец. – Ветки лезли в глаза, и я протягивал руки.

– Почему же ты пел? – спросил я.

– Не помню, – ответил папа.

– И маму не помнишь? – осторожно спросил дед.

– Нет.

Я разглядывал папу. Вот он, оказывается, какой. Был на войне, хотя и не помнит. И еще… Еще у него убили маму… Я взглянул на маму. Что я стал бы делать без нее?

И тут меня осенило! Ведь дедушка и бабушка стали для папы отцом и матерью вместо убитой мамы. Нет, не так. Они и есть отец и мама.

Папа подсел к дедушке, обнял его за плечи. Посмотрел на него пристально. Сказал:

– Дай-ка я тебя поцелую, старый вояка!

Они сидели, прижавшись друг к другу.

Потом мы ложимся спать. И дед ворочается с боку на бок.

– Орден твой можно мне носить? – спрашиваю я.

– Допустим, можно, – улыбается он. – Будешь?

Я думаю. Орден все-таки дедушкин.

– Нет, – говорю я, – надо самому заработать.

– Правильно думаешь, – отвечает дед. – Этот орден на память обо мне.

– Память будет и без ордена, – говорю я.

– Ого! – улыбается дедушка. – Прорезается характер!

– В тебя! – шепчу я.

Теперь я всегда думаю о нем. В школе, на уроках. На переменах. Если просто иду по улице, опять думаю о дедушке. Вхожу домой – смотрю на него пристально. Обедаю – гляжу на него.

Вот утро. «Газики» пришли. Мама и папа в машины садятся, а мы с дедом в разные стороны расходимся. Я в школу, он проведать Анну Робертовну. Или в магазин. Бутылки блестят в авоське. Дедушка шагает неторопливо, прихрамывает немного.

Я смотрю ему в спину, пристально смотрю. И все думаю. Думаю.

Смогу ли я таким же, как он, стать? Или не смогу?

Вот прошло время, например. Много времени. И я стал старым. Стариком. Таким же, как дедушка.

Внук у меня есть, как я. И вот интересно – что будет этот самый внук думать обо мне?

Ведь, наверное, может же так быть – утром через много лет мы выходим с внуком из дому, он шагает в школу, а я иду в магазин.

И внук останавливается, глядит мне в спину. И что-то думает. Ведь он же будет что-то думать там, соображать. И вот, например, он соображает что-нибудь такое. Старичина ты, простофиля, старый хрен с редькой! Занудина несчастная! Никакого толку от тебя нет! Только и гундосишь – учи уроки, учи уроки! А сам ничего из себя не представляешь! Никакой исторической личности! Вот дед у тебя был – это да! Генерал!

И станет тут мой внук думать не про меня, а про моего дедушку.

Я долго соображаю, как тут быть?

Нет, я, конечно, не против. Пусть мой внук думает про моего дедушку. Ну а про меня все-таки станет он думать? Хорошее что-нибудь?

Я вздыхаю. Неизвестно, конечно, что придет в голову моему внуку через много-много лет. Это ведь, в конце концов, от меня зависит. От того, каким я буду.

Буду хорошим, как мой дед, что-нибудь хорошее и мой внук подумает. Например: «Ну, поплелся, старикашка? Иди, иди! Да осторожнее, не споткнись!» Разве это плохо, если тебе вслед такое прошепчут?

Дата добавления: 2015-09-05