Чрезмерная осторожность?

14 июня ТАСС опубликовал Заявление, цель его: выявить отношение Берлина к информации о подготовке Германии к нападению на СССР, втянуть его в переговоры, которые следовало вести месяц-другой и тем самым сорвать немецкую агрессию в 1941 году, так как конец лета — не самое благоприятное время для начала войны с нашей страной. Тогда СССР получил бы свыше полугода для подготовки к отражению нападения. По словам Василевского, Сталин, «стремясь оттянуть сроки войны, переоценил возможности дипломатии в решении этой задачи». Считая, что Гитлер не принял окончательного решения напасть на СССР, он думал: «Если мы не будем провоцировать немцев на войну — войны не будет».

В Москве знали, что в руководстве третьего рейха существуют разногласия, и опасались, что германские генералы захотят наперекор политическим руководителям спровоцировать военный конфликт. Сталин ждал немецкого ультиматума и надеялся путем переговоров оттянуть войну. В Заявлении говорилось: «Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы».

15 июня Геббельс занёс в дневник: «Опровержение ТАСС оказалось более сильное, чем можно было предположить по первым сообщениям. Очевидно, Сталин хочет с помощью подчеркнуто дружественного тона и утверждения, что ничего не происходит, снять с себя все возможные поводы для обвинения в развязывании войны». Берлин публично не реагировал на Заявление ТАСС. Ни одна из немецких газет не обмолвилась о нём. Но это Заявление разносят современные либералы. Главный редактор журнала «Знамя» Г. Бакланов писал, что Сталин начал «позорно задабривать врага», «прозвучало трусливое Заявление ТАСС». Л. Гинзбург оценил его как преступный акт «психологического разоружения армии и народа», потому что оно «сыграло не последнюю роль в том, что воинские части, дислоцированные на границе, и миллионы людей, поверившие лживым заверениям Кремля, сделанным всего за 8 дней до начала войны, были застигнуты врасплох».

К. Симонов писал иное: «Заявление ТАСС от 14 июня 1941 года, которое, как потом много об этом говорили, кого-то демобилизовало, а чью-то бдительность усыпило, на меня, наоборот, произвело странное, тревожное впечатление — акции, имеющей сразу несколько смыслов, в том числе и весьма грозный смысл для нас». Называть это Заявление преступным актом при сложнейшей военно-политической обстановке того времени не имеет смысла: не оно привело к тому, что нападение Германии стало для наших войск внезапным. Не помешало же оно советскому командованию привести в нужную боеготовность военно-морские силы.

А. Мартиросян пишет, что 16 июня от советского посла в Берлине Деканозова пришла информация о том, что Германия якобы дала согласие начать переговоры по урегулированию нерешенных проблем и спорных вопросов. Молотов получил команду связаться с Германией, 18 июня в Берлин было передано предложение о новом его визите, Берлин молчал. Гитлер тянул время, чтобы Сталин ждал эти переговоры и не успел привести армию в полную боевую готовность. 21 июня советская сторона по дипломатическим каналам старалась выяснить причины «недовольства Германии».

В. Бережков в воспоминаниях, изданных в США, утверждает, что в посольстве в Берлине 21 июня 1941 года получили телеграмму от Сталина, предлагавшего встречу с Гитлером.

«Комсомольская правда» 21 июня 2010 года напечатала статью С. Брезкуна со своеобразной трактовкой событий тех дней: «Сталин 18 июня 1941 года обращается к Гитлеру о срочном направлении в Берлин Молотова для взаимных консультаций». Это факт зафиксирован 20 июня 1941 года в дневнике начальника генштаба сухопутных войск рейха Ф. Гальдера: «Молотов хотел 18.06 говорить с фюрером». «И эта фраза, достоверно фиксирующая факт предложения Сталина Гитлеру о срочном визите Молотова в Берлин, полностью переворачивает (?) всю картину последних предвоенных дней! Сталин предложил — возможно, еще 17 июня 1941 года... Гитлер отказал ему не позднее 18 июня. Пойти на встречу с заместителем Сталина фюрер не мог никак… Если бы Гитлер начал тянуть с ответом, это было бы для Сталина доказательством близости войны. Но Гитлер вообще отказал. Сразу! И Сталин понял: это война… Сталин войну не «проморгал». И разведывательный «календарь» сообщений «Старшины» и «Корсиканца», подготовленный разведкой НКГБ к 20 июня, остался невостребованным не потому, что Сталин не доверял этим сообщениям, а потому, что после 18 июня 1941 года в дополнительном информировании у Сталина уже не было нужды — невольным «информатором» Сталина оказался сам фюрер».

Отказу Гитлера принять Молотова придается в этих рассуждениях неоправданно расширительное значение: это-де «полностью переворачивает всю картину последних предвоенных дней». Почему? Гитлер мог назвать разные причины для того, чтобы отодвинуть срок встречи. Если принять мысль о том, что невольным информатором о германском нападении стал «сам фюрер», то надо учитывать, что в сознании Сталина этот факт включался в общий анализ других немаловажных событий и агентурных сообщений.

Дата нападения переносилась много раз, сначала она реально планировалась на 15 мая 1941 года, но, как многие отметили, её отложили из-за балканской кампании. Окончательное решение напасть на СССР 22 июня Гитлер принял только 14 июня, а приказ подписал 17 июня. Желая избежать войны или оттянуть сроки её начала и полагая, что это ему удастся, Сталин не соглашался на приведение войск приграничной зоны в полную боевую готовность потому, что не хотел давать даже малейшего повода правителям Германии обвинять СССР в агрессивности и предоставлять им предлог для нападения. «Опасаться разного рода провокаций были все основания. Но, конечно, осторожность оказалась чрезмерной» (Г. Жуков).

Дата добавления: 2015-10-13