Заткнись! — приказала она, щелкнув прутом у меня перед глазами. — Замолчи сию секунду, пока не получила того же самого.

Но я не могла унять крик, даже когда она подтащила меня к кровати и отбросила в сторону, так как они пытались защитить меня. Кори вцепился в её ногу зубами. От её оплеухи он покатился кубарем. А потом я пошла, подавляя свою истерику, в ванную, где мне тоже было приказано раздеться. Я стояла там, глядя на её бриллиантовую брошь, которую она всегда носила, и пересчитывала драгоценные камни, семнадцать крошечных камней. Её серая тафта была прошита красивыми красными линиями, а её белый воротничок был вышит вручную. Она глядела на мои короткие выстриженные волосы явно с выражением внутреннего удовлетворения.

Раздевайся, или я сорву с тебя одежду.

Я начала снимать одежду, расстегивая пуговицы блузки.

Тогда я не носила лифчика, хотя он и был уже мне нужен. Прежде чем она успела отвести глаза, я заметила, как ее руки шарят по моим грудям и плоскому животу. Она явно была оскорблена тем, что увидела.

Наступит день, старуха, — сказала я. — Наступит день, когда ты будешь беспомощна, а у меня в руках будет прут. А в кухне будет полно еды, которую тебе уже никогда не съесть, потому что, как ты нам постоянно твердишь, Бог все видит, и Он вершит свой суд, и Его закон: глаз за глаз, вот так-то, бабушка.

— Не смей говорить со мной, — огрызнулась она. Сейчас она улыбалась, вполне уверенная, что день, когда она будет в моей власти, никогда не наступит. Глупо, конечно, что я говорила все это, и глупо, что она позволяла мне говорить. И пока прут хлестал мою плоть, я слышала, как визжали близнецы в спальне:

Крис, останови её! Не давай ей бить Кэти!

Я упала на колени около ванны, свернувшись в плотный комок, защищая лицо, грудь и наиболее уязвимые места. Совсем озверев, она хлестала меня, пока не сломался прут. Эта боль была подобна огню. Когда прут сломался, я подумала, что все позади, но она схватила щетку с длинной ручкой и принялась бить меня ею по голове и плечам.

Я старалась удержаться от крика, сколько могла, мне хотелось быть такой же смелой, как Крис, но тут я не смогла. Я завопила:

Ты не женщина! Ты чудовище! Нечеловеческое и бесчеловечное!

В ответ я получила сильнейший удар по черепу с правой стороны. Все кругом потемнело.

Качаясь как на волнах, я медленно возвращалась к действительности, вся израненная, голова моя раскалывалась от боли. На чердаке радио играло «Адажио Розы» из балета «Спящая красавица». Доживи я хоть до ста лет, мне не забыть этой музыки и того, что я почувствовала, когда открыла глаза и увидела Криса, склонившегося надо мной, чтобы наложить на рану антисептический пластырь, и слезы из его глаз капали на меня. Он отослал близнецов на чердак играть, заниматься, раскрашивать картинки, делать что угодно, лишь бы они не думали о том, что происходит внизу. Когда он сделал для меня все, что мог с помощью своего ограниченного запаса медицинских средств, я позаботилась о его изрубцованной, окровавленной спине. На нас не было одежды. Одежда могла прилипнуть к нашим сочащимся кровью ранам.

Больше всего синяков было у меня от щетки, которой она орудовала так свирепо. На голове был такой обширный кровоподтек, что Крис боялся, не было бы сотрясения мозга. Закончив лечение, мы повернулись на бок, лицом друг к другу, накрывшись простыней. Мы смотрели друг другу в глаза, и они закрывались. Он провел рукой по моей щеке, так заботливо и мягко, с такой любовью.

Разве нам не весело, братец, разве не весело?» — я пропела это, пародируя ту самую песенку про Билла Бейли. — «Мы проведем вместе день, длинный, как жизнь. Ты будешь лечить меня, а я тебе заплачу».

Дата добавления: 2015-10-13