Запечатанный коробок спичек

Завершение повествования Люси Пеннант

У меня густые рыжие волосы, круглое лицо и вздернутый нос. У меня зеленые глаза с крапинками, но эти крапинки не единственные на моем теле. Я вся покрыта веснушками. Еще у меня есть родинки и две мозоли на ноге. Мои зубы не очень белые, один из них кривой. Я пытаюсь быть честной и рассказываю обо всем так, как это было на самом деле. Я не лгу. Стараюсь изо всех сил. Одна из моих ноздрей немного больше другой. Я грызу ногти. Иногда меня кусают клопы, и я расчесываю их укусы. Меня зовут Люси Пеннант. Так меня зовут, и я никогда этого не забуду.

– Думаю, я люблю тебя, Клод Айрмонгер, ты, идиот.

– Люси! Люси, он здесь!

– Я люблю тебя, – сказала я.

Он меня не слышал. Он смотрел на меня, словно не узнавая. Его волосы стояли дыбом, с него ручьями стекал пот, а зубы были сжаты. Его голову переполняли все эти звуки, въедаясь ему в мозг. Это была лишь часть Клода, но до другой сейчас было не достучаться. Я схватила его за подбородок и повернула его голову к себе.

– С нами все будет в порядке, – сказала я, – обязательно будет. Если ты потеряешься, я найду тебя. Все равно как. Найду. Ты меня слышишь?

Он кивнул, но я не была уверена, что он меня понял. Ладно. Я тянула веревки со своей стороны, он – со своей. Мы достигли дна шахты и оказались в подвале. По другую сторону люка была кухня Дома‑на‑Свалке. Я взглянула на Клода еще раз. Нужно идти. Из кухни не доносилось ни звука. Я открыла люк, и мы выбрались наружу.

На кухне никого не было. Все было разбросано. Многие вещи сломаны. Кухня напоминала поле битвы. Клод рядом? Рядом.

– Все в порядке, Клод? В порядке?

Он слегка кивнул.

Ладно, сначала в комнату Пиггот. Я знаю, как туда идти. Клод держался за мной. Он шел, шатаясь, словно пьяный. Вокруг его уха виднелась запекшаяся кровь. Я подумала, что он может умереть. Нет, нет, я не должна так думать. Хватай, хватай все, что нужно, – и вперед. Тогда все будет в порядке, потому что если ты решишь, что это будет так, и он решит, что это будет так, то это, черт возьми, действительно будет так.

– Давай же, Клод, не отставай!

Пол был усыпан всяким хламом. Клод, поскальзываясь, ступал по нему. Стены были покрыты глубокими царапинами. Единственными звуками были стоны бушевавшей за стенами дома бури. Давай же, Клод, вперед по коридору! Он поскользнулся, но снова встал. Его ухо. Вставай.

– Все в порядке? – крикнула я.

Он приложил руки к ушам.

– Ладно, – сказала я.

Мы продолжили свой путь. Повернули за угол. И тогда я услышала. Из комнаты Пиггот доносились звуки, от которых хотелось бежать что есть мочи. Колокольчики. Звонили все колокольчики, висевшие на ящиках с предметами рождения. И их звон становился все громче.

Сюда!

Дверь Пиггот. Открой ее. Давай же!

Не думай, просто сделай это. Мы пришли, Клод, и мы войдем внутрь.

– Люси! – крикнул Клод.

Она была там. Пиггот. Она должна была быть там. Она находилась в дальней части комнаты и как бешеная кидалась на ящики с колокольчиками. Некоторые из них выдвигались, и тогда Пиггот с яростью захлопывала их. Она была вся исцарапана, узел на голове развязался, а одежда изорвалась. Из‑под юбки виднелась ее белая кожа. Кожа Пиггот. Нашла на что смотреть.

Она нас не слышала. Не при таком шуме. Пиггот захлопывала ящики, выла и рыдала, пытаясь удержать все эти предметы внутри. Вы только посмотрите, подумала я, вот и все, что осталось от ее власти! А Пиггот все так же выла и стонала, пытаясь захлопнуть ящики. Это были ужасные стоны, напоминавшие мычание умирающей коровы. Она не сможет удержать все ящики закрытыми, ее не хватит на всю стену. Некоторые предметы обязательно вырвутся. И внезапно добыча действительно стала выскальзывать из ее рук. Подушка, гребень для вычесывания вшей, велосипедное колесо. Оказавшись на свободе, предметы падали на пол и мчались к двери. Движущиеся предметы! Что это было за зрелище! Это было невероятно красиво, невозможно красиво!

– Давайте же! – крикнула я. – Бегите, вещи! Хорошие мои, бегите! Убегайте! Летите! Ускользайте! Уходите! Будьте свободны!

– Взгляни! – крикнул Клод. – Посмотри, как они уходят!

Пиггот обернулась. На ее лице читались обида и отвращение. В этот момент множество ящиков воспользовались представившейся возможностью, прямо‑таки выстрелили из стены и упали на пол.

– Ты! Снова ты! – заорала Пиггот. – Ты уничтожила все! Все, что я имела!

Ящики не теряли времени зря. Они ломали замки и продолжали выстреливать. Вещи мчались мимо Пиггот.

– Вернитесь! Вернитесь! Немедленно вернитесь ко мне!

Вещи ее не слушались. Они продолжали возню по всей комнате. Клод смотрел на них округлившимися глазами. Но вскоре он тоже стал улыбаться – смотреть на все эти бегущие на свободу предметы было неописуемо, неописуемо приятно. Измерительная рулетка плыла по воздуху, подобно угрю! Стул мчался вперед, топча грязь своими ножками! А перевернутая скребница убегала, наматывая круги по часовой стрелке.

– Спичечный коробок, Люси! – крикнул Клод. – Найди спичечный коробок!

Но коробка я не видела. Его там не было.

Сзади я услышала топот, и что‑то сбило меня с ног. Мимо кто‑то промчался. Это была замочница, миссис Смит. На ее плоском лице отражалась агония. Она прорывалась сквозь вещи, топча все, что попадалось ей под ноги, и теребя свои ключи. Но к чему они теперь? От какого из них будет хоть какая‑то польза? Как закрыть погнувшиеся, лязгающие и ломающиеся замки? Ее мир, как и мир Пиггот, рушился.

Вскоре Смит оставила ключи в покое и, повернувшись, прислонилась к ящикам. Своей широкой спиной она заслонила значительную часть дальней стены и сама превратилась в один большой замок. Она улыбнулась со счастливым выражением на лице. Это была улыбка, полная триумфа. Но она недолго играла на ее лице. Смит оглянулась и увидела это прежде, чем я. Огромный несгораемый шкаф, стоявший в комнате Пиггот, раскачивался, с каждым разом все сильнее и сильнее наклоняясь вперед. Улыбка сползла с лица Смит. Она взглянула на него снизу вверх, а огромная свинцовая махина взглянула на нее сверху вниз. Она смотрела и смотрела на шкаф, словно это был ее металлический ребенок. Раздался скрежет металла, лицо Смит побелело, но вскоре ни лица, ни остального уже не было видно. Шкаф рухнул и похоронил ее под собой. В Доме‑на‑Свалке больше не было замочницы – словно приветствуя это событие, оставшиеся ящики открылись, и непокорные предметы поспешили прочь. Рыдавшая в голос Пиггот хватала руками воздух, пытаясь вернуть их на место. На какое‑то мгновение ей удалось схватить восковой карандаш, но тот быстро вырвался. Я почувствовала, что меня кто‑то тащит. Это был Клод. Он улыбался, держа что‑то в своей руке. Это был спичечный коробок.

– Я нашел его! Нашел! – кричал он.

– Мой спичечный коробок!

Его ухо было ранено, но он продолжал выкрикивать:

– У него есть имя. Я смог услышать его, подойдя близко. Думаю, он говорит: «Ада Крукшенкс». Да! Его зовут Адой Крукшенкс, Люси! Твоя собственная Ада Крукшенкс!

Но когда он протянул коробок мне, тот выскочил из его руки и с огромной скоростью покатился прочь из комнаты. Какое‑то мгновение мы с Клодом смотрели друг на друга, а затем бросились за ним.

Сбежавшие вещи беспорядочно мчались в одном направлении. Они скользили, топали и врезались в стены подвала. Все спешили на одну и ту же встречу. На встречу с Собранием. Однако некоторые из них внезапно увеличивались в размерах и меняли форму. Скользивший по полу чайник вдруг перестал быть чайником. Он увеличился, стал серым – и вот на его месте уже была толстоногая старуха в грязном цветастом платье из ситца. Она сидела на полу и не переставая кричала:

– Мэри Стэггс! Мэри Стэггс!

Размахивая ведром и ложкой, к ней немедленно бросился мистер Бриггс. Он сунул ложку бедной старухе в рот, и та перестала кричать. Неподалеку велосипедное колесо превратилось в маленького беззубого мальчика. Он удивленно смотрел вокруг, шатался, словно забыв, как ходить, и без остановки вопил:

– Вилли Виллис! Я Вилли Виллис! Мама, мама! Моя мама!

Скребница, перестав раскачиваться, остановилась посреди кучи мусора, и вот на ее месте уже был толстяк с бакенбардами, в растрепанной соломенной шляпе. Он выглядел ошеломленным и всхлипывал:

– Брайан Петтифер, капитан. Балтика. Каттегат. Рижский залив.

Мистер Грум рванулся к нему и дал ему мрачное лекарство так быстро, как только мог.

Внизу царил полнейший хаос, напоминавший сцену битвы. Предметы становились людьми, а Айрмонгеры‑слуги с воплями превращались в предметы. Я видела, как служанка, работавшая в гостиной, превратилась в кувшин для сливок. Одетый в кожу Айрмонгер, работавший на Свалке, прижался к стене и превратился в лестницу. Долговязый Айрмонгер‑камердинер с пробором точно посредине головы в мгновение ока стал кожаным ранцем.

Одни люди падали, другие вставали.

А мимо них все мчались и мчались предметы, в основном вырвавшиеся из комнаты Пиггот. Они спешили к… к… к… И тогда я его увидела. И Клод тоже.

– Люси! Смотри, Люси!

Оно было огромным.

Собрание.

Оно не умещалось в комнатах, выло и гремело. Множество ртов, тысячи предметов, собравшихся вместе. Оно занимало всю столовую для слуг, кухню, полировочную, холодную кладовку – оно было везде. Огромное, разросшееся существо. И оно никак не могло насытиться. Его голод был неописуем. Столько ртов, этих прожорливых черных дыр. Оно никогда не наестся. И при этом существо выглядело невероятно печальным, нуждающимся, измученным и безумным.

Вокруг него были Айрмонгеры‑слуги, они пинали его, совали в него разные предметы. Некоторые из них превращались в вещи прямо в процессе, другим удавалось что‑то от него оторвать, но это лишь еще больше злило существо. А злить его, подумала я, было плохой идеей. Айрмонгеры в медных пожарных шлемах с жердями и шлангами пытались взобраться на него по лестницам, но падали и тут же оказывались раздавленными. Скрипы и хлопки самого Дома звучали как мольба. Он шел трещинами, не выдерживая размеров огромного существа. Потолок разрушался, в нем появлялись огромные дыры. Скоро Дом рухнет.

Ожидая ужасной развязки, мы пересекли гостиную. Старридж был там. Он просто стоял на месте. Почему этот здоровяк стоит на месте, почему он никому не помогает? И тогда я поняла, что он стоял не просто так. Старридж поддерживал потолок. Пот стекал с него ручьями. Или это были слезы? Я не могла сказать наверняка. На него давил вес всего дома, а он удерживал его, подобно столбу или колонне.

– Клод! Клод! Посмотри на меня. Ты меня слышишь? – Я взяла его лицо в свои руки и повернула к себе. – Послушай меня, Клод. Если мы потеряемся, если что‑то случится, я найду тебя. Дождись меня. Я тебя найду.

– Мерзость! Выпотрошить ее!

Меня заметила миссис Грум и, размахивая своим огромным секачом, бросилась ко мне. На ее поясе болталась форма для желе.

– Зарежу тебя! Зарежу тебя! – завывала она. Но вдруг ее голос стал тише. – Зарежу тебя? – пробормотала кухарка. Она сделала сальто в воздухе и рухнула к моим ногам, став обычной теркой для сыра с множеством острых отверстий. Бесполезный секач покоился рядом с ней. Терка касалась моей ноги, и я спешно ее отшвырнула. Рядом с бывшей миссис Грум, на месте ее формы для желе, лежал совершенно голый жирный младенец.

– Ада Крукшенкс! – крикнул Клод. – Вот она!

Спичечный коробок был перед нами, он продолжал мчаться вперед. Я попыталась схватить его, но тут внезапно раздался ужасный звук. Я подумала, что Дом сейчас обрушится. Скрежет был просто невыносимым.

Что это? Что это было? Даже Клод услышал, даже он обернулся. Что же, что же это было?

– Люси! – крикнул он. – Ох, Люси, нет!

Айрмонгеры оглушительно закричали. Крики агонии? Боли? Нет, нет, не боли. Это было приветствие. Но почему? Кого они приветствовали?

– Что это? Что это, Клод?

– Дедушка, Люси, дедушка вернулся!

Поезд.

Поезд прибыл. Он сумел прорваться.

– Держитесь! Держитесь! – крикнул дворецкий. – Он идет! Он идет сюда!

Великое Собрание, похоже, тоже что‑то осознало. Его движения и скрипы стали гораздо более взволнованными. И тогда появился он. Старик. Он двигался очень быстро, стремительно прорываясь сквозь горы обломков. Огромный старик в цилиндре и длинном плаще шел через подвал. У Собрания появился огромный рот, который выплюнул в старика целую стену предметов. Гвозди, осколки стекла – это был целый дождь из острых как бритва вещей. Но старик не останавливался. Он продолжал шагать, отшвыривая все на своем пути. А мы просто стояли и смотрели на эту сцену. И вот его огромные старые руки уже по локоть погружены в Собрание, которое, казалось, стонало и визжало от боли. Оно вращалось вокруг старика, пытаясь его утопить. Рты щелкали со всех сторон, но старик продолжал что‑то искать в этом водовороте предметов, словно просеивая золу; он искал что‑то конкретное, что‑то такое, что потерял и хотел вернуть. Что ты потерял там, старик? Что ты ищешь? Давай же, существо, утопи его, утопи! Загрызи его! К тому моменту он был погружен в Собрание по горло. Оно утопит его, обязательно утопит. Давай же, топи его! Но в этот момент Собрание остановилось, застопорилось, вздрогнуло и больше не двигалось. Оно застыло в ужасной неподвижности. Оно было неподвижным настолько, что мы наконец смогли разглядеть, из чего оно состояло, все эти вещи, обычные повседневные вещи, в которых не было ничего особенного. Так оно простояло какое‑то мгновение, а затем рассыпалось. На предметы снова начала действовать сила притяжения, и они дождем посыпались на плиточный пол. Они вновь были мертвы. Вновь были всего лишь вещами. В вертикальном положении остался лишь один предмет. Лишь один. Огромный уродливый старик стоял на ногах, держа в руках всего один предмет. Это была чайная чашка со странным выступом. Чашка с подусником. Флоренс Белкомб.

Подержав ее некоторое время в руках, он разжал их. Чашка упала на пол, как и остальные предметы до нее. Но не разбилась. Удивительно, но это было так. Она приземлилась на донце, напомнив этим движением кошку. Молодец, Флоренс. Она слегка кружилась на месте. И тогда старик, безумный уродливый старик, поднял один из своих огромных черных сапог и с силой опустил его на Флоренс Белкомб. Он раздавил ее, раздавил. От нее остались лишь осколки. А старик опять поднял ногу и снова опустил ее.

– Флоренс! – завопила я.

– Люси! – закричал Клод. – Люси, нет!

Я бросилась на старика.

Он взглянул на меня. Я бежала на него, а он смотрел на меня холодными, холодными глазами.

И я…

Дата добавления: 2015-10-13